Круглый столик на колесиках. На нем апельсин целый, блюдо с нарезанным дольками ананасом, початая бутылка виски и два стакана, пепельница, сделанная из половинки кокоса.

– Well-well! – Руки кукловода очертили круг посреди столика и бросили на него две пачки долларов. Одна – тонкая, другая – потолще. – Здесь тысяча сто долларов. В одной стопке штука, в другой сотня. Ты делаешь один выстрел! Если попадаешь в апельсин, то получаешь сотенку. Если не попадаешь в апельсин, то забираешь штуку!

Иллюстрациями монолога являлись движения указательным пальцем: сначала палец поочередно ткнул в денежные стопки. Потом сделал указующий жест и тронул оранжевый фрукт. Напоследок провел две диагонали: от апельсина к тонкой денежной стопке, и от апельсина к денежной стопке потолще.

Крытая веранда просторна и прохладна. Нет ничего отвлекающего – однотонные стены из бруса. Ни обоев, ни покраски. Ни картин, ни мебели – ничего нет! Кроме уже описанного круглого столика. Немного запотевшие окна, входная дверь, закрытая на английский замок. От столика до двери двадцать футов. Над дверью зеленая лампочка – звонок.

Нет, это не веранда! Это тир!

Двое мужчин, друг против друга. Один – стрелок, другой – мишень. Между ними столик. Над столиком, на высоте человеческого роста, большой кусок красной тряпки, небрежно приколотый к стене дротиком. Тряпка абстрагирована от веранды своей яркостью. Ее легко увидеть первой.

Парень сорока семи лет, в синей пиджачной паре на белую рубашку, без галстука. Высокого роста. Чисто выбритый, с синими строгими глазами. На правой щеке маленькая родинка. Театрал. Режиссер. Король кукол! Мистер Фэйс. Он в упор смотрел на стоящего напротив него бугая. Широкоплечего, здоровенного, с лицом обиженного павиана. Лет тридцати.

– Ты все понял, Громила?

Бугай проглотил задумчивую слюну, потрогал пепельницу, яростно почесал непобритую щеку и изрек через паузу:

– Гы, Фэйс… Ты сразу ставишь себя в невыгодные условия. Ведь не попасть в апельсин мне проще, чем попасть. Я легко могу промахнуться! И положить в карман штуку баксов! А сотню прихватить на чай! – при этих словах Громила сгреб денежные стопки и придвинул их к себе. Одновременно наклонился вперед, к оппоненту, всей своей мышечной массой нависая над ним.

– Громила. Ты можешь легко промахнуться или не промахнуться. Мне плевать на мнение мелкого тупого чувака! Я плачу тебе деньги за один выстрел. И все.

Нет, не все. Оскорблять накачанных мужиков семи футов ростом не рекомендуется.

– Гы. Ты не боишься меня поливать, Фэйс? Я ведь могу не только промахнуться. А сделать это в нужное место!

Громила многозначительно постучал себе по лбу указательным пальцем.

Кукловод рассеянно зевнул и потянулся, прикрыв веки. С наслаждением глубоко выдохнул, потряс головой. Нехотя открыл глаза, безмятежно глянул на Громилу. Расслабься, чувак, я и не планировал кусаться!

– Оскорблять я тебя… – Режиссер поставил многоточие в конце предложения и замер, повесив на уста ангельскую улыбку.

Громила удивился и расслабился, хотя расслабляться не планировал. Отпустило внутреннее напряжение, ведь детская улыбка не страшит.

– Не боюсь! – Режиссер смел многоточие восклицательным знаком.

One, two, three! Преображение мистера Фэйса: вместо улыбки ребенка – циничная ухмылка убийцы, резкий наклон туловища вперед, щелчок белых ровных зубов и тлеющие глаза. Акция устрашения под названием «Откусим Громиле нос!».

Бугай тотчас же отшатнулся от театрала, выпустив из пальцев денежные пачки. Успел испугаться. Сильно. Придурок Фэйс кусается. Сука такая! А лжет, что не кусается. Обидно, блин!

– Ты мне откусил… – машинально забормотал Громила, трогая нос. На месте, нос на месте. – Чуть… чуть не откусил…

Чуть-чуть не считается. Такой большой Громила, а не знаешь таких простых истин. Ну да ладно, что с убогих взять. Мистер Фэйс убрал ухмылку, глянул строго. Вытащил из-за пояса большой блестящий пистолет. Бронебойный, явно! Пули размером с палец. Небрежно передернул затвор, вынул обойму и опустил ее на столик. Подал оружие рукояткой вперед.

– Возьми пистолет.

Громила отпустил нос и прямо-таки вырвал ствол из чужих пальцев рукою-клешней. Взвесил. Заухмылялся. Оружие придает уверенность, и вдвойне, если перед тобой человек, у которого оружия в руках нет.

– Один патрон – один выстрел! – сказал театрал и сделал несколько четких шагов к входной двери. Круто развернулся на каблуках к столику. – Шесть шагов. Ты встанешь здесь!

Опаска – рекомендуемое чувство по отношению к Фэйсу. Громила настороженно тискал пистолет. Именно тискал, как сопляк мнет потаскуху, не зная, как ее лучше ухватить.

Театрал возвратился к столику, взял апельсин и встал под красную тряпку. Отличная яркая абстракция для стрелка.

– Я стою здесь!

Хрен в синем пиджаке на выдумки горазд, помни, комрад! Громила все не мог расслабиться. Пистолет в руках казался чужеродным предметом. Так всегда бывает, если пальцы не ощущают уверенности.

– Ты – там, Громила! Там, у двери!

Нетерпеливый палец режиссера заставил Громилу пошевелиться. Бугай порывисто отошел на указанное место. Развернулся к театралу, взглянул недоуменно.

– Фэйс. На кой черт тебе все это надо? Актерские штучки… вспомнил юность?

Если не хочешь отвечать – скажи правду. Она самая короткая.

– Это лишь вопрос. Я намерен устроить парочку спектаклей и хочу спросить, угодны ли они небесам. Ответ скрыт в твоей меткости. Не тяни, Громила!

Пожалуй, двойного дна в ситуации все-таки нет. Бугай облегченно сглотнул. Кретин просто желает, чтобы его застрелили. Ну или чтобы стрельнули в его сторону… Громила сам решит, как выгодней обставить пальбу. Там, где есть гарантированный выстрел – всегда может возникнуть пальба.

Мистер Фэйс положил апельсин себе на макушку. Это мишень. Фоном ее подчеркивает ярко-красная ткань. Лицо театрала напряглось, жилы на лбу вздулись.

– Да этот придурочный сейчас пернет! Гы-гы-ы-ы! – не смог сдержать гримасу веселья Громила. – Слышь, Фэйс, а давай я отправлю тебя на небо прямиком? Гы-ы… Что скажешь, прифарок?

Апельсин на голове. В глазах сосредоточена вся прошлая жизнь. Так бывает, когда берешь кредит в банке. Ты отвечаешь на простые и именно поэтому очень непростые вопросы. Ощущаешь на себе подозрительные взгляды и ненавидишь за эти взгляды банк-кредитор. Но осознаешь, что и сам на себя ты тоже смотришь подозрительно. Тебя с вежливой любезностью раздевают донага, тщательно выворачивают карманы. Ощупывают, как товар, осматривая зубы и взвешивая характер. Нюхая твои носки двухдневной свежести. Им не западло. Таков регламент! Наконец мистер Расчет заполнил анкету и отправил ее в службу безопасности банка. Теперь ждать: подтвердят или нет твой кредит. Всего два спектакля! Мистер Фэйс просит немного. А тут, в двадцати футах, стоит идиот, который играет в остроумного идиота. Но без идиота кредит не дадут, он – твоя собственная подпись на анкете, кукловод. Личная подпись – самый главный гарант для банка! Не отзывать же анкету назад, в самом деле.

– Скажу, что ты недоумок… – пополз по веранде злой горячий шепот. – Ты рассуждаешь о том, чего не можешь понять в силу скудности своего интеллекта… Выпусти пулю, забери сотню и проваливай!

По ходу дурень Фэйс не может без того, чтобы не оскорблять! Ну что же. Всегда есть оскорбление, каковое станет последним в жизни. Лови девятнадцать граммов, придурок! Громила медленно, по-садистски растягивая удовольствие, поднял пистолет. Прищурил левый глаз. Ствол нацелился прямо в ясную грудь театрала, между легкими и сердцем.

– Штука моя, Фэйс!

Как мало надо для счастья! Ствол опустился чуть ниже – к солнечному сплетению… а вот еще ниже – к промежности… Ай-ай-ай, смотрите-ка, Громила – гурман! Со знанием дела выбирает место для поселения пули.

Звук дверного звонка разрезал воздух. Неожиданно. Резко. Продолжительно.

Тут же прогремел выстрел, он заглушил и оборвал звонок. Зеленая лампочка, что над дверью, потухла, а апельсин на голове мистера Фэйса разорвался в клочья – в него попала бронебойная пуля.

Громила тупо посмотрел на кукловода. Тупо посмотрел на пистолет. Своя тупость отличается от чужой тем, что ты ее не замечаешь. Так у людей. Неизвестно до конца, как с этим у громил, но судя по реакции стрелка, у них с этим примерно так же, как и у людей…

Мистер Фэйс позволил себе провести слабой рукой по голове. Головокружение. Тошнота. Сейчас бы хорошо посрать! Или блевануть. Или и то, и другое.

Снова звук дверного звонка, так же резко, но уже ожидаемо. Был оборван возгласом.

– Эй! Что случилось? – послышался вскрик из-за входной двери. – Вызвать полицию?! Девять-один-один?!

Когда такое кричит мужской голос, это лучше, чем когда такое кричит голос женский. Меньше неприятностей. Априори. Этот голос мужской. С явным заморским акцентом, кстати!

– Курьер принес кредит доверия, который только что одобрили, – понял театрал. – Не слабо на небе работает доставка…

Мистер Фэйс сгреб обе денежные стопки со столика. Одним движением! Залихватски отделил сотенную банкноту, сунул ее Громиле и вольготно двинулся к двери, между прочим обронив:

– Ты честно заработал сто баксов, Громила.

Бугай не успел ничего понять. Понял только, что у него в руке стодолларовая банкнота. Но и это непонятно: почему сто, когда он рассчитывал на тысячу сто?! Громила недовольно поморщился. Пальба спасет мир. Его мир.

Режиссер щелкнул английским замком и открыл дверь немного трясущимися руками. Мистер Фэйс – человек, а непременным атрибутом человека является его нервная система.

Входная дверь веранды распахнулась, и взгляду кукловода предстал слегка небритый парень лет сорока семи, в дешевеньком чистом костюмчике и с длинными ресницами.

– Что произошло?! Я слышал выстрел! – тревожно выдохнул гость.

Так вот они какие, ангелы! Без крыльев. Ростом приблизительно с театрала. Карие глаза, густые волнистые волосы, на левой щеке маленькая родинка. Руки ухожены, без побрякушек. Ангелы развозят доставки на кабриолетах! Заемщик заглядывал по ту сторону порога всего пару секунд, а заметил все. В том числе и явно новенькое авто, бликующее за чугунной решеткой входных ворот особняка.

– Значит, ты и есть гонец с небес? – пробормотал режиссер.

Ничто так не убеждает в присутствии факта, как его (факта) наличие. Воочию, правильней сказать.

– Вы, вероятно, меня с кем-то спутали… Я уборщик из агентства. Мне сказали, что мистеру Фэйсу нужен уборщик… – пораженно пробормотал гость.

Не все то факт, что вы считаете фактом. Даже если называете себя всеведущим.

Похоже, ангел прав. Он не ангел. А он… Игрок! Быть уборщиком и косить под уборщика – вещи разные и очевидные. В нашей жизни гораздо меньше мистики, чем мы себе придумываем.

– Из тебя такой же уборщик, как из меня Хемингуэй! – весело сказал театрал и потрогал лацкан гостевого пиджака. – Костюмчик явненько не с твоего плеча…

– Черт! Совсем не по плечу, ты прав! Но откуда?.. – Мистер курьер оглядел себя, палева не заметил, подумал и оглянулся. Теперь понятно: гостевая тачка у ворот, на которой гость тупо спалился.

– Выпьешь со мной? – напористо предложил кукловод. – Сегодня я возвращаюсь на театральные подмостки, и надо выпить за почин. Там Громила, но он сейчас уйдет, потому что с даунами я пить не люблю.

Любопытство – лидер продуктов головного мозга! В фаворе и у игроков, и у режиссеров.

– Зайди! – пригласил мистер Фэйс и посторонился, освобождая для гостя проход.

– Зайду! – согласился мистер Принц, кивнул и переступил порог.

Входная дверь веранды захлопнулась за ними.

Первое, что увидели оба мистера, – Громила у столика, со стаканом виски в руке.

– Громила. Не пей мой виски. Этот виски мой, и пить его буду только я. И будут пить мои гости. Ты в число моих гостей не входишь! Выметайся! – отреагировал режиссер.

– Занятная драматургия! – размыслил мистер Принц. – «Лицо павианьей национальности» и… Игрок! Черт!.. А это вовсе не веранда, это настоящая театральная сцена! Вау!

Мозг – удивительный инструмент! Может выдать ассоциацию прежде, чем глаза толком событие разглядят. Курьер ощутил, как по внутренностям разливается шок. Вы долго ждали эту минуту, и вот она пришла. И вы растерялись, так как не готовы к ее приходу, хотя и готовились к такой минуте добрых двадцать лет.

Громила допил виски, бросил в рот дольку ананаса, проглотил целиком. Достал из-за пояса свой пистолет. Движения неторопливые, нарочитые. Так ведут себя хозяева ситуаций. Пистолет был поменьше размером, чем режиссерский, оставшийся лежать на столике, но не менее грозный. Вообще, любое оружие видится грозным лишь тем людям, что находились под огнем. Реально, будь то война или бандитские разборки. Иначе остроты ситуации не ощутить.

– Я получил не все баксы, Фэйс. Договор касался штуки. Если бы этот хрен не помешал своим звонком, – ствол качнулся в сторону гостя, – я бы не попал в апельсин, я бы попал в тебя… Прострелил бы сердце, печень… Яйца!..

– Громила. Убери из лексикона слово «бы» и вали в ближайший кабак пропивать честно заработанную сотню!

Это мистер курьер удачно зашел! Его всегда интересовало, как можно на равных разговаривать с обезьяной, единственным аргументом всегда и везде считающей физическую силу. А мистер Фэйс – тот парень, с которым накачанный имбецил говорит именно на равных. Несмотря на превосходство «павианьего лица» в мускулах.

– Какой пассаж, Фэйс!.. Гони штуку или задашь свой вопрос небесной братве напрямую! Сию минуту!

Громила резко дернул затвор на себя. Патрон выскочил из обоймы и ладно ушел в ствол оружия. Рука с пистолетом поднялась под прищуренный глаз.

– Громила, а ты знаешь… Ведь твой потолок – убивать мелкий гнус вроде торговцев крэком. А позвал я тебя по одной причине – мне нужен был дебил, что давит на спуск лишь с мыслью о стакане бухла!

Театрал расслабленно приблизился к стрелку. Идти и одновременно говорить – не так-то просто, если идешь на ствол. Кредит доверия одобрили, но пуля-дура небесным приказам не подчиняется.

– Понимаешь? – Режиссер спросил вполголоса, но так, что даже стороннему курьеру стало ясно: ему на самом деле интересно, понимают ли его. Глаза в глаза: взглядом можно жрать! И если с зуба можно соскочить, то от взгляда не удрать. Ствол в здоровенной руке явственно дрогнул. Видно от двери. Лицо павиана исказилось – ужас, без сомнения!.. Чем примитивней человек, тем легче считать его эмоции.

– Я открываю свой театр, и мир всколыхнется, когда узнает о моих постановках! – вдруг громогласно вскричал кукловод.

Мозговая ассоциация права. Мистер Фэйс – Игрок. Двое отличаются от одного тем, что их больше. Чем больше Игроков – тем интересней играть. Bravissimo!

– Никогда больше не носи заряженный пистолет в штанах. – Кукловод изъял из дрожащих пальцев Громилы пистолет. Без усилий. Выщелкнул обойму, та упала с глухим стуком на пол. Передернул затвор, и выскочивший патрон гулко звякнул о дерево. – Прострелишь мозг и чем будешь думать?

Театрал демонстративно засунул пистолет Громиле за ремень, прихлопнул по поясу рукою. Ухмыльнулся. Чуть отодвинулся в сторону, освобождая здоровяку дорогу. Подмигнул. Прищелкнул пальцами.

– Впе-е-ред!

Громила встряхнулся и с суетливой торопливостью шагнул прочь. Оттолкнул плечом режиссера. Подбежал к двери и тормознул рядом с курьером. Оглянулся. Злобно морщась, проорал:

– Ты псих, Фэйс! Глянь-ка в зеркало!

Павиан вблизи – страшно. Ты понимаешь, что это дикий зверь вне клетки. Он в гневе и может сделать все, что пожелает. Мистер Принц думал, что на него смотрят целый час, а прошло одно мгновение. Громила покинул веранду, не закрыв дверь.

Мистер Фэйс поднял со столика свой пистолет, вставил в него обойму, засунул оружие за пояс. Взял початую бутылку виски и попросил:

– Закрой дверь.

Мистер Принц исполнил просьбу и подошел к столику, встал напротив кукловода.

Когда визави – оба мистеры, это равноценный дуэт. Театрал небрежно плеснул виски в два стакана. Один подвинул гостю, кивнул. Но тот лишь вдохнул алкогольный букет.

– Я не пью раньше пяти часов вечера.

– Насильно в рот не льют, – усмехнулся театрал и выпил виски одним крупным глотком. Достал из кармана пиджака пачку сигарет и огниво. – Сигарету?

– Да, благодарю.

Атмосфера доброжелательности возникает, когда джентльмены берут сигареты из одной и той же пачки и курят в свое удовольствие, не спеша, а разговоры разговаривают с нотками мечтательности. Табакокуры лучше понимают друг друга, нежели табачные аскеты.

– Драматические роли наверняка ваше амплуа, мистер Фэйс.

Нет плохих национальностей – есть плохие люди. И хорошие. Этот Игрок – не хороший и не плохой, он странный, даже для Игрока. Бирмингемец, такой акцент только у них.

– Богатый эксцентричный парень, колесящий по свету. Косишь под рабочего, общаешься с шушерой, пьешь и ешь в вонючих забегаловках. Думаешь, что так ты познаешь мир?

– Ваша проницательность сродни вашим актерским талантам, мистер Фэйс, – любезно улыбнулся гость. – И я хочу посетить премьеру, которой откроется ваш театральный сезон. Уверяю, у вас не будет более благодарного зрителя, чем я!

– Well-well… Нравитесь вы мне, мистер…

– Принц.

Если человеку не идет роль слуги, то логично, что его фамилия не Смит.

– Да, именно! Да-да! Я так сразу и подумал… Вы мне нравитесь… – Театрал заломил руки над головой, страдальчески закатил глаза к потолку. – Всегда хотел иметь такую благородную осанку, как у вас… Не суждено, увы! Моя мамка – искусная шлюха, а папка – сутенер…

– Впрочем, к черту… – опомнился режиссер.

Играй, да не заигрывайся. Ага! Мамка… папка… Какая-то хрень. Бирмингемец, это он – причина воспоминаний!.. А хрень можно назвать лиричными струнами души, кстати…

– К черту, к черту!

Кукловод расслабил руки, стер с лица страдание, глянул остро.

– Для того, чтобы попасть на премьеру, мистер Принц, надо выполнить два условия. На первое условие вы согласитесь. Только второе условие… вряд ли вас устроит.

Кукловод цинично подмигнул.

Мальчики и павианы – круг общения этого паяца. Немудрено, мать – проститутка, а отец… Верхняя губа гостя рефлекторно вздернулась.

– Мистер Фэйс! Слишком самонадеянно решать за меня, какое условие понравится, а какое – нет!

– Ок, мистер Принц, договорились… – легко согласился театрал. – Цена билета на мое представление – миллион долларов.

– Заплачу миллион!

– Ок, я и не сомневался…

– Что дальше? – пробормотал бирмингемец, немного смущаясь из-за своей горячности.

– И второе условие. Вы будете не смотреть, вы будете играть! Зрителей здесь нет, это театр только для Игроков. Они играют друг с другом и с судьбой. Ставка – собственная жизнь!

Распишитесь и получите! Бирмингемец все-таки дрогнул. Все-таки не избежал.

– Никаких репетиций! – подытожил режиссер. – Приходите сюда вечером. И приносите билет на спектакль в виде банковской кредитки.