Глава XI
Сквозь стену
– Они не похожи на ваших друзей, – показал я на лежавших людей. – А эти, – добавил я, вытянув руку в направлении копьеносцев, которые вылезали из оврага, – они очень на них похожи.
– Щенки из одного помета часто похожи между собой, но, когда вырастают, сражаются друг с другом, – вежливо ответил Санта-Клаус. – По крайней мере, эти пришли, чтобы спасти, а не убивать вас. Но кто вот это? – спросил он, удивленно глядя на зловещего Умслопогаса и маленького Ханса. – Впрочем, не отвечай ничего, вы, должно быть, устали и нуждаетесь в отдыхе. Потом поговорим.
– Да, кстати, мы не успели позавтракать, – ответил я. – И должны еще заняться этими людьми. – И я указал на наших раненых.
Старик кивнул и стал разговаривать с вождем своих воинов, преследовавших врагов, – я видел группу, которая шла по их следам. Затем, сопровождаемый Хансом и оставшимися зулусами, среди которых был Гороко, я отправился к своим людям. Задача была проще, чем я ожидал, потому что смертельно раненный боец уже умер или умирал, а раны других были легкими, поскольку колдун мог лечить их своими собственными, известными ему способами.
После этого, взяв Ханса для охраны, я спустился к речке и умылся. Затем вернулся и поел, удивляясь, откуда у меня такой аппетит после всех опасностей, через которые нам пришлось пройти. Да, мы преодолели их: Робертсон, Умслопогас со своими тремя воинами, Ханс и я остались невредимыми. За это я в тишине возносил похвалы Провидению.
Ханс тоже помолился в известной лишь одному ему манере и только после этого зажег свою кукурузную трубку. Только Робертсон молчал. Перекусив и отдохнув, он встал и прошелся по нашему лагерю, потом остановился, глядя на расселину в горе, где, как он видел, исчезли носилки, которые несли в неизвестность его дочь.
Даже непомерные тяготы, которое мы преодолели, и победа, которую одержали над превосходящими силами, не впечатлили его. Он лишь смотрел на гору, в сердце которой находилась похищенная Инес, и грозил кулаками. Поскольку она исчезла, все остальное не имело смысла, он даже не предложил помочь раненым зулусам и не общался с человеком, который нас освободил.
– Баас, – сказал Ханс, – Великий талисман оказался даже более могущественным, чем я думал. Мало того что мы вышли целыми и невредимыми из сражения – выбывшие зулусы не имеют значения, мне просто придется меньше готовить, поскольку они ушли. Но еще и ваш благословенный отец появился из-за облаков! Что-то изменилось в нем с тех пор, как я в последний раз видел его, но, без сомнения, это он. Когда я обращусь к нему лично, если он поймет мою речь…
– Перестань молоть чепуху, сын ослицы, – перебил его я, потому что в этот момент показался старый Санта-Клаус, улыбаясь еще более искренне, и направился к нам, радушно улыбаясь.
Расположившись на маленькой стене, которую мы построили, он пристально посмотрел на нас, поглаживая свою белую бороду, затем сказал, обращаясь ко мне:
– Конечно, вы должны гордиться тем, что в таком небольшом количестве выдержали сражение с таким большим числом врагов. Если бы я не получил приказа поспешить, думаю, что вас постигла бы такая же судьба. – И он посмотрел на груду мертвых зулусов, которые лежали на некотором расстоянии, как будто спали, пока их товарищи искали место, чтобы похоронить их.
– Вы получили приказ от кого? – спросил я.
– Есть только один человек, который может приказать, – ответил он со странным выражением лица. – Та, чье слово закон. Та, которая вечна.
Мне показалось, что это арабское выражение, обозначающее Вечную женственность, но я лишь внимательно взглянул на него и сказал:
– Видимо, есть те, кем эта вечная не может командовать. Те, кто напал на нас, и те, кто ушел вон туда. – И я махнул рукой в сторону горы.
– Любая власть не абсолютна, в каждой стране есть мятежники, даже, как я слышал, над нами, в небесах. Но как тебя зовут, странник?
– Бодрствующий в ночи, – ответил я.
– Хорошее имя для того, кто должен хорошо видеть ночью и днем, чтобы достичь страны, где живет Та, чье слово закон. Она сказала, что ни один человек с таким, как у тебя, цветом кожи не подходил к подножию горы много лет. Я думаю, что прошло две тысячи лет с тех пор, как она говорила с белым человеком в городе Кор.
– В самом деле? – воскликнул я, внезапно закашлявшись.
– Ты не веришь мне? – продолжал он смеясь. – Та, чье слово закон, может объяснить все лучше, чем я, поскольку я не жил две тысячи лет назад, чтобы помнить все это. А как мне называть того человека, который все время держит при себе топор?
– Его зовут Воин.
– Тоже хорошее имя. Судя по ранам, нанесенным им, некоторые из мятежников уже разговаривают друг с другом в аду. А что это за желтый человек, если он человек? – Он с сомнением посмотрел на Ханса.
– Его зовут Светоч во мраке. Почему – ты узнаешь позднее, – ответил я нетерпеливо, поскольку начинал уставать от допроса, и спросил: – А как зовут тебя, если ты можешь сказать нам свое имя, и что заставило тебя прийти к нам в столь счастливый час?
– Меня зовут Билали, – отвечал он. – Я слуга и посланник Той, чье слово закон. Меня отправили к вам, чтобы спасти отряд и в целости и сохранности доставить к ней.
– Как это может быть, Билали, если никто не знал о нашем приходе в горы?
– Та, чье слово закон, знает все, – ответил он с доброй улыбкой. – Я думаю, что она узнала об этом несколько лун назад по тому сообщению, которое было ей послано, и устроила все так, чтобы вы могли безопасно пройти к ее секретному дому. А как иначе вы могли бы пройти через непроходимое болото, потеряв всего лишь одного человека?
Теперь я с изумлением смотрел на старика, потому что не мог взять в толк, откуда он знает про смерть нашего зулуса, укушенного болотной змеей, но продолжать дальнейший разговор было бесполезно.
– Когда вы отдохнете и будете готовы, – продолжал он, – мы отправимся в путь. Сейчас я должен покинуть вас, чтобы приготовить носилки для раненых и для тебя, Бодрствующий в ночи, если пожелаешь. – Затем с величавым видом он повернулся и исчез в ущелье.
Следующий час был занят погребением мертвых зулусов. Участвуя в этой церемонии, я лишь молча стоял, сняв шляпу, поскольку считаю, что аборигенов лучше оставить в такие моменты наедине с собой. Я думал об истории, рассказанной Зикали, о прекрасной Белой королеве, которая жила в горном укреплении, нарисованном им в золе, и о слугах этой королевы, которые, оказывается, знали о нашем приходе и появились, чтобы спасти нас.
Кроме того, этот древний и благородный старик по имени Билали говорил о ней как о Той, которая вечна. Что он имел в виду, называя ее так? Возможно, то, что она была очень старой и на нее неприятно смотреть? Это было бы для меня разочарованием…
И как она узнала, что мы приближаемся? Я не мог понять этого, и когда спросил капитана Робертсона, он просто пожал плечами и притворился, что этот вопрос его не интересует. Ничто не могло сдвинуть с места человека, который был погружен лишь в мысли о спасении своей дочери или о мести за нее в случае ее смерти, о своей любимой дочери, с которой он, по правде сказать, не всегда обходился хорошо.
Этот человек, потерявший интерес к жизни, стал настоящим маньяком, более того, религиозным маньяком… У него с собой была Библия, которую ему подарила мать, когда он был еще маленьким мальчиком, и он читал ее постоянно. Я часто видел его стоящим на коленях, а ночью он молился и громко рыдал. Вне всякого сомнения, ему удалось избавиться от увлечения алкоголем, и теперь инстинкты и кровь суровых контрагентов, из которых он происходил, все-таки взяли верх. Иногда это было даже хорошо, хотя временами я боялся, что он сойдет с ума. И конечно, как компаньон он более уже не подходил мне, все осталось в прошлом…
Перестав думать о бесполезных вещах и забыв о том, что люди Билали совершенно такие же, как те, с кем мы сражались, я заснул прямо у них под боком, как делаю это всегда, чтобы проснуться через час совершенно отдохнувшим. Ханс, когда я заснул, уже спал, свернувшись у моих ног, как желтая собака. Когда солнце начало пригревать, он поднял меня с криком: «Проснитесь, баас, они идут!»
Я вскочил, схватившись за ружье, потому что подумал, что на нас снова напали, но увидел Билали, который шел во главе процессии, несшей четыре пары носилок, сделанных из бамбука, с травяным пологом для тени. Носилки несли крепкие амахаггеры. Две пары носилок были предназначены для Робертсона и меня, другие – для раненых. Умслопогас, оставшиеся в живых зулусы и Ханс должны были идти пешком.
– Как вам удалось так быстро все сделать? – спросил я, оценив красивую и мастерскую работу.
– Мы не делали их, Бодрствующий в ночи, мы принесли их с собой в свернутом виде. Та, чье слово закон, посмотрела в свой бинокль и сказала, что нужно четверо носилок, кроме моих, вон те – двое для белых господ и двое для раненых чернокожих, отсюда и такое число.
– Да… – ответил я неуверенно, удивляясь тому биноклю, который дал той женщине такую информацию.
Перед тем как я смог задать еще один вопрос, Билали добавил:
– Я был бы рад сообщить вам, что мои люди поймали тех мятежников, которые осмелились напасть на вас, в самом деле восемь или десять из них были ранены вашими пулями или топорами, и мы предали их смерти так, как надо. – И он чуть улыбнулся. – Но, увы, остальные убежали чересчур далеко, и было слишком опасно преследовать их среди скал. Пойдемте сейчас, мой господин, потому что дорога крутая и опасная и мы должны двигаться быстро, если хотим засветло достичь древнего священного города, где живет Та, чье слово закон.
Объяснив все Робертсону и Умслопогасу, который сказал, что никому не позволит нести себя, как старую женщину или как тело на щите, и, проследив, чтобы раненые зулусы были хорошо устроены, мы с Робертсоном уселись в носилки, которые оказались очень удобными и легкими.
Затем, когда наши вещи уже были собраны крючконосыми носильщиками, которым мы были вынуждены доверять, хотя и несли сами свои ружья и часть снаряжения, мы отправились в путь. Сначала шли люди Билали, затем двигались носилки с ранеными, по обеим сторонам которых шли Умслопогас и три нераненых зулуса, затем носилки с Билали, затем мои, рядом с которыми бежал Ханс, затем носилки Робертсона и, наконец, оставшиеся амахаггеры и свободные носильщики.
– Теперь я вижу, баас, – сказал Ханс, просовывая на бегу голову за занавеску, – что вон тот белобородый никак не может быть вашим единородным отцом.
– Почему же? – спросил я, хотя все было и так очевидно.
– Потому что, баас, если бы это был он, он не заставил бы Ханса, о котором всегда думал так хорошо, бежать под палящими лучами солнца, как собаку, в то время как остальные едут в носилках, точно важные белые дамы.
– Чем нести чепуху, лучше береги дыхание, Ханс, – сказал я. – Мне кажется, нам предстоит еще долгий путь.
Путь нам действительно предстоял неблизкий. После того как мы подошли к склону холма, процессия замедлила ход. Мы начали наш путь около десяти часов утра, ведь битва, после которой прошло не так много времени, началась вскоре после рассвета, и было три часа дня, когда мы достигли основания крутого холма, что я заметил раньше.
Здесь, у подножия высокой каменной колонны, которую я видел несколько дней назад, мы остановились и съели оставшееся мясо. Амахаггеры довольствовались своей пищей, – казалось, она состояла из большого количества простокваши, называемой зулусами «маас», и крупных ломтей хлеба.
Я заметил, что это были очень любопытные люди. Они сидели молча, на их смелых лицах не было даже подобия улыбки. Каким-то образом мне удалось незаметно рассмотреть их. Робертсон был занят тем же, поскольку в один из редких моментов просветления он отметил, что они «не очень умны». Затем добавил:
– Спросите этого старого мудреца, который может быть одним из библейских проповедников, пришедших в нашу жизнь, что эти людоеды сделали с моей дочерью.
Я спросил. Вот что сказал Билали:
– Они увели ее с собой, чтобы сделать своей королевой, поскольку отреклись от своей собственной. Их королева обязательно должна быть белой женщиной. Скажи ему также, что Та, чье слово закон, будет бороться с ними и, может быть, вернет ее, если те не убьют ее первыми.
– О! – Робертсон повторил то, что я перевел ему. – Если не убьют ее первыми или еще хуже… – И опять погрузился в свое обычное молчание.
Мы снова отправились в путь, двигаясь прямо к отвесной черной скале высотой в тысячу футов или больше. Мы с Робертсоном спрыгнули с носилок, чтобы облегчить путь носильщикам. Билали, однако, остался в паланкине, его не интересовали неудобства других. Он лишь приказал взять еще носильщиков. Я не мог представить, как мы преодолеем эту гору. Похожая мысль возникла и у Умслопогаса, который посмотрел на нее и сказал:
– Если мы и заберемся наверх, Макумазан, думаю, что единственная, кого мы там увидим, – это маленькая желтая обезьяна. – И указал на Ханса своим топором.
– Если я это сделаю, – ответил тот с достоинством, потому что ненавидел, когда зулусы называли его желтой обезьяной, – будь уверен, что скину несколько камней на черного убийцу, который будет ползать под горой.
Умслопогас скорчил гримасу. Он обладал своеобразным чувством юмора и мог оценить шутку, даже если она была ему неприятна. Затем мы окончили разговоры, потому что скала была уже рядом с нами.
В конце концов мы подошли к горе, где, судя по всему, наше путешествие должно было закончиться. Однако внезапно из-за черной глухой стены впереди нас появился призрак высокого человека с огромным копьем, который был одет в белую одежду. Он хрипло окликнул нас и мгновенно оказался прямо перед нами, как и положено привидению, хотя мы не поняли, как он прошел. Вскоре тайне нашлось объяснение. Здесь в скале была расселина, невидимая даже с расстояния нескольких шагов, потому что ее внешний край проходил через внутреннюю стену горы. Это отверстие было не более четырех футов в ширину – обычная расщелина в горе, созданная титаническими сотрясениями в прошлые века. Поскольку это было обычное отверстие, далеко над ним можно было заметить слабую полоску света, идущую с неба, хотя сумрак был такой, что понадобились лампы. Один человек тут мог противостоять сотне – пока его не убьют. Это место охранялось – не только у входа, где появился воин, но и гораздо дальше, у каждого поворота кривой расселины. И черных охранников было много.
Вот в такое страшное место мы попали. Зулусам оно не понравилось, потому что они все-таки были светлыми людьми. Я заметил, что даже Умслопогас казался испуганным и немного отступил. Так же поступил Ханс, который со своей обычной подозрительностью ожидал подвоха, и я задумался, надо ли идти дальше, хотя решил, что дальше будет все более и более интересно. Лишь Робертсон казался равнодушным и устало тащился за человеком с лампой.
Старый Билали высунул голову из носилок и крикнул мне, чтобы я ничего не боялся, потому что никаких ловушек на дороге нет, но его голос звучал странно между узкими стенами невероятной высоты.
Около получаса или больше мы шли этой опасной дорогой, обходя углы и повороты, которые были настолько узки, что едва можно было пронести через них лишь одни носилки с ранеными. Потом расселина расширилась, и полоска света стала шире, поэтому лампы нам больше не понадобились.
Наконец мы подошли к концу расщелины и поняли, что стоим на маленьком плоскогорье. Позади нас на тысячи футов возвышалась каменная стена, а впереди и внизу – долина, круглая по форме и огромная по размеру, которая была окружена, насколько я мог видеть, той же каменной стеной. Судя по размерам, это было не что иное, как кальдера огромного вулкана. И наконец, недалеко от центра долины находилось нечто похожее на город, хотя сквозь окуляры бинокля я мог видеть лишь огромные каменные стены, и то, что я считал домами, были более прочные постройки, чем те, что я видел в диких степях Африки.
Я подошел к носилкам Билали и спросил, кто живет в этом городе.
– Никто, – ответил он. – Хозяин мертв уже несколько тысячелетий, но Та, чье слово закон, сейчас расположилась здесь лагерем со своей армией. Туда мы и направляемся. Вперед, носильщики!
Мы с Робертсоном снова залезли в наши носилки, и носильщики двинулись вниз по холму довольно быстро, потому что дорога оказалась безопасной и очень хорошей. Весь остаток дня мы провели в дороге и к закату солнца достигли края долины, где остановились ненадолго, чтобы поесть. Свет луны был достаточно ярким, чтобы мы могли продолжить наше путешествие. Умслопогас подошел ко мне и сказал:
– Это настоящая крепость, Макумазан, никто не может проникнуть в нее, тем более что входные отверстия слишком малы.
– Да, – ответил я. – Но те, кто внутри, не могут выйти. Мы как быки в ловушке, Умслопогас.
– Это так, – ответил он. – Я уже думал об этом. Мы должны внимательно смотреть и запоминать все, что увидим.
Затем он вернулся к своим людям.
Закат в этом месте был совершенно потрясающим. Сначала необъятный кратер был наполнен светом, как чаша огнем. Затем, когда огромный шар оказался за западной частью стены, половина долины погрузилась в темноту, а тени поднимались над восточной частью, пока вся она не погрузилась во мрак. Оставался лишь отблеск, отражавшийся от ущелья и неба наверху, на нем играли странные огоньки. Наконец все погрузилось во тьму.
Но вот половинка луны вышла из-за облаков, и при ее серебряном неярком свете мы пошли вперед, через долину, гораздо медленнее, чем хотелось бы, потому что даже наши выносливые носильщики устали. Я не многое видел, но понял, что мы идем через ухоженные поля, судя по высоте растений. Без сомнения, на такой почве, удобренной лавой, должен расти хороший урожай. Один или два раза мы пересекали ручьи.
В конце концов, уставший и убаюканный качанием носилок и низкими голосами перекликающихся между собой носильщиков, понявших, что они уже дома и ничто им не угрожает, я задремал. Когда я проснулся, то увидел, что носилки стоят на земле, и услышал голос Билали:
– Выходите, белые господа, и подходите со своими друзьями, черным воином и желтым человеком, которого зовут Светоч во мраке. Та, чье слово закон, хочет видеть вас, перед тем как вы поедите и ляжете спать. Она не любит ждать. Не бойтесь за остальных: их накормят и предоставят место для отдыха до вашего возвращения.
