Глава XXIII
Что увидел Умслопогас
Как пьяный, пошатываясь от выпавших на мою долю испытаний, я проследовал к наружной двери, где как статуи стояли охранники, и вышел через арку. Там я остановился на мгновение, во-первых, чтобы успокоиться в знакомой обстановке, а во-вторых, потому, что мне показалось, что я услышал, как кто-то приближается ко мне сквозь темноту, да еще в таком месте, где у меня было много врагов. Так что надо было подготовиться.
Однако моим предполагаемым убийцей оказался лишь Ханс, который вынырнул откуда-то, где он прятался. Ханс выглядел очень испуганным.
– О баас, – прошептал он торопливым шепотом, – я рад видеть вас снова стоящим на ногах, а не унесенным вдаль, как я ожидал.
– Почему ты так решил? – спросил я.
– О баас, из-за того, что случилось здесь. Высокая ведьма, которая выглядит так, будто у нее болят зубы, сидит, как паук в своей паутине.
– Так что же случилось? – спросил я, в то время как мы продолжали путь.
– А вот что. Эта ведьма говорила и говорила с вами и Умслопогасом, и, пока она беседовала, ваши лица начали выглядеть так, словно вы выпили половину фляжки очень хорошего джина, такого, какой я хотел бы иметь сегодня, вы были мудрыми и глупыми одновременно, полными и пустыми, баас. Затем вы оба лежали как мертвые, и, пока я раздумывал, что можно сделать и как я дотащу ваши тела, чтобы похоронить их, ведьма сошла со своего возвышения и наклонилась сначала над вами, баас, потом над Умслопогасом, что-то прошептав вам в уши. Затем она вытащила из своей одежды змею, золотую, с зелеными глазами. Змея была обвита вокруг нее, господин, и сначала она поднесла ее к вашим губам, потом к губам Умслопогаса.
– Что же было дальше, Ханс?
– После этого случилось многое, баас, я чувствовал себя так, как будто дом вращается в воздухе в два раза быстрее, чем пуля, выпущенная из ружья. Внезапно комната наполнилась огнем, таким жарким, что он обжег меня, и таким ярким, что мои глаза закрылись, а ведь я могу смотреть на солнце не моргая. Огонь был полон привидений, которые бродили вокруг, я увидел тех, которые стояли возле вашей головы и у тела Умслопогаса, в то время как остальные ходили и говорили с Белой ведьмой так тихо, как будто встретили ее на рынке и хотели продать ей масло или яйца. Затем, господин, я увидел вашего благочестивого отца, который выглядел так, словно он накалился докрасна, без сомнения в геенне огненной. Я подумал, что он пришел ко мне, баас. Предикант сказал: «Уходи отсюда, Ханс. Это не место для доброго готтентота, как ты, потому что лишь истинные христиане могут долго выносить такую жару».
Это доконало меня, баас. Я лишь ответил, что я привел его сына Аллана, надеясь, что он позаботится, чтобы баас не сгорел в огне, и бог с ним, этим Умслопогасом. Затем я закрыл глаза и рот, зажал нос и выполз из-под этих занавесок как змея, а потом побежал через двор крааля и через арку в ночь, где сидел, замерзая, ожидая бааса, чтобы увести отсюда. И вот баас пришел сюда, живой, с неопаленными волосами, что показывает, насколько хорош Великий талисман Зикали, потому что ничто не могло спасти бааса, даже ваш благочестивый отец.
– Ханс, – сказал я, когда тот закончил, – ты прекрасный товарищ, потому что можешь достать спиртное из воздуха. Пожалуйста, помни, Ханс, что ты был пьян сегодня ночью, да, очень пьян, и никогда не повторяй того, что, как тебе кажется, ты видел в столь непотребном виде.
– Да, господин, я понимаю, что был пьян, и уже практически все забыл. Но, господин, здесь бутылка, которая все еще полна бренди, и, если бы я мог достать еще одну, я запомнил бы все гораздо лучше!
К тому времени мы достигли нашего лагеря, здесь я нашел Умслопогаса, который сидел около двери и смотрел в небо.
– Добрый вечер, Умслопогас, – сказал я самым беспечным тоном и стал ждать ответа.
– Добрый вечер, Макумазан, я думал, что ты потерялся во тьме, поскольку конец ночи сильнее, чем все бодрствующие в ночи.
Этой загадочной реплике я удивился, но ничего не сказал. В конце концов Умслопогас, отличавшийся импульсивной натурой, потерял терпение и сказал:
– Ты путешествовал этой ночью, Макумазан? Если да, то что ты видел?
– Ты видел сон сегодня ночью, Умслопогас? – ответил я вопросом на вопрос. – И если так, что это было? Мне кажется, я видел тебя с закрытыми глазами в доме Белой королевы, без сомнения, ты очень устал от разговоров, которые тебе скучны.
– Да, Макумазан, как ты верно предполагаешь, я очень устал от разговоров, которые слетали с губ Белой ведьмы, как музыка, которая приходит из маленького потока, бегущего по камням, когда солнце горячо, и, устав, я задремал и видел сон. Что я видел, не имеет значения. Достаточно сказать, что я чувствовал себя как камень, подброшенный мальчиком, который сидит на земле и пугает птиц. Я был быстрее, чем камень, быстрее, чем падающая звезда, пока не достиг одного прекрасного места. Не имеет значения, что это было на самом деле, я уже начал забывать, но там я встретил тех, кого знал когда-либо. Я встретил зулусского Льва, черного разрушителя земли, у которого была сестра по имени Балека, она глядела на него подозрительно. Она родила ребенка, назвав его Мопо, этот Мопо потом убил Черного принца. Теперь, Макумазан, у меня появился личный счет к этому черному человеку, несмотря на то что наша кровь одного цвета. Потому что его сестра была убита вместе с племенем лангени. Я подошел к нему, взял его за горло, наклонил голову, заставил найти копье и щит и встретиться со мной, как мужчина с мужчиной. Да, я сделал это.
– И что случилось потом, Умслопогас? – спросил я, когда он замолчал.
– Макумазан, ничего не случилось. Моя рука, кажется, прошла через его горло и череп, он продолжал говорить с кем-то. Это был вождь, которого я узнал. Его звали Факу. В дни Дингаана я убил его на Ведьминой горе.
Факу рассказал историю о том, как я убил его, и о битве, которую вели я и мой брат по крови и волки, затем о старой ведьме, которая сидела на горе, ожидая, пока умрет мир. Каким-то образом я мог понять их разговор, хотя сам проходил сквозь них, как ветер.
Они проходили мимо, с ними шли остальные, Дингаан среди них, который тоже знал кое-что про Белую ведьму. Я видел, что там Мопо, и я набросился на него. С ним я тоже говорил, но случилась такая же история, он поймал взгляд черного человека – Чаки, которого он убил, ударил маленьким красным острым ассегаем, свалил и убежал, потому что на этой земле, я думаю, он все еще боится Чаку. Так говорил мой сон.
Я пошел дальше и встретил остальных, с кем я боролся в тот день, среди них был Жикиза, который правил племенем топора до тех пор, пока я не убил его собственным топором. Я поднял этот топор и приготовился к новому бою, но никто из них не обратил на меня внимания. Они ходили вокруг, или сидели и пили пиво, или нюхали табак, но никто из них не предложил мне пива или табака, даже те, кого убивал не я. Я покинул их и пошел дальше в поисках Мопо, моего приемного отца, и некоего человека, моего брата по крови, на чьей стороне я охотился на волков. Да, я искал его и других.
– И ты нашел их? – спросил я.
– Мопо я не нашел. И это заставило меня вспомнить, Макумазан, как ты однажды намекнул мне, что он, кого я считал давно умершим, все еще бродит по земле. Но остальных я встретил. – И он замолчал, задумавшись.
Теперь я знал достаточно историю Умслопогаса, чтобы быть уверенным, что он любил этого человека и женщину, о которых говорил больше, чем обо всех остальных на земле. «Брат по крови», чье имя он не произносил, не означало, что это был действительно его брат по крови, просто человек, с которым он произвел определенную церемонию обмена кровью, или братание, ходил с ним на Ведьмину гору, хотя я едва ли мог поверить в то, что они охотились со сворой гиен. Там, как он говорил, у них была великая битва с отрядом, посланным королем Дингааном под командованием того самого Факу, которого упоминал Умслопогас. В этой битве «брат по крови», представитель клана Ищущих брод, встретил свою смерть после многочисленных битв. Там была, как я слышал, Нада Лилия, чья красота была известна по всей земле, которая умерла при странных и печальных обстоятельствах.
Естественно, вспоминая свои встречи и переживания, о которых я внушил себе, что все это было сном, я встревожился, узнав, что те, кто были дороги этому страшному зулусу, узнали его.
– И что же они сказали тебе? – спросил я его.
– Макумазан, они не сказали ничего. О Небеса! Эта пара стояла там, или мне казалось, что они ходят туда-сюда: мой брат, человек более известный, чем можно себе представить, подпоясанный шкурой волка, и, возле его плеча, человек из клана Ищущих брод, с которым лишь он один мог управляться. И Нада, более прекрасная, чем когда она была жива, такая родная, что мое сердце подскочило к горлу и дыхание остановилось, когда я ее увидел. Да, Макумазан, они стояли или ходили вокруг, держа друг друга за руки, как любовники, и смотрели друг другу в глаза и говорили о том, как знали друг друга на земле, потому что я мог понять их слова и мысли, и о том, как им хорошо в конце концов там, где они оказались.
– Умслопогас, они же старые друзья, – сказал я.
– Да, Макумазан, очень старые друзья, как я понимаю. Настолько старые, что они ни слова не сказали обо мне, о том, кто был их другом. Мой брат, чье имя я поклялся не произносить, женоненавистник, который говорил, что любит только меня и волков, улыбался, глядя в лицо Нады Лилии, Нады, невесты моей юности. Ни слова обо мне, хотя она должна была улыбнуться и рассказать ему, каким великим воином я был; и ни слова обо мне, чьи дела она хотела восхвалять; ни слова обо мне, спасшем ее в пещерах Халакази и от Дингаана; ни слова обо мне, хотя я стоял рядом и смотрел на них!
– Я думаю, что они не видели тебя, Умслопогас.
– Это так, Макумазан, я уверен, что они меня не видели, поскольку, если бы видели, вели бы себя по-другому. Но я их видел, а они не обратили внимания на мои выстрелы, я побежал к брату, чтобы защитить его и всю компанию. Он снова не обратил на это никакого внимания, тогда я поднял Инкози-каас, вращая лезвием на свету, и поразил всех своей силой.
– И что случилось, Умслопогас?
– Только топор прошел сквозь моего брата сверху донизу, разрубив его на две части, а он все еще продолжал говорить! Более того, он нашел белую лилию и подарил ее Наде, которая понюхала ее и засмеялась, поблагодарила его и воткнула цветок в пояс. Я видел это своими глазами, Макумазан.
Голос зулуса дрогнул, и я подумал, что он плачет, – при слабом свете я увидел, как он коснулся глаз рукой. Я отвернулся и зажег свою трубку.
– Макумазан, – продолжал он, – мне кажется, что я ненадолго сошел с ума, потому что я яростно кричал на них, думая, что слова могут ранить их так, как не может сделать холодная сталь. И когда я это сделал, они исчезли, все еще улыбаясь и разговаривая. Нада нюхала цветок, который теперь переместился ей на грудь. После этого я заторопился и внезапно встретил короля дикарей, Резу, которого я убил несколько дней назад. Я подступил к нему с топором, думая, не хочет ли он вступить в борьбу еще раз.
– И что же он, Умслопогас, сделал?
– Я думаю, что он почувствовал меня, потому что повернулся и отпрыгнул, а когда я попытался догнать его, то уже никого не увидел. Я побежал и нашел Балеку, сестру Чаки, которая – не говори это никому, Макумазан, – была моей матерью. И она увидела меня. Ненадолго она увидела меня, того, кто теперь стал старше и суровее, она увидела и узнала меня, потому что подошла и улыбнулась и, кажется, прижалась губами к моему лбу, хотя я не почувствовал поцелуя, и она уняла боль моего сердца. Потом она тоже ушла, а я внезапно упал куда-то, оказавшись в какой-то глубокой норе или, возможно, в аду.
Затем я проснулся в доме Белой ведьмы и увидел тебя спящим рядом, а ведьма склонилась над моей кроватью и улыбалась через тонкое покрывало, которым она была накрыта, – я увидел смех в ее глазах.
Я разозлился на нее из-за тех вещей, которые я видел во Дворце снов, мне в голову пришла мысль убить ее, чтобы избавиться от нее и от магии, которая приносит людям зло. Я совсем потерял рассудок, поэтому вскочил, поднял топор и направился к ней, а она стояла передо мной, громко смеясь. Затем она сказала что-то на языке, которого я не понимал, и показала на меня пальцем. В следующий момент я почувствовал, что меня как будто схватили гиганты и крутили до тех пор, пока я не стал бездыханным, но не раненым. Что все это значит, Макумазан?
– Ничего особенного, я так думаю, Умслопогас, кроме того, что королева имеет такую власть, по сравнению с которой власть Зикали ничто, и может вызвать видения, проплывающие перед глазами мужчины. Я видел те же самые вещи, что и ты. И те, кого я любил, тоже не обратили на меня внимания и были заняты только собой. Более того, когда я проснулся и рассказал это королеве, которую называют Та, чье слово закон, она посмеялась надо мной, как и над тобой, и сказала, что это был хороший урок для моей гордыни, поскольку в гордыне я подумал, что мертвые думают только о живых. Но я думаю, что ее урок состоял в том, чтобы унизить нас, именно ее ум создал те картинки, которые мы видели.
– Я тоже так думаю, Макумазан, но как она узнала о деталях твоей и моей жизни – не знаю, если только Зикали не рассказал ей об этом, говоря с ней, как мудрецы говорят друг с другом.
– Я думаю, что с помощью своей магии она вытянула из нас эти истории, а затем показала их нам, повернув их по-своему. Может быть, она что-то вытянула из Ханса или Гороко, других зулусов и так отплатила нам за нашу службу, но больные быки и бесплодные коровы – не очень хороший скот, Умслопогас.
Он кивнул и сказал:
– Хотя все это время я считал себя сумасшедшим и думал, что знаю, что все женщины лживы, а мужчины последуют туда, куда их поманят, я никогда не верил, что мой брат, женоненавистник, и Нада – любовники в подземном мире и забыли меня, товарища одного из них и мужа другой. Я думаю, Макумазан, что мы встретились с наградой за нашу глупость. Мы пошли искать такие вещи, которые Великий, живущий на небесах, не разрешает видеть никому, и от того, что мы узнали, мы стали еще несчастней, чем были. Потому что такие сны сжигают сердце, как горячее железо, прижигающее ногу быка, когда на нее ставят клеймо, не позволит никогда вырасти волосам на том месте, где обожжена кожа. Тебе, Бодрствующий в ночи, я скажу так: «Смирись с тем, что ты видел, что бы это ни принесло тебе – богатство или известность». А себе я скажу: «Тот, кто носит топор, довольствуйся им, ведь он может принести тебе удачную битву и славу». А нам обоим я скажу: «Пусть мертвые спят спокойно, пока мы не присоединимся к ним, что случится уже скоро».
– Хорошие слова, Умслопогас, но они должны были быть произнесены тогда, когда мы начинали наше путешествие.
– Нет, Макумазан, в этом путешествии мы должны были спасти леди Печальные Глаза, и, как мне сказали, все прошло хорошо. Также Зикали хотел этого, а кто может сопротивляться воле Открывателя дорог? И это было совершено, мы встретили массу странных вещей, и завоевали славу, и увидели, насколько глубока пропасть нашей собственной глупости, потому что мы думали, что откроем секреты Смерти, а мы нашли лишь тех, кого разум ведьмы и ее яд отразили в воде. И, найдя все это, я хотел бы поскорей отправиться с этой призрачной земли. Когда мы уйдем, Макумазан?
– Я думаю, завтра утром, если леди Печальные Глаза и остальные будут чувствовать себя лучше, а Та, чье слово закон, сказала, что это будет именно так.
– Хорошо, тогда я посплю, потому что сейчас я устал больше, чем тогда, когда убил Резу в горах.
– Да, – ответил я. – Потому что с призраками сложней бороться, чем с людьми, а сны, если они плохие, более утомительны, чем подвиги. Спокойной ночи, Умслопогас.
Он ушел, а я отправился посмотреть, как себя чувствует Инес. Я увидел, что она спит, но этот сон не был похож на тот, в который ее погрузила Айша. Сейчас это был абсолютно естественный сон, и, глядя на нее, лежащую на кровати, я думал о том, как она молода и красива. Женщины, которые прислуживали ей, рассказали мне, что она просыпалась, разбуженная Той, чье слово закон, – как им показалось, в хорошем состоянии, – у нее пробудился аппетит, хотя, казалось, она была удивлена тем, что ее окружает. После того как она поела, добавили они, ваша девушка «спела песню», которая, возможно, была гимном, потом помолилась на коленях, «делая знаки на своей груди», и затем снова заснула.
Моя тревога относительно Инес утихла, и я вернулся к себе. Я не хотел спать, поэтому сел около входа, всматриваясь в темноту ночи. Я видел бесчисленные огоньки, которые, казалось, пронзают небо горящим золотом. Громадные совы и другие редкие птицы летали в темноте. Они поднимались в огромном количестве из своих укрытий среди руин и летали туда-сюда, как белокрылые духи, то видимые, то невидимые.
Сидя в одиночестве, я много думал, вспоминая, что произошло со мной за эти несколько дней. Мог ли другой человек пройти через все это? Как бы он воспринял все увиденное? И кто такая Айша? Была ли она воплощением Природы, как и все остальные женщины? Была ли она человеком или духом, который символизировал ушедших людей, веру и цивилизацию, и руины, где она царствовала? Нет, мысль об этом была смешна, потому что подобные создания не существуют, хотя можно не сомневаться в том, что она обладает некоей силой, которая неподвластна простым смертным, так же как ее красота и обаяние больше, чем это дано любой другой женщине.
В одном, однако, я был убежден: тени, которые я, казалось, видел, реально существовали в круге ее собственного воображения и разума. Здесь Умслопогас был прав: мы не видели мертвых, мы лишь видели картинки и образы, которые она нарисовала и раскрасила.
Я гадал, зачем она это сделала. Может быть, чтобы показать силу, которой она в действительности не имеет, может быть, чтобы причинить нам боль или, как она сама говорила, для того, чтобы преподать нам урок и унизить нас для нас же самих. Если это так, в этом она преуспела, потому что никогда я не чувствовал себя столь опустошенным и униженным, как в тот момент.
Казалось, я спустился – или поднялся – в царство Гадеса и там только увидел те вещи, которые доставили мне небольшую радость, но открыли старые раны. Проснувшись, я был ошеломлен. Да, едва оправившись от видения дорогих мне мертвых людей, я был околдован всепоглощающей магией любви и очарования этой женщины и свалял дурака, поскольку она оттолкнула меня своим злым коварством. Да, я был унижен, но странно, что не мог на нее сердиться, и, более того, из своего тщеславия я поверил в искренность ее дружбы ко мне.
В результате я, как и Умслопогас, ничего в мире не желал больше, как уйти из этого проклятого Кора и похоронить все воспоминания среди тех дел, которые фортуна может принести мне. И все равно мне нравилось видеть это и срывать цветок такого прекрасного опыта, потому что я никогда не смог бы изгнать из памяти воспоминания об Айше, совершенной в любви и полубожественной в своей силе.
Когда я проснулся на следующий день, солнце уже встало, и после купания в старой ванне, одевшись, я отправился посмотреть, как чувствует себя Инес. Я увидел, что она сидит возле двери своего дома, совершенно здоровая, с сияющим лицом. Она была занята изготовлением венка из маленьких голубых цветов вроде ирисов, которые в большом количестве росли вокруг. Она связывала их между собой сухими травинками.
Когда венок был готов, она повесила его себе на шею, так что тот свисал с ее белой одежды, делая похожей на арабскую женщину, хотя и без вуали. Я смотрел на нее, оставаясь для нее незамеченным некоторое время, затем подошел и заговорил. Она странно посмотрела на меня и даже хотела убежать, но внезапно, успокоенная моим видом, выбрала самый красивый цветок и протянула его мне.
Я понял, что она не помнит меня и думает, что никогда не видела раньше. Ее рассудок покинул ее, как и говорила Айша. Чтобы поддержать разговор, я спросил, как она себя чувствует. Она ответила, что ей гораздо лучше, потом добавила:
– Папочка отправился в далекое путешествие и вернется очень не скоро.
Мне в голову пришла идея, и я ответил ей:
– Да, Инес, но я его друг, и он послал меня, чтобы я забрал тебя в то место, где мы найдем его. Только это очень далеко и нам предстоит долгое путешествие.
Она захлопала в ладоши и ответила:
– О, это прекрасно, я люблю такие путешествия, особенно чтобы найти папочку, у которого, я думаю, хранится моя одежда. На мне очень удобная одежда, но она отличается от той, которую я носила. Ты кажешься мне хорошим человеком, я уверена, что мы будем добрыми друзьями, чему я очень рада. Я ведь ужасно одинока с тех пор, как моя мама ушла на небеса, а мой папочка очень занят, я редко вижу его.
Честно говоря, я чуть не зарыдал, услышав эти слова. Это было так неестественно, так ужасно – слушать, как взрослая девушка говорит и ведет себя как ребенок. Однако в данных обстоятельствах, я думаю, это был лучший выход для нее и всех нас. Вспоминая, что говорила Айша о выздоровлении ее рассудка как о его потере, я почувствовал облегчение.
Оставив ее, я отправился навестить двух зулусов, которые были ранены. К своей радости, я увидел, что они совершенно здоровы и готовы к путешествию, так что и здесь пророчество Айши оправдалось. Другие люди также отдохнули и желали тронуться в путь, как и мы с Умслопогасом.
Пока я заканчивал свой завтрак, Ханс объявил о приходе почтенного Билали, который с поклоном сказал, что пришел осведомиться, когда мы будем готовы к выходу, поскольку он получил приказание отдать необходимые распоряжения. Я ответил, что мы будем готовы через час, и он поспешно удалился.
Он появился немного позднее назначенного времени с большим количеством носилок и носильщиков, с охраной из двадцати пяти вооруженных воинов. Все эти рослые ребята участвовали с нами в битве. Билали произнес перед ними напутствие о том, что они должны сопровождать, нести и охранять нас на другой стороне огромного болота или дальше, если нам понадобится. Он сказал, что это приказ Той, чье слово закон, и если хотя бы малейший вред будет нанесен кому-то из нас, даже случайно, каждый из них будет убит страшным способом. Затем он спросил, поняли ли они то, что он сказал. Воины ответили с жаром, что все отлично поняли и будут вести и охранять нас так, как будто мы их родные люди.
И они делали бы это, думаю, даже независимо от приказа Айши, потому что смотрели на нас с Умслопогасом как на богов и думали, что мы можем уничтожить их так же, как уничтожили Резу и его отряд.
Я спросил Билали, пойдет ли он с нами. Он ответил отрицательно, потому что Та, чье слово закон, вернулась к себе, а он должен незамедлительно последовать за ней. Я снова спросил его, где она живет, но он ответил, что она живет везде, сначала посмотрев на небеса, а затем на землю, как будто она обитала и там и там, добавив, что, в общем, это «в пещерах», хотя я не понял, что он имел в виду. Затем он сказал, что был очень рад, что встретил нас, и битва с Резу была великолепным спектаклем, который он с удовольствием будет вспоминать до конца жизни. И он попросил меня о подарке на память. Я подарил ему запасную ручку в маленькой немецкой серебряной коробочке, которая ему очень понравилась. Таким образом я расстался со старым Билали, о котором я всегда потом вспоминал с каким-то странным чувством симпатии.
Я заметил, что, несмотря на хорошее отношение, он решительно избегает встреч с Умслопогасом, видимо побаиваясь, что тот может осуществить свои угрозы и познакомить его со своим ужасным топором.
