Книга: Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера
Назад: Глава XI Сквозь стену
Дальше: Глава XIII Странная история
Глава XII
Белая ведьма
Я выпрыгнул из носилок и передал остальным, что сказал белобородый старик. Робертсон не хотел идти. Он отказывался до тех пор, пока я не предположил, что такое поведение может настроить королеву против нас. Умслопогас оставался равнодушным, не веря, как он подчеркнул, в правительницу-женщину.
Только Ханс, хотя и был уставшим, согласился, правда с неохотой. Факт, означающий, что у него были мозги и любопытство, превышающие уровень обезьяны, на которую он так походил внешне: он захотел увидеть королеву, о которой говорил Зикали.
В конце концов мы все-таки двинулись в путь, сопровождаемые Билали и людьми, несшими светильники. Их свет указывал, что мы идем между домами – или, во всяком случае, стенами, которые были когда-то домами, – а впереди виднелась улица.
Проходя под чем-то вроде арки или портика, мы вошли во двор с колоннами, но без крыши, поскольку я мог видеть звезды над головой. В конце двора виднелось здание, дверной проем в нем был завешан циновками, внутри все было освещено лампами, и по всей длине на равном расстоянии стояли охранники с длинными копьями.
– О баас, – сказал Ханс с тревогой, – это ловушка.
Умслопогас глядел вокруг с подозрением, держа руку на рукоятке топора.
– Помолчи, – ответил я. – Вся эта гора – сплошная ловушка, одной больше, одной меньше – дела не меняет, а у нас с собой оружие.
Проходя между двойной линией охранников, которые стояли без движения, как статуи, мы подошли к любопытным занавескам, висевшим в конце длинного холла. Я далеко не знаток, но все же понял, что они были сделаны из дорогого цветного материала, вышитого золотыми нитями. Перед этими занавесками Билали сделал нам знак остановиться.
Тихо обсудив что-то с человеком, скрывающимся за занавеской, он исчез за ними, оставив нас одних на несколько минут. Наконец они открылись, вышла высокая элегантная женщина восточного вида в арабской одежде и пригласила нас войти. Она не разговаривала и не отвечала на мои вопросы, когда я пытался заговорить с ней, что было не очень понятно. Лишь потом я узнал, что она немая. Мы вошли, и я поразился роскоши, с которой была обставлена комната.
В дальнем конце зала находилось не очень большое помещение, освещенное лампами, свет которых падал со стен, украшенных скульптурами. Все выглядело так, словно когда-то это был большой внутренний двор или святилище, поскольку в центре его стоял помост, где когда-то могли помещаться трон или статуя бога. Но сейчас на этом помосте стояло ложе, на котором сидела богиня!
Она была статная и стройная, одета в ярко-белые ткани и искусно ими задрапирована, однако ее одежда больше открывала, чем скрывала ее великолепные формы. Из-под вуали, которая была похожа на фату невесты, выглядывали две очень длинные черные косы, на кончике каждой виднелось по большой жемчужине. С одной стороны от королевы стояла высокая женщина, похожая на ту, что провела нас через занавески, а с другой на коленях стоял Билали.
Сидящая женщина была также величественна, как настоящая королева, когда ее рисуют художники, хотя ее фигура была значительно более благородной, чем у любой королевы, которых я встречал. Вокруг нее, казалось, витала какая-то тайна, окутывающая ее, как вуаль. От нее исходила еще и некая притягательная сила, и ни вуаль, ни другое покрывало не могли скрыть ее – по крайней мере, для моего воображения. Своим дыханием она тоже источала власть. В воздухе витало что-то такое, что бывает перед штормом.
Мне казалось, что эта власть не вполне человеческая и идет свыше, она будто призвана склонять странника к земле.
Вокруг нее, казалось, витала какая-то тайна, окутывающая ее, как вуаль.
Сказать по правде, хоть я и сгорал от любопытства, которое росло во мне час от часа, и ощущал себя очень довольным, что предпринял это путешествие со всеми его невзгодами, в тот момент я ужасно испугался, настолько, что хотел повернуться и убежать. С самого начала я чувствовал, что присутствую перед неземной совершенной женской красотой, которая отличается от нашей земной красоты.
Что это была за картина! Она сидела, величавая и тихая, как совершенная мраморная статуя, лишь ее грудь поднималась и опускалась под белой одеждой, показывая, что она живая и может дышать, как все. Об этом же говорили и ее глаза. Сначала я не мог разглядеть их через вуаль, но то ли потому, что я привык к свету, или оттого, что они сияли как звезды, далекие и прекрасные, я смог увидеть их. Это были большие, темные, прекрасные очи, глубокого синего оттенка. Казалось, они смотрят сквозь тебя и выше. Ее глаза были подобны окнам, через которые свет идет изнутри. Свет духа.
Я оглянулся, чтобы посмотреть, производит ли увиденное такой же эффект на моих товарищей. Ханс упал на колени, его руки сплелись в молитве, а его маленькое уродливое лицо напомнило мне голову рыбы, которую вытащили из воды и которая вот-вот умрет от избытка воздуха. Робертсон, выведенный из состояния оцепенения, смотрел на царственную даму с открытым ртом.
– Боже, – сказал он, – кажется, я возвращаюсь к жизни. Ее черты прекрасны. Я чувствую это нутром.
Умслопогас стоял величественный и мрачный. Его руки лежали на рукоятке топора, он также пристально смотрел на трон, кровь пульсировала на коже, которая затягивала рану в его голове.
– Бодрствующий в ночи, – сказал он мне своим глубоким голосом, переходя на шепот, – в ней власть не одной женщины, а всех женщин. Под ее одеждой я вижу красоту той, которая «ушла высоко», Лилия, которая навсегда потеряна для меня. Ты не чувствуешь этого, Макумазан?
Когда он произнес эту фразу, я сразу все понял. Я чувствовал подобное и раньше, хотя эмоции не позволяли мозгу вовремя анализировать происходящее. Я смотрел на прекрасные драпированные формы и видел: в ней было несколько женщин. Я не встречал никого подобного именно этой женщине, хотя впоследствии узнал ее достаточно хорошо, во всяком случае достаточно, чтобы заинтриговать меня. Странным было то, что в этой галлюцинации личности частично совпадали, пока наконец я не начал думать, не являются ли они одним и тем же существом, проявляющим себя в разных формах, как лучи разного цвета падают из одного кристалла и при этом меняются. Однако мой бедный ум не в состоянии это выразить так, как бы мне этого хотелось. Без сомнения, это была сила внушения и игра ума той, которая сидела перед нами.
В конце концов она заговорила, и ее голос зазвучал, как серебряные колокольчики над водой в торжественной тишине. Он был низкий и сладкий, так что в первый момент мои чувства притупились и сердце, казалось, остановилось. В первую очередь она обращалась ко мне.
– Мой слуга сказал мне, – она слегка повернула голову к Билали, который стоял на коленях, – что ты, которого зовут Бодрствующий в ночи, понимаешь язык, на котором я говорю. Это так?
– Я понимаю арабский достаточно хорошо, изучал его на Восточном побережье и в Аравии в прошлые годы, но ваш арабский… о… – Я замолчал.
– Называй меня Хейя, – бросила она. – Это мой титул, который означает, как ты знаешь, Она, или женщина. Если вам не нравится это имя, называйте меня Айша. Я буду рада снова услышать имя из уст человека моего цвета кожи и благородной крови.
Я покраснел от комплимента и повторил с довольно глупым видом:
– Я говорю на несколько другом арабском, чем тот, что используешь ты, о Айша.
– Я думала, что звучание этого имени понравится тебе больше, чем Хейя, хотя потом я научу тебя произносить его. Есть ли у тебя другое имя, которое может идти раньше главного?
– Да, – ответил я. – Аллан.
– О Аллан, расскажи мне об этих людях. – И она показала на моих приятелей взмахом руки. – Потому что я подозреваю, что они не говорят по-арабски. Или лучше я буду говорить, а ты скажешь, права я или нет. Вот этот человек, – и она кивнула в сторону Робертсона, – чувствует себя смущенным. Это пробуждает в нем цвет, который ты не видишь, этот цвет призывает к мести, хотя мне кажется, что в настоящий момент он хочет чего-то другого, того, чего, насколько я знаю, хотят все мужчины и что разрушает их. Человеческая натура не изменилась, Аллан, вино и женщины – древние ловушки. Для него достаточно. Маленький желтый человек меня боится, как и все вы. В этом величайшая власть женщины, хотя она слабая и нежная, все мужчины ее боятся, потому что настолько глупы, что не могут ее понять. Для них миллионы лет она остается загадкой, а для нас все неизвестное – страшно. Ты помнишь римскую пословицу, которая выражает это кратко и понятно?
Я кивнул, потому что латынь была одной из тех наук, которым отец научил меня еще в молодости.
– Хорошо. А этот маленький дикий человек, похожий на обезьяну, от которой мы все произошли… Но ты знаешь ли это, Аллан?
Я снова кивнул и сказал:
– Эти диспуты идут уже очень давно, Айша.
– Да, они начались в мое время, и мы продолжим их позднее. И все-таки он ближе к обезьяне, чем ты или я. Я думаю, что у него есть свои преимущества – он хитрый и дружелюбный и любит всех вокруг. Ты понимаешь, Аллан, что любовь есть во всем?
Я сказал, что все зависит от того, что вкладывается в это слово. На что она ответила, что объяснит мне позднее, когда у нас будет время, а потом добавила:
– Эта маленькая желтая обезьяна понимает, что ей надо преданно служить тебе, или мне так только кажется? Ты расскажешь мне об этом когда-нибудь. А теперь о твоем спутнике – Черном человеке. Я думаю, что это воин из воинов, такой, какие бывали в старые времена, если он не дикарь. Хотя, поверь мне, Аллан, дикари часто лучше. Кроме того, все мы в сердце дикари, даже ты и я. Культура – это лишь прикрытие, чтобы спрятать нашу истинную природу, и часто она становится ядом. Думаю, что во время сражения его топор погружается глубоко, и погрузится еще глубже. Правильно ли я поняла этих людей, Аллан?
– Неплохо, – ответил я смиренно.
– Просто я так думаю, – раздался ее певучий смех. – Хотя в этом месте я становлюсь глупой и бесполезной, как ржавый меч, которым не пользуются. Теперь вы можете отдохнуть. Завтра мы с тобой поговорим наедине. Ничего не бойтесь, вы в безопасности, вас охраняют мои рабы, а я наблюдаю за ними. Итак, прощайте, до завтра. Теперь идите, ешьте и спите, как должны делать все, кто существует на этой земле и цепляется за нее, чтобы выжить. Билали, проводи их. – И она махнула рукой, показав, что аудиенция закончена.
При этом знаке Ханс, который все еще был не в себе, вскочил с колен и прошмыгнул сквозь занавески. Робертсон последовал за ним.
Умслопогас постоял мгновение, повернулся, высоко поднял топор и прокричал «Байете!», после чего повернулся и тоже ушел.
– Что значит это слово, Аллан? – спросила Айша.
Я объяснил, что это приветствие, с которым воины-зулусы обращаются только к своему королю.
– Разве я не говорила, что дикари лучшие из лучших? – воскликнула она со смехом. – Белый человек, твой приятель, не приветствовал меня, а черный знает, когда стоит перед женщиной-королевой.
– В нем тоже течет королевская кровь, – заметил я.
– Если так, мы похожи, Аллан.
Я глубоко поклонился ей так галантно, как только мог. Она впервые поднялась – и оказалась очень высокой и внушительной – и поклонилась мне в ответ.
После этого я пошел искать остальных моих спутников по другую сторону занавеса, однако Ханс успел даже пробежать через длинный узкий холл за циновку в его конце.
Мы с достоинством проследовали за Билали через двойные ряды охраны, которая подняла копья, когда мы проходили мимо них. Там мы снова встретили Ханса, он все еще был чем-то испуган.
– Баас, – сказал он мне, когда мы проходили среди колонн зала, – в своей жизни я видел много ужасных вещей и стоял к ним лицом к лицу, но никогда не был так напуган, как перед этой Белой колдуньей. Баас, я думаю, что она дьявол, о котором ваш преподобный отец говорил так много. Или его жена.
– Если так, Ханс, – отвечал я, – то дьявол не так черен, как его рисуют. Но я советую тебе быть осторожным в разговорах, потому что стены имеют уши.
– Не имеет значения, кто и что говорит, баас, потому что она читает слова задолго до того, как они слетают с губ. Я чувствую, что она присутствует в этой комнате. Будьте осторожны, господин, иначе она похитит ваш дух и вы в нее влюбитесь. Подозреваю, что она вовсе не красавица, иначе зачем ей прятать лицо под вуаль? Кто видел, как красивая женщина сует голову в мешок, господин?
– Может быть, она делает это, потому что слишком красива, Ханс, и боится, что сердца мужчин, которые смотрят на нее, растают.
– О нет, баас, все женщины хотят растопить мужские сердца, кто больше, кто меньше. Иногда кажется, что у них в голове совсем иные мысли, но они не думают ни о чем другом, пока не становятся старыми и уродливыми, и лишь тогда забывают о своих чарах.
Ханс продолжал молоть чепуху, возвращаясь, насколько я мог понять, по той же дороге, по которой мы пришли. Мы дошли до наших жилищ, где нас ждала приготовленная еда – жареная козлятина, кукурузные лепешки и молоко, а также кровати для двух белых людей, покрытые кожаными накидками и шерстяными одеялами.
Нас поместили в комнаты в доме, построенном из камня. Его стены когда-то были расписаны. Крыши не было, так что мы могли видеть звезды над головой, но, поскольку воздух был очень свежим и одновременно теплым, это было скорее преимуществом, чем недостатком. В самой большой комнате поместились мы с Робертсоном, в других – Умслопогас и зулусы, а в третьей лежали раненые.
Когда Билали показывал нам наше убежище при свете лампы, то долго извинялся, что оно не самого лучшего качества, потому что место это находится в развалинах, а строить что-то новое нет времени. Он добавил, что мы можем спать без опасений, потому что нас охраняют и никто не осмелится причинить вред гостям Той, чье слово закон. На нее мы, по словам Билали, произвели прекрасное впечатление. Затем он поклонился, сказав, что вернется утром, и оставил нас.
Мы с Робертсоном сели на лавки, чтобы поесть, но он казался настолько погруженным в свои воспоминания и грустные мысли, что я так и не смог втянуть его в разговор. Единственное, что он сказал, – это то, что мы попали в странную компанию и те, кто обедает с Сатаной, должны иметь длинные ложки. Выразив свои опасения в этой фразе, он упал на кровать, громко помолился в своей обычной манере «о защите от колдунов и колдуний» и заснул.
Перед тем как лечь, я навестил Умслопогаса, чтобы проверить, все ли хорошо у него и его людей. Я увидел, что он стоит у дверного порога и смотрит на звездное небо.
– Приветствую тебя, Макумазан, – сказал он. – Ты, белый и мудрый, и я, черный воин, мы с тобой видели много странностей под солнцем, но никогда не видели такого, как сегодня ночью. Кто и что это такое, Макумазан?
– Я не знаю, – ответил я. – Но жизнь стоит того, чтобы увидеть ее, даже под вуалью.
– И я не знаю, Макумазан. Или нет – чувствую, потому что мое сердце подсказывает мне, что эта женщина – величайшая из всех колдуний, и ты должен охранять свой дух, чтобы она не украла его. Если бы она не была колдуньей, то напомнила бы мне Наду Лилию, которая была моей женой, когда я был молод, потому что на ней были те же белые одежды, и, несмотря на другой язык, на котором говорит эта женщина, мне было странно слышать шепот Нады, той Нады, которая ушла от меня дальше, чем вон те звезды. Очень хорошо, что на твоей груди надет Великий талисман, потому что он защитит тебя от вредного влияния чужих сил.
– Зикали тоже принадлежит к этому племени, – засмеялся я. – Хотя смотреть на него менее приятно. Я не боюсь их. И если она не просто некая белая женщина, которая скрывает себя под вуалью, я надеюсь узнать от нее много мудрых мыслей.
– Да, Макумазан, такую мудрость, которую дают лишь духи и мертвые.
– Может быть, но мы ведь и пришли сюда, чтобы пообщаться с духами из прошлого, не так ли?
– О, – ответил Умслопогас. – Все это и еще войну – вот что мы должны найти здесь. Только я думаю, что битва будет сначала, потому что духи и мертвые могут околдовать меня и забрать мои силу и мужество.
Потом мы расстались, и я, слишком уставший даже для того, чтобы думать, прилег на свою кровать и тут же заснул.
Я проснулся, когда солнце было уже высоко, от громкой молитвы Робертсона, которая уже, признаюсь, начала действовать мне на нервы. Молитва, по-моему, это личный разговор между человеком и его Создателем, минуя церковь, кроме того, мне совершенно не хотелось слышать обо всех грехах Робертсона, которых, как оказалось, было очень много. Не очень хорошо заниматься самобичеванием, не думая при этом о других людях, если только вы не священник и не умеете делать это профессионально.
Я вскочил, чтобы пойти и умыться, но столкнулся со старым Билали, который стоял в дверях, наблюдая за Робертсоном с огромным интересом и поглаживая свою белую бороду.
Он приветствовал меня вежливым поклоном и сказал:
– Скажи своему приятелю, что нет никакой необходимости падать на колени и подчиняться Той, чье слово закон, когда он не находится рядом с ней. И даже тогда он должен хранить молчание, потому что такой странный язык, на котором он молится, может напугать ее.
Я рассмеялся и ответил:
– Он не молится Той, чье слово закон. Он молится Тому Великому, Который на Небесах.
– В самом деле, Бодрствующий в ночи? Здесь мы знаем только одну великую, которая на земле, хотя, наверное, она иногда посещает и небеса.
– Неужели? – спросил я с сомнением в голосе. – Билали, не покажете ли вы мне место, где я мог бы помыться?
– Все готово, – ответил тот. – Пойдем со мной.
Я приказал Хансу, который прихватил ружье, последовать за мной с одеждой и мылом, которое, к счастью, у нас еще оставалось. Мы пошли по дороге вдоль каменных домов, окруженных сплошными развалинами справа и слева.
– Кто такая эта ваша королева, Билали? – спросил я, пока мы шли. – В ней явно отсутствует кровь амахаггеров.
– Спроси ее об этом сам. Я не могу ничего сказать тебе. Все, что я знаю, – это то, что могу проследить свое происхождение на десять поколений назад и мой десятый предок говорил на смертном одре своему сыну, что королева существовала всегда и, когда он был молодой, она уже управляла этими землями больше лет, чем месяцев в жизни.
Я остановился и уставился на него, потому что ложь была такой очевидной, что лишила меня дара речи. Увидев мое неверие, Билали холодно продолжил:
– Если сомневаешься, спроси у нее сам. А вот здесь ты можешь помыться.
Он провел меня через сводчатый дверной проем и дальше туда, где, очевидно, была купальня, похожая на римские постройки, которые я видел когда-то. Она была размером с большую комнату, сделана из мрамора, с наклонной крышей от трех до семи футов высоты, а вода стекала по большим трубам. Вокруг нее были открытые комнаты, которые купальщики использовали в качестве раздевалок. В коридоре стояли разрушенные статуи, а в конце его было некое подобие алькова, который защищал от солнца и погоды, однако руки у некоторых статуй отсутствовали (некоторые я видел лежащими на дне ванны). Одна из статуй изображала обнаженную молодую женщину, приготовившуюся прыгнуть в воду, – это была прекрасная работа. Даже трепетная улыбка на лице девушки выглядела очень естественно. Эта статуя позволила мне выяснить две вещи. Во-первых, то, что купальня использовалась женщинами, а во-вторых, то, что люди, строившие ее, принадлежали к высокой цивилизации, кроме того, это была западная раса, поскольку нос девушки был семитского типа, а губы – полные и прекрасной формы. К тому же ванна была настолько чистой, что я думаю, ее специально готовили для нас или других купальщиков. На полу я обнаружил решетки и обломки глиняной посуды, – вероятно, в те дни воду нагревали посредством топки.
Остатки древней цивилизации восхитили Ханса еще больше, чем меня, поскольку он никогда не видел ничего подобного. Это показалось ему настолько странным, что он не преминул сообщить мне, будто видит творение рук ведьмы. Тем не менее я принял столь необходимую мне ванну. Даже Ханс был вынужден последовать моему примеру – я редко видел это раньше – и, усевшись в самую мелкую часть ванны, побрызгал себя водой.
Затем мы вернулись домой, где нас ждал замечательный завтрак, который принесли нам высокие молчаливые женщины. Они рассматривали нас краешком глаза, но не проронили ни слова.
Вскоре после того, как я закончил есть, снова появился исчезнувший было Билали и сказал, что Та, чье слово закон, желает меня увидеть, чтобы поговорить. И я должен пойти к ней один.
Навестив раненых, которые, казалось, шли на поправку, я отправился в гости, сопровождаемый Хансом с его ружьем, прихватив с собой лишь револьвер. Робертсон хотел составить мне компанию, потому что не горел желанием остаться наедине с зулусами в этом странном месте, но Билали не позволил ему. Когда тот начал настаивать, два огромных охранника вышли вперед и угрожающе скрестили свои копья перед ним. К счастью, капитан отступил и ушел в дом.
По той же тропинке, что и прошлой ночью, мы выбрались к разрушенной улице. Она была лишь воспоминанием о том, что когда-то считалось великим городом. Мы подошли к довольно большому сводчатому проходу, утопающему в зарослях. По запаху и цвету я узнал желтофиоль; также здесь росли лук-порей и камнеломка.
Ханса остановили охранники, и Билали объяснил ему, что он должен дожидаться моего возвращения, чему тот с неохотой повиновался.
Я зашел в узкий проход, сопровождаемый молчаливыми как статуи охранниками, и приблизился к занавескам в конце коридора. По знаку Билали, который не был расположен говорить в таком месте, я остановился и стал ждать.
Назад: Глава XI Сквозь стену
Дальше: Глава XIII Странная история
