26

Пробуждение Шары напоминало подъем воздушного пузыря с большой глубины. Долгое время ей казалось, что она вращается вокруг собственной оси. Затем она почувствовала где-то высоко над собой яркие пляшущие отблески, словно лунный свет, ломающийся на волнах. Дали приблизились, движение перестало ощущаться, и пылающие свили сжались в мелкие точки.

Она с трудом подняла руку и потерла глаза, сперва осторожно, а затем так сильно, что стало больно. Открыв веки, она увидела прямо перед собой круглый иллюминатор. Снаружи мерцал бескрайний небосвод, словно усеянный каплями расплескавшегося молока: где-то они перетекли в облака звездных скоплений, где-то превратились в цепочки древних солнц, нанизанных на непостижимые нити космического мироздания.

Шара лежала в чем-то вроде обшитой тканью ванны, полукруглой, словно большая морская раковина. Она сделала три-четыре вдоха, прежде чем поняла, что находится внутри спасательной капсулы, рассчитанной на одного-двух человек. Тот, кто залезал в такую скорлупку, как правило, отдавал себе отчет в том, что вряд ли выйдет из нее живым. Клаустрофобия посреди неизмеримого простора – изуверское противоречие, которое повергало в безумие души покрепче, чем у нее. А поскольку она понятия не имела, как сюда попала, страх и отчаяние захлестнули ее с головой.

Рука рванулась к горлу, и прикосновение оказалось обжигающим, как кислота, – так раздражена была кожа между ключицами и кадыком. Взрывошейник исчез. Не обращая внимания на боль, Шара принялась лихорадочно ощупывать шею обеими руками. Карлик действительно снял ошейник.

Приподняв голову, она оглядела себя в холодном свете звезд. Вроде бы цела и невредима. Чувство времени она утратила и не знала, сколько пробыла в этой капсуле. Кто-то – Ольфур? – запихнул ее внутрь и вышвырнул в космос. Но зачем сперва спасать ее, чтобы тут же обречь на мучительную смерть? Она вспомнила Гимнию, ангар, «Кночи» и грузовик в соседнем доке. При всем желании она не могла вообразить, что должно было произойти, чтобы она оказалась посреди космоса совершенно одна, предоставленная самой себе и безжалостному равнодушию созвездий.

Мысли понеслись наперегонки, сплетая причудливую цепочку случайностей и происшествий. И в этой путанице все отчетливее проступала одна догадка: предательство. Вероятно, Кранит подговорил калеку отправить Шару в свободный полет, чтобы наконец избавиться от нее и завладеть «Кночи». Но при всем недоверии к оружейнику сомнение продолжало точить ее, потому что тогда гораздо проще было вовсе не снимать ошейник, прежде чем затолкать ее в капсулу.

Разум рисовал ей все новые и новые ужасы, перемешивая и перепутывая их, пока они не слились в один безумный кошмар, повергнув ее в состояние, которое она помнила по одиноким ночам на Нурденмарке: когда сам не знаешь – то ли бодрствуешь, то ли бредишь, то ли умираешь.

Закричав, она принялась колотить обеими руками по стеклу над головой, словно могла достучаться до звезд. Вид за несколько минут почти не изменился – капсула шла стабильным курсом. Словно есть какая-то разница: прилететь к смерти прямо или немного попетляв.

Она ощупала тьму вокруг и наткнулась на выключатель. Тусклый желтоватый свет залил нутро капсулы. Теперь она увидела примитивные приборы, пару кнопок и крошечный экранчик. Понажимала на клавиши – безрезультатно. Приборная панель не подавала признаков жизни. В гневе она топнула ногой, затем сделала пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться.

Под правой рукой что-то мешалось – какой-то угловатый предмет. В первую секунду она подумала о бластере – милосердный дар, с помощью которого она сможет положить конец своему существованию раньше, чем сойдет с ума. Но это было не оружие. Это было нечто совершенно иное.

Она не успела подумать, для чего ей может пригодиться этот предмет, так как в динамиках вдруг затрещало, кнопки по мановению загадочной силы зажглись, а посреди монитора загорелась крошечная точка, распухла, распалась на оттенки – и вот уже перед ней мерцает человеческое лицо.

Губы Кранита шевелились, но кроме треска, ничего слышно не было. У Шары от облегчения ком встал в горле. Какое счастье – его увидеть! Он куда лучше этой чудовищной пустоты.

Капсулу тряхнуло, стальная обшивка заскрипела.

Шара подумала: ловчий луч. Подумала: «Кночи».

И увидела собор.