Отключение ТВ-6 произошло в ночь с 21 на 22 января. За выходные дни, последовавшие за последним выпуском «Гласа народа», «команда Киселева» в очередной раз попыталась переиграть всех. Несмотря на то что еще в пятницу сообщалось о начале создания журналистами ТВ-6 собственного Общества с ограниченной ответственностью при одновременном добровольном отказе от лицензии на вещание, к началу новой рабочей недели концепция изменилась. Сначала «слетел» Березовский. Наши руководители решили, что смогут финансировать деятельность нового – журналистского – СМИ за счет кредитов. У кого мы будем брать эти кредиты, еще не было понятно. Но зато было ясно, что Березовский на роль инвестора не годится. Павел Корчагин уже поздно вечером в пятницу заявил – цитирую, – что «участие Березовского в новом ООО означало бы, что и новая компания через день получит предупреждение другого арбитражного или какого-то другого суда по поводу ее ликвидации».

Павел Петрович ошибся. Несмотря на все его заслуги перед УЖК и перед российским телевидением вообще (а Корчагин, мягко говоря, не на помойке себя нашел и его вклад в становление нового российского телевидения был никак не меньше, чем у того же Евгения Киселева!), для Гусинского и Березовского Корчагин оставался технической фигурой, а не человеком с полномочиями принятия решений. Утром в понедельник, 21 января, Киселев объявил, что ТВ-6 отзывает свое письмо с добровольным отказом от лицензии! Причем в присущей ему манере Евгений Алексеевич перевел стрелки на Корчагина, фактически выставив последнего нарушителем трудовой дисциплины. По словам генерального директора телекомпании, направлять письмо с отказом от лицензии в вышестоящие регулирующие органы имел право только Совет директоров МНВК, а не менеджмент телекомпании! Включая Павла Корчагина, подпись которого, напомню, и стояла под документом. Наши акционеры оказались крайне недовольны внезапно проявившимся у некоторых руководителей ТВ-6 здравым смыслом и жестко наехали на Киселева. Тот тут же пошел на попятный.

Корчагин, конечно, обиделся. Сначала его попросили вести переговоры, подписывать письма, вообще принимать огонь на себя. А потом выставили каким-то полудурком, не признающим никаких правил и не уважающим мнения собственного начальства. Но если Корчагин мог в той ситуации только хлопнуть дверью и послать Киселева самого разгребать коллективно созданную кучу (что он, кстати, и сделал совсем скоро), то у Министерства печати терпение попросту лопнуло. В интервью «Времени» Михаил Лесин сообщил, что лицензия будет отозвана в ближайшее время, да и временного разрешения ТВ-6 не получит. «Нынешний коллектив телекомпании, к сожалению, уже не может ничего сделать, поскольку решение судебных приставов достаточно серьезно ограничило хозяйственную деятельность МНВК и ресурсов практически не осталось». За этой традиционно выверенной формулировкой скрывалось серьезное раздражение нашей недоговороспособностью. Кстати, это был еще один пример, который мы сами часто пытались приводить в своих схватках с режимом. Весьма популярны были спортивные аналогии: мол, мы играем в шахматы, а они – в шашки, мы – в хоккей, а они – в футбол, причем меняя правила прямо по ходу игры. Так вот, наше поведение в эти дни, предшествующие отключению ТВ-6 от эфира, ничем не отличалось от сказанного. Мы пытались менять правила: то согласимся, то откажемся, то одно, то другое… Очевидно, что долго это продолжаться не могло.

Очевидно и то, что сам факт отключения сигнала получил с нашей стороны совершенно однозначную трактовку. Честь объявить об этом выпала Владимиру Соловьеву, который в ту памятную ночь принимал в своей программе «Соловьиная ночь» известного шансонье Михаила Круга. Гость успел исполнить всего пару-тройку песен и ответить на несколько вопросов ведущего и телезрителей. Выглядел он при этом немного ошарашенным. Соловьев периодически предупреждал, что если вместо картинки из студии зрители увидят на своих телеэкранах черный квадрат, то все вопросы следует направлять господину Лесину. Михаил Круг в эти моменты сам превращался в квадрат, и было видно, что ему не очень нравится подобная аранжировка программы. Наконец, прямо во время исполнения очередного музыкального номера Соловьев произнес следующее: «Ребята, мы вынуждены с вами попрощаться! Потому что власть сделала свое абсолютно черное дело! В Москве нас больше нет…» Далее на несколько секунд пропал звук и ведущий в кадре лишь шевелил губами. «Это ничья не вина! – внезапно голос Соловьеву вернули. – Такая у нас власть, такая у нас жизнь, такое у нас время! Всего вам хорошего, до свидания!» Соловьев помахал рукой, его сменила картинка с логотипом ТВ-6, провисевшая минут шесть-семь, после чего на экранах появилась настроечная таблица.

Одновременно с прекращением подачи сигнала в эфир в помещениях телекомпании было выключено электричество. Обесточенными оказались студийные павильоны и аппаратные, помещения информационной службы и других редакций, монтажные. В одной из них, орошая отвертку слезами, моя Юлька вместе с монтажером разбирала видеомагнитофон, в котором осталась кассета с ее программой. Кассету, конечно, вытащили, но Юлькина программа до эфира так и не дошла.

Моя жена работала на НТВ редактором в эфирной бригаде Виталия Бузуева. В один непрекрасный день Галина Вишневая, прославленный телережиссер, за плечами которой была еще советская телевизионная школа, в том числе программа «Время», предложила Юльке попробовать поработать в кадре. Галина Дмитриевна в то время была главным режиссером информационной службы, и в зону ее ответственности входил и поиск новых лиц для новостей. К сожалению, Юлька записалась хорошо – или, как сказал тогдашний руководитель утреннего эфирного вещания НТВ Александр Герасимов, «вполне адекватно!». А сожаление мое вызвано тем, что запись этого тракта попала на глаза одной из наиболее активных участниц Уникального журналистского коллектива, усмотревшей в случившемся покушение на собственное творческое благополучие. Активная участница отправилась к Киселеву с жалобой. Киселев дал необходимое распоряжение Кулистикову, так что Юльке сообщили об увольнении. Я пошел к Кулистикову и пытался добиться справедливости, но, естественно, не добился ничего.

Сейчас я абсолютно уверен в том, что мне тогда тоже нужно было увольняться с телевидения. Конечно, я не хотел терять это место. Конечно, я прикрылся Юлькиным запретом, ее словами, что я должен продолжать работать, чтобы содержать семью, кормить и воспитывать детей, которых у нас было уже двое… Вполне можно было бы вернуться на радио и продолжать исполнение своего семейного долга без особых проблем, разве что на условиях меньшего финансирования. Скольких бед можно было избежать! Однако я смалодушничал. Слишком быстро я проскочил переход от относительного безденежья к столь же относительному благополучию. Но в 1990-х я еще не умел определять эту степень относительности, поэтому с радостью ухватился за выданную женой индульгенцию и… остался. Это называется предательством. Чтобы понять смысл сделанного, мне – опять же скажу: «К сожалению!» – пришлось потратить еще очень много времени, пока наконец я сам не оказался в положении преданного. Слава богу, не моей женой, конечно!

Юлька какое-то время отработала на «Первом канале», а потом «вернулась в семью», перейдя в только-только созданную интернет-редакцию НТВ, которой впоследствии предстояло переродиться в портал NEWSru.com, существующий и поныне. На рубеже веков, когда мои революционные заслуги уже трудно стало не замечать, меня снова вызвал Кулистиков, сообщивший, что Юлю пора возвращать в телекомпанию. Возвращение проходило кружным путем, через видеотеку и работу редактора в программе Евгения Кириченко «Забытый полк», с которой Юля и перебралась на ТВ-6. Осенью 2001 года Киселев, возможно, испытывавший некоторые угрызения совести за свое предыдущее решение, согласился предоставить Юльке возможность сделать авторскую программу.

Ее идея появилась в недрах продюсерской службы ТВ-6. Нонна Агаджанова, занимавшая тогда пост заместителя главного продюсера телекомпании, выделила творческую группу и производственные мощности для подготовки передачи в жанре ток-шоу. Программа получила рабочее название «Над пропастью» и к январю 2002 года была полностью готова. В то время ток-шоу, как я уже говорил, были либо политическими, либо развлекательными. Исключением являлась только программа Юлии Меньшовой «Я сама», балансирующая на грани между серьезной проблематикой и развлечением. Все остальные неполитические ток-шоу, выходившие в эфир российских телеканалов, оставались более или менее «желтыми», паразитируя на приемах и методах The Jerry Springer Show, которое уже лет как десять транслировалось в эфире американской телекомпании NBC. Это, конечно, был совершенно запредельный «трэшак», работа над которым требовала, тем не менее, серьезных усилий.

Менталитет российских граждан в конце 1990-х годов еще удерживался «над пропастью», цепляясь за неумолимо сжимающиеся, как шагреневая кожа, моральные ценности советского периода. Говорить с телеэкранов о собственных сексуальных проблемах, семейных неурядицах, трудностях с алкоголем и т. д. был готов далеко не каждый. Другое дело, что желающих смотреть и слушать такие откровения имелось уже предостаточно. Подобные программы в качестве адресной аудитории рассчитывали на домохозяек, проводивших весь день в бытовых хлопотах, которые, впрочем, позволяли следить за передачей «фоново», просто ее слушая, а в особо драматические моменты – переключаясь в режим просмотра. Очень часто для съемок этих ток-шоу привлекали малоизвестных актеров, которые и разыгрывали перед телекамерами придуманные сценаристами «страсти-мордасти».

Разумеется, критики и «зрительская интеллигенция» принимали подобные передачи в штыки. Несчастного Андрея Малахова несколько лет обвиняли в самых разнообразных эфирных непотребствах, пока наконец за его шоу «Пусть говорят» не закрепился статус самой рейтинговой программы современного российского телевидения. А надо сказать, что «Пусть говорят» действительно выросла из «Большой стирки», шоу, не слишком рефлексировавшем относительно выбора тем и гостей. В сегодняшних передачах Малахова нередко поднимаются и обсуждаются по-настоящему серьезные проблемы. Точно так же, как и в аналогичном по формату ток-шоу Бориса Корчевникова «Прямой эфир» на телеканале «Россия-1». А вот, например, ток-шоу «Окна», давшее настоящий старт блестящей телевизионной карьере Дмитрия Нагиева, не выдержало испытания временем, так как осталось в «джерриспрингеровских» штанишках: постоянные драки в студии, как выяснилось, тоже могли надоесть.

Юлькина же идея заключалась в том, чтобы продвинуть ток-шоу чуть дальше. Во-первых, менялась адресная аудитория. «Над пропастью» задумывалась как передача для родителей и их детей-подростков – естественно, оказавшихся на какой-то стадии внутреннего семейного конфликта. И даже шире: конфликта поколенческого, потому что именно в конце 1990-х происходил самый настоящий слом всего и вся, всех представлений о плохом и хорошем, старом и новом, модном и отстойном. Поэтому и название передачи откровенно отсылало зрителя к роману Сэлинджера. Аудитория в студии была поделена ровно пополам. С одной стороны – взрослые, с другой – дети! Дети, конечно, хотя никого младше пятнадцати лет к участию в дискуссии не привлекали. Второе принципиальное отличие – гости программы были реальными, непридуманными людьми. Для пилотного выпуска Юлька и ее коллеги использовали историю драматических отношений между матерью и дочерью, которые находились всего в одном шаге от перехода к трагедии. Если рассказывать коротко, то не слишком, мягко говоря, счастливая в личной жизни женщина вину в собственной неустроенности полностью переложила на дочь-подростка. И старательно пыталась избавиться от этого раздражающего фактора, умышленно добиваясь помещения своего ребенка в психиатрическую больницу.

Я не знаю, как ребятам тогда удалось все это осуществить, но и на предварительных съемках, и в самой студии во время обсуждения у них были и эта мама, и ее дочь, и покинувший семью папа, и соседи, и школьные друзья, и врачи-психиатры, и, конечно, самые разнообразные эксперты. Получилось здорово! Без пошлятины, без истерики, без кривляния, но с захватывающей драматургией, откровенностью в спорах и ощущением надежды на благополучный исход. На то, что всем участникам этой драмы удастся не сорваться в пропасть. Программный директор ТВ-6 Олег Точилин (отец Кости Точилина), встретив Юльку в коридоре спустя пару дней после записи в студии, обнял ее и спросил: «Дорогая, говорят, ты сделала что-то совершенно «феерверическое»?»

Конечно, для Юльки срыв премьеры стал ужасным ударом. И как она с этим справилась – знаю только я. Но вряд ли смогу описать словами. Слова, положенные на бумагу, – слишком слабый способ выражения чувств. Вернее, я не умею пользоваться этим инструментом нужным образом. Я очень толстокожий человек на самом деле. Это мой защитный механизм. А у моей жены кожи нет вообще, она все чувствует сразу сердцем, которое не прячет ни от кого и ни от чего. И ни при каких обстоятельствах! Я же самым бессовестным образом пользовался и пользуюсь этим щитом, этой броней, которую непонятно за какие заслуги даровал мне Господь: своей Юлькой, принимающей на себя все невзгоды, все заботы и все неурядицы, происходящие с нами и вокруг нас в разные периоды жизни. «Вот у них и любовь!» – как говорили в фильме «Девчата»…

Когда Юлька со своими ребятами вытащила кассету с готовой программой из внутренностей обесточенного видеомагнитофона, показывать передачу «Над пропастью» было уже негде. В «Останкино» нас пускали, никто не был лишен пропусков, но делать в телецентре было решительно нечего. Вся активная жизнь перенеслась на улицу Ильинка, где находилась штаб-квартира МНВК и телекомпании ТВ-6. Именно там все последние недели шли постоянные обсуждения нашей дальнейшей судьбы, в ходе которых все явственнее становилось ощущение того, что продолжение может последовать только при выполнении конкретных условий: УЖК должен прекратить истерику, сформировать новую редакционную структуру, найти источники финансирования. Вырисовывалась следующая перспектива: работа «команды Киселева» будет возможна лишь без участия Березовского.

Сам Борис Абрамович в конце января выступил с очередной громкой инициативой. Поскольку в эфире последнего «Гласа народа» он несколько раз повторил, что продолжает платить сотрудникам ТВ-6 зарплату, потому что «заботится о собственной репутации», ему волей-неволей пришлось возвратиться к финансовой теме. Ибо никакой зарплаты он нам уже давно не платил. Кстати, с некоторым опозданием, но мы обратили внимание на то, что Березовский с самого начала давал нам совершенно ясный сигнал: никаких долгосрочных отношений у него с нами не будет! Дело в том, что, работая в системе «Моста», зарплату мы, естественно, получали в «Мост-банке». Перейдя же на «березовское» ТВ-6, мы какое-то время обналичивали свои карточки в другом финансовом учреждении, а именно в «Объединенном банке», принадлежавшем Березовскому. Так вот, никем не употребляемое, но правдивое сокращенное название этой организации звучало как «Объебанк»! Так что мы получили лишь то, что нам было обещано ранее.

Березовский так и не признал факта задержек выплаты денег со своей стороны, но заговорил о тяжелой ситуации, так сказать, в общем. Он заявил радиостанции «Эхо Москвы», что выделяет для коллектива ТВ-6 грант в размере одного миллиона двухсот тысяч долларов. Средства должны были поступить из Фонда гражданских свобод, созданного Березовским в 2000 году. Руководителем Фонда числился Александр Гольдфарб, ученый и общественный деятель с богатой на события биографией. До 1975 года господин Гольдфарб учился и работал в знаменитых советских вузах и научных центрах. Затем уехал из страны, чтобы в начале 1990-х, через Израиль, Германию и США, вернуться в новую демократическую Россию для работы в Фонде Джорджа Сороса. В 2000-м же, после бегства Березовского, Гольдфарб последовал за ним и перестал откликаться на имя-отчество Александр Давыдович, окончательно превратившись в Алекса Гольдфарба. Вот этот Алекс и должен был выделить мне деньги. Почему мне?

Как пояснил Березовский, в рамках Фонда гражданских свобод существовала программа поддержки журналистов, пострадавших за свою профессиональную деятельность, а, по его подсчетам, на ТВ-6 по этой причине «пострадали» тысяча двести человек. Вот этим тысяче двумстам Алекс Гольдфарб и выделит по тысяче долларов на брата, а чтобы не допустить никаких инсинуаций, распределением средств предлагается заняться Евгению Киселеву, Светлане Сорокиной, Виктору Шендеровичу и Андрею Норкину. Деньги обещали перевести уже 29 января.

Никакого выделения денег и никакого их распределения, разумеется, не было. Впрочем, лично я в тот момент вообще в Москве отсутствовал, однако ни на секунду не усомнился в том, что это заявление Березовского представляло собой очередную ни к чему не обязывающую болтовню. И, возможно, члены «команды Киселева» начали продвигаться к пониманию сути ситуации: Гусинский и Березовский остаются в славном прошлом Уникального журналистского коллектива. Проблема заключалась в отсутствии понимания – кто же придет на их место? В какой-то момент в ходе бесконечных обсуждений сложившегося положения на Ильинке впервые прозвучало слово «консорциум». Кто его озвучил, я не помню, но мне оно не понравилось. Идея очередного спасения УЖК теперь выглядела так: финансированием работы нового телеканала займется не один олигарх и не два, а целая группа олигархов.

Вот как об этом писала близкая нам по духу либеральная пресса того времени: «С большой долей уверенности можно утверждать, что инициатором создания консорциума был Анатолий Чубайс. «Трудно сказать, что подвигло его затеять всю эту канитель, – заметил в разговоре с корреспондентом «Журнала» один из близких к правым политтехнолог, – однако тут сыграло свою роль и то, что нам стало доподлинно известно: еще до решения арбитражного суда о закрытии ТВ-6 в Лондон к Березовскому дважды летал глава Межпромбанка Сергей Пугачев с предложением о покупке телеканала. Березовский Пугачеву отказал. Но не было никаких гарантий, что борец за святую Русь откажется от дальнейших притязаний на канал. Чубайс, прекрасно понимая, что такое развитие событий политического климата в стране не улучшит, да и репутации ее нынешней не украсит, решил перехватить инициативу и пошел к президенту. Ну и убедил его, что перед лицом Запада правильнее и полезнее сохранить команду журналистов в эфире. А с Пугачевым это никак не получится».

Вряд ли Владимир Путин с восторгом поддержал предложение Чубайса. Все-таки оно шло явно вразрез с линией тотального искоренения «гусинско-березовского телевидения» – той самой линией, персональную приверженность которой глава государства не раз демонстрировал. Так же как не стеснялся обнаружить и свою готовность лично принять участие в «мероприятиях», направленных на проведение ее в жизнь. И если Владимир Путин действительно благословил создание журналистско-олигархического пула, то сделал он это вовсе не только из-за желания выглядеть в глазах Запада просвещенным президентом. В Кремле прекрасно понимают: команда Евгения Киселева, даже оказавшись вне большой телевизионной игры, не разорвала бы связи с бывшими своими покровителями, то есть осталась бы потенциальным «ресурсом» в руках ненавистных Гусинского с Березовским. В этом смысле предложение Чубайса о создании консорциума, в который должны войти чуть не все российские олигархи, благополучно перенесшие процедуру «равноприближения», пришлось как нельзя кстати».

Приведенный выше фрагмент принадлежит перу Александра Рыклина, в те годы журналиста «Еженедельного журнала», который возник при разделе имущества «Медиа-Моста» в качестве альтернативы журналу «Итоги». Насколько верна приведенная им уже в марте 2002 года версия, я судить не берусь, но фамилия Чубайса действительно прозвучала на наших заседаниях первой. Это стало для меня неожиданностью. Все еще пребывая в тревожно затянувшейся стадии идиотического идеализма, я искренне не мог понять, как можно соглашаться на предложение тех людей, которые еще совсем недавно прилагали столько усилий для нашего же уничтожения? Как мы сможем работать с ними? То есть первое, что меня смущало, – этическая сторона. Кроме того, я решительно не понимал, как сможет функционировать механизм, управлять которым поставят нескольких техников, имеющих абсолютно разные представления о методах управления? Поэтому я начал как-то быстро скисать. В конце концов, видимо, достигнув определенного состояния – то ли отчаяния, то ли безрассудства, – я сказал ребятам, что не буду работать в таких условиях. По-моему, тогда уже появилось это выражение – «олигархический колхоз». Так что в чем Александр Рыклин в своем прогнозе оказался прав, так это в предсказании, что связь «с бывшими покровителями» не будет разорвана. Только он писал о всей «команде Киселева», которая как раз Гусинского с Березовским и постаралась забыть как можно быстрее, а нужно было говорить только обо мне. Потому что именно я некоторое время все еще буду «оставаться их потенциальным ресурсом».