Хэппи Мил
Я люблю эту девочку. Мне хочется доставить ей удовольствие. Хочется пригласить ее пообедать. В настоящий парижский ресторан с ткаными скатертями и зеркалами. Сидеть с ней рядом, разглядывать ее профиль, смотреть на людей вокруг, и пусть все остывает. Я ее люблю.
– О’кей, – говорит она мне, – но мы пойдем в «Макдоналдс».
Она не ожидала, что это меня напряжет.
– Мы так давно туда не ходили, – добавляет она, откладывая в сторону книгу, – так давно…
Она преувеличивает. Мы были там не больше двух месяцев тому назад, считать я умею. Считать я умею, но иду у нее на поводу. Раз девушка любит наггетсы и соус барбекю, что я могу поделать?
Если мы будем вместе достаточно долго, я научу ее иному.
Я приучу ее к соусу гран-вернер, к помрольским винам и «Креп Сюзетт», например. Если мы будем вместе достаточно долго, я расскажу ей о том, что официанты в настоящих ресторанах не имеют права касаться наших салфеток, поэтому салфетки у них будто выскальзывают из стопок, которые они придерживают отдельной рабочей салфеткой. Она очень удивится. Есть столько всего, что я хотел бы ей показать. Столько разных вещей… Но я ничего не говорю и просто смотрю, как она застегивает свое красивое пальто.
Знаю я, каковы девушки с большим будущим: очень многообещающи. Предпочитаю сводить ее в этот дурацкий фастфуд и изо дня в день делать ее счастливой. «Креп Сюзетт» могут и подождать.
На улице я делаю ей комплимент по поводу ее ботинок. Она возмущается:
– Не говори мне, что впервые их видишь, они у меня с Рождества!
Я что-то бормочу, она улыбается мне в ответ, тогда я делаю ей комплимент по поводу ее носков, и она говорит, что я глупый. А то я не знал.
Как только я открываю дверь, на меня накатывает тошнота. Всякий раз забываю, как сильно я ненавижу «Макдоналдсы». Этот запах… Запах горелого масла, уродства, животной жестокости и вульгарности вперемешку. Почему официантки позволяют себе так ужасно выглядеть? Зачем они напяливают эти безумные козырьки? Почему люди так покорно выстраиваются в очередь? К чему эта атмосферная музыка? Для какой такой атмосферы? Меня передергивает. Клиенты, стоящие перед нами, дурно воспитаны. Девушки грубые, у молодых людей абсолютно пустой взгляд. У меня и без того не лучшее отношение к людям, мне не надо приходить в такого рода заведения.
Стою прямо, смотрю в одну точку вдали от меня, как можно дальше: там над стойкой вывешены цены на акционное предложение Maxi Best Of и химический состав семейства десертов Very Parfait. Maxi Best Of и Very Parfait. Как можно до такой степени издеваться над словами? Мне грустно. Она это чувствует, она хорошо чувствует такие вещи. Она берет мою руку и тихонько ее сжимает. Она не смотрит на меня. Мне легче. Ее маленький пальчик ласкает мою ладонь, и, кажется, наконец моя линия удачи соединяется с линией моего сердца.
Она несколько раз меняет заказ. Не знает, что выбрать на десерт: молочный коктейль или карамельное мороженое. Она морщит свой симпатичный носик и накручивает на палец прядь волос. Официантка устала, я взволнован. Я беру два наших подноса. Она оборачивается ко мне:
– Наверное, ты хотел бы сесть в глубине?
Я пожимаю плечами.
– Да. Хотел бы. Я знаю.
Она ведет меня за собой. Те, кто сидит на ее пути, со скрипом отодвигают свои стулья. Ей вслед оборачиваются. Она никого не замечает. Неуловимое презрение той, что знает о своей красоте. Она ищет небольшой альков, где нам было бы хорошо вдвоем. Нашла, улыбается мне, я закрываю глаза в знак согласия. Ставлю нашу снедь на стол с плевками кетчупа и следами жира. Она медленно разматывает свой шарф и трижды покачивает головой, прежде чем показать свою грациозную шею. Я так и стою как пень.
– Чего ты ждешь? – спрашивает она.
– Смотрю на тебя.
– Посмотришь на меня потом. Все остынет.
– Ты права.
– Я всегда права.
– Нет, любовь моя. Не всегда.
Скорчила гримаску.
Вытягиваю ноги в проход. Не знаю, с чего начать. Уже хочу поскорее отсюда уйти. Мне не нравится ни одна из этих завернутых штук. К парню с кольцом, висящим под носом, присоединились еще два крикуна. Убираю ноги, чтобы пропустить эту странную живность.
Какое-то мгновение сомневаюсь. Что я здесь делаю? Со всей своей безмерной любовью и в твидовом пиджаке? Как дурак, по привычке ищу нож и вилку.
Она беспокоится:
– Что-то не так?
– Нет, нет. Все в порядке.
– Тогда ешь!
Я подчиняюсь. Она так изящно открывает свою коробку с наггетсами, словно речь идет о шкатулке с драгоценностями. Я смотрю на ее ногти. Голубоватый лак. Как крылышки стрекозы. Я так говорю, хотя совсем не разбираюсь в цветах лаков, но, оказывается, у нее в волосах тоже прячутся две маленьких стрекозы. Крохотные заколки, едва поддерживающие несколько прядок светлых волос. Я взволнован. Знаю, я повторяюсь, но не могу отказаться от мысли: «Не для меня ли, готовясь к этому обеду, она накрасила ногти сегодня утром?»
Представляю ее в ванной комнате, сосредоточенную и уже размышляющую о своем карамельном мороженом. И обо мне заодно. Ну да. Обо мне. Неизбежно.
Она обмакивает свои кусочки размороженной курицы в пластиковую коробочку с соусом.
Она наслаждается.
– Тебе действительно это нравится?
– Обожаю.
– Но почему?
Победная улыбка.
– Потому что это вкусно!
Она дает мне понять, что я старомоден и скучен, я это вижу по ее глазам. Но по крайней мере свои чувства она выражает нежно.
Лишь бы только эта нежность длилась. Лишь бы только это длилось.
Я составляю ей компанию. Жую и глотаю в ее ритме. Она со мной почти не разговаривает. Я привык. Она никогда со мной не разговаривает, когда я веду ее обедать. Она слишком занята разглядыванием людей за соседними столиками. Люди ее зачаровывают. Даже этот дикарь за столиком сбоку, которой вытирает рот салфеткой и в нее же сморкается, кажется ей привлекательнее, чем я.
Пока она наблюдает за ними, я пользуюсь моментом, чтобы спокойно рассмотреть ее лицо.
Что я люблю в ней больше всего?
На первое место я бы поставил брови. У нее очень красивые брови. Прекрасно прорисованные. Великий Зодчий, очевидно, в тот день был особо воодушевлен. Он, вероятно, пользовался куньей кистью и рука его не дрогнула. Второе место – за мочками ушей. Они идеальны. У нее не проколоты уши. Надеюсь, ей никогда не придет в голову эта несуразная мысль. Я ей воспрепятствую. На третьем – нечто очень деликатное и сложноописуемое. Дело в том, что мне очень нравится ее нос, или, точнее, ее ноздри. Нежные круглые спинки этих двух ракушек. Нежно-розовых, почти белых ракушек, похожих на те, что мы с ней собираем каждое лето с тех пор, как встретились, дети на пляже еще называют их фарфоровыми. На четвертом…
Но вот уже очарование прервалось: она заметила, что я на нее смотрю, и теперь гримасничает, покусывая соломинку. Я отворачиваюсь. Ощупываю карманы в поисках телефона.
– Ты положил его в мою сумку.
– Спасибо.
– Что бы ты без меня делал?
– Ничего.
Я улыбаюсь ей и подхватываю несколько холодных картошек фри.
– Ничего бы я без тебя не делал, – продолжаю я, – и уж точно не должен был бы субботним днем обедать в «Макдоналдсе».
Она меня не слышит. Она приступает к своему мороженому. Кончиком ложечки она сначала собирает осколки арахиса, потом аккуратно проходит каждую бороздку карамели.
После этого она отодвигает от себя поднос.
– Доедать не будешь?
– Нет. На самом деле я это мороженое не люблю. Я люблю только кусочки арахиса и карамель. А от самого мороженого меня тошнит.
– Хочешь, я попрошу их добавить тебе еще?
– Чего?
– Ну, арахиса и карамели…
– Они ни за что не согласятся.
– Почему?
– Потому что я знаю. Они никогда не соглашаются.
– Позволь, я это сделаю.
Я встаю, беру ее стаканчик с мороженым и иду к кассам. Подмигиваю ей. Она смотрит на меня с интересом. Я не слишком в себе уверен. Я отважный рыцарь, которому вплоть до самых враждебных краев надлежит пронести цвета своей принцессы.
Я потихоньку прошу у кассирши новый десерт. Все просто. Я отважный рыцарь, который не вчера родился.
Она снова, как муравей, принимается за свою кропотливую работу. Мне нравится, что она лакомка. Мне нравятся ее манеры.
Столько грации…
Как это возможно?
Я думаю о том, чем мы займемся после. Куда я ее поведу? Что я буду с ней делать? Даст ли она мне руку, когда мы выйдем на улицу? Продолжит ли она свою очаровательную болтовню с того же момента, на котором прервала, войдя сюда? Кстати, о чем она там говорила? Кажется, о пасхальных выходных. Куда мы поедем с ней на Пасху? Бог мой, моя дорогая, но я и сам этого не знаю. Делать тебя счастливой день за днем – это я еще могу попытаться, но спрашивать, чем мы займемся через два месяца, это уже с твоей стороны перебор. В общем, помимо маршрута нашей прогулки, мне надо придумать другую тему для разговора.
Вдохновенный отважный рыцарь, который не вчера родился.
Может, пойти к букинистам… Букинисты – всего лишь предлог, чтобы пройтись вдоль Сены. Она вздохнет. «Опять? Опять эти старые книги?» Нет, она не станет вздыхать. Ей тоже нравится делать мне что-то приятное. И руку свою она мне даст, я это прекрасно знаю. Она всегда мне ее давала.
Она складывает свою салфетку, прежде чем вытереть губы. Вставая из-за стола, она разглаживает юбку и подтягивает рукава кофты. Она берет свою сумку и взглядом показывает мне, куда я должен убрать наши подносы.
Я придерживаю ей дверь. Холод застигает нас врасплох. Она снова завязывает шарф и уверенным жестом высвобождает волосы из-под воротника пальто. Оборачивается ко мне и благодарит:
– Это было чудесно.
Это было чудесно.
Мы спускаемся по улице Дофин, ветер свищет, я обхватываю ее за плечи и прижимаю к себе.
Я люблю эту девочку. Она моя. Ее зовут Адель, и ей нет еще и шести.
