Далия Трускиновская. Наследник славы
Я получил сообщение о своем увольнении в очень неподходящее время — бабка расхворалась, и ни о каких путешествиях не могло быть и речи — мы оказались привязаны к ее любимой больнице и знающим ее хворобы врачам. А в сообщении было ясно сказано: если я в течение двух месяцев эмигрирую в Канаду, Китай, Монголию или на юг Чили, то получаю подъемные в размере шести окладов, если же остаюсь дома — то пособие по безработице в размере трети оклада. С голоду не помру, но единственной моей радостью на ближайшие год-полтора будет Супернет.
На юге Чили зарабатывали неплохо — если десять лет откладывать деньги, то можно даже купить неплохой дом на краю Второго поселка. Но туда нужно ехать всей семьей — одиночки пропадают.
— Ошиблись мы, мать, — сказал я. — Промахнулись.
— Кто ж мог знать? — спросила она.
Пять лет назад я оказался на бирже труда и выбрал профессию полицейского. Мы на семейном совете решили: что бы ни случилось, без полиции государство не живет. Я прошел годичные курсы, отработал четыре года в патруле — и вот опять выброшен за борт. Электроника, будь она неладна, и тут заменила живых людей.
Во всем была виновата мать — ей следовало выйти замуж за отца, тогда бы я мог претендовать на его профессию. Я бы поступил на льготное место в техникум садоводства, а садовник — такое ремесло, что всегда прокормит. Хороший садовник зарабатывает не хуже дипломированной экономки. А помощник садовника — не хуже горничной с двумя сертификатами.
С горя я поплелся в паб «Последняя надежда». Оказалось, правильно сделал. В пабе меня заметил Артур — он принимал меня в патруль, экзаменовал, контролировал, а потом уволился сам, добровольно, чем всех потряс до глубины души. В наше время увольняться добровольно может только самоубийца.
Он обедал в одиночестве. Официантка, тетка лет сорока, вилась вокруг него и так, и этак. Он всегда нравился женщинам, даже когда облысел. Я не мог понять — интуиция у них, что ли? Как они понимают, что этот худой дядька, со спины похожий на больного подростка, может в одиночку уложить двух здоровенных обкуренных киков? Он даже не машет ногами, как они, он как-то проскальзывает, берет кика за руку — и все, в следующий раз этот чудик выйдет на ринг в лучшем случае через два месяца. Если кто хочет заниматься кик-боксингом, пусть бы посмотрел, как Артур уложил пьяного тренера.
Я сел поблизости со своим пивом и стал ждать, пока обратит внимание.
— Ингарт? — спросил он. — Ты?
— Я, господин Вельд.
— Садись сюда. Бимиш будешь?
— Ну…
— Будешь.
После второй кружки он стал меня расспрашивать, выслушал мой краткий доклад об увольнении, а после третьей кружки предложил мне работу.
— Пока — возьму тебя на пробу, на одно дело. Покажешь себя — буду и дальше приглашать.
— А как это будет оформлено?
— Никак.
— А налоговая полиция?
— А мы подпишем контракт о сожительстве. Теперь все так делают. Траты на сожителя или сожительницу — мое личное дело.
Я охнул — то-то мать обрадуется… и Стелла тоже обрадуется, хотя… хотя все равно наша семейная жизнь откладывается надолго…
Артур смотрел на меня так, будто твердо знал: я помолчу, вздохну и соглашусь, деваться-то некуда. С другой стороны, работать с Артуром неплохо, он из тех людей, которые всегда отвечают за свои слова. Он в полиции по меньшей мере тридцать лет отслужил, ему незачем кому-то что-то доказывать. Он все уже давно доказал.
— Завтра вечером выезжаем, — сказал он. — Работы, я думаю, на пару дней, вряд ли больше. В сущности, это даже не работа, а увеселительное путешествие. Космопорт увидишь, Большой отель…
— Что-о?..
— Издали, издали!
Еще бы не издали, подумал я, если вокруг него — шесть поясов охраны. Есть люди, которые рождаются, живут и умирают в Большом отеле, ни разу не побывав за его оградами. И, кажется, их это вполне устраивает. Путешествовать хорошо, пока ты молод. И когда есть деньги. А сейчас я бы охотно взял мать, сестру, бабку, Стеллу и завербовался вместе с ними в Большой отель. И никуда оттуда не выходил — а чего выходить, если там все, включая кладбище?
Я бы мог служить в охране — мы на курсах проходили охранные системы. Мать — сертифицированная уборщица общественных помещений, знает всю технику, ей тоже место найдется. Бабка — санитарка в родильном отделении, шесть раз сдавала зачет по повышению квалификации… Стелла унаследовала материнскую профессию — она гувернантка, специализируется по старшему дошкольному возрасту. Вот с ней было бы сложнее — вряд ли в Большом отеле живут люди, которым по карману такая гувернантка.
Но мы все не боимся работать. Я, пока не попал в полицию, был подсобным рабочим на ресторанной кухне. Перспектив никаких, но кормили замечательно. Чтобы стать хотя бы оператором посудомоечных агрегатов, нужно окончить курсы — а туда так просто не попадешь, берут только своих, из ресторанных династий.
— Соглашайся скорее, — сказал Артур, — и пойдем оформлять сожительство.
Что мне еще оставалось?
Он посадил меня в машину, и мы отправились в город по Второй дороге.
У нас тут все делится на Первое и Второе. Не знаю, как на Лазурном берегу или на валенсианском побережье, а тут — именно так: Первый поселок для господ, Второй — для квалифицированной обслуги, Первая дорога — для лимузинов, Вторая — для наших старых джипов. Это правильно — не дай бог, поцарапаешь дверцу лимузина, всю жизнь не рассчитаешься. А они же гоняют по Первой так, что смотреть страшно, ну и пусть друг дружку калечат. Я насмотрелся, пока служил в патруле.
В юридическом бюро мы оформили временное сожительство, и тогда только Артур рассказал мне, в чем дело.
— Мы будем искать девчонку, — объяснил он. — Я бы без помощника обошелся, но она меня знает в лицо, эта Зента. Так что я в невыгодном положении. Сейчас поедем в Первый поселок допрашивать обслугу.
Вилла, на которой жила беглая Зента, имела два этажа, да еще два подземных — гараж, бассейн, турецкая баня и прочая роскошь. Обслуги я насчитал четырнадцать человек — начиная от стилиста-компаньонки, тощей, как фонарный столб, и кончая настоящим турком с огромными усами, который заведовал баней и кальяном.
Все в один голос говорили: Зенте жилось отлично. У нее был двухкомнатный блок в садовом домике, кормили ее с господского стола, каждый день ее осматривал доктор; господа, помимо платы по контракту, дарили ей одежду и даже дорогие украшения.
— Мне кажется, у нее было что-то с господином, — сказала горничная Катя. — Она же ходила плавать в наш бассейн, и он в то же время туда приходил, только вы меня не выдавайте.
— На котором месяце была Зента?
— На седьмом. Доктор велел ходить в бассейн и на прогулки.
— Она рассказывала о родственниках, о подругах?
— Нет, ну что вы! Станет она разговаривать с обслугой! Она же — оффи!
— Она решила, что господин может проявить интерес к оффи?
— Вы же знаете, какие они — у них у всех мания величия. Она думала: раз я ношу господского ребенка, значит господин может бросить госпожу и жениться на мне. Наверное, господин сказал ей, что он думает обо всех ее фокусах, и она с перепугу сбежала, пока не дошло до госпожи.
— Тоже версия… — пробормотал Артур. — Значит, ты не знаешь, к кому она могла убежать?
— К родителям — к кому же еще?
— Она не дурочка — знает, что ее будут искать как раз у родителей. Значит, ни о друзьях, ни о подружках ни слова не сказала?
— Ни словечка!
— Ясно. Вам, обслуге, велели молчать?
— Да, экономка к каждому подошла и отдельно сказала. Без крика, вежливо, тихонько! У нас не то что у других — у нас обслугу уважают. Нужно последней дурой быть, чтобы из такого дома сбежать! Да еще с животом!
Я молча слушал все эти краткие допросы и завидовал: хорошо, должно быть, служить в таком доме, обслуга прекрасно одета, не запугана, люди тут по пять-шесть лет живут.
Потом мы обыскали ее домик. Как и следовало ожидать, коммуникаторы она взяла с собой — и большой, с прожектором, и маленький.
Мы залезли во внутреннюю сеть виллы. Зента могла выходить в Супернет через эту сеть — там остались бы адреса и имена. Ничего подобного!
— Ни одного слова, — подвел итог Артур. — Ни одной зацепочки. Придется ехать в Большой отель пустыми и разбираться на месте.
— А она точно убежала в Большой отель?
— Ее оттуда взяли, там контракт подписали. В Большом отеле ее родители. Она там всю жизнь прожила, ни разу наружу не выходила, я проверял.
— А не опасно нанимать суррогатную мать в Большом отеле?
— Во-первых, их проверяют. Там такое обследование — они по две неделе в больнице лежат, эти девчонки, пока получат сертификат о пригодности. И нужно его использовать в течение месяца. Во-вторых, не все места в Большом отеле опасны. Если девочка хочет стать суррогатной матерью, она держится подальше от Космопорта и не выходит на свежий воздух без спецкостюма.
— Странная история. Она же получила аванс за материнство. Этот аванс в ее кредитных картах прописан…
— Она уже три дня не пользуется кредитными картами. Не дурочка, Ингарт, совсем не дурочка…
Я вздохнул — когда мы со Стеллой поженимся и захотим детей, у нас уж точно не будет денег на суррогатную мать, Стелле придется вынашивать самой. Господам хорошо — сдали биоматериал и через девять месяцев получили ребенка. Суррогатным матерям тоже неплохо — на одном ребенке можно заработать года на два беззаботной жизни. А если работаешь на одну и ту же семью — за тебя даже вносят деньги в пенсионные фонды.
О том, чтобы суррогатная мамочка сбежала, я слышал впервые. И никак не мог понять, в чем смысл такого побега.
Артур не стал заказывать билеты до Большого отеля — если Зента разбирается в Супернете, она может отследить, кто из нашего городка собрался в Большой отель. Мы предположили на всякий случай, что разбирается; если не она, так ее дружок; кто-то же научил ее, как выходить в Супернет, минуя локальную сеть. И поехали на «варяге» Артура. С виду этот «варяг» — типичная машинка со Второго шоссе, она еще и грязью заросла. Но с места принимает, как самый крутой «риттер».
Мы прошли все пояса охраны, покорно отдавая документы на сканирование. Наконец за поворотом увидели здание пропускного пункта, торчавшее из высокой, метра в четыре, стены.
Не доезжая ворот, Артур вышел. Я отправился дальше, тщательно соблюдая инструкции.
У них там пропускной пункт — зверское местечко. Я заполнил анкету в пятьдесят шесть пунктов. Меня просвечивали, прослушивали, прощупывали и простукивали. В Большом отеле подозрительные люди появляться не должны. Но все эти церемонии — только на трех пропускных пунктах. Туда еще можно попасть через служебные входы — Артур знал их и рассчитывал, что прорвется. Были у него там приятели, которые внесли бы его личный код в базу данных Большого отеля, как будто он прибыл через пропускной пункт.
В графе «цель приезда» я написал чистую правду — ищу беглую суррогатную мать Зенту Витолс. Начальник контрольной полосы проверил по данным — да, она у них числилась и именно отсюда уехала, найдя место, в наши края. По времени все совпадало — уехала восемь месяцев назад, месяц — на медицинские проверки.
— Но она у нас не появлялась, — сказал начальник.
— Я хочу поговорить с ее родителями и подругами.
— Наберись терпения, дружок. Эти оффи кого хочешь до белого каления доведут.
— Придется.
Он вернул мне документ, я пристегнул документ к ключам и пошел в секцию безопасности за спецкостюмом. Они легкие, почти прозрачные, но на плечах — пластиковый воротник, к которому крепится шлем. Их можно надевать даже поверх толстой зимней куртки, если сумеешь пристегнуть блок жизнеобеспечения, спереди или сзади, как тебе удобнее.
Мне объяснили, как обращаться со шлемом, и я въехал на территорию Большого отеля — впервые в жизни.
У него было и другое название — тридцать лет назад, когда рядом с ним поневоле пришлось построить Космопорт. Гости-то к нам явились без предупреждения и приземлились там, где сочли нужным. В школьном учебнике написано, что в течение недели на равнине село двенадцать транспортов, а в Супернете я нашел информацию — семнадцать, пять почему-то не выдержали прохода через нашу атмосферу и фактически не приземлились, а грохнулись, их даже вскрывать не стали — и так все ясно. Замерили радиацию — и сразу эвакуировали два городишка. В учебнике сказано — население увезли на юг и каждой семье дали коттедж. А в Супернете — сперва в пять санаториев, которые сразу же стали закрытыми. И только потом — на юг, в коттеджи. Тех, кто выжил.
Территорию, где приземлились дорогие гости, тут же оцепили. Они, к счастью, поняли, в чем дело, и даже помогли построить Космопорт. Большой отель потребовался для обслуги Космопорта. А те два городишка вычистили и приписали к Большому отелю, только жить в них никто не захотел — мало ли что. Потом-то население появилось — все-таки наше правительство, когда поднатужится, умные решения принимает. Жаль, что редко.
Я ехал по узким улицам странного старенького городка — так, словно неторопливо шествовал по музею, не виртуальному, а самому реальному. То, что я видел, было похоже на реконструкцию в курсе истории для детей. Я узнал газетный киоск, узнал даже светофор — кажется, он так называется. Артур дал мне маршрут — возле памятника бородатому дядьке, со сбитыми буквами на постаменте, свернуть направо, проехать два квартала — тут будет питейное заведение, в котором подают простой обед. Сесть за столик и обедать по меньшей мере два часа.
Людей на улицах не было — только машины, среди которых наш «варяг» был как суперзвезда. За рулем сидели люди в спецкостюмах с пристегнутыми шлемами. Не разобрать, мужчины или женщины.
В нужном месте я свернул, въехал под навес питейного заведения, вошел в переходную камеру, зажмурился, чтобы вспышкой не обожгло глаза, и чистенький, словно из космического вакуума, явился в зал.
Кормили там неплохо, а развлечься было нечем. Я достал коммуникатор и связался со Стеллой. Артур дал о себе знать через два часа, как и обещал.
«Поезжай по адресу» — прочитал я на экране. Ну, ладно. Узнав у девицы за стойкой, где тут Земляничная улица, я расплатился, отметив, что отношение девицы ко мне резко изменилось: сперва я ей даже понравился, но, узнав, куда я собираюсь, она явно во мне разочаровалась. Девица была из наших, из обслуги, и на оффи глядела свысока.
На этой окраинной улице жили родители беглой мамаши.
Мне очень хотелось посмотреть, как живут оффи, и правда ли, что они хранят старую технику. Но в дом меня не впустили, все переговоры мы вели сквозь дверь. Я представился и просунул в щель визитку (Артур успел отпечатать мне визитки с выпуклым логотипом, на которых была вся информация о частном сыскном бюро «Аргус»; визиток было ровно двадцать штук, и каждый логотип, если снять пленочку, являл собой крошечный микрофон, активизирующийся от звука). Родители кричали, что дочь у них полгода не появлялась, а сами они понятия не имеют, куда девчонка поехала по контракту. Это было банальное вранье — найти в Супернете контракт Зенты мог бы и школьник, а там все адреса и коды прописаны. Я выпросил у этих дикарей адреса Зентиных подруг и очень медленно потащился на поиски.
Я должен был дать родителям время предупредить подружек, а Артуру, который прятался где-то поблизости, услышать все переговоры.
Мы рассчитывали, что девчонка сидит дома, но после моего визита ее постараются выпроводить и спрятать в другом месте. Артур бы ее выследил, сделал ей обычную безобидную инъекцию снотворного (это он оговорил с ее работодателем), и я бы преспокойно вывез ее из Большого отеля, а он присоединился к нам снаружи.
Подружки, две сестрички, жили на Розовой улице. Там тоже селились только оффи. Обеих не было дома, я решил сесть в засаду, пока не придет сообщение от Артура. Полчаса спустя он прислал одно слово: «Жди».
Правильно он сделал, что велел мне хорошенько пообедать! Торчать неподалеку от дома на Розовой улице мне пришлось до вечера. Когда стемнело, пришел Артур и забрался в машину.
— Я ошибся, ее прячут девчонки, — сказал он. — Мать им звонила, предупреждала, что ты приехал с доверенностью на поиск. Ты когда-нибудь бывал в этих старых домах? Знаешь, как они устроены?
— Понятия не имею.
У нас во Втором поселке коттеджи простенькие, но каждая семья имеет свой. Как можно жить в доме, где справа и слева, сверху и снизу какие-то чужие люди, я не знаю. Трехэтажной может быть вилла, гостиница, ну, какой-то центр — торговый или медицинский. Но не жилой дом. А оффи, говорят, очень любят этажи. Когда-то они жили в десятиэтажных домах — это ж рехнуться можно! И ради чего? Чтобы каждый день сверху смотреть на город? Теперь такие дома разве что в Китае строят. А в столицах они стоят пустые.
Этот, где скрывалась Зента Витолс, был трехэтажный и довольно длинный, серый, с несообразно большими окнами. Внизу была всего одна дверь, посередке.
— Комнаты там маленькие, девчонку, скорее всего, держат на чердаке, — продолжал Артур. — На чердак можно попасть с крыши…
— Мы же перебьем все батареи.
— Не перебьем, потому что в этих домах нет солнечных батарей, Ингарт. Они подключены к энергоснабжению Космопорта и получают электричество шестнадцать часов в сутки. Термонасосов у них тоже нет.
— Как — нет? Как же они греются?
— Спроси чего полегче.
— Но у нас во Втором поселке в каждом коттедже на крыше батареи и в каждой кухне — стояк термонасоса! Как же без этого — зависеть от государственных тарифов, что ли?
— Ингарт, они счастливы, что зависят от государственных тарифов.
Этого я понять не мог.
— Насколько я понял, родители этой Зенты хотят, чтобы подружки ее куда-то перевели, а они считают, что незачем. Странная какая-то история. Я думал, девчонки испугаются. А они только рассердились.
— Господин Вельд…
— Что?
— Мы подъедем поближе к Космопорту?
Я хотел увидеть его своими глазами — мало ли что пририсовано на картинках в Супернете!
— Можно. Посмотришь на большую бетонную стенку длиной в шестьдесят километров. Если повезет, увидишь, как открываются ворота.
— А взлетно-посадочное поле? А купола? Их не видно?
— Разве что самый верх. И сразу тебе скажу — крутиться вокруг Космопорта, чтобы увидеть гостей, бесполезно. Они из-под куполов никогда не выходят. А в тоннели между Космопортом и Большим отелем нас никто не пустит.
— А в Супернете сказано, что они выезжают…
— Ну, если хочешь, сиди у ворот и жди, пока они выедут. А я с девчонкой обратно поеду. Проголодаешься — вернешься своим ходом.
— Эх… — вздохнул я. Обидно — в трех шагах от гостей, а не увидеть…
Нет, я, конечно, видел их в Супернете! Но там же ничего не понять — шары, а в шарах — какой-то туман. Реконструкторы часто вывешивают картинки, где гости — вроде каракатиц со щупальцами-манипуляторами. Где они там манипуляторы разглядели — я не знаю.
Первые гости прилетели целым флотом — с кем-то они воевали, от кого-то они спасались, им пришлось рисковать, нырять в никому не известный прокол. Ну, нечаянно попали к нам, и сами этому были не рады. Теперь, когда для них построили купола и помогли им отремонтировать их транспорты, они улетают и прилетают, привозят всякие интересные вещи для ученых. Но война у них все не кончается, и такое сотрудничество, как в старых книжках про космос, будет еще не скоро.
— Идем, — сказал Артур. — Сейчас я тебе что-то покажу. Такого ты раньше не видел и, надеюсь, больше не увидишь.
Мы обошли дом, стараясь не попадать в квадраты оконного света. Одна из его стенок была глухой, и из нее торчали металлические скобы. Начинались они на уровне моей груди.
— Пожарная лестница, — объяснил Ингарт. — Там есть дверцы, но их сейчас не видно. Можешь взяться повыше и подтянуться?
— Могу.
Он еще подтолкнул, и я смог поставить ногу на скобу. А сам он забрался на лестницу без моей помощи, как — не знаю.
Мы вылезли на крышу. Тут тоже были сюрпризы — из плоской липкой крыши торчали какие-то будки, как детские домики на игровой площадке. Артур дал мне фонарик и стал ковырять замок низенькой дверцы.
— Нет, это даже для оффи слишком, — удивился он, когда оказалось, что дверь открыта. — Залезай кто хочешь, выноси что хочешь, хотя у них и взять-то нечего…
Через дверцу можно было спуститься на чердак. Артур предупредил — там потолок не выше, чем метр двадцать, а скорее всего — метр.
— Кому нужен такой чердак? — спросил я.
— Не знаю. Раньше так строили. Оттуда можно попасть в коридор третьего этажа. Ты только не удивляйся — в коридорах они держат кучи всякого барахла. Не поверишь, я однажды большой телевизор видел.
— Ну и что? — тут уж удивился я: подумаешь, чудо — телевизор во всю стенку.
— Ты не понял, дружок. Деревянный телевизор.
— Что-о-о?..
— Не пленочный. Деревянный, вот такой — как контейнер для отходов. Значит, напоминаю. Ты все время молчишь. Занимаешь место слева и сбоку от меня и молчишь. Можешь хмурить брови и сопеть. Когда я буду выносить девчонку, подружки бросятся следом, обязательно бросятся. Каждой по одной оплеухе. Больше незачем.
— Я еще никогда не давал девчонкам оплеухи.
— Ничего, справишься. Твоя задача — прикрыть мой отход. Уйдем по крыше и пожарной лестнице. За меня не волнуйся — я умею носить на плече мертвое тело.
— Но это тело с животом…
— Ничего. Тут всего три этажа.
Я спорить не стал — ему виднее. Что хорошо в нас — людях из обслуги, — так это умение не встревать в споры с господами.
Мы пролезли в люк, достаточно широкий, чтобы протащить бессознательное тело, и оказались в темном пространстве, причем у меня сразу возникло неодолимое желание опуститься на четвереньки. Черный потолок был не просто низким — он был нестерпимо низким, он так давил на всю физиологию, что впору было вообще распластаться.
— Там, — шепнул Артур и на корточках бесшумно двинулся по чердаку. Я — следом.
Они услышали нас, еще когда мы спускались, и с перепугу погасили свои фонарики. Но Артур расслышал шепот, и нам удалось их перехватить, когда они пробирались к люку, ведущему в коридор. Артур зажег большой слепящий фонарь — и тогда выяснилось, что их не трое, а четверо: три девчонки и один парень.
— Молчать всем! — сказал он громко. Если бы он еще выпрямился во весь рост, получилось бы вообще страшно. Но и так вышло неплохо — девчонки с парнем его не видели, а голос у него был внушительный.
Я смотрел на них с большим любопытством — это же были первые оффи, которых я в жизни увидел. Ни в Первом поселке, ни во Втором поселке их не было и быть не могло. Ну и вот что я скажу — если б они в таком виде появились у нас на улице, их бы первый же патруль сгреб и выкинул за сетку. Даже младшие садовники, когда весной возятся с органикой, не одеваются так жутко — ну, конечно, работают в старых штанах и свитерах, которые потом выбрасывают, но не в таких же старых и грязных! И человек из обслуги не позволяет себе ходить непричесанным. В ресторане, где я работал, вообще был свой парикмахер — приходил раз в неделю и обслуживал пять-шесть человек, получалось, что каждый из нас стригся раз в месяц. Нет, оффи мне не понравились…
— Я за тобой пришел, Зента, — продолжал Артур. — Давай-ка вспомни, что ты подписала контракт, и прощайся с подружками. Я отвезу тебя к господам, и никто ничего не узнает.
— Не поеду! — сказала Зента. — Лучше я повешусь.
— Ты свой контракт внимательно читала? Там есть такой пункт — если ты сознательно причинишь вред ребенку, за это отвечает вся семья, — напомнил Артур.
— Я не поеду. Я не отдам им ребенка. Это мой ребенок, — ответила Зента.
— Вот оно что. Это ведь у тебя первый контракт?
— Да.
— Подумай хорошенько. Если ты сейчас не вернешься, тебе придется несколько лет прятаться. И потом никто не предложит тебе контракт, ты попадешь в черный список. Сейчас господа не стали писать заявление в полицию, они пригласили меня… ты ведь знаешь, кто я?
— Детектив Вельд…
— Господа понимают — когда девочка носит ребенка, у нее начинается в голове путаница.
Артур объяснял, что господа готовы все простить, а я разглядывал подружек. Зента и до контракта не была красавицей. А две другие, если их вымыть и причесать, могли бы понравиться, особенно блондинка — ее бы даже в бистро официанткой взяли. А это для девушки большая удача. Если повезет — назначат старшей официанткой, потом переведут за стойку. А за стойкой — это уже почти госпожа. Сколько было случаев, когда такие дамы рожали от господ!
И вдруг я заметил, что Зента и парень держатся за руки. Как велел Артур, я наблюдал за этой компанией сбоку — вот и заметил.
— Так что давай-ка мы спустимся вниз, сядем в машину и поедем к господам, — очень миролюбиво завершил Артур.
— Нет.
— Детектив Вельд, могу я с вами поговорить кон-фи-ден-ци-аль-но? — спросил парень.
И тут же девчонки его завалили с криками: «С ума сошел! Не смей!» Он только взбрыкнул длинными ногами.
— По-моему, настал час оплеух, — тихо сказал Артур.
А я даже вообразить не мог, что вот сейчас подползу к этой куче брыкающихся конечностей и начну кого-то лупить.
Но на курсах нас обучали захватам, и я неожиданно удачно вытащил парня — хотя он и взвыл от боли.
— Останься тут, — велел мне Артур. — Присмотри за ними.
И утащил парня в люк — не тот, что вниз, а в тот, что на крышу.
Артур спустился довольно скоро. Я и соскучиться не успел, наблюдая, как шепчутся недовольные девчонки.
— Ты останешься тут, Зента, — сказал он. — А ты, Ингарт, пойдешь с нами. Дело серьезное.
— А она?
— Никуда не денется.
Делать нечего — полез на крышу и я.
Парень кое-как спустился по скобам пожарной лестницы вслед за Артуром — все-таки руку я ему повредил. Наконец мы, все трое оказались внизу.
— Его зовут Алнис, — сказал Артур. — Эта дурочка из-за него и сбежала. Она до контракта была его девушкой.
— Но почему «до», а не «после»? — я имел в виду роды.
— Потому что он попал в беду. Изложи-ка коротко.
— Мы тут подрабатываем в Большом отеле, — признался он. — Отдаем тело напрокат. Гостям. Есть посредники. Это несложно — садишься в кресло, тебе дают что-то вроде наркоза, просыпаешься в том же кресле. Два часа жизни — как не бывали. Или больше — смотря как договоришься.
— Ничего себе! — воскликнул я. — Разве это по закону?
— Нет, конечно. Ты продолжай, — велел Артур.
— Ну, я заснул в кресле, проснулся на берегу озера. Руки в какой-то дряни измазаны, то ли рыбьи кишки, то ли что похуже. Глаз заплыл. Что было — не знаю. Стал выбираться — нашел труп. Куда девался гость — черт его знает!
— Он что, был с тобой? Сидел на тебе? — закричал я и схлопотал подзатыльник от Артура.
— Откуда я знаю! — закричал и Алнис. — Откуда я знаю, как они это делают?!
— Молчите вы оба! Пошли в машину, — распорядился Артур.
Этот чудак не стал разглядывать труп, а удрал, оказался в ночном баре, там отмыл руки и выпил чуть не бутылку виски. Он понимал, что, если полиция до него доберется, правду сказать он не сможет, правда для него — смертный приговор. Ведь тогда придется назвать посредника, который сводил его с гостем, а посредники — это банда, и если они, невзирая на все запреты, работают с гостями, значит получают от гостей что-то дорогостоящее. Им, посредникам, по карману заплатить полицейским за возможность уничтожить свидетеля.
В общем, он не придумал ничего лучше, как сообщить об этом своей девушке Зенте. Зента в панике все бросила и примчалась к нему. Они поклялись друг дружке в вечной любви и уговорились бежать на юг, а что касается ребенка — когда родится, растить как своего.
— Надо же, какие благородные чувства, — сказал Артур. — Дедушка Шекспир плачет от зависти.
— Кто плачет? — спросил я.
У меня есть среднее образование, но программы у нас не такие, как в господских школах. Вот моя Стелла всех этих писателей и поэтов знает — ну так она не знает, с какой стороны к посудомоечному агрегату подойти и как в нем картриджи менять.
Алнис, похоже, не впервые слышал это имя.
— Вам этого не понять, — огрызнулся он.
— Куда уж! Ну, мы с Ингартом тебя выслушали. Что будем делать? — спросил Артур. — Прежде всего нужно исправить твою глупость и отправить Зенту к господам. Там она будет в безопасности.
— Мы не отдадим им ребенка!
— Сперва нужно, чтобы она оказалась в безопасности. Про ребенка думать будешь потом. Или ты хочешь, чтобы банда посредников оплатила два трупа вместо одного?
Он этого не хотел и потому промолчал.
— Если ты наймешь меня, я разберусь, что это за труп и какое он имеет отношение к гостям.
— Мне нечем платить, — сказал Алнис.
Я впервые видел, чтобы человек признавался в своей нищете с таким гордым видом.
— Знаю. Но мне достаточно одной монеты — как символа сделки, — преспокойно ответил Артур. — Мне, видишь ли, интересно, что за дела могут быть у гостей за пределами Большого отеля и Космопорта. Вряд ли они ходят на экскурсию в музей старинной вышивки. Еще мне интересно, как они это проделывают технически. Что именно вселяется в твою голову и командует твоим телом.
— Я понятия не имею, — буркнул Алнис. — До сих пор два раза ходил, потом прекрасно себя чувствовал.
— Платят хоть хорошо?
— Могли бы и лучше.
— Ну, ладно…
У Артура был коммуникатор с выносным прожектором. Он совместил устройства, нацелил луч на лист белого пластика, который для этой нужды держал в машине, и понесся по просторам Супернета с изумительной скоростью. Мы с Алнисом молча сидели в машине и ждали результата.
— Знаешь, дружок, за последние две недели у озера никаких трупов не поднимали, — сообщил Артур. — Как ты думаешь, что это значит?
— Кто-то из посредников постарался, — сразу ответил Алнис. — Гость, когда вернулся, все ему рассказал, и посредник спрятал труп.
— Ты думаешь, так легко возле Большого отеля и Космопорта спрятать труп?
— Не знаю.
— Труп точно был?
— Точно.
— Надо подумать… Ингарт, пока я буду размышлять, возьми-ка ты рацию и послушай, о чем толкует здешняя полиция. Имена там, факты… Рация настроена, ничего не крути. Ступай, погуляй и послушай.
Я не понял, какой смысл подслушивать перекличку патрулей чуть ли не целую неделю спустя после убийства. Но мы, люди из обслуги, выполняем приказы без обсуждения. Взяв рацию, я засунул наушник под шлем и неторопливо пошел по ночной улице.
Что сделал Артур — я понял не сразу. А он оставил на чердаке одну из своих визиток. И эта визитка исправно передавала мне в правое ухо разговор трех девчонок.
Они замышляли бегство и прорабатывали маршрут.
Я не понимал, которая из них наша беглая мамочка, говорили они быстро, все слилось в непрерывную словесную ленту:
— …а спрятаться можно на берегу, где старый сарай, а моим что сказать, а твоим ничего не говорить, а потом, а потом выйти через кухню, откуда у тебя знакомые на кухне, ты что, общаешься с обслугой, дура, сама дура, перестаньте, главное — получить кредитку, тогда можно через пятые ворота, ты что, общаешься с охранниками, не позорься, ни одна оффи с охраной даже не здоровается, а как иначе выйти?..
Потом, не разобравшись толком, как покинуть Большой отель, они стали мечтать, как Алнис с Зентой доберутся до юга.
Насколько я знал, жители Большого отеля могут свободно выходить и возвращаться, другое дело — что им это ни к чему. Разве что иногда, скажем, в свадебное путешествие съездить, погреться у настоящего моря, а не под лампами в бассейне. Или, если кто совсем от любопытства места себе не находит, побывать в городах, посмотреть, как раньше люди жили.
Теперь, когда отовсюду можно выйти в Супернет, жить в городе нелепо. Зачем, спрашивается? Если кто-то работает на фабрике — так он и покупает коттедж возле фабрики. А как раньше, жить в одном месте, а восемь часов в день проводить в другом только потому, что там большие коммуникаторы, — это же чушь какая-то. Это нужно вдвое больше зданий, чем требуется на самом деле. Стеллин троюродный брат работает в банке — так он даже не знает, где этот банк находится. Города — это кварталы пустых домов, никому не нужных, и их понемногу разбирают.
Я слушал девчонок, помогающих Зенте собрать сумку, и думал — они через крышу не полезут, они спустятся по обычной лестнице, и надо бы подойти туда, встретить их. Несколько минут у меня было, и я вернулся к машине, где размышлял Артур.
— Вот, кое-что записал, послушайте, господин Вельд, — сказал я и отдал ему рацию с наушником.
Пока Артур слушал, я потихоньку разглядывал Алниса. Все-таки эти оффи одеваются нелепо — ну, зачем человеку в джемпере с вырезом галстук на голое тело? Какой в этом прок? Галстук — это для банкиров, для дипломатов и для мажордомов в богатых усадьбах. Да к тому же джемпер — синий в пятнах, а галстук — малиновый с золотой полоской!
Эту моду оффи я понять не мог. У нас, людей обслуги, свои моды — ну так они полезные. Бабка носит бирюзовые штанишки выше колена, как молодые санитарки, это удобно с рабочим халатиком. Мой друг Ральф купил кепку с двумя козырьками, теперь садовника на улице можно узнать по такой кепке. Тоже полезно — если приходится работать под дождем, вода за шиворот не льется. А галстук зачем?
— Хорошо, Ингарт, пусть они делают, что хотят. Мы сейчас должны в первую очередь помочь Алнису. Дело загадочное. Если его руками гости кого-то убили, то и он в опасности — так?
— Так, господин Вельд, — согласился я.
— Мы должны вывезти его в безопасное место. Молчи, не перебивай. Я свяжусь с кем надо, и его положат на обследование.
— Какое обследование? — забеспокоился Алнис. — Я здоров!
— Теперь есть прекрасные методики — врачи вытащат из твоего подсознания все, что было той ночью, даже если твою память кто-то корректировал. Вот уж это в наше время — не проблема.
— Нет, я не могу! Я не позволю копаться в моей памяти! — заявил он.
— То есть твоя память и твое подсознание неприкосновенны?
— Да!
Я не люблю агрессивных парней. А он был как раз агрессивный, хотя и хилый. Мы, люди обслуги, о себе заботимся, занимаемся спортом, когда я работал в ресторане — хозяин оплачивал тренировки, в полиции они были бесплатные. Как же иначе? И рабочие на фабриках все крепкие, сильные, хозяевам дешевле оплачивать им бассейн, чем лекарства. А оффи — если они такие, как Алнис, — имеют жалкий вид.
— Неприкосновенны, — повторил Артур. — Для тех, кто хочет тебе помочь? А для тех, кто тебя использовал и выбросил — очень даже прикосновенны? Запустить гостя к себе в голову — это нормально? А позволить специалистам заняться твоей памятью — ненормально?
— Когда я вернусь из лаборатории, меня убьют.
— Посредники, что ли? За это не беспокойся. Ты автоматически попадаешь в программу защиты свидетелей. Тебя перевезут в другую страну, выдадут другие документы…
— Я не хочу в другую страну!
— О тебе позаботятся. А потом позаботятся о посредниках. Насколько я помню, ни в одном договоре с гостями не было пункта о том, что они имеют право использовать тела местных жителей…
Артур не закончил фразу. Какая-то заковыристая, если судить по хмыканью и улыбке, мысль пришла ему в голову.
Я молча ждал, что он еще скажет. И глядел на него, а не на Алниса.
Ну, в общем, зазевался.
Алнис потихоньку подвигался к дверце машины. Я стоял у другой дверцы, приоткрытой, с той стороны, где Артур за рулем. Когда Алнис выскочил, я даже не сразу понял, куда он подевался.
— Стой! — приказал Артур. — Пусть удирает. Мы ведь знаем, куда он помчался.
— К Зенте?
— Да.
— По-моему, он дурак.
— Не дурак, Ингарт. Врун.
— А где он соврал, господин Вельд?
— Догадайся. Вы, люди обслуги, слишком полагаетесь на господ и боитесь сказать лишнее слово. Но если ты хочешь работать на меня, придется тебе включить ту функцию в голове, которая отвечает за догадки. Итак, труп… Наш доблестный оффи не хочет, чтобы полиция узнала про тайные делишки посредников. Поэтому он сказал про труп только беременной дурочке, такой же оффи.
— Почему — дурочке?
— Потому что она примчалась в Большой отель. Умница сказала бы — милый, пойдешь ты в полицию с этим трупом или не пойдешь, оставаться в Большом отеле тебе нельзя, посредники не дураки, живой ты им больше не нужен. Мир велик — едем в другое место! Есть еще кварталы, где селятся оффи и получают дважды в неделю продуктовый пакет.
— Они действительно получают пищу бесплатно?
— Да, и одежду, и одеяла. Но это бракованная одежда с оптовых складов, Ингарт. Никто из обслуги такое бы не надел.
Я задумался. Потеряв работу, я остался на пособии, но если бы я захотел купить новые ботинки самой лучшей фабрики, то пошел бы к Ральфу и нанялся на черную работу, ее в садовничьем ремесле полно, только она временная — на два дня, на три, ну, на неделю. Нам, людям обслуги, в сущности, по карману дорогие вещи — надо только работать побольше и не лениться.
— Что-то их обоих держит в Большом отеле, — сказал Артур. — Настолько крепко держит, что даже под страхом смерти они отсюда не уходят. Как ты думаешь, что это? Давай, рассуждай!
— Это не может быть работа. Оффи, я слыхал, работать не любят.
— Ты славный парень, Ингарт, — Артур даже улыбнулся. — Первым делом ты о работе подумал. Жилье? Но, когда человек спасается от смерти, он согласен жить и в заброшенном небоскребе. Тем более до зимы далеко. Родственные связи? Что-то не верится. Ребятки пока в том возрасте, когда это не играет большой роли. Что остается?
— Деньги?
— Выходит, что деньги. После странной истории с трупом посредники вряд ли будут предлагать Алнису этот способ заработать на сигариллы. Откуда же еще возьмутся деньги?..
— Господин Вельд, может быть, мы пойдем поищем девчонок? — спросил я. — Можно еще раз послушать запись.
— Ты, наверное, не раз влюблялся, — уверенно сказал Артур. — И сейчас у тебя девушка есть?
— Невеста, Стелла.
— Если бы твоя Стелла нанялась вынашивать чужого ребенка, что бы ты на это сказал? А? — Видя, что я от такого вопросика дара речи лишился, Артур решил помочь: — Прогнал бы ее к чертовой бабушке? Или решил — пусть сперва выполнит условия контракта, а потом начнем жизнь сначала?
— Если бы она осталась без работы и получила такое предложение — я бы день и ночь работал, чтобы ей не пришлось…
— Да нет, я о другом! Представь, что она это сделала по секрету от тебя. А потом в ней инстинкт проснулся, что ли… Ну, не может никому этого ребенка отдать, хоть тресни! Твои действия?
— Не знаю… — Я даже головой помотал, чтобы он лучше понял: действительно не знаю!
— Допустим, она бы сбежала, спряталась у тебя, заказчики нашли ее и предложили ей остаться при ребенке няней. Что бы ты сказал?
— Сказал бы, что это идеальный вариант. Няни хорошо зарабатывают. А потом у нас появился бы свой ребенок, и она привыкла к тому, что тот — все-таки чужой. Разве нет?
Артур ответил не сразу.
— Оффи не согласится работать няней, — сказал он. — И вообще работать не согласится. На что эта парочка рассчитывала, хотел бы я знать. В кварталах оффи их сразу найдут и отнимут ребенка. Туда, где нужно работать, они не побегут. Что у них на уме? Не знаешь, дружок?
— Есть еще вариант. Но он совсем невероятный.
— Ну?
— Их могут взять к себе гости. Мне кажется, у гостей их никто не тронет…
— А что ты вообще знаешь о гостях?
— Ничего я о них не знаю. Но на них работает весь Космопорт, весь Большой отель, на них тратят страшные деньги… ну, наверное, если они попросят, чтобы этих оффи оставили им, там, наверху, возражать не будут…
Артур хмыкнул. Я понял это так — ему кажется смешным, что я мало знаю о гостях. Но кто о них вообще знает что-то вразумительное? Может, президенты и премьер-министры, да еще обслуга Космопорта — ну так она оттуда не выходит и никому ничего не скажет. Ну, прилетели, ну, не похожи на людей, пытаются с нами сотрудничать, что-то привезли для врачей, какие-то свои растения — вот об этом как раз писали. Вся шумиха по их поводу кончилась еще до моего рождения, а я сразу знал — есть такие гости, прилетают и улетают, никакой особой пользы не приносят, вреда тоже. Ко всему ведь привыкаешь.
— Держи, — Артур достал два пакетика, один протянул мне. Я открыл — внутри была белесая пленка.
— Что это, господин Вельд?
— Полезная штука. Разворачивай, ищи капюшон.
Он управился быстрее, чем я, надел накидку и пропал. То есть я видел мутное продолговатое пятно, меняющее очертания. Я не сразу сообразил, что это «фантом» — за все время патрульной службы я его ни разу не видел. Но правила обращения с «фантомом» мы на курсах проходили.
Артур помог мне накинуть и закрепить пленку, дал также ночные очки. Потом он еще раз прослушал кусок беседы трех девчонок и сказал:
— Пошли!
Большой отель занимает много места. В нем и своя речка имеется. После того как гости появились, встал вопрос — что делать с речкой? Она, протекая через территорию, всякой химической дряни наберется. Вырыли большой пруд, направили туда воду, понемногу получилось целое озеро. Девчонки собирались бежать к берегу, но речному или озерному — не понять. Артур вышел через коммуникатор на подробную карту и нашел подходящее место.
— Вот тут, — и показал крестиком.
— А это что? — спросил я.
— А это, дружок, кто-то едет по дороге. И прямо к озеру. Мне эта история нравится все меньше и меньше. Пошли.
«Варяга» мы оставили — он, как всякая машина, имеет маячок, и со спутниковых станций видно, куда он ползет.
— Что молчишь? — спросил на ходу Артур.
— Думаю. Как эти оффи могут жить без работы. Они же вообще ничего не делают. Вот этот Алнис — хоть бы себе джемпер постирал, что ли.
— Если он займется стиркой, его другие оффи засмеют. Ты вот не помнишь, как их из городов выселяли, а я помню. После них столько грязи оставалось!
— Это правда, что их деды и бабки управляли страной?
— Это сказка. Им казалось, будто они управляют, потому что они обеспечивали движение денежных потоков… ты понимаешь, что это?
— Не очень.
— Всякая система понемногу усложняется, пока в своей сложности не доходит до маразма. Тогда пузырь лопается, отношения упрощаются. Тебе повезло, сынок, ты не застал той грандиозной игры в деньги, которая начала давать сбои полвека назад. Виртуальных денег было тогда в тысячу раз больше, чем ценностей, которые стояли за ними. Заигралось человечество. А предки наших оффи были маленькими человечками на службе у этих больших денег. Большие деньги пропали — и человечки больше не нужны. Но им трудно с этим согласиться, им все кажется, что случилась ошибка и большие деньги вернутся, они ждут и детей учат ждать, чтобы дверь распахнулась, вошли с поклоном посланцы и сказали: униженно просим вас, сударь, пожаловать в ваш офис, вот ключик от кабинета!
— Это уже что-то вроде религии, — сказал я.
— Похоже, да… Я вот думаю — а не было ли то, что их поселили вместе, ошибкой? В городах они недолго сидели бы в опустевших домах — маркеты закрыты, транспорт не ходит, зарядить аккумулятор — денег нет. Может, каждому из них поодиночке легче было бы смириться и пойти в обслугу. А тут их собрали, потому что это удобно — не надо гоняться за каждым чудаком с продуктовым пакетом. Никто другой не согласился бы жить в этих городишках… вот они друг перед дружкой и выделываются, какие они правильные оффи… стой…
Дальше мы двигались бесшумно, держась поближе к кустам.
На берегу озера стоял старый сарай. К нему вела едва заметная во мраке дорога. По этой дороге очень медленно катил большой джип-корвет. Не доезжая, он встал и посигналил светом. Из распахнутых ворот сарая появился Алнис.
Артур преспокойно пошел к нему, уверенный в своей незримости. Он-то не впервые пользовался «фантомом», а мне было неловко. Однако, глядя на него, подошел к воротам сарая и я.
Дверца джипа-корвета приоткрылась.
— Она с тобой? — спросили изнутри.
— Да.
— Веди сюда.
— Сейчас. Зента, Зента!..
— Не ори.
Наша беглая мамочка появилась в свете фар, и мне стало ее жалко — она прикрывала ладошками округлившийся животик.
— Не бойся, — сказал ей Алнис. — Это быстро, проснешься — только шрам останется. Ну а шрам тебе потом зашлифуют.
— Я не боюсь. Только пусть тебе сперва отдадут кредитки.
— Подойди, я их прямо тебе отдам, — сказали из машины.
Алнис полез в наплечную сумку и вынул довольно большой старый картридер. Экранчик засветился.
Зента подошла, протянула руку, вскрикнула и пошатнулась.
— Это… это… — произнесла она внятно и стала падать. Но тот, кто сидел в машине, ей не позволил.
— Стоять, — сказал он Алнису. — Стоять, не двигаться! Пристрелю.
— Вы не имеете права! — воскликнул Алнис, но с места не двинулся — так и торчал с протянутым картридером.
Зенту стали затаскивать в джип-корвет, ее ноги уже повисли в воздухе, я растерялся — отчего Артур бездействует? Но он не бездействовал — тусклое туманное пятно возникло возле дверцы, в машине заорали мужчины — и смолкли…
— Иди сюда, дружок, — позвал Артур. — Забери-ка у них игольники и возьми на прицел этого оффи.
— С удовольствием, господин Вельд, — ответил я.
Через полминуты картина была такая: выскочившие из сарая подружки Зенты стояли у полуразломанных ворот, сама Зента лежала на траве, Алнис мелкими шажками пятился от оружия, которое словно висело в воздухе перед туманным пятном, а Артур возился в машине — насколько я понимаю, вязал по рукам и ногам парализованных мужчин, тех самых посредников, о которых толковал Алнис.
Потом он вылез и скинул «фантом».
— Труп, говоришь? — сказал он Алнису. — И руки в кишках? Тебе бы сюжетки для рекламщиков сочинять, подонок. И ведь как сыграл! Как сыграл! Дружок, ты понял, что тут произошло?
Это уже относилось ко мне.
— Приблизительно, господин Вельд.
— Ты ведь тоже купился на эту историю с трупом? — Артур засмеялся. — Надо же, актерский талант у подлеца пропадает!
Я мог держать пари — он заподозрил неладное, еще когда Алнис и не думал удирать.
— Снимай «фантом» и затаскивай девчонку в джип, — велел Артур.
Тут оффи опомнился.
— Не трогайте ее! — завопил он, хоть и стоял под прицелом игольника. — Аусма, Лига! Оттащите ее подальше!
Предполагалось, что в девчонок я стрелять не стану.
— Настоящий оффи! Сам работать не станет — а девочек заставляет. Ингарт, ты ведь понял, что тут происходит? — спросил Артур, неторопливо подходя к Алнису.
— Тут сорвалась сделка, господин Вельд.
— И что же этот милый юноша с очаровательной девушкой продавали? За хорошие деньги, учти, дружок! Что у них могло быть на продажу, кроме собственных потрохов?
— Господин Вельд, может, я ошибаюсь…
Я хотел сказать, что не может же такого быть — чтобы люди продали нерожденного ребенка. Но не сумел. Алнис шагнул ко мне и замахнулся картридером.
— А ты вообще молчи, обслуга! Ты!..
Я даже не сразу понял, почему он замолчал и куда подевался.
Оказывается, он улетел в кусты и шлепнулся там наземь. Артур потирал кулак и смотрел на него так, как я бы даже на лужу блевотины не смотрел.
— Господин Вельд, но я действительно человек обслуги, — тихо сказал я. — Тут нет никакого оскорбления. Мы, люди обслуги, никому ничего не должны и зарабатываем на жизнь честно, и мы не стыдимся этого…
— Вот именно, — перебил меня Артур. — Честно! Нет стыдной работы. Стыдно — сидеть на шее у тех, кто работает. Теперь понимаешь, что такое оффи?
— Кажется, да.
— Мой дед на ксероксе работал! — выкрикнул Алнис из кустов.
Я посмотрел на Артура. Он человек образованный, должен знать, что такое «ксерокс». Артур нехорошо засмеялся. Не хотел бы я, чтобы надо мной так смеялись.
— Ты его спроси, Ингарт. Посмотрим, что ответит. Если вообще что-нибудь ответит.
— Алнис, что такое ксерокс? — спросил я, но отвечать обслуге было ниже его достоинства.
— Его дед был большим человеком, он делал для посетителей офиса копии документов. Бумажных документов, Ингарт. Это — достойная оффи работа. Если бы дед хотел сделать карьеру, он бы заведовал принтером и факсом, разносил по кабинетам распечатки и считал себя Божьим избранником. А потом ему бы доверили обрабатывать входящую корреспонденцию! Проставлять в правом верхнем углу цифры, Ингарт! И он считал бы себя выше, чем хирург, который проводит тончайшую операцию на сердце! Потому что когда хирургу потребуется копия справки, он придет к оффи и будет покорно ждать, пока оффи соблаговолит ее выдать! Понял теперь, от чего мы избавились?
— Понял, господин Вельд.
— И чем они могли торговать, а? Мясом! — выкрикнул Артур. — Только собственным мясом! Больше-то ничего нет! Для них это не ребенок, для них это — мясо, которое можно продать посредникам, а что будет с мясом дальше — не их забота!
— Но для чего гостям?..
— Не знаю! И никогда не узнаю! Но меня это беспокоит, а его — нет!
— Господин Вельд, мы можем забрать Зенту? — спросил я. — Если ее обработали парализатором, это может повредить ребенку. Нужно скорей везти ее в клинику.
— Ты прав. Загружай в джип этот кусок мяса. Слышишь ты, подонок? Ты — мясо. И девушка твоя тоже. Убирайся к черту. С тобой говорить погано.
Я снял наконец «фантом» и сел за руль.
— Сперва — в службу безопасности, — распорядился Артур. — Сдадим этих голубчиков. Потом я останусь там давать показания, а ты на предельной скорости убираешься отсюда. По дороге связываешься с заказчиками, они ищут клинику поблизости от Большого отеля, и ты везешь туда эту дуру.
— Понял, господин Вельд. Можно вопрос?
— Ну?
— Когда вы заподозрили, что дело в ребенке?
— Да сразу. Хотя этому подлецу удалось сбить меня с толку. Врать — это у оффи в крови. Мне очень не понравилось, что в локальной сети той виллы не осталось никаких следов, — сказал Артур. — Если бы ты работал на такой вилле, то знал бы — вся переписка и все звонки обслуги идут через локальную сеть. Не для того, чтобы господа читали и подслушивали, — делать им больше нечего! А чтобы обслуга контролировала себя. Когда знаешь, что в любую минуту могут открыть твой текст о том, как на носу у госпожи вскочил прыщик, — это дисциплинирует. Господа хотят у себя дома говорить и вести себя, как им угодно.
— Она могла звонить Алнису не с виллы — скажем, из парка… или на дорогу выходила…
— Она не покидала территорию. Если бы покидала — кто-нибудь уж это бы заметил и донес господам. Ты подумай, четырнадцать человек обслуги. Женщины за ней наблюдали — им же было интересно, как она плавает с господином в бассейне и что из этого может получиться. У нее была рация, Ингарт. Маленькая рация, работающая на таких частотах, что можно не беспокоиться насчет локальной сети. А теперь скажи — откуда у нее могла взяться такая рация?
— Если она нужна для связи с Алнисом, то, наверное, дал Алнис.
— Правильно. А у него откуда? Если ему даже новые башмаки не по карману?
— От посредников?
— Ты на верном пути, дружок. Итак, посредники снабдили Алниса рацией. А для чего? Для того, чтобы поддерживать с ним связь. А он взял да и отдал технику подружке. Тебе это не кажется странным?
— Он мог у них попросить две рации — для себя и для Зенты. Или даже купить.
— Но зачем им говорить по рации, когда существует пять тысяч моделей коммуникаторов? Какие тайны они обсуждали? Ты заметь — им нужно было даже не скрыть содержание разговоров — им нужно было скрыть то, что они общались! А это уже плохой знак. Ну, ладно. Скорее, пока эти сукины дети не очухались! Сдадим их куда следует, еще и приз получим, — сказал Артур. — Посреднички! И ведь это наверняка не первый ребенок…
— А подонок?
— Ну его. Пусть сам со службой безопасности разбирается.
— Его отправят на айсберги.
— Это ему только на пользу пойдет. Человеком станет.
Перегонка айсбергов — дело нужное, но неприятное. Туда можно завербоваться за неплохие деньги — если не боишься за свою репутацию. Айсберги — фактически плавучие тюрьмы. Пока эта глыба движется от Антарктиды к Новой Зеландии, ее нужно изнутри обработать, поделить на секторы, это делают вручную — не потому, что техники жалко, а чтобы заключенные раз и навсегда поняли, как хорошо жить честно и не нарушать порядок.
— А был ли хоть один случай, чтобы оффи стал человеком? — подумав, спросил я. В моих словах не было ни иронии, ни сарказма, честное слово! Мне стало интересно — можно ли вырваться из этого дурацкого сословия?
— По-моему, нет, — ответил Артур. — А надежда есть.
