Глава 19
Вернувшись в столярную мастерскую, Печерский поднялся на чердак. Оттуда хорошо просматривалась местность рядом с лагерными воротами. Слева от ворот виднелась станция, за ней – полотно железной дороги, дальше лес. Вдоль дороги валялись привезенные недавно бревна. Там работали поляки: грузили бревна на телеги и увозили. Справа местность была пустынной. Стало ясно: бежать надо вправо.
Тем вечером в мастерской прошло последнее совещание. Оно было коротким. Все уже знали свои задания, знали, где они должны находиться и что делать. Печерский заявил, что на следующий день, 13 октября, он назначает выступление. Вопросов никто не задавал, все молча разошлись.
Ночью всем активным участникам восстания были розданы ножи и специально изготовленные небольшие топоры, которые было удобно прятать под одеждой. Всех предупредили, что они с утра должны надеть ту одежду, в которой будут бежать; времени, чтобы переодеться, не будет. Тем, у кого не было никакой теплой одежды, роздали теплые вещи из числа тех, что имелись в сортировочном бараке.
На следующий день Печерский поодиночке переговорил с теми, кому были поручены самые ответственные задания. Первым он пригласил к себе в мастерскую Калимали-Шубаева. Это был высокий стройный парень в возрасте двадцати пяти лет, с черными кудрявыми волосами, малоразговорчивый и решительный. Перед войной он закончил Ростовский институт инженеров транспорта.
– С тобой ведь не надо много говорить, верно? – спросил его Печерский. – Вы с Юзефом идете в швейную мастерскую. Берете с собой рубанок, топор и стамеску. Помни: все должно быть сделано так, чтобы немец и пикнуть не успел.
– Ясно.
– Иди. Желаю успеха. И пришли ко мне Бориса.
Когда Цыбульский пришел, лейтенант обнял его, сказал:
– Борис, я тебя знаю лучше всех. Мы с тобой сидели в том «еврейском подвале» в Минске, и думали, что уже не выйдем оттуда. Тебе поручается самое трудное задание. Бжецкий отведет тебя и еще двух людей во второй лагерь. Захватите с собой топоры. Помни, Боря, твой удар – первый. Своим ударом ты должен показать пример другим. Если кто-нибудь из ребят не сможет убить немца, замени его другим, принуждать никого не нужно.
– Будь спокоен, Саша, – отвечал Цыбульский. – Все только ждут сигнала.
– Не забудьте снять с убитых немцев пистолеты, – напомнил Печерский. – Иди, и чтобы все прошло хорошо.
– Все пройдет отлично! – заверил Цыбульский. – Только бы прошел этот час! Последний час…
Он уже встал, чтобы идти. И тут оба услышали, как снаружи донеслись свистки вахманов. Это была команда на построение. Друзья переглянулись. Что бы это значило? В такое время, в три часа дня, никогда не было построения.
Они вышли из мастерской и направились на плац, где обычно происходило общее построение заключенных. Однако здесь стояли только несколько вахманов, которые гнали подходивших заключенных на перрон. Там, полностью окружив перрон, уже выстроилась лагерная охрана, вооруженная автоматами. Печерский не мог понять, что все это означает. Пришел очередной эшелон с новой партией заключенных? Но зачем тогда строить всех?
Впрочем, долго размышлять не приходилось. Заключенные строились на перроне, капо и охранники бегали вдоль строя, выравнивая его. А вдалеке уже показался приближавшийся к станции эшелон. Вот он подошел к перрону, двери открылись… и из вагонов начали выпрыгивать вооруженные эсэсовцы. Несколько десятков эсэсовцев!
Это могло означать только одно: немцы опередили восставших. Они приняли решение уничтожить Собибор, как уже был уничтожен Белжец. Видимо, этих эсэсовцев специально прислали, чтобы помочь в уничтожении лагеря. Заключенным не хватило одного дня! Если бы они выступили вчера, то уже были бы на свободе!
Им трудно было поверить, что судьба так над ними посмеялась. Лео повернулся к Печерскому; в глазах у него стояли слезы. Столько ждать! Столько готовиться! И что теперь вся их подготовка? Что стоят их ножи и топоры против автоматов эсэсовцев?
Прибывшие пока молчали; не было сказано ни одного слова. Вот они выстроились на перроне напротив шеренги заключенных, подняли свои автоматы… И вдруг произошло невероятное! Немцы подняли автоматы вверх и принялись палить в воздух! Они стреляли – и весело смеялись! Прямо с ног падали от смеха. А потом повернулись и побежали в лагерь. Охрана Собибора радостно их приветствовала; многие встречали своих знакомых, обнимались с ними.
Один из приезжих повернулся к заключенным:
– Эй, жиды, длинные носы, чего грустим? Берите ваши пиликалки! Играем, танцуем!
Печерский старался понять, что происходит и как на это реагировать. Было очевидно одно: заключенных не собираются уничтожать. Немцы настроились на веселье. Они приехали отдыхать, а не проводить акцию по ликвидации лагеря. Значит, надо оставаться спокойными. Главное – ничем себя не выдать.
Он повернулся к Лео и тихо произнес:
– Передай всем: терпеть. Ничем себя не выдавать. Терпеть, что бы ни случилось. Мы побежим завтра!
И так силен был его авторитет, что Лео мгновенно поверил ему. Его слезы высохли; он стал передавать слова командира другим участникам восстания. И было видно: как только сообщение достигает слуха очередного заключенного, как его лицо оживает, спина распрямляется. Это не конец! Это только отсрочка! Еще одно испытание, которое устроила им насмешница-судьба. Надо вытерпеть этот «дружеский визит» – и потом отомстить за все. И заключенные приготовились терпеть.
А терпения в эту ночь им потребовалось много…
