Вполне возможно, что первые тревожные звоночки этого непонимания, потери смысла собственного существования Березовский стал ощущать уже тогда, в самом начале своей эмиграции. Это происходило и происходит с большинством наших беглых олигархов, которые продолжают, как они считают, заниматься политикой. Есть категория предпринимателей, скрывшихся за границей на всякий случай. Возможно, они и испытывают чувство постоянной обиды на российские власти, но не вынашивают планов свержения «кровавого режима», ограничиваясь прежними или новыми способами зарабатывания денег. А есть и другая категория бизнесменов, как раз из числа тех, кого в России особенно не любят и по-прежнему называют олигархами. Эти, наоборот, каждый свой день проживают так, будто он на самом деле приближает их к осуществлению заветной мечты: въезду в Кремль на белом коне. Таким, очень недолго, был Гусинский. Таким, как я понимаю, сейчас является Ходорковский, хотя раньше более реальным кандидатом на эту роль казался Невзлин. А Березовский был таким всегда, до самой своей смерти, о которой написано столько, что можно собрать том, сравнимый толщиной с «Моби Диком».

Я бы не хотел много рассуждать именно на эту тему. Я сильно сомневаюсь в версии убийства Березовского. Вернее, в версиях, которых существует довольно много и некоторые из них выглядят вполне достоверно. Очень стройную схему предположений рисует, например, журналист Олег Лурье, изучивший целую цепь удивительно странных совпадений, связывающих Березовского, трагически погибшего банкира Эдмона Сафра и Уильяма Браудера, возглавляющего небезызвестный фонд Hermitage Capital. Существуют и не менее интересные расследования контактов Березовского с британскими спецслужбами, замешанные на многочисленных загадочных умолчаниях в «деле Литвиненко» и т. д. Предположение, что Березовский на самом деле жив, поскольку инсценировал и смерть, и собственные похороны, думаю, всерьез обсуждать вообще не приходится. Хотя даже у этой версии есть свои доказательства и свои сторонники.

Мне кажется, что причины были гораздо банальнее, а оттого и гораздо страшнее. Борис Березовский менее чем за десять лет новейшей российской истории сначала вознесся на самую вершину, а потом рухнул к ее подножию. Оказавшись в эмиграции, Березовский лишился не только инструментов власти – он потерял также свое окружение и, самое главное, потерял возможность реально оценивать происходящее. Впрочем, это качество было у него не слишком развито и до вынужденного отъезда.

В Москве Дом приемов ЛОГОВАЗа был центром вселенной. Вокруг Березовского постоянно бродили толпы блестящих женщин и подобострастных мужчин. Но с каждым месяцем, проведенным в изгнании, Березовский все быстрее терял свою свиту, понимавшую, что от некогда всесильного Бориса Абрамовича толку становилось все меньше и меньше. Это тоже общее правило для всех наших опальных бизнесменов. Просто Березовский переживал происходящее болезненнее остальных, хотя обижаться ему было нужно только на себя самого: слишком рискованными, слишком непросчитываемыми становились его проекты и заявления, и с каждым из них круг его сторонников все больше сужался.

Сейчас существует множество доказательств того, что антиЮКОСовская кампания была подготовлена Березовским. Это был его план: воспользоваться претензиями в адрес Ходорковского, на которые Кремль намекал довольно прозрачно, претензиями, которые касались политического вмешательства главы ЮКОСа в складывающуюся систему равноудаленности олигархов от власти, чтобы спровоцировать полномасштабную войну. Для достижения этой цели и был опубликован так называемый «доклад о заговоре олигархов». Березовский рассчитывал на ответную реакцию властей, за которой должен был последовать олигархический бунт, осмысленный, но беспощадный. А его, этого бунта, не последовало. Оставшиеся в России олигархи не поддержали революционный порыв своего бывшего коллеги, что, конечно, вызвало его обиду.

Если вы почитаете интервью, которые давал Березовский отечественной и зарубежной прессе, то увидите, как заметно меняется его настроение. Я говорю именно о тех интервью, в которых он выносил оценку коллегам-предпринимателям, политикам, общественным деятелям и журналистам. В какой-то момент становится заметно, что он перестает представлять кого-либо в качестве своих союзников, затем начинает обзывать, оскорблять и клеймить как предателей. И, наконец, уже не нападает и не защищается, а просто сообщает факты, скорбные и абсолютно безнадежные. Он постепенно остается один. Его покидают даже журналисты, для которых он из «серого кардинала» Кремля превратился сначала в политического бузотера, а потом в рядового персонажа светской хроники, распродающего остатки прежнего богатства, чтобы покрыть судебные издержки от бесчисленных процессов. Sic transit gloria mundi…

Он цеплялся за свою земную славу, потому что, подозреваю, не рассчитывал на славу небесную. Хотя очень любил анекдот, в котором, попадая в ад, упрашивает чертей устроить ему аудиенцию у Господа. Всего на десять минут. А когда такую встречу ему организовывают, проводит в разговоре со Всевышним целый час, по истечении которого выходит из-за дверей под руку с Богом, который спрашивает: «Борис Абрамович, мне все очень нравится, но я не пойму одного: почему именно я – младший партнер?» Этот анекдот и отношение к нему Березовского говорят сами за себя. Бориса Абрамовича называли авантюристом, человеком, с которым нельзя иметь дело из-за его непредсказуемости, человеком, который не держит слова, который способен на самый ужасный и самый подлый обман. И вместе с тем он долгое время, как магнит, притягивал к себе людей самых разных, в том числе умных, рассудительных, порядочных.

Мои не слишком частые встречи с Березовским привели меня к выводу, что тот безумный темп, с которым мчалась его жизнь и который он всячески поддерживал, объяснялся одной-единственной причиной: страхом. Знаете, до сих пор популярна легенда, что Николай Гоголь был похоронен в состоянии летаргического сна. Именно так, как боялся быть похороненным, то есть – заживо. Березовский же боялся оказаться к концу жизни никому не нужным. И ровно так оно и случилось.

Борис Абрамович с удовольствием добавлял инфернальности в собственный портрет. После нашего знакомства в чайной комнате отеля The Ritz мы снова встретились – совсем скоро, через пару дней. Малашенко отсутствовал, и я входил в расширенный состав делегации из Москвы. Кроме меня в гости к Березовскому отправились Юрий Федутинов и Алексей Венедиктов со своей женой, Еленой Ситниковой. В этот раз нас ждал домашний ужин. Встретившись с тогда еще многочисленными охранниками Березовского, которых возглавлял темнокожий человек, представившийся как Жером, мы сели в два автомобиля и отправились в графство Суррей, где находилось знаменитое поместье Березовского Wentworth Park. Насколько я понимаю, именно этот замок он продал, чтобы выполнить требования бракоразводного процесса со своей женой Галиной Бешаровой, но сделка привела к новому скандалу, теперь уже с последней спутницей Березовского Еленой Горбуновой, которая в тот вечер принимала нас на правах хозяйки дома.

Не могу сказать, что путь из Лондона оказался долгим, но все же мы прибыли на место уже почти в сумерках. Остававшегося света было достаточно, чтобы увидеть многочисленных кроликов, фазанов и каких-то маленьких оленей или косуль, гулявших по территории поместья вдоль дороги, которая вела от въездных ворот к дому. Мы остановились на небольшой засыпанной гравием площадке, после чего двери открылись и в ярко освещенном проеме предстал хозяин: одетый во все черное, с бокалом красного вина в руке и огромным черным псом, лежащим у ног. Ни дать ни взять – Князь Тьмы собственной персоной!

Борис Березовский и Елена Горбунова встречают нас в своем доме

Это производило впечатление, и Березовский прекрасно это понимал. Правда, на меня такие фокусы не особо действуют. Я абсолютно не предрасположен ни к каким видам гипноза. Ну, большой дом, потолки высокие, библиотека богатая. Пока Березовский с Венедиктовым и Федутиновым беседовали о чем-то своем, я внимательно рассматривал коллекцию книг, расставленных на возносившихся к самому потолку книжных шкафах. И у меня возникло ощущение, что эти тома никто никогда не раскрывал – слишком они были выставочными, даже показушными. Пыли на книгах не было, но это могло говорить только о расторопности прислуги, а не о тяге обитателей замка к литературе.

А собака Березовского нас проигнорировала

Ужин проходил точно так же, как и чаепитие в The Ritz. Березовский говорил не останавливаясь, дирижируя вилкой, он объяснял Венедиктову приблизительно то же самое, что двумя днями ранее мне и Малашенко: дни Путина сочтены, скоро в России все будет совсем по-другому. Венедиктов постоянно подкалывал Березовского, но тот не обижался и принимал эти сомнения снисходительно, как будто беседовал с неразумным ребенком, нуждающимся в подробном разъяснении сложной темы. Рядом с ним за столом сидел Юлий Дубов, давний деловой партнер и, можно сказать, летописец Березовского. В какой-то момент, видимо, показавшийся ему подходящим, Венедиктов сказал: «Борис Абрамович, у Андрея к вам просьба. Нельзя ли погасить долг по зарплате тем сотрудникам ТВ-6, которые не пошли работать с Киселевым на ТВС, а теперь работают вместе с Андреем на RTVi?» «Конечно, конечно, что за вопрос!» – ответил Березовский, даже не спросив меня, о скольких людях и о какой сумме идет речь. «Юл! – обратился он к Дубову. – Проконтролируй, пожалуйста, чтобы все ребятам выплатили». И список с десятком фамилий перешел из моих рук в руки Дубова. Сам Березовский к этой бумажке не притронулся. И, естественно, никаких денег никто из моих коллег так и не получил. Я несколько раз просил Гусинского повлиять на своего партнера, чтобы напомнить ему о данном при свидетелях обещании, но Гусинский только отмахивался.

Гусинский всегда говорил, что Береза (он никогда не называл его по общепринятому прозвищу – БАБ, только «Береза») живет не по средствам. «Зачем ему такой большой самолет? – задавал он риторический вопрос. – Летал бы, как я, на маленьком». Негласное соперничество по поводу того, у кого из них больше денег и влияния, происходило на моих глазах между Гусинским и Березовским на протяжении нескольких лет. Началось оно с явным преимуществом Березовского, но к финалу картина полностью изменилась. Гусинский хоть и не умножил, будучи за границей, своего состояния, но и не шибко его растерял; Березовский же, как утверждают официальные источники, последние дни своей жизни был фактически банкротом.

Этот стремительный крах произошел уже после того, как я ушел из RTVi. Пока я работал в компании, Господь, как я уже говорил, ограждал меня от необходимости частых контактов с Борисом Абрамовичем. Поэтому все его рассуждения о «сакральной жертве», дикая история с исчезновением кандидата в президенты страны Ивана Рыбкина или заявление о начале операции по «силовому перехвату власти в России», сделанное Березовским на следующий день после празднования собственного шестидесятилетия, прошли мимо меня. Вернее, они оставались как бы в стороне, и, наблюдая за ними, я все шире и шире раскрывал глаза и рот, окончательно отказываясь понимать – в здравом ли уме находится человек, для знакомства с которым я когда-то вынужден был покупать галстук в дорогущем лондонском магазине?

По всей видимости, не у одного меня возникал подобный вопрос. Поскольку так или иначе в деловых отношениях с Березовским участвовало огромное количество людей, представляющих самые разные сферы бизнеса. Кто-то столкнулся с ним почти случайно, кто-то, напротив, сам долго искал этой встречи. Но удивительное дело – осталось совсем немного людей, которые захотели бы прийти ему на помощь тогда, когда эта помощь действительно понадобилась. Одно дело – бывшие подчиненные, например Константин Эрнст, которого Березовский постоянно обвинял в трусости и профессиональной непригодности. Одно дело – конкуренты, например все тот же Гусинский. После «покаянного» интервью Гусинского израильскому изданию The Marker Березовский сказал следующее: «До недавнего времени в новостях очень часто имена Гусинский и Березовский писались через запятую. После этого интервью они больше через запятую писаться не будут. Поэтому, при всем моем отношении к прочитанному, было в этом и определенное облегчение для меня. Я очень часто не понимал, почему наши имена пишутся через запятую, почему нас так вольно объединяют? Но как бы то ни было, я очень рад, что больше этого не будет».

Совсем другое дело – друзья. Им тоже доставалось не меньше.

«– То есть вас Бадри практически подставил?

– Я всегда плохо разбирался в людях, в их человеческих качествах. Я всегда оценивал их ум, смелость, но заблуждался я и в случае с Бадри.

– Но это же один из ваших самых близких друзей…

– Я и сегодня его оцениваю как друга. Но ни с Абрамовичем, ни с Бадри я не позаботился оформить договоренности документально».

Это еще один фрагмент из последней беседы Березовского с представителем прессы, журналистом Forbes Ильей Жегулевым. То есть получается, что даже с человеком, которого все (и небезосновательно) считали «вторым я» Березовского, ему следовало «оформить договоренности документально». И это говорит человек, никогда не обращавший внимания на формальности! И это он говорит о том, кого «оценивает как друга» даже после смерти последнего…

Березовский раскидал всех: партнеров, конкурентов, жен, друзей и даже врагов. Кроме, как он думал, самого главного. Борис Абрамович считал Владимира Путина своим «врагом номер один», хотя если сам Березовский и был врагом для Путина, то перестал быть таковым сразу после того, как покинул Россию. В лондонском тумане ему мерещились кремлевские стены, за которыми прятался его главный обидчик, вынашивавший планы по уничтожению всего, что было сделано Березовским за несколько лет в новой демократической России. Но в Москве на вопрос журналиста «Радио «Свобода» Путин отвечал, переспрашивая: «Борис Березовский – это кто?»

Верю ли я в то, что Березовский написал Путину письмо? Да, мне кажется это вполне возможным. Верю ли я в то, что в этом письме были следующие слова: «Я наделал много ошибок, понимаю, как сложно меня простить, но я запутался и умоляю о прощении»? Да, в это я тоже склонен поверить. Потому что в ситуации, в которой оказался Борис Березовский, в которую он сам так отчаянно загонял себя столько лет, у него не осталось никого. Кроме, как он думал, врага…

«Ничего я больше так не хочу, как вернуться в Россию. Когда даже завели уголовное дело, я хотел вернуться в Россию. Даже когда завели уголовное дело! Только по совету Елены Боннэр остался. Главное, что я недооценил, что мне настолько дорога Россия, что я не могу быть эмигрантом! Я изменил многие свои оценки. В том числе самого себя. Это касается того, что есть такое Россия и что есть Запад. Я абсолютно идеалистически представлял возможность построения демократической России. И идеалистически представлял, что такое демократия в центре Европы. Недооценил инертность России и сильно переоценил Запад. И это происходило постепенно. Поменял свое представление о пути России… Я не должен был уезжать из России…»

Это не фрагменты письма Березовского Путину. Это снова кусочек его беседы с корреспондентом Forbes, к которой я обращаюсь, наверное, в последний раз. Лично мне Березовский ничего плохого не сделал. С деньгами обманул – ну так таких, как я, много наберется. У некоторых претензии гораздо более серьезные. Хорошего я от Бориса Абрамовича тоже как-то ничего не получил, разве что интервьюировать его было интересно. Но когда я, возвращаясь на такси из аэропорта домой, услышал по радио, что Борис Березовский найден мертвым и, скорее всего, он покончил с собой, у меня мурашки по коже побежали. Это была не жалость, и не – упаси Господи! – злорадство. Это был шок, самый настоящий. Потому что это было Возмездие. Именно так, с большой буквы. И когда я представляю, что должен был чувствовать человек, из-за одного греха – гордыни – решившийся на другой грех – самоубийство, – этот озноб возвращается. Это ужасное ощущение. О нем хочется забыть навсегда, но, думаю, наоборот, придется помнить. Не только мне, а очень многим. Чтобы не повторять ошибок, допущенных в своей жизни, видимо, не самым хорошим человеком Борисом Абрамовичем Березовским. И первый урок, который я извлекаю прямо сейчас: не мне его судить. Я и не буду.