Сергей Волков. Сысел-мысел
Римма пришла в себя от резкого, пронзительного крика летучей ящерицы. С трудом открыв глаза, она увидела над собой сплошной зеленый полог листвы. Пахло сыростью, гнилью, чем-то сладким и — почему-то — горелым пластиком. Через мгновение Римма поняла причину этого чуждого для джунглей Сарганской котловины запаха — она увидела глайдер. Точнее — то, что от него осталось.
Хвостовая часть глайдера торчала из полого ствола гигантской тибии, полированный металл двигательного отсека был залит липкой белой смолой. Дюзы сочились сизым дымом, оранжевая кора дерева вокруг дыры потемнела от копоти. Повсюду с ветвей свисали похожие на сталактиты смоляные сосульки. Далеко вверху надувались и опадали под ветром полупрозрачные листья-опахала, на каждом из которых могла поместиться волейбольная площадка.
Римма некоторое время смотрела туда, где оборвался ее полет, потом отважилась повернуть голову. Ногу тут же прошило болью, перед глазами все поплыло, кровь ударила в виски, дыхание сбилось.
«Перелом. И сотрясение», — мелькнула одинокая мысль, и Римма потеряла сознание.
…Очнулась она все от той же боли. Нога буквально разламывалась, в голове словно засел ржавый гвоздь. Нос распух и, судя по всему, был сломан. Крови из него вытекло немного, но ее хватило, чтобы Римма не смогла разлепить пальцы. С трудом открыв глаза, она увидела, что комбинезон на груди весь залит кровью, неожиданно ярко-алой, похожей на томатный соус.
«Содержание кислорода в атмосфере Деметры превышает земные показатели на полтора процента, — память услужливо выдала строчки из путеводителя для отдыхающих, — из-за этого кровь всех живых существ на планете имеет более яркий, насыщенный цвет».
Раздался шорох. Римма с большим трудом повернула голову и увидела в паре метров от себя скачущего муравья. Мощное, размером с собаку, насекомое желто-синего цвета угрожающе растопырило зазубренные челюсти, способные перекусить пополам небольшое деревце. Суставчатые лапы скребли палую листву. Выпуклые глаза, утыканные мириадами фасеток, ничего не выражали.
— П-пошел… — Римма хотела крикнуть, но из измятого горла выкатился жалкий хрип. — Иди… отсюда…
Римма не глядя провела покрытой запекшейся кровью рукой по траве, пытаясь нашарить палку или камень, но пальцы погрузились в студенистое тело мерцающего слизня. Отдернув руку, Римма взвыла от вспышки боли, вновь стегнувшей по ноге.
Муравей щелкнул челюстями и метнулся в сторону, мгновенно пропав из виду. Над головой опять закричала летающая ящерица. На этот раз в ее крике слышалось что-то угрожающее и тревожное.
— Надо встать… — прошептала Римма. — Надо…
Она уперлась локтем в прелую листву, приподняла голову, подождала несколько секунд, пока перед глазами не перестали мельтешить огненные круги, и села.
Первое, что бросилось в глаза, — левая нога, неестественно вывернутая в колене. Ткань летного комбинезона ниже колена лопнула, из дыры торчала безобразная лиловая шишка. «Перелом со смещением», — подумала Римма и стиснула зубы.
— Почему вы ничего не делаете?!
Морозов оторвался от монитора, повернулся на крик. В диспетчерскую Центроспаса Деметры вбежал рослый парень с искаженным от злости лицом. Темно-синий комбинезон Космофлота сидел на нем как влитой, в петлицах посверкивали алые «птички», на рукаве вспыхивал и гас шеврон Дальней Разведки.
Парень в несколько прыжков пересек просторную диспетчерскую, на ходу оттолкнул пытавшуюся его остановить Индру и навис над Морозовым.
— Почему. Вы. Ничего. Не делаете?! — буквально прорычал он, сжимая кулаки. — Связи нет уже три часа! Ну?! Что вы молчите?
— Вы, очевидно, Сафронов? — устало спросил Морозов, глядя в выпученные, гневливые глаза. — Николай, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Капитан-лейтенант Сафронов, — уже более спокойно ответил парень, выпрямился и выпятил челюсть. — Я жду. Какие меры приняты? Почему глайдер Риммы… лейтенанта Голиковой, я хотел сказать… Почему он до сих пор не найден?
— Кто дал вам право врываться в диспетчерскую? — пискнула за спиной Сафронова Индра.
— Я… — На мгновение капитан-лейтенант смешался. Но тут же вернул себе уверенность и требовательный тон. — Я ее жених! И я имею право знать…
— Имеете, имеете… — кивнул Морозов и указал на свободное кресло у пульта второго оператора. — Садитесь, Николай. Индруша, будь добра, сделай гостю кофе.
Сафронов вдруг как-то обмяк, бешеные огоньки в его глазах потухли, кулаки разжались. Буквально дошаркав до кресла, он рухнул в него и исподлобья посмотрел на Морозова.
— Вам с молоком? — спросила Индра.
— Да, — тихо произнес космолетчик, не отрывая взгляд от главы Центроспаса.
— Не стоит меня гипнотизировать, — покачал головой Морозов. — Поверьте, каплей, мы делаем все возможное.
— Вы до сих пор не обнаружили глайдер, — так же тихо, но уже с явственной угрозой в голосе сказал Сафронов. — Почему?
Морозов пожал плечами.
— После того как пропала связь, должен был включиться аварийный маяк и послать сигнал на спутник.
— Ну и?
Морозов вновь пожал плечами.
— Сигнала нет. Пеленг и определение местоположения глайдера невозможны.
Сафронов вскинулся, сжал подлокотники кресла так, что они заскрипели.
— Вы хотите сказать, что…
— Николай, вы взрослый человек, — Морозов бросил быстрый взгляд на Индру, колдующую у кухонного модуля. — У вас за плечами шесть дальних походов… Будем реалистами: перелетев хребет, глайдер с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента потерпел крушение, которое привело к разрушению аварийного маяка.
— А одну десятую процента вы на что оставили? — мрачно спросил Сафронов.
— На то, что ваша… что лейтенант Голикова попала в локальную черную дыру, — спокойно ответил Морозов.
— Шутите? — понизив голос и нехорошо сощурившись, Сафронов начал подниматься из кресла. — Весело вам?!
— Ваш кофе, — разрядила обстановку Индра, возникнув рядом с космолетчиком. Поднос с чашкой в ее руках заметно дрожал.
— Какие уж тут шутки, — махнул рукой Морозов. — Просто мы — Центральная Спасательная Служба планеты. Мы обязаны учитывать все варианты. Даже самые невероятные.
— Ну, хорошо, — Сафронов взял чашку, кивнул Индре. — Но глайдер большой. Почему…
— Вы когда-нибудь были за хребтом? — Морозов вернулся к пульту, посмотрел на экран, по которому бежали строки текстовых сообщений от поисковых групп. — Не трудитесь отвечать, я знаю, что не были. Там джунгли, сплошной покров. Высота верхних ярусов — сто сорок метров. А всего ярусов пять или шесть. Каждый — плотная подушка из листьев, ветвей, цветов, иногда перегноя. Есть даже висячие болота. Это как слоеный пирог или многоэтажный дом. Сверху мы видим «зеленое море тайги», но на самом деле это только крыша. Крыша многоэтажки под названием «экваториальные джунгли Сарганской котловины».
— Но глайдер металлический! — забывшись, выкрикнул капитан-лейтенант.
— И что? — Морозов повернул голову и посмотрел на него через плечо. — Это только в старинной фантастике бравые исследователи и спасатели поднимали в воздух кучу орбитальных сканеров, и те с помощью супер-мега-детекторов обнаруживали на поверхности планеты потерянную инопланетянами семигранную гайку. А на самом деле…
— Что «на самом деле»?
Морозов клацнул клавишей, подтверждая прием получасовых отчет-рапортов, встал, подошел к Сафронову.
— На самом деле площадь Сарганской котловины — более шести тысяч квадратных километров. Мы знаем только район, в котором глайдер пересек хребет, и можем примерно определить направление, по которому он двигался. Но мы не знаем, сколько времени он летел и какое расстояние сумел преодолеть после того, как отказала связь.
— А сколько… километров в длину или ширину эта ваша котловина?
Морозов вопросительно посмотрел на Индру.
— От Буайя до Рамуси — тысяча восемьсот, — ответила она. — А от аэродрома в Прохладном до базы имени Чкалова на Ресинте — три тысячи четыреста пятьдесят.
Сафронов поставил на край пульта нетронутый кофе, опустил голову.
— Поверьте, — мягко сказал Морозов, — мы делаем все возможное. По примерному маршруту следования глайдера работают восемь поисковых групп. В небо поднято все, что только может летать — от патрульных геликоптеров до сельскохозяйственных дронов. Мы даже студентов-биотехнологов, приехавших на практику в бухту Трех Скал, привлекли. Добровольцев, разумеется, но там других и не оказалось.
— Я могу туда поехать? — Капитан-лейтенант кивнул на обзорный монитор, транслирующий карту части поверхности Деметры — Приморье, Солнечную Ривьеру, Снеговой хребет и сплошное зеленое пятно Сарганской котловины, по которому ползли, перемигиваясь, разноцветные огоньки поисковых групп.
Морозов отрицательно покачал головой.
— Нет транспорта. Мы и вправду задействовали все, что только можно. Вы все же выпейте кофе. Индра у нас большой специалист в этом деле.
— Лучше бы она была специалистом по какой-нибудь телепатии или экстрасенсорике, — с тоской пробормотал Сафронов и залпом осушил чашку.
В диспетчерской повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь попискиванием аппаратуры связи.
— Когда у вас заканчивается отпуск? — спросил Морозов.
— Через три дня, — глухо проговорил космолетчик. — Мы должны были вместе лететь на Аппо, — голос Сафронова дрогнул. — У нас осенью свадьба…
— Держите себя в руках! — в словах Морозова отчетливо лязгнул металл. — Прошло, как вы справедливо заметили, всего лишь три часа. В моей практике были случаи, когда пропавших в Саргане обнаруживали через трое суток после крушения. Живыми, замечу, обнаруживали. И практически здоровыми.
Морозов не стал уточнять, что случаев таких было ровно два, и оба раза счастливчики — дельтапланерист и гравиджампер — оказались на самом верхнем, наиболее безопасном, ярусе джунглей.
— Там все не так страшно, — вступила в разговор Индра. — Крупных хищников у нас, на севере, нет. Если не трогать насекомых и растения, то вашей невесте до заката ничего не угрожает.
— А капсула пилота глайдера, — подхватил Морозов, — штука весьма крепкая. Впрочем, это вам как раз известно лучше меня.
Сафронов как-то очень по-детски кивнул.
— Разрешите, я побуду здесь?
— Нет, голубчик, — Морозов протянул капитану-лейтенанту руку. — Это запрещено инструкцией. Кстати, как и то, что вы сюда ворвались. Ожидайте в гостинице. Мы сразу же свяжемся с вами, как только появится какая-то информация. До свидания.
Ответив на рукопожатие, Сафронов с чашкой в руках двинулся к двери, но, спохватившись, прошел к кухонному модулю и поставил ее в раковину.
— До свидания… — выдавил он из себя и вышел.
— Бедный мальчик, — сказала Индра. — Наверное, он все бы отдал, чтобы оказаться на месте своей невесты.
— Он мужчина и офицер, — жестко произнес Морозов, возвращаясь на свое место. — И потом — он был на ее месте. Согласно данным телеметрии они вчера арендовали глайдер и по очереди совершали полеты над побережьем и в сторону хребта. Девочке просто не повезло…
— Вы правда думаете, что ее найдут, шеф? — Индра поставила чашку Сафронова в посудомойку.
Морозов вздохнул, потер седеющие виски и негромко ответил:
— Я ничего не думаю. Все возможно… Но, нужно признать откровенно, надежды мало…
Труднее всего было не тревожить колено. Любое движение, любое изменение положения тела, даже глубокий вдох тут же отзывались вспышкой боли, пронзающей всю ногу от голени до бедра и отдающей в спину. Это была не та боль, которую можно терпеть на морально-волевых и не та, про которую говорят «болит как горит». Порой Римме казалось, что у нее не выдержит сердце.
На круги перед глазами и ломоту в висках и затылке она не обращала внимания, равно как и на кровь, все еще сочившуюся из носа. Сейчас для Риммы главным было одно — связь. Она отдавала себе отчет в том, сколько у нее осталось времени — до заката. В светлое время суток джунгли Саргана тоже опасны, но опасны понятно и привычно для землянина. Ну хищники, ну ядовитые существа, ну шипастые лианы и мечущие зазубренные стрелки-споры гигантские грибы. Страшно, но «представимо и оборимо», как сказал инструктор на аэроплощадке. Конечно, в первый раз пятиметровый богомол-палач или прозрачная двуногая змееящерица-хайлина производят неизгладимое впечатление, но все равно все они — не более чем вариации матушки-природы на тему земных существ.
А вот ночью джунгли Саргана, особенно нижние ярусы, преображаются. Ночью их обитатели, в первую очередь те, что не бегают на длинных или коротких ногах или лапах, а растут себе на одном месте, превращаются в изощренных убийц, обходящихся безо всяких шипов, когтей или клыков.
В ход идет боевая химия, феромоны и галлюциногены, и спасти от них может только КХЗ — костюм химической защиты с полностью замкнутым дыхательным циклом. Ну или скафандр. Все.
Римма знала о выживших в джунглях людях, сумевших провести тут одну или даже несколько ночей. Но все они сумели подняться на самый верхний ярус леса, туда, где дуют ветры, где свежий воздух и где коварная аромократия растений не эффективна.
Однако с ее ногой и думать можно забыть не то что о подъеме, а вообще о любых передвижениях. Все, на что хватило Риммы, — это доползти, обливаясь потом, до пилотской капсулы, глубоко зарывшейся в болотистую, дрожащую, как желе, массу, заменяющую здесь почву.
Доползти лишь затем, чтобы убедиться — аварийный передатчик разбит. Произошло это, видимо, во время отстрела капсулы. Когда глайдер пробил стенку ствола тибии, сработала автоматика, но капсуле пришлось пробивать противоположную стенку, и ее нос смяло, словно он был из фольги.
На самом деле Римме невероятно повезло — ее выбросило из капсулы, пусть и со сломанной ногой. А вот если бы ногу зажало среди погнутых, искореженных балок внутреннего каркаса, она бы сейчас медленно, но неотвратимо тонула в болоте, и через несколько часов погрузилась бы в него полностью, захлебнувшись в коричневой жиже.
Римма провела инспекцию содержимого карманов. Итог ее не столько разочаровал, сколько раздосадовал: гостиничная ключ-карта, бессмысленный вне зоны действия сети коммуникатор, сложенный вчетверо рекламный проспект «Посетите Солнечную Ривьеру» и заколка для волос, выточенная из сапфирника, местного дерева с удивительно синей, бархатистой на ощупь древесиной.
— Интересно, — вслух произнесла Римма, разглядывая свое богатство и стараясь не думать о боли. — Что мешало мне сунуть в карман хотя бы лазерный фонарик?
И фонарик, и мачете, и вполне себе мощный импульсатор входили в штатную комплектацию глайдера. И сейчас висели примерно в семи метрах над головой Риммы, медленно заливаемые белой тибийской смолой.
Когда появилась крабоножка, она не заметила — тварь оказалась слишком быстрой и осторожной. Лишь качнулись, словно бы от ветра, резные листья лианы-душителя да порскнули в разные стороны копошащиеся у корней злосчастной тибии пушистые клопы-падальщики.
Больше всего крабоножка напоминала гусеницу от танка, только вместо траков ее сегменты-сочленения походили на земных крабов, сросшихся друг с другом. В диаметре каждый «краб» достигал полуметра. У крабоножки не было челюстей, жвал и вообще рта — только упругий хитиновый хоботок. Охотилась крабоножка на крупных растительноядных животных вроде панцирника или медведя-лианщика. Она обвивала жертву всем телом, протыкала толстую шкуру хоботком, вводила внутрь желудочный сок и через какое-то время высасывала питательный бульон, полностью растворявший внутренности добычи.
— Мамочки… — прошептала Римма, наблюдая, словно завороженная, как на краю поляны поднимается над пушистым мхом и грибами-рогатиками плоская бурая голова хищника. Жить ей оставалось всего несколько минут…
— Шеф, группа Мауэрса докладывает: «Прошли Сэвэн-поинт. Никаких следов», — сказала Индра, не отрывая взгляда от монитора.
— Это восьмой отчет? — уточнил Морозов, садясь на кушетке и растирая помятое после сна лицо.
— Девятый. Осталась группа Токальского. Контрольное время — четырнадцать двадцать.
— А что воздух?
— Все то же, — Индра переключила канал и пробежала глазами по столбику цифр. — Дроны в штатном режиме, аэроразведка прочесывает третий, девятый и одиннадцатый квадраты. Ни-че-го.
— До заката еще шесть с лишним часов. Передай всем группам — продолжать поиски. Задействовать звуковую сигнализацию. Пускать ракеты. Мы должны ее найти. Должны!
Индра вздохнула, поправила тугую черную прядь, выбившуюся из прически, и ее смуглые пальцы затанцевали над голоклавиатурой, вводя команды.
Крабоножка медленно приближалась, тихонько пощелкивая многочисленными суставами невероятно гибкого тела. Спешить ей было некуда — добыча не пыталась убежать, лишь вяло подергивалась да скулила.
— Я не хочу… — сквозь стиснутые зубы шептала Римма. — Не надо… ну пожалуйста!
Тварь переползла через пилотскую капсулу и подняла голову еще выше. От вожделенной трапезы ее отделяло расстояние всего в полтора метра. Из глянцево поблескивающей головы начал выдвигаться кольчатый, похожий на червя-переростка, хоботок. Римма судорожно вдохнула и вдруг, неожиданно для себя самой, завизжала, как визжат маленькие девочки на игровых площадках — пронзительно и безнадежно.
Крабоножка замерла, словно бы задумавшись, — визг не напугал тварь, но заставил остановиться. В примитивном мозгу исполинского членистоногого не происходило никаких мыслительных процессов, однако инстинкт подсказал крабоножке — она столкнулась с необычной жертвой, а значит, не стоит торопиться.
Что-то свистнуло в воздухе. Крабоножка дернулась, вывалила хоботок и растопырила свои многочисленные лапы, сразу став намного шире. Римма продолжала визжать, стиснув кулаки и скребя здоровой ногой влажную землю в тщетных попытках отползти.
Что-то случилось. Что-то произошло, но она еще не поняла, что.
И вновь над полянкой просвистело, раздался отчетливый чавкающий звук, и внезапно крабоножка завалилась набок, забилась в судорогах, скребя лапами землю точно так же, как Римма.
Повернув голову, Римма попыталась увидеть, что повергло тварь в прелые листья, но после пережитого ужаса она не могла сосредоточиться. Перед глазами мельтешили зеленые пятна, из носа опять пошла кровь. Римма без сил опустилась на подушку мха, вздрагивая от боли, и закрыла глаза. На большее сил у нее не осталось.
На этот раз Римма пришла в себя от вони. Мерзкий, выворачивающий наизнанку запах, в котором смешались прогорклый пот, моча, фекалии и еще что-то, какая-то тухлятина, которой и названия-то не было, заставил ее закашляться. Она хотела вдохнуть через рот, чтобы хоть так избавиться от отвратительного амбре, но не смогла — рот был забит комком каких-то липких волокон, а вдобавок плотно замотан широкой веревкой из скрученной травы.
Римма попыталась содрать повязку руками, но оказалось, что они крепко связаны все той же веревкой. Открыв глаза, Римма увидела над собой мерно колышущийся полог джунглей и поняла, что ее связали и куда-то несут и у нее больше не болит нога.
Если второе обстоятельство порадовало, то первое не столько удивило, сколько раздосадовало. Несомненно, что ее нашли. Кто нашел? Понятно кто — спасатели. Но тогда почему связали, почему заткнули рот? И главное — откуда эта омерзительная вонь?
— Эй, что происходит? — хотела крикнуть Римма, но вместо этого только невнятно промычала.
«Так, девочка моя, — сказала она себе, немного успокоившись. — Давай рассуждать логически. Нет, логически не получится. Для начала нужно собрать какую-нибудь информацию. Я связана, мне заткнули рот — это раз. Я лежу на чем-то жестком — это два. Меня несут — это три. Я не могу повернуть голову — она тоже привязана — это четыре. Значит, это не животное. Они не умеют связывать и класть на носилки. Или умеют? Пауки, например… Огромный, до сих пор неизвестный науке деметрийский паук оплел меня паутиной, закинул на плоскую хитиновую спину и потащил. Куда? Да в гнездо паучатам на завтрак. Или обед. Ха-ха, обед из космолетчика. Деликатес! Стоп-стоп-стоп… Ерунда. Почему мне не страшно? Почему нога не болит? Стимулятор? Определенно. Спасатели вкололи мне стимулятор, связали, заткнули рот… Ага, спасители-садисты. Бред. Еще раз: меня спасли от крабоножки и несут. Что из этого следует? Да ничего. Точно — бред какой-то… А, нога-то не болит, не болит — это пять, между прочим. Ха-ха, меня полечили, связали и поволокли вонючие пауки. И?.. Лейтенант Космофлота Голикова, включи голову!»
Последнюю фразу очень любил повторять еще в академии Космофлота преподаватель орбитальной тактики подполковник Штокман, лысый сухой дядька с настолько неприятным лицом, что, как говаривали злые языки, «в его аудитории даже мух не бывает — дохнут от омерзения».
Вспомнив Штокмана, Римма внезапно осознала, насколько она «не в себе». Это не было похоже на действие стимулятора — скорее на отравление алкалоидами или нейротоксинами. Эйфория, неадекватное восприятие реальности — все признаки налицо.
«Значит, на Деметре все же обитает неизвестное науке существо, способное отбить добычу у крабоножки, спеленать ее, впрыснуть яд и перенести на большое расстояние», — мысли Риммы больше не скакали, как желто-синие муравьи, теперь они текли плавно и размеренно. Глаза начали слипаться, все тело налилось блаженной истомой…
«Ну и пусть, — подумала она, прикрыв веки. — Судьбу не изменишь. Что должно, то и случится. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет…»
Римма не уснула, это было скорее похоже на медитацию. Многочисленные психотренинги в Академии Космофлота и мемоблокады, каждые полгода выставляемые пилотам врачами эскадры, где служила Римма, сделали ее маловосприимчивой к стрессовым ситуациям, нежели среднестатистический человек. Неписаный закон космолетчиков гласил: «Пилот Космофлота имеет право волноваться только один раз — когда женится или выходит замуж». Вот она и не волновалась, даже находясь на пороге гибели.
Римма слышала звуки джунглей — стрекот стебельковой саранчи, гортанные крики пятикрылов, шум ветра и слитный топот лап своего похитителя. Но все это долетало до нее как бы сквозь вату, и вообще казалось, что она смотрит на себя со стороны, как в кино.
Самым ужасным было то, что Римма понимала, что с нею происходит. Понимала — и не хотела ничего предпринимать. Она все же начала задремывать, но тут тварь, тащившая ее через джунгли, закричала высоким, тонким голосом, и этот крик мгновенно вывел Римму из ступора.
Потому что это был голос… разумного существа.
Спутать, ошибиться она не могла. Да и никто бы не ошибся. Животные издают разнообразные звуки, и только мыслящее существо произносит слова, имеющие смысловую нагрузку. В данном случае это был приказ, пусть и отданный на незнакомом Римме языке.
— По-о-о-йт-н-и-и-ик! — протяжно скомандовал кто-то.
«Паук», тащивший Римму, мгновенно остановился. Она ухнула вниз, оказалась на земле, открыла глаза — и задохнулась от эмоций, от того, что увидела.
Ее окружали люди. Не зеленые человечки, не гуманоиды, не антропоморфные формы жизни — самые обыкновенные люди, мужчины и женщины. Очень грязные, с нечесаными волосами, в набедренных повязках из травы и листьев, разрисованные красным и белым — но именно гоминиды, то есть человекоподобные создания.
Братья по разуму.
Вот только за два столетия космической экспансии — вплоть до этого самого времени — никаких братьев по разуму человечеству, освоившему добрую половину Галактики, встретить не удалось.
А вот Римме Голиковой — повезло. Это было невероятно, невозможно, немыслимо, но ее спасли от крабоножки, подлечили и несли через джунгли на носилках несомненно разумные, хотя и дикие, люди. Теория об общих для всей Вселенной законах развития жизни получила не просто весомое, а стопроцентное подтверждение. На Деметре развивалась своя цивилизация. Причем цивилизация гоминидов!
«Контакт!» — вспыхнуло в голове Риммы. Ее затрясло, мир взорвался множеством радужных осколков, закружился и погас…
— Господин капитан-лейтенант, как вы объясните, что прогулочный глайдер с лейтенантом Голиковой оказался за Снеговым хребтом? — Морозов внимательно посмотрел на Сафронова. — И почему ваша невеста была в нем одна, без вас?
Сафронов машинально потер подбородок, хрустнул пальцами, встал и подошел к окну. С тридцать второго этажа гостиничного комплекса «Эдельвейс» открывался завораживающий вид на вечернюю Солнечную Ривьеру — серебряные пляжи, пирсы с гидропланами, глиссерами и прогулочными батискафами; яхты белоснежными крыльями парусов расчерчивали лазурную гладь залива, а в небе парили разноцветные дельтапланы и антроптеры. Серебристый глайдер, подобный тому, что они с Риммой арендовали двое суток назад, пронесся над «Эдельвейсом» и канул в пушистых облаках на севере.
— Вы затрудняетесь с ответом? — поинтересовался Морозов. — Может быть, вызвать врача?
Сафронов резко повернулся к главе спасательной службы.
— Зачем?
— Вы нервничаете. Находитесь на грани срыва, — Морозов старался быть убедительным. — Я понимаю ваше состояние, но и вы поймите — счет идет на часы. Скоро закат. Быть может, что-то, сказанное вами сейчас, поможет нам найти иной алгоритм поиска.
Вновь потерев подбородок, Сафронов в упор посмотрел на Морозова.
— Это я виноват, — громче, чем надо, сказал он. — Римма… лейтенант Голикова — она из-за меня… В общем, мы поспорили.
— О чем? — Морщинистое лицо Морозова стало предельно серьезным. — Это была ссора?
— Ссора? — переспросил космолетчик. — Нет, что вы. Мы с Римкой никогда… Мы просто поспорили, у кого лучше навыки тактического пилотирования в атмосфере планет земного типа. Ну и… — на мгновение Сафронов замолчал, как будто подбирая слова, но быстро собрался и продолжил: — …арендовали глайдер, чтобы… Скучно же! Понимаете, это была как бы игра. Ну, как в постели — кто сверху!
— «Царь горы», — пробормотал Морозов.
— Что? А, «царь горы». Да. Похоже. В общем, мы весь день летали вдоль побережья, выделывали всякие штуки… Нет, не здесь, на севере. В диких скалах, над бухтами. Где никого нет.
— И никто не проиграл?
— Даже хуже, — вздохнул Сафронов и сел на аккуратно застеленную двуспальную кровать. — Римка «срезала розочку» на Рогатой скале — ну, знаете, это там…
Сафронов махнул рукой, Морозов кивнул — знаю, мол, и жестом попросил космолетчика продолжать.
— В общем, она пролетела над вершиной, с первого раза вскользь коснувшись ее днищем. А я не смог. И тогда… Перевал, понимаете? Высоко, далеко. Но двоих глайдер не потянет. Точнее, потянет, но не хватит топлива вернуться. Поэтому я слетал один. Вспорошил снежок на гребне.
— То есть вы хотите сказать, — медленно и четко произнес Морозов, — что летали на туристическом глайдере, не оборудованном системами жизнеобеспечения, на Снеговой хребет с целью пройти на минимальной высоте над перевалом Косанга, я вас правильно понял? А затем лейтенант Голикова повторила ваш… эксперимент, но, скорее всего, зацепилась днищем или хвостовым оперением глайдера и потерпела катастрофу?
— Да, — тихо и обреченно выдохнул Сафронов. — Все так и было.
— Высота скальной стены за перевалом около двух километров, — Морозов нахмурился. — Внизу — сплошные джунгли. Передатчик вышел из строя в двух десятках километров от перевала — получается, что глайдер по инерции пролетел это расстояние и упал. Мы искали ее дальше на запад. А она могла катапультироваться в пилотской капсуле намного раньше.
— Я… — вскинулся Сафронов. — Я же не знал!
Морозов встал, сделал шаг к двери, но вдруг замер.
— Каплей, я сегодня же подам рапорт на вас. На вас и вашу… на лейтенанта Голикову. О грубейшем нарушении правил эксплуатации летательных аппаратов в курортной зоне.
— Как хотите… — убито махнул рукой космолетчик. — Только найдите ее!
— Дурак! Мальчишка! — неожиданно для себя самого взорвался Морозов. — Если бы ты повел себя, как мужик, как офицер, если бы не было вашего идиотского спора, никого не нужно было бы искать! Ты понимаешь это или нет?! Нашлись мне тут космические боги! Асы пилотажа, герои Дальнего Космоса, мать вас дери!
— Я себе никогда не прощу, если… — Сафронов не договорил, отвернулся.
— Как будто ей это поможет, — буркнул Морозов и вышел из номера.
Видимо, дикари решили устроить привал. Сплетенные из веток и лиан носилки стояли на траве под раскидистой пальмой-трехгранником. Спасители Риммы расположились поодаль, что-то ели, переговаривались, но слов было не разобрать. То и дело один из дикарей, рослый, кряжистый мужчина, указывал на пленницу и что-то начинал возбужденно говорить, но маленькая смуглая женщина с неприятно отвисшими грудями всякий раз обрывала его, и рослый возвращался к трапезе.
Римма несколько раз попыталась освободиться, сесть, привлечь к себе внимание, но путы были прочными, словно их сделали не из волокон травы, а из сверхпрочного кевларопластика.
В довершение ко всему эйфория прошла и начала возвращаться боль. Пока она тлела в ноге, как уголек, но Римма чувствовала — вскоре там вспыхнет настоящее пламя.
Смуглая дикарка куда-то отошла, и Рослый не замедлил этим воспользоваться. Вскочив, он подобрал среди синих папоротников кривую палку и заковылял к Римме, странно переваливаясь на ходу и расставив для равновесия руки. Прочие дикари тоже поднялись со своих мест и переместились поближе.
Постояв возле Риммы, рослый дикарь внезапно ткнул ее палкой в живот. Остальные внимательно и с любопытством наблюдали. Было не больно, но неприятно. Римма лежала, не двигаясь, и из-под полуприкрытых век смотрела на «братьев по разуму».
Дикарь снова ткнул палкой, что-то промычал и неожиданно ударил Римму по больной ноге. Острая боль пронзила девушку, она дернулась, застонала, насколько позволял кляп, из глаз брызнули слезы. Дикари засмеялись, возбужденно залопотали, переглядываясь. Рослый неприятно оскалился и опять ударил. Боль навалилась на Римму, заставляя ее корчиться и извиваться. Дикари захохотали, многие похватали ветки, сучья, куски лиан, и на Римму обрушился град ударов.
Она уже не стонала — выла от боли, тщетно пытаясь освободить связанные руки.
— Той-те! — пронзительный вопль разнесся над поляной, заставив дикарей остановиться. Палки и сучья полетели в траву.
Сквозь слезы Римма увидела Смуглую — она со злым лицом вихрем налетела на Рослого, несколько раз ударила его, пнула и сильно толкнула, но тот даже не покачнулся.
— Ыти! — рявкнула Смуглая и указала покрытой белыми шрамами рукой на джунгли.
Дикари понурились, подхватили носилки, и вновь над Риммой закачались корни эпифитов, ажурные листья пальмотуй, переплетенные лианы и пальчатые ветви исполинских дендрокетчеров.
Теперь нога болела постоянно, и, чтобы отвлечься, Римма пыталась представить себе, что ожидает ее в конце пути. Мысли о том, как исследователи Деметры, планеты, открытой пятьдесят с лишним лет назад, не обнаружили до сих пор аборигенную цивилизацию, ушли на второй план, равно как и попытки вспомнить параграфы из ИДВК, «Инструкции по действиям во время контакта», обязательной для изучения всеми служащими Космофлота.
«Какой, к черту, контакт, — стиснув зубами опостылевший кляп, злилась Римма. — Они же как обезьяны! Вонючие, грязные скоты! Садисты! Ненавижу! С такими глазами, как у этого… Дебил! Фашист!»
Старинное слово, которое Римма до этого встречала только на страницах учебника истории, как-то само собой всплыло в памяти и оказалось очень уместным. Дикари вели себя как фашисты — им доставляла удовольствие боль другого человека.
Человека?
Римма на мгновение забыла про боль, про кляп, про катастрофу.
«А они вообще понимают, что я — человек? То, что у меня две руки, две ноги, голова — все, как у них — еще ничего не значит. Конвергенцию в биологии никто не отменял. Акулы и дельфины очень похожи, и у тех, и у других есть обтекаемое тело, плавники, хвост, зубы, в конце концов, но стая дельфинов никогда не примет акулу за своего сородича. Может быть, для аборигенов я — просто забавная зверушка неизвестной породы? И они даже не догадываются, что мне больно? Но куда в этом случае они меня тащат? Дикари обычно убивают свою добычу и банально съедают ее. Я жива, меня не съели… Черт, черт, черт! Эх, если бы не нога, я бы им…»
Что «она бы им», Римма придумать не успела — путь через джунгли внезапно закончился — процессия вошла под низкие темные своды пещеры. Римма почувствовала стойкий запах сероводорода, стало очень влажно, сумрачно, а потом и вовсе темно, как ночью.
«А вот и разгадка — почему их до сих пор не обнаружили, — пронеслось у нее в голове. — Аборигены живут под землей. Точнее, под джунглями. Найти эту пещеру с воздуха невозможно, а планомерной наземной топографической съемки на Деметре еще никто не производил, просто времени не хватило, планету открыли всего пятьдесят лет назад».
Переход в полной темноте продолжался довольно долго, Римма даже умудрилась задремать. Ей приснился улыбающийся Николай, залитый солнцем пляж, ласковые волны, с тихим шипением накатывающиеся на белоснежный песок, высокое небо и черные пятикрылые птицы, реющие в восходящих потоках над морем.
Проснулась Римма от света, бьющего в глаза. Носилки стояли на земле. Где-то наверху надувались зеленые паруса тибий. Вокруг высились скальные стены, террасами спускавшиеся вниз. Поросшая мхом земля бугрилась, а посредине этого природного Колизея из зарослей торчал чужеродный, нелепый цилиндр с исковерканными лапами посадочных опор. По тусклому металлу змеились лианы, повсюду горели пятна оранжевой плесени. Кривая трещина с зазубренными краями пересекала корпус корабля — а то, что это космический корабль, Римма поняла сразу — сверху донизу.
Она даже определила тип и серию — перед ней был старый, времен Большой войны, транспортник типа «меркант», тихоходная посудина, использовавшаяся в основном на внутрисистемных рейсах для переброски габаритных грузов, а во время боевых действий — техники и личного состава планетарных мехбатальонов.
Опоры и нижняя часть корпуса «мерканта» были густо изрисованы примитивными петроглифами, хотя в данном случае подошел бы термин «металлоглифами». Римма, на несколько минут забыв о боли, с удивлением и даже восторгом разглядывала изображения тонконогих человеческих фигур с торчащими в разные стороны руками, рисунки цветов, солнца и неких животных, больше всего напоминающих садовые скамейки с большим количеством ножек. Рисунки явно были сделаны дикарями.
«Представляю, — подумала Римма, — что пережили аборигены, когда им на голову рухнул сбитый на орбите транспортник. Наверняка они поклоняются ему, как жилищу богов или небесной лодке. Черт, а ведь внутри могли быть люди… И кто-то даже мог выжить!»
В Большую войну боевые действия на Деметре велись около тридцати лет назад и носили, как пишут в официальных сообщениях, «локальный характер». На планете находилась военная база Федерации и пара поселков, где жили ученые. Великая Коалиция высадила десант, а когда федералы сбросили его в море, попыталась уничтожить все живое с орбиты, чтобы затем объявить Деметру необитаемой и присоединить ее к альянсу. По счастью, едва орбитальный монитор грейтов «Оникс» начал сброс протонных бомб, к планете подошел один из «именников» федералов, дальний скоростной рейдер «Лозино-Лозинский». Бой был скоротечным — неповоротливый монитор не сумел накрыть рейдер ракетами, получил залп импульсных пушек в реакторный отсек и сошел с орбиты, развалившись в атмосфере Деметры.
Три корвета сопровождения здорово потрепали «Лозино-Лозинского», но, не сумев лишить его хода, вынуждены были отойти под плотным огнем. На этом «битва за Деметру» закончилась.
Как и когда был сбит транспортник, торчащий из зарослей посреди поляны, Римма могла только гадать. В момент атаки монитора с космодрома жилого городка военной базы взлетало все, что могло летать, но был ли «меркант» поврежден огнем с орбиты, упал ли в результате отказа оборудования или вообще рухнул в другое время и при других обстоятельствах, она не знала.
От размышлений Римму отвлекла Смуглая. Выйдя на середину поляны, она остановилась возле погнутой опоры «мерканта» и пронзительно закричала, размахивая руками. Отовсюду полезли дикари — Римма увидела около сорока человек. Окружив Смуглую, аборигены некоторое время слушали ее вопли, поглядывая на Римму, потом радостно загомонили.
«Интересно, что она им сказала, — с тревогой подумала Римма. — Если они снова начнут лупить меня палками…»
Додумать она не успела — дикари подхватили носилки и выволокли их на открытое пространство возле опоры. В это же время из «мерканта» вынесли пилотский ложемент с ржавыми, поломанными кронштейнами. Римма вздрогнула — в ложементе сидел человек в скафандре. Приглядевшись, она испугалась еще больше — визор шлема был разбит, и из дыры на нее скалил зубы коричневый череп.
— Тобае-уто! — взвизгнула, обращаясь к скелету в скафандре, Смуглая.
— Тоба-а-а-а-е-уто-о-о… — протяжно подхватили тонкими голосками остальные аборигены. Они с обожанием смотрели на мертвеца.
Римма нахмурилась. Человек был мертв давно, несколько десятилетий. Нехорошее предчувствие, охватившее ее в тот миг, когда она увидела «меркант», и усилившееся после появления мертвеца в скафандре, стало просто невыносимым.
— Ток-тоя-ига! — завизжала Смуглая и аборигены засмеялись, размахивая руками и на разные лады повторяя: — Ток-тоя! Ток-тоя-ига!
По жесту Смуглой несколько мужчин вытащили из зарослей и расставили на поляне козлы или распялки, к которым были привязаны полуразложившиеся туши животных — медведей-лианщиков, сумчатых оленей, гигантских джунглевых свиней и еще каких-то существ, Римма не сумела их опознать.
Животные были выпотрошены и разделаны самым варварским способом — все внутренности наружу, кожа местами содрана, мясо срезано, кости обнажены, глаза выколоты, зубы вырваны. Тошнотворный запах гниющей плоти заполнил все вокруг. Римма старалась дышать медленно и неглубоко, понимая, если ее вырвет, с кляпом во рту она захлебнется рвотными массами.
Дикарям же запах был нипочем. Они с интересом подходили к тушам, ковырялись во внутренностях палками, выбирали червей и даже ели их, весело переговариваясь.
Вновь последовал приказ от Смуглой, и на поляну вынесли пустые козлы, сделанные из связанных крест-накрест лианами толстых сучьев. Римму быстро и сноровисто отвязали от носилок и потащили к козлам. Боль прошила ногу, отдала в позвоночник и ударила в голову. Римма закричала, извиваясь в сильных руках дикарей, но кляп не позволял ей издать ни звука.
Пока Римму привязывали к козлам, Смуглая скрылась в корабле. Вернулась она преображенной. Римма увидела на нечесаных волосах розовые бантики, на плечах — грязно-серый, но некогда, несомненно, белый халатик с красным крестом на кармашке, и на шее — пластиковый детский стетоскоп. И тут Римму словно током ударило.
Никакие это были не гоминиды.
…Она, как наяву, увидела события тридцатилетней давности: объятый огнем космодром Деметры, рухнувшую диспетчерскую башню, взрывы и пожары в жилом городке, лиловые росчерки залпов импульсных пушек.
По летному полю среди целых и разбитых кораблей метались обезумевшие люди. Эвакуация превратилась в паническое бегство, военные пытались организовать оборону, но протонные бомбы с орбиты легко подавили зенитные комплексы и разрушили защитные установки силового поля. На территорию базы дождем посыпались ракеты и заряды импульсных пушек.
В этом хаосе никому не было дела до пассажирского автоматического электробуса с улыбающейся мордочкой лисенка на боку. Он выехал прямо на поле и понесся по нему, с трудом объезжая воронки и горящие остовы кораблей. Затормозив у старенького транспорта типа «меркант», электробус открыл двери, и на серый стеклобетон высыпала стайка детей от двух до трех лет. Их сопровождала заплаканная воспитательница, совсем молоденькая девочка, испуганная и подавленная.
Пилот «мерканта», уже облаченный согласно «Инструкции по действиям в боевой обстановке» в скафандр, сердито закричал на нее, замахал руками, указывая на опущенную рампу грузового люка. Воспитательница, нелепо присев, словно квочка начала загонять плачущих, перепуганных детей в «меркант». Пилот занял место в рубке, и тут на космодром обрушилась очередная серия протонных бомб.
Взрывы поглотили летное поле, все заволокло дымом и пылью. Пилот отдал команду закрыть рампу и, нарушив все инструкции, начал взлетать — только так можно было спасти детей. Он так и не узнал, что воспитательница не успела войти в корабль — осколок разворотил ей голову буквально на краю рампы.
«Меркант» взлетел и пошел на минимальной высоте вдоль Снегового хребта, стремясь уйти из зоны боевых действий. Гравитационный бич с монитора грейтов настиг его в районе нынешней Солнечной Ривьеры, у самых гор. Пилот погиб мгновенно — вот он, сидит в своем ложементе и смотрит на Римму пустыми глазницами сквозь разбитый визор.
Искусственный интеллект «мерканта» запустил программу экстренной посадки, на остатках топлива как-то сумел перевалить седловину хребта и приземлить корабль здесь, внутри скального круга на краю Сарганских джунглей.
А вот что было потом, Римма не могла даже представить. Несколько десятков совсем маленьких детей, оказавшихся в диком тропическом лесу без взрослых, были обречены. У Маугли были волчица-мать, волк-отец, Балу, Багира, Каа и много кто еще. Тем не менее он выжил чудом, да и то прибегнув к помощи огня.
Римма помнила и другие истории про детей, оказавшихся вне социума и воспитанных животными. В середине девятнадцатого века в Индии охотники нашли шестилетнего мальчика, жившего в пещере вместе со стаей волков. Найденыша назвали Дин Саничар. Он не знал, что такое одежда, ел только сырое мясо и не умел пользоваться посудой. Вылечить и социализировать его не удалось. Точно так же навсегда остались волчицами две индийские девочки, Амала и Камала. Их нашли в 1920 году, первой было полтора года, второй уже исполнилось восемь лет. Нашли их случайно — в окрестных деревнях распространились слухи о двух призрачных духах, которые живут вместе с волками. Испуганные жители пришли за помощью к брахману. Он, спрятавшись возле пещеры, дождался ухода волков и заглянул в их логово, где и были обнаружены дети, которых воспитали животные. По описанию свидетелей, девочки были «отвратительными с ног до головы существами», передвигались исключительно на четвереньках и не походили на людей. Амала и Камала спали вместе, отказывались от одежды, ели только сырое мясо и часто выли. Ходить вертикально они уже не могли, так как сухожилия с суставами на ногах стали короче в результате физической деформации. С людьми девочки общаться отказывались, стараясь вернуться обратно в джунгли. Вскоре обе они умерли.
Римма поежилась, словно от холода, хотя было не просто тепло, а откровенно жарко. Все эти несчастные дети — мальчик-птица из Волгограда Ваня Юдин, живший в комнате с попугаями и так и не освоивший связную речь, мальчик-шимпанзе Белло из Нигерии, ходивший, как обезьяна, украинская девочка-собака Оксана, Лобо с реки Дьявола, Виктор из Германии и прочие — все они так никогда и не смогли стать нормальными, полноценными людьми. Но при этом у них были наставники и воспитатели — волки, обезьяны, даже птицы. Они не только оберегали и кормили слабых, беззащитных человеческих детенышей, они дали им навыки жизни в дикой природе.
А у ребятишек из детского сада «Лисенок» с военной базы на Деметре не было никого. Как они выжили? Как научились бороться со скачущими муравьями, крабоножками, с ночными выбросами газов, с плотоядными растениями, с ядовитыми бабочками и богомолами-палачами? Как не замерзли в сезон дождей? Где брали воду? Чем питались? Ни на один из этих вопросов у Риммы ответа не было.
Она смотрела на взрослых мужчин и женщин и видела, что они так навсегда и остались детьми. У них не было возможности вырасти. Все навыки передаются от старшего поколения младшему. А этим детям не с кем было себя сравнивать и не от кого перенимать даже самые простые, житейские хитрости — как правильно и удобно держать ложку, зачем нужно мыть руки перед едой и чистить зубы.
Господи, да они вообще не догадывались, что зубы можно чистить!
Никто не отвечал на их бесконечные детские «Почему?», не объяснял, куда уходит ночью солнце, где снятся сны, почему трава зеленая, а небо синее, почему, когда гнутся деревья — дует ветер, почему вода мокрая, а камни сухие, почему пальцев пять, а нос один.
Сколько их было изначально? Пятьдесят? Семьдесят? Сейчас Римма видела перед собой тридцать шесть человек. У многих на коже были ужасные шрамы, одна девочка — Римма теперь не могла считать ее женщиной, хотя та и была как минимум на десять лет старше самой Риммы — не имела пальцев на левой руке.
Предоставленная сама себе в диких джунглях на чужой планете, горстка человеческих детенышей сумела выжить. Не имея никаких умений и знаний, они сделали себе орудия и оружие, научились добывать пищу, охотиться на самых свирепых местных хищников, у них даже сложилась иерархия.
Да, их оружие было самым простым — заостренные палки и дубины, да, их матриархат держался скорее всего на ценности доступа к телу женщины-вождя, да, все свои знания о жизни в джунглях Саргана они получили самым примитивным способом — методом проб и ошибок, заплатив за знания кровью, причем в буквальном смысле.
Но все равно Римма испытала вдруг невероятную гордость за этих нелепо раскачивающихся при ходьбе, не умеющих рисовать, не знавших родительской заботы, диких — но все же людей. Даже кляп ей в рот они засунули для того, чтобы она, визжавшая при появлении крабоножки, больше не кричала и не привлекала внимание хищников, того же богомола-палача, очень чутко реагирующего на любой звук. Для этого же они дали ей какое-то снадобье, вызвавшее эйфорию и сон.
Еще она догадалась, почему они так говорят. А заодно — и что говорят. И все эти инопланетные «По-о-о-йт-н-и-и-ик!», «Ыти!» и «Тобае-уто!» превратились во вполне понятные «Полдник!», «Идти!» и «Доброе утро!».
А «Ток-тоя-ига!» — в «Доктора играть!».
И тут Римма поняла — сейчас ее убьют.
Не потому что она враг, не из-за ненависти, вовсе нет. Это игра такая — в доктора. «Давайте мы ее разрежем и посмотрим косточки внутри». Просто они — эти большие дети — действительно не видели в ней человека. Людьми они считали только себя, все остальные вокруг, весь окружающий мир вообще — это были чужаки.
Чужаков можно и нужно опасаться, на них можно и нужно охотиться, их можно и нужно есть, от них иногда необходимо убегать и прятаться, но в любом случае чужак всегда останется чужаком.
«Неужели они не понимают, что я — такая же, как они? — подумала Римма и сама же себе ответила: — Нет, не понимают. Они вообще не могут представить, что существуют другие люди. Детская память о семьях, родителях, детском саде — все стерлось, остались только смутные образы. Вокруг джунгли. Там обитают разнообразные твари. Многие из них формально похожи на людей, например, белый псевдолемур или ленивец Бакко. Ну а что — две руки, две ноги, голова. Чем не человек? А если взять жука-плакальщика, то у него головогрудь — точь-в-точь печальное человеческое лицо, и размер соответствующий, сантиметров тридцать в поперечнике. Еще мода была такая на Земле — вешать дома на стенки эти высушенные головогруди. Приходишь в гости — словно попадаешь в жилище охотника за головами. Брр…»
Думая об этом, Римма внимательно следила за Смуглой и остальными «детьми». Умирать не хотелось, особенно сейчас, когда появилась возможность не просто выжить и выбраться из джунглей, но и спасти этих несчастных.
Смуглая тем временем что-то щебетала, размахивая руками. По ее команде несколько мужчин уковыляли в корабль и принесли оттуда пластикордовый контейнер, какие-то железки и стеклоткань.
«Операционную готовят», — с тоской подумала Римма. Ее худшие опасения подтвердились, когда Рослый вытащил из контейнера промышленный вибронож, сверкающую полировкой метровую штуковину с «вечной батарейкой» компании «Этак» в рукоятке. Пилить деревья такой вибронож не годился, но все, что мягче древесины, он разделывал, что называется, на раз.
«Дети» сгрудились вокруг Риммы, блестящими от возбуждения глазами наблюдая за манипуляциями Смуглой. Рослый почтительно вручил ей вибронож. С важным лицом Смуглая обернула свои бедра стеклотканью, сделав что-то наподобие фартука, затем внимательно осмотрела Римму, потрогала пальцем сломанную ногу, отчего Римма замычала, тряся головой, — даже от таких легких прикосновений боль была нестерпимой.
— Байная! — огласила свой вердикт после осмотра Смуглая. — Ечить!
— Ечить! Ечить! — подхватила толпа.
Отойдя от Риммы на несколько шагов, Смуглая взяла вибронож и навела его на Римму.
«Мамочка… — пронеслось у Риммы в голове. — Неужели сейчас я… Глупо же! Я не хочу! Коля! Спасите!!»
Нервы у Риммы сдали окончательно, и она забилась в путах, отчаянно пытаясь освободиться. Козлы под ней скрипели и раскачивались, но узлы оказались затянуты на совесть, а в крепости самодельных веревок «детей» Римма убедилась еще во время марша через джунгли.
— Сысел… — тоненько пропела Смуглая и перевела вибронож на мертвого пилота, — …мысел…
— Сысел! — подхватили остальные «дети». — Мысел!
— Сысел… — вибронож снова указал на Римму, — …мысел…
«А ведь это ритуал, — Римма оставила бесплодные попытки вырваться и теперь смотрела на «детей» с мрачной обреченностью. — Культ смерти. Они и сами, небось, толком не понимают, что творят, но, по сути, они собираются принести меня в жертву когда-то спасшему их пилоту. Вот такая игра «в доктора»».
— Сысел! — повторяли за Смуглой «дети». — Мысел! Сысел! Мысел! Сысел!! Мысел!!
Постепенно выкрики становились все громче. Кто-то хлопнул в ладоши, и вскоре уже все подкрепляли ритмичное скандирование хлопками. Над поляной гремело:
— Сысел!! Мысел!! Сысел!! Мысел!!
Римма поморщилась. Ей вдруг стало все равно. Дурацкая считалка била по голове, словно молот: «Сысел!! Мысел!!» Нестерпимо болела нога. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца», — вспомнилась Римме циничная, но, в общем-то, верная поговорка стэлменов.
«Дети» впали в транс, их выкрики слились в звуковую мешанину, и тут Смуглая шагнула вперед и включила вибронож.
Чуда не произошло — блестящие микролезвия поехали вдоль полотна, убыстряя ход, и через мгновение слились в сверкающую, дрожащую полосу. Послышался свист, запахло горячим металлом.
— Сысел! — Смуглая указала виброножом на скелет в скафандре. — Мысел! — Вибронож повис над Риммой. — Высел!
Выкрикнув финал считалки, Смуглая ткнула виброножом в шлем пилота. Брызнули искры, но кевларин, естественно, не поддался. «Дети» завопили от радости, многие указывали теперь пальцами на Римму.
«Вот и все», — успела подумать она, и вибронож коснулся ее головы. Боли не было — Смуглая лишь слегка задела кожу, оставив неглубокую царапину и срезав завязки кляпа.
— Сысел!! — снова заорали в толпе. — Мысел! Сысел!! Мысел!! Сысел!! Мысел!!
Вибронож взлетел, готовясь обрушиться на Римму. Она языком вытолкнула опостылевший кляп, сплюнула и зло рявкнула в лицо Смуглой:
— Да не сысел, господи боже мой, а шышел! Шышел-мышел-вышел!
И вдруг наступила тишина, нарушаемая лишь свистом лезвий виброножа.
В этой звенящей тишине раздался высокий голос Рослого:
— Аспитатейница?
Смуглая выронила вибронож, он глубоко зарылся в мягкую землю, задребезжал и выключился. Стало слышно, как в кронах тибий перекликаются летучие ящерицы.
— Аспитатейница? — вслед за Рослым повторила Смуглая и добавила: — Надейста Питевна?
«Они помнят!» — поразилась Римма и покачала головой:
— Нет, Римма Игоревна.
— Ноая аспитатейница! — тихо произнесла Смуглая. — Имма Икаевна… Ноая аспитатейница!!
— А-а-а! — закричали «дети». — Ноая аспитатейница!!
Они кричали недолго — Смуглая подняла руку, вопли стихли, и она спросила:
— Имма Икаевна, мы айдем в гуппу?
— Как тебя зовут? — хрипло спросила Римма.
— Иишка.
— Да, Иришка, мы пойдем в группу.
— А мама? — глядя Римме в глаза, спросила Смуглая. — Весером меня забиет мама?
Римма заплакала, слезы смешивались с запекшейся кровью на подбородке и капали ей на грудь.
Она ничего не ответила, только кивнула.
Смуглая взвизгнула от радости:
— Меня забиет мама! Мама!
Аврора ушла за горизонт, как обычно в тропиках, внезапно. Еще несколько минут назад светило стояло довольно высоко над горизонтом, но вдруг оно покатилось с небосклона, наступила темнота и в зените высыпали крупные звезды.
На взлетно-посадочную площадку у комплекса зданий Центроспаса приземлился, мигая габаритными огнями, геликоптер.
— Этот — последний, — сказал диспетчер, делая пометку на голографическом экране. — На сегодня закончили.
Морозов коротко кивнул. Он не стал говорить, что завтра поиски будут носить формальный характер — это и так было понятно.
Индра включила систему автоматического оповещения, по пульту пробежали разноцветные огоньки, тонко, на грани восприятия, пропищали в динамиках сигналы подтверждения со спутников.
Через огромное, от потолка до пола, выпуклое панорамное окно Морозов видел Сафронова. Космолетчик не усидел в гостинице и теперь бродил вдоль края ВПП, то и дело поглядывая на горные вершины, висящие высоко над Ривьерой. Их остроконечные пики еще освещала ушедшая за горизонт Аврора, и оттого казалось, что ледяные склоны выкрашены в тревожный, кроваво-алый цвет.
Седловина перевала, утонувшая в тени вершин, была видна как на ладони. До нее от комплекса Центроспаса насчитывалось не больше десяти километров. Морозов знал — наверх вела более или менее накатанная дорога, которую проторили любители езды на гравициклах. Дальше дорога обрывалась — слишком опасно. Скальные стенки, утесы, трещины — даже опытные альпинисты не прошли бы через этот каменный хаос, и он стерег пределы Сарганской котловины лучше всяких запретов.
— Индруш, сходи, пожалуйста, к нему, — Морозов кивнул на Сафронова. — Скажи, чтобы шел в гостиницу. Через двадцать минут я активирую «Периметр» и переведу весь комплекс на автоматику.
Индра кивнула и скрылась за дверью. Морозов повернулся к карте и мысленно еще раз провел линию от ВПП к перевалу, и за него — в джунгли. Где-то там лежит среди сломанных деревьев разбитый глайдер. Где-то там совсем еще молодая девушка, почти девочка, отчаянно борется за жизнь.
Или уже не борется. А может быть, для нее все случилось мгновенно. Удар, вспышка — и тьма.
Морозов поймал себя на том, что стал часто задумываться, как люди ощущают свою смерть. Что они чувствуют в последнее мгновение? О чем думают? Как одолевают страх? И что они видят там, за чертой?
«Надо в отпуск, — оборвал поток вопросов Морозов, — на пару недель, не меньше. А то я погрязну в рефлексии. Нет ничего хуже рефлексирующего спасателя».
— Он не уходит, — сказала вернувшаяся Индра. — Говорит, будет ждать всю ночь. И завтра. И потом… Сколько надо будет, столько и будет.
— Ясно, — Морозов неожиданно разозлился. — Хорошо, я сам.
Он почти выбежал из здания, поднялся по лесенке, сощурился, когда с океана налетел сырой, теплый ветер, и еще издали закричал Сафронову:
— Каплей, вы что, мальчик маленький?! Вам же сказали — покиньте территорию, скоро будут активированы охранно-следящие системы! Вы соображаете, где находитесь? Это комплекс Центроспаса, а не санаторий. Все, шагом марш отсюда.
— Тихо! — неожиданно перебил Морозова космолетчик, перебил таким голосом и с таким выражением лица, что Морозов вынужден был замолчать. — Слышите? Поют…
Повернувшись к перевалу, Морозов прислушался. Сначала он слышал только шелест листвы и шум ветра, но постепенно сквозь него начали пробиваться какие-то странные звуки. Это и впрямь было похоже на песню — простую, вроде бы детскую, совершенно неуместную здесь и сейчас.
— Сюрреализм какой-то, — пробормотал Морозов, вглядываясь в заросли на горном склоне. — Не может же такого быть…
— Огонь! — каким-то сомнамбулическим голосом произнес Сафронов. — Вон там, где дорога.
Морозов увидел — между стволами деревьев мелькали живые огоньки.
— Факелы, — сказал он и активировал гарнитуру связи. — Индруша, будь добра, дай свет на склон. Туда, где дорога к перевалу.
Песня стала слышнее, огоньки — ближе. На куполе главного здания комплекса вспыхнул лазерный зенитный прожектор, конверсионное чудовище, способное освещать объекты на орбите. Морозов называл его «эхо войны». Индра выставила яркость на десять процентов и сфокусировала световое пятно на склон, туда, где дорога выходила из зарослей.
Морозов видел, что космолетчик готов сорваться с места и побежать навстречу звукам и огням, и успокаивающе похлопал его по плечу.
— Потерпите. Через пару минут все станет понятно.
Действительно, прошло не более двух минут, и на освещенную прожектором грунтовку из леса вышла самая странная процессия из всех, какие видел на своем веку Морозов.
Человек сорок мужчин и женщин, чьи тела были разрисованы красным и белым, одетые в лохмотья и тряпье, а то и вовсе голые, несли на плечах сплетенный из веток и сучьев помост. Пылали факелы. Качались копья и дубины. На помосте не сидела даже, а восседала — нога в лубке, голова перевязана — лейтенант Космофлота Римма Голикова.
И еще — в такт шагам вся эта невозможная процессия пела, пела тоненькими детскими голосами, очень коверкая слова, и это вроде бы выглядело смешно, но на самом деле Морозов вдруг понял, что ему страшно.
Купии в макасине
Изиновую Сину.
Изиновую Сину
В кайсине пиисли.
Она пыла расиней,
Изиновая Сина.
Упая ис кайсины,
Исмасалась в гяязи!
— Римка! — закричал Сафронов и побежал навстречу процессии.
Девушка улыбнулась, помахала ему рукой. От здания Центроспаса к площадке спешили люди. В отелях зажигались окна, над Ривьерой в сиреневом небе скользнул, заходя на глиссаду, плоский, белый стратоплан — на Деметру прибыла очередная партия отдыхающих.
Дикари остановились, бережно опустили помост и столпились вокруг. Даже на таком расстоянии было видно, как они испуганы. Морозов сел на бордюрный камень, устало провел ладонью по лицу. Для капитана-лейтенанта и его невероятно везучей невесты все закончилось хорошо. Как в сказке.
Для Морозова и вышедших из джунглей людей все только начиналось…
