«Новости в классике» – это программа, полная хамства, насмешек и срама. Гнусности, хохмы, намеки, вранье… В общем, не надо вам слушать ее!» Эти строчки Дмитрий Быков написал для промокампании нашей программы «Новости в классике» на радио «Коммерсантъ FM». Я должен подчеркнуть два момента. Первое: «Новости в классике» – несомненно, лучшее, что я делал на радио. Даже легендарная «Физ-ра», выходившая в эфир «Радио «Панорама» в середине 1990-х, в моем личном рейтинге уступает «Новостям в классике». Надеюсь, Анатолий Кузичев, с которым мы вели «Физ-ру», не обидится на меня за такую оценку. И второе: Дмитрий Львович Быков – абсолютный гений! Со всеми причитающимися гению качествами: уникальным литературным талантом, энциклопедическими знаниями, завышенной самооценкой, звездной болезнью и постоянной рефлексией. Говорят, что в одну реку невозможно войти дважды. Мне почти удалось сделать это, потому что «Новости в классике» по своему духу, по своему настроению полностью соответствовали «Утру на Пятом». Обе эти программы даже в эфире просуществовали почти одинаковое время – около года. Правда, причины их закрытия были разными, но это уже другая история, а я забежал вперед.

Радиостанция «Коммерсантъ FM» начала работу в середине марта 2010 года. Во многом, как я понимаю, благодаря желанию ее главного редактора Дмитрия Солопова отомстить его бывшим работодателям с Business FM, с которыми он расстался не слишком мирно. «Коммерсантъ FM» не стала клоном Business FM, хотя станции, особенно поначалу, были очень похожи друг на друга – ведь делали их почти одни и те же люди, Солопов многих увел за собой после ухода с Business FM. Однако в какой-то момент «Коммерсанту» удалось «перегрызть пуповину», и он стремительно побежал вперед, не оглядываясь на своего «старшего брата».

Я работал на «Коммерсанте» практически с первого эфира, успев за четыре с лишним года попробовать все сегменты, кроме ночного. И то лишь потому, что на этой радиостанции ночного вещания просто не было, что меня, как информационщика, естественно, всегда раздражало. Времени на раскачку не оказалось, потому что сначала – 29 марта – произошли взрывы на двух станциях московского метро, а чуть позднее – 10 апреля – под Смоленском разбился самолет президента Польши Леха Качиньского. Стресс, в котором оказалась радиостанция сразу после начала работы, пошел ей на пользу. Экстренно подготовленные эфиры, продолжавшиеся в течение нескольких часов, выявили проблемные места в организации деятельности редакции и в том числе наглядно показали, кто чего стоил. Некоторые сотрудники, работавшие еще в период подготовки станции, после моего появления на частоте 93,6 подозрительно быстро уволились, и я не могу связать это ни с чем иным, кроме как с политикой.

«Коммерсантъ FM» был, конечно, заражен вирусом либерализма. Вещание станции оставалось по своему характеру строго нейтральным, и оголтелость «Эха Москвы» никогда у «Коммерсанта» не проявлялась, но многие, особенно молодые, сотрудники по своим взглядам на жизнь со мной никак не совпадали. И я не совпадал с ними. До поры эти разногласия оставались несущественными, но с течением времени стали все больше усугубляться. Это совпало с теми событиями, которые я сам считаю новым этапом информационной войны, в которой участвовал лично. Впрочем, с определенного времени к участникам глобальной информационной войны уже можно было отнести абсолютно всех жителей нашей страны, потому что схватка за умы приобрела перманентный характер и гигантский масштаб.

Технически «Коммерсантъ FM» был сделан отлично! Для меня, привыкшего к чахлым студиям «Эха Москвы», пульт управления «коммерсовским» эфиром поначалу казался фрагментом, завезенным из ЦУПа! Особенно важным было то, что ведущий эфира самостоятельно работал в студии, без участия звукорежиссера, как это было на всех радиостанциях, где я раньше трудился. Ведущие «Коммерсанта» лично не формировали свой эфир, но у них всегда оставалась возможность привносить в него дополнительные черты: факты, комментарии, замечания, интонации и т. д. Я всем этим беззастенчиво пользовался, хотя официально такое поведение было запрещено. Мне же все сходило с рук, что, возможно, объясняется исключительно везением. А возможно, и чем-то другим, не знаю…

В конце концов моя манера ведения эфира привела начальников к пониманию того, что нужно искать какие-то новые формы. Так, на «радио новостей», каковым долгое время позиционировался «Коммерсантъ FM», появились авторские программы, сведенные в единый блок под названием «Вечернее шоу Андрея Норкина». Гвоздем шоу стали «Новости в классике».

Идея передачи, насколько я помню, возникла у Солопова. Именно он познакомил меня с Быковым и вкратце объяснил сценарную канву передачи. Хотя я не могу исключать, что сам Быков и пришел к Солопову с некоторым предложением. Какое-то время мы искали формат, интонацию и даже название передачи. «Игра в классики» и «Игра в новости» полетели в корзину, а вот вариант «Новости в классике» сразу расставил все точки над i: каждый выпуск представлял собой обсуждение шести главных событий дня с поиском объяснений случившегося в классической литературе, драматургии, живописи, то есть в классическом искусстве вообще, и в примерах, взятых из современного «масскульта», то есть кино, популярной музыке, комиксах и даже анекдотах. Нетрудно догадаться, что я отвечал за «новости», а Дима – за «классику», причем почти всегда со стороны Быкова имели место экспромты.

Подготовка шоу выглядела следующим образом. Я выбирал темы и соответствующие им иллюстрации, как звуковые, так и визуальные, потому что довольно скоро мы стали транслировать передачу в YouTube, и зрители могли видеть не только ведущих, но и разные картинки, которые я показывал в кадре, а потом вешал на специальную демонстрационную доску у нас за спиной. Необходимый мне звуковой ряд – синхроны ньюсмейкеров, фрагменты кинофильмов и телепередач, песни российских и зарубежных исполнителей – редакторы сохраняли в эфирном компьютере, и мне оставалось лишь запускать их в нужное время. Быков же комментировал произошедшие события, приводя исторические примеры. Я всегда стоял у микрофона, потому что мне нужно было совершать разнообразные операции, а он всегда сидел, как правило, с совершенно отрешенным выражением лица, что придавало дополнительное очарование шоу, когда он вдруг разражался своим неподражаемым хохотом.

Темы мы брали любые, кроме, конечно, трагических, потому что я хотел сохранять соответствие «Новостей в классике» формату информационно-развлекательной программы. Единственным пожеланием руководства было то, чтобы эти темы в течение дня присутствовали и в новостном эфире «Коммерсантъ FM», что было вполне логично и легко исполнимо. Допустим, если разбирался скандал с задержанием Гарри Каспарова, обвиняемого в нанесении укусов полицейскому, то это проходило под музыку Джона Уильямса из фильма «Челюсти». Если мы обсуждали законодательный запрет мата, это сопровождалось звуковой дорожкой мультфильма «Винни-Пух и день забот», в которой слово «хвост» было «запикано», что создавало совершенно удивительный эффект. Ну и т. д. Доходило до того, что два сорокатрехлетних мужика дышали гелием из специально доставленных в студию шариков – правда, Быков постеснялся говорить «гелиевым» голосом в эфире. Что касается музыки, то никаких ограничений у меня также не было, и я ставил подряд все, что подходило моему замыслу.

«Новости в классике» пережили нескольких главных редакторов радио «Коммерсантъ FM», поэтому закрытие передачи ни в коем случае нельзя связывать с цензурой. Мы с Быковым уравновешивали друг друга. Это интересный момент, потому что наши с ним политические взгляды были противоположны изначально, менялись со временем, но проскочили точку встречи, так что в шоу «Новостей в классике» мы с ним опять оказались по разные стороны. Когда я был соратником Гусинского, Быков воевал с олигархами, когда же я полностью порвал с либеральной тусовкой, Быков превратился в ее активного участника. Я часто интересовался, зачем он связался с Навальным и всеми остальными персонажами этого самодеятельного капустника под названием «Координационный совет оппозиции»? «Тебе самому не смешно от этих «курий»? – спрашивал я его. Быков кряхтел, но не признавался, хотя периодически начинал паниковать, что «нас скоро закроют». Но «Новости в классике» не закрыли. Как не закрыли и другой большой проект Дмитрия Быкова – «Гражданин Поэт», позднее сменивший название на «Господин Хороший». А вот либеральная оппозиция «закрылась» самостоятельно, полностью дискредитировав себя в глазах избирателей. На мой взгляд, это произошло именно в 2012 году, после знаменитых митингов на Болотной.

Вручение премии Правительства РФ «За достижения в области СМИ». Справа от премьер-министра Дмитрия Медведева – руководители радиостанции «Коммерсант FM»: Мария Комарова, Дмитрий Солопов, Алексей Воробьев, Константин Эггерт

В ноябре 2011 года на националистическом «Русском марше» было объявлено, что 4 декабря, сразу после окончания голосования по выбору депутатов Государственной Думы, повсеместно начнутся митинги протеста. Эти акции не были согласованы с властями, и некоторые лидеры националистов оказались задержаны. Однако «знамя протеста» уже подхватили другие общественные активисты, в первую очередь Алексей Навальный и Илья Яшин. За счет социальных сетей мероприятие удалось раскрутить довольно быстро, в результате чего в Москве произошли беспорядки и несколько сотен их наиболее активных участников понесли административное наказание. Но столица оказалась слишком наэлектризованной, и не обращать внимания на происходящее уже не получалось. В тот момент произошло сразу несколько событий, которые в нашей либеральной оппозиции называют «сливом протеста». Часть наиболее радикально настроенных представителей несогласных настаивала, простите за каламбур, на несогласованном митинге прямо у стен Кремля. Другая же часть приняла предложение использовать для проведения мероприятия Болотную площадь. Каким образом удалось достичь этой договоренности – отдельная, довольно занятная история, но я не хотел бы тратить на нее слишком много времени, поскольку никак в ней не участвовал. Надеюсь, когда-нибудь Алексей Венедиктов расскажет все так, как это было на самом деле, ибо, по моим наблюдениям, подозрения наших либералов в отношении Венедиктова укрепились именно после «истории с вискарем», который он распивал с представителями федеральных и муниципальных властей в те тревожные дни.

Если же оставить в стороне истерику, которую так любят в рядах российской «несистемной оппозиции», то решение провести митинг 10 декабря на Болотной площади оказалось не просто правильным – оно оказалось разумным. Запрос на некое «выплескивание» общественного недовольства был очевиден. Но столь же очевидной – для меня, по крайней мере, – являлась и необходимость проведения этот митинга мирно, без провокаций и, самое главное, без пострадавших. На Болотную в тот день пришли люди самых разных политических взглядов, и именно тогда и стало понятно, что так называемые лидеры протеста абсолютно никакими лидерами не являются. Подавляющее большинство выступавших со сцены были сами по себе, точно так же, как и собравшиеся перед сценой. Ораторы не смогли предложить аудитории ничего, что соответствовало бы ее ожиданиям.

Мы с Юлькой тоже в тот день оказались на Болотной. Более того, это был первый митинг в моей жизни, который я посетил специально. Все, что происходило раньше в похожих ситуациях, например в апреле 2007 года на «Марше несогласных» в Москве, объяснялось служебной необходимостью, но 10 декабря 2011 года мы с женой пришли на митинг не как журналисты, а как рядовые граждане. Вообще-то, у Юльки 10 декабря был день рождения! Почему мы тогда пришли на Болотную? Потому что, как и у многих наших знакомых, у нас было ощущение важности происходящего. Хотелось понять, а что же такое происходит? Довольно быстро выяснилось, что происходит попытка навязать нам – мне, моей жене – ровно то же самое, чего мы уже насмотрелись, нахлебались – и в 1990-е годы, и особенно в последние несколько лет общения с нашей либеральной верхушкой. И интерес пропал. Мы ушли с митинга задолго до его окончания и больше в этих акциях уже не участвовали. Думаю, что нечто подобное испытали и многие другие, потому что дальнейшие события показали, «насколько далеки от народа» лидеры оппозиции. На декабристов они никак не походили, скажем честно.

Выборы президента в 2012 году прошли абсолютно чисто, это признавали сами смутьяны. Но останавливаться уже было нельзя, поэтому я и употребляю в их отношении этот термин – смутьяны. С каждым новым митингом, «маршем миллионов», «маршем миллиардов» становилось все более очевидным, что истинные цели организаторов не соответствуют их же собственным лозунгам. Ну а кампания по дискредитации Олимпиады в Сочи, кровавый «Евромайдан» в Киеве и истеричное неприятие оппозицией возвращения Крыма в состав России лишь довершили дело. Оппозиция полностью утратила доверие со стороны тех, кто гипотетически мог бы стать ее избирателями. Потому что ни один нормальный человек не будет голосовать за политика, призывающего к уничтожению собственной страны. Почему этого не понимали лидеры оппозиции? Видимо, потому, что никогда и не ставили такой цели – добиться перехода власти в стране в свои руки. Им было достаточно посильной финансовой помощи.

В середине 2013 года меня пригласили на только-только созданное Общественное телевидение России. Не исключено, что согласие с моей стороны стало ошибкой. Никакого смысла с телевизионной точки зрения этот мой «поход налево» не имел, а вот на работе в радиоэфире сказался, скорее, негативно. Дмитрий Быков очень нервно воспринял мой временный уход из эфира «Коммерсантъ FM», хотя я уверял его в том, что вернусь через пару-тройку месяцев. Глава ОТР Анатолий Лысенко просил меня не работать в эфире радио в то время, пока новое телевидение начинает вещание и проводит собственную рекламную кампанию. Мы заключили джентльменское соглашение по этому поводу и целиком и полностью его выполнили, но Дима к тому времени уже с «Коммерсанта» ушел.

Собственно, он ушел в день нашего последнего эфира, совершенно непредсказуемо сорвавшись в истерику прямо во время программы и разразившись эмоциональной речью о том, что всему конец, передача больше никогда не возобновится и, о ужас, свобода слова под угрозой. В общем, хлопнул дверью. Вернувшись на частоту 93,6, я столкнулся с необходимостью начинать все заново. Кстати, мое совмещение «Коммерсантъ FM» и ОТР продолжалось очень непродолжительное время. Ток-шоу «Прав? Да!» столкнулось с теми же проблемами, что и «Дорогие мама и папа» на «Пятом канале». Программа не имела продуманной концепции и металась из стороны в сторону, начиная с планов насчет рассказов о волонтерах и заканчивая идеей обсуждения спорных исторических вопросов. Если с руководством канала у меня было полное взаимопонимание, то с руководством программы отношения не сложились как-то сразу. Меня снова попытались впихнуть в амплуа «говорящей головы», что у меня не получается просто физически. Я не капризничаю, просто не умею работать в таких жестких рамках.

Уже по традиции должен упомянуть, что в очередной раз был понижен по «шкале рукопожатности». Это произошло после программы о либеральной оппозиции. Я достаточно откровенно высказал то, что думал о ее представителях, – то, что описал несколькими страницами ранее. Но поводом для моего ухода с ОТР стала совсем другая дискуссия, а именно программа, посвященная обсуждению «Закона о защите прав верующих». Среди гостей этой передачи были, в частности, настоятель храма Святой мученицы Татианы, протоиерей Владимир Вигилянский, и директор Сахаровского центра Юрий Самодуров. Идеологический конфликт, происходивший на площадке, плавно перетек в аппаратную, и я с удивлением услышал в динамике, обеспечивающем мой контакт с выпускающим редактором, ее гневный крик: «Заткни этого попа!» Я, естественно, проигнорировал это требование, после чего осознал, что каши из программы «Прав? Да!» я сварить не смогу… Кстати, насколько я знаю, упомянутая дама-богоборец в телекомпании давно не работает, но это уже частности…

Мое полноценное возвращение на «Коммерсантъ» совпало с глобальным информационным обострением. С приближением Олимпийских игр в Сочи я стал ловить себя на мысли, что меня ужасно раздражает поведение молодых коллег. Возможно, все дело в ностальгии, которую я испытывал по своему детству, ведь в год проведения Олимпиады в Москве мне было двенадцать лет! Я ходил на олимпийские соревнования! Я помнил, как Владислав Козакевич установил на стадионе в Лужниках новый рекорд в прыжках с шестом! Я видел Пьетро Меннеа, Себастьяна Коэ, Мируса Ифтера и величайшего Виктора Санеева! Но мое настроение формировали не одни лишь детские воспоминания о московской Олимпиаде. Меня раздражало какое-то гнусно-торжествующее злорадство: вот, здесь не успели, тут своровали, там не достроили и вообще, как прекрасно было бы, если б эта Олимпиада провалилась и стала худшей в истории! Я читал подобные высказывания в социальных сетях, в том числе в аккаунтах коллег по работе, и постепенно закипал. И тут совершенно неожиданно для меня громкий скандал разразился по поводу, вроде бы никак не связанному с Олимпиадой. Хотя сегодня эту связь я очень хорошо вижу.