Глава 25
Темная ночь и странный свет

Ахнув, я отбиваю кием ее ядовитую руку.

Она взвизгивает, когда один ноготь застревает в деревяшке. Я бросаю кий и бегу, чувствуя, как бешено колотится сердце на каждом шагу.

Сквозь машущие белые ветви деревьев никто не видит меня – ни Червонная Королева, ни парни, ни мама, – но я их вижу. Джеб и Морфей приземлились и окружают испачканные светящейся краской игрушки – те, которые ускользнули от нас. Морфей при помощи магии заставляет их шагать к Джебу, а тот, размахивая клюшкой для гольфа, отправляет маленьких чудовищ в открытую сеть. Парни всегда готовы превратить смертельно опасную ситуацию в игру. Они неподалеку от входа в галерею – и от Червонной Королевы.

Мама – чуть дальше, она подбирает игрушки из бетонной чаши и тоже ничего не замечает. Я хочу оторваться от земли, чтобы поскорее добраться до нее, но ножницы Второй Сестры вонзаются в мое правое крыло.

От лопатки до позвоночника простреливает острая боль. Колени подгибаются, и я падаю на мокрый бетон. Я хочу закричать… предупредить остальных… но боль проникает вглубь, вытесняет воздух из легких, перекрывает гортань.

Вторая Сестра спешит ко мне, и ее восемь ног выстукивают жуткий ритм.

Мое крыло разорвано. Драгоценные камни, сверкая ослепительно белым светом, сыплются вокруг, как снег в ночи.

– В тот день, когда ты ступила на мою священную землю, я сказала, что пущу тебя на конфетти. Радуйся, что я ограничилась этим.

Вторая Сестра тычет в мое крыло кием и бросает его рядом со мной на пол, пока я корчусь в агонии.

– Раз уж ты собрала разбежавшиеся души и вернула мне Червонную Королеву, я решила оставить тебя в живых. Но смертный сновидец и твоя мать… я заберу их в качестве возмещения. Считай, что долг уплачен.

Я пытаюсь подняться. Нет. Пожалуйста, не забирай их. Мольба бьется в моей груди, как птичка в клетке, но ни звука не срывается с губ.

Вторая Сестра выпускает в воздух паутину и поднимается, почти незаметная в темноте и смертельно опасная. Она то появляется, то скрывается – так высоко, что ее едва можно разглядеть.

Из похожего на пещеру входа в галерею слышится злобный смешок Червонной Королевы, и я изгибаю шею, чтобы посмотреть на нее. Теперь она сделалась выше Морфея. Очевидно, игрушки помогли ей избавиться от пут. При помощи своих длинных рук она ползет вперед, приподняв горшок над полом и размахивая им. Королева похожа на орангутанга. Она выпускает побег и ловит Джеба. Морфей окружает ее синим светом в надежде удержать, пока он не разберется с игрушками-зомби, но Королева слишком сильна – и он тоже оказывается в плену.

Я вскрикиваю – наконец-то голос вернулся.

Полная решимости помочь им, я преодолеваю мучительную боль в спине и в крыле; мне почти удается встать, но тут же я снова падаю на живот от жгучей боли, которая пронизывает позвоночник. Неужели так чувствовали себя насекомые, которых я протыкала булавками?

Я хнычу – жалкая пародия на королеву, дочь, возлюбленную и друга. От разорванного крыла расходятся горячие спазмы, прокатываясь по телу взрывной волной. Я дрожу, мои мышцы подергиваются. Вокруг хлюпает вода, и мне делается еще холоднее.

Мозг отказывает. Я погружаюсь в беспамятство, как тогда, несколько дней назад, когда меня засасывал песок. Я вспоминаю голос Морфея, который слышала, когда тонула. Он велел мне выбираться. Сказал, что я не одна. И я спаслась, когда обратилась за помощью к насекомым.

Когда мы впервые попали в Страну Чудес, насекомые пообещали мне верность и помощь. Они сказали: «Позови нас». Именно это я и делаю сейчас – мысленно обращаюсь к ним, молю вновь разбудить мюмзиков, потому что нет другого способа спасти мир людей.

Я слышу утвердительный шепот, едва различимый сквозь громкую музыку. Как будто насекомые-разведчики ждали всё это время в «Подземелье» моего сигнала. Меня охватывает облегчение. Муравьи разбудят призраков. Мюмзики придут и заберут с собой то, что должно находиться в Стране Чудес.

Тут до меня доходит неприятная мысль. Они утащат и Морфея. Его унесет в Страну Чудес вместе с Червонной Королевой. Он по-прежнему будет в опасности.

– О нет, – говорю я и поднимаюсь на четвереньки, стараясь не обращать внимания на боль.

Высоко под потолком Вторая Сестра воровато подбирается к парящей в воздухе маме.

– Мама! – кричу я, но паучиха лишает ее равновесия, прежде чем мама успевает спохватиться.

Она летит прямо в кучу игрушек-зомби, копошащихся в бетонной чаше. Шифоновое платье напоминает роскошный розовый водопад. Обезумевшие игрушки набрасываются на нее.

– Не трогайте маму! – кричу я.

Чудовищный вой несется над танцполом – он заглушает и мой голос, и треск, который теперь раздается из динамиков. За белыми деревьями, в одном из зеркал на стене, открывается сияющий в темноте портал. Оттуда сочится черная маслянистая жидкость. Мгновение – и она превращается в призраков, которые поднимаются в воздух, точно дым.

Оставляя за собой маслянистые следы, они проносятся надо мной и принюхиваются; их вопли отдаются у меня в костях и заставляют крылья дрожать. Я плачу и ползу вперед, к маме, погребенной под игрушками-зомби. Нельзя, чтобы мюмзики сочли ее одной из них. Но Джеб и Морфей тоже нуждаются в моей помощи.

Я делаю ошибку – оглядываюсь на галерею. Оба по-прежнему связаны зелеными побегами. И тут Вторая Сестра набрасывается на Червонную Королеву. Та выбрасывает еще несколько лоз, подтягивая себя ближе к деревьям. Вторая Сестра бежит за ней – паук, гонящийся за цветком, совсем как на моей мозаике. Я ахаю, догадавшись, что задумала Королева. В ту самую секунду, когда Вторая Сестра выпускает паутину, чтобы накрыть ею Джеба, свой бесценный трофей, Червонная Королева ныряет в разинутую пасть дерева тумтум, увлекая обоих за собой.

Джеб и Морфей исчезают.

Я падаю на живот, не веря своим глазам, а потом, справившись со слезами, смотрю на дерево и жду.

– Пожалуйста, не возвращайтесь… пожалуйста, не надо, – шепчу я, не в силах представить Джеба и Морфея изуродованными, как остальные изгои зазеркалья.

Секунды кажутся долгими, как часы. Я закрываю глаза, борясь с желанием посмотреть. Но перед моим внутренним взором – их лица, чудовищно обезображенные.

Я едва дышу.

Побуждаемая воплями мюмзиков, я открываю глаза и выдыхаю. Пасть дерева по-прежнему закрыта. Джеба, Морфея и Червонной Королевы нигде нет. Но мое облегчение окрашено страхом. Их обоих, очевидно, не прогнали от ворот, а значит, они в плену Гдетотам, вместе с тысячами преступников из Страны Чудес.

Мюмзики носятся у меня над головой – их столько, что они кишат, как стая гигантской саранчи. Я дрожу от ужаса, думая о судьбе Джеба и Морфея. Надо будет помочь им – потом. Наверняка есть какой-то способ.

А сейчас в опасности моя мама.

Глубоко удрученная, я ползу к краю бетонной чаши. Мамы не видно под игрушками, которые собрались внутри. Подобрав кий, который она уронила при падении, я тычу им игрушки. Они рычат и расступаются. Мамино платье разорвано, маска съехала, но она в сознании. Она отталкивает игрушки, которые хватаются за нее, и протягивает руку к кию. Под ее весом мое плечо чуть не вылетает из сустава; такое ощущение, что спина рвется.

Но за секунду до того, как мама успевает уцепиться за край чаши, ее подхватывает поток воющих мюмзиков, которые кружатся над нами, издавая душераздирающие вопли. Меня обдает холодным ветром.

– Стойте! – кричу я, накрыв голову руками. – Она не из вашего мира!

Они не обращают на мои слова внимания и летят вниз, наполняя чашу. Поборов нестерпимую боль, я заставляю себя встать.

– Возьмите и меня! – умоляю я.

Кружащееся, воющее облако всасывает всё вокруг: сияющие деревья тумтум, игрушки-зомби, цепляющиеся за маму, Вторую Сестру с ее паутиной. Я хромаю к зеркалу, вдогонку за циклоном, который втягивается в портал, оставляя за собой лишь маслянистые потеки.

Надеясь нырнуть в зеркало, прежде чем портал закроется, я бросаюсь к нему, но уже слишком поздно. Я ударяюсь об стекло в ту секунду, когда проход закрывается. Зеркало, холодное, неподатливое, трескается, изрезав меня. Всё, что я могу, – это истекать кровью и наблюдать за кошмаром, который я сама вызвала и который разыгрывается передо мной в разбитом стекле.

Мюмзики со своей добычей летят в Страну Чудес, и кроличья нора взрывается изнутри, как будто не выдержав напора. Ничего не остается, кроме взрытой земли и разрушенных солнечных часов.

Входа больше нет.

Не считая меня и моей сиделки, никого нет. Я сижу за черным железным столиком, как в бистро, в забетонированном дворике, которому придан вид мощеного.

Ножки мебели уходят в бетон на тот случай, если вышедший из-под контроля пациент попытается в припадке ярости швырнуть стулом. В середине стола, как гигантский гриб, торчит черно-красный зонтик в горошек, который заслоняет половину моего лица. На столике стоят серебристые чашечки и блюдца. Два прибора – один для меня, другой для папы.

Я здесь, потому что потеряла голову. Мой разум расстроен. Так говорят врачи.

Папа верит им. А почему бы нет? У полиции есть доказательства. Разоренное «Подземелье» выглядит точно так же, как моя комната, «Нити бабочки» и школьный спортзал. Кровь на скатерти соответствует маминой ДНК; моя кровь – на футболке Джеба, которую нашли в моем рюкзаке в гараже.

Маму и Джеба не могут отыскать уже месяц. Я не столько подозреваемая, сколько жертва. Какого-нибудь культа, например. Или банды. Это был темный ритуал. Или припадок жестокости, вызванный промывкой мозгов. Но наверняка мне кто-то помогал. В конце концов, разве может одна слабая девушка учинить такой хаос собственными силами?

Никто не заставит меня говорить об этом. Слыша вопросы, я впадаю в ярость, как дикое животное – или необузданный подземец.

Когда спасатели нашли меня в разгромленном «Подземелье», я была сломлена, не считая искалеченного крыла, которое я успела втянуть, не считая порезов от разбитого стекла. Я не могла произнести ни слова, только вопила и плакала.

Папа не позволил сотрудникам клиники вколоть мне успокоительное. И я благодарна ему за это. Поскольку меня нельзя было усмирить лекарствами, я оказалась в комнате с мягкими стенами, чтобы не навредила себе. Я неделю просидела, скорчившись, в углу, измученная, вялая, в окружении одной лишь бесконечной белизны. Она напоминала о деревьях тумтум, населяющих мои кошмары. Я мучила себя, вспоминая о мозаиках, о том, как все они сбылись в ту роковую ночь.

Не было никаких трех сражающихся королев. Были только Червонная Королева и я, две половинки моей души, которые я изо всех сил старалась разделить. Червонную Королеву заживо сожрала какая-то злобная тварь – дерево тумтум, – и волшебная часть меня осталась стоять посреди бури и хаоса, а человеческая оказалась закутана во что-то белое, вроде паутины. Это – мой рок, смирительная рубашка.

Теперь самые темные ночи минули. Две половинки моей души соединились. Я выпускаю свою магию на волю – тайком, осторожно, неторопливо, чтобы умерить тупую боль в сердце. Правое крыло еще не зажило, но каждый день я его разминаю, и оно потихоньку приходит в норму.

Клаустрофобия больше не имеет надо мной власти. Я научилась манипулировать застежками на смирительной рубашке. Открывать их силой мысли. Освободив руки, я накрываю рубашкой камеру наблюдения над дверью, выпускаю крылья и, полуголая, танцую по мягкому полу, представляя, что я снова в Стране Чудес, в полном подушек домике Первой Сестры – ем сахарное печенье и играю в шахматы с яйцеобразным человечком по имени Шелти. Когда сотрудники лечебницы замечают, что камера не работает, я втягиваю крылья, надеваю смирительную рубашку и вновь сижу в углу, скорчившись, молчаливая и ни на что не реагирующая.

По ночам, когда всюду тихо и спокойно, я выбираюсь из палаты. Я наблюдаю за спящими людьми, изучаю их слабости и наслаждаюсь осознанием того, что больше никогда не буду такой беспомощной, как они.

Я безумна – и не спорю с этим. Безумие – часть моего наследия. Оно привело меня в Страну Чудес и помогло получить корону. Оно заставит меня в последний раз столкнуться с Червонной Королевой – и останется только одна из нас.

А до тех пор я – королева, которая не может вернуться в свои истекающие кровью владения. Мои два верных и любимых рыцаря, Джеб и Морфей, застряли в Гдетотам – зазеркальном мире, обители изгнанников и чудовищ. А моя мама – одна в Стране Чудес, во власти Второй Сестры. С этим невозможно смириться. Я вернула ее не для того, чтобы снова потерять.

Кроличья нора обрушилась, а мой ключ превратился в бесполезный комочек металла. Но у меня есть другой ключ – живой, – который способен открыть путь в Гдетотам сквозь зеркало в нашем мире. И я знаю, что предложить взамен.

Вчера ночью после отбоя я пробралась в прежнюю мамину палату, чтобы посмотреть, пустует ли она.

От рисунка герани на стене исходило какое-то странное слабое сияние, заметное только для того, кто умеет находить свет в темноте.

Тот же самый рисунок висит во всех палатах, но конкретно здесь цветы светились – ярко-зеленым, оранжевым, розовым. Повинуясь предчувствию, я отодвинула рамку и обнаружила, что рисунок местами протерт до бумажной тонкости. Что было еще загадочнее, в стене я увидела дыру размером с кулак; в ней оказались земля и живые неоновые грибы.

Мама выращивала грибы из Страны Чудес, пока находилась здесь в заточении. Она имела в виду именно это, когда говорила, что у подземцев всегда есть запасной план.

Некоторое время я сидела на кровати, держа в руке грибы и размышляя, как часто мама использовала их, когда хотела выбраться на волю. Приятно знать, что у нее была эта возможность и, главное, что она поделилась со мной.

– Привет, Элли, – папин голос врывается в мои мысли.

Я вдыхаю уличный воздух и ощущаю прилив энергии. Половину моего лица припекает солнце, и я отодвигаюсь глубже в тень зонтика.

– Привет, – говорю я и возвращаюсь к разговору с двумя бабочками, которые порхают вокруг цветов в вазочке.

Они просят поторопиться, потому что лететь до Лондона далеко и лучше делать это при дневном свете.

Папа наблюдает за нами, усталый и подавленный.

– Элли, милая, можешь сосредоточиться? Это важно. Надо найти твою маму и Джеба. Они в опасности.

О да, папа. Ты даже не представляешь в какой.

– Если ты отошлешь сиделку, – произношу я рассеянно и певуче, – я расскажу тебе всё, что помню.

Я беру ложечкой кусочек стейка из чашки и отправляю солоноватое мясо в рот, позволяя подливке стечь по подбородку. Теперь я ем только так – из чайных чашек. И каждый день одеваюсь, как Алиса. Я знаю, как имитировать безумие. Меня научил мастер.

Больно видеть папино лицо, когда он просит сиделку уйти. Он боится оставаться наедине со мной. Трудно его винить. Но я отгоняю человеческое сочувствие. Папа должен быть сильным: его ждет долгое путешествие. Ему придется подвергнуть испытанию собственный рассудок, если он хочет спасти маму.

Ничего страшного. Я верю в него.

Мой папа – ключ ко всему. И, чтобы он подошел к замку, я буду сражаться и хитрить за двоих.

Левое веко у папы подергивается. Он смотрит на меня.

– Так, Элли. Мы одни.

Я изображаю безумную улыбку.

– Прежде чем мы поговорим про выпускной, съешь хоть кусочек. Это вкусно.

Прищурившись, он лезет вилкой в свою чашку и сует мясо с грибами и соусом в рот.

Я ставлю локоть на стол и опираюсь подбородком на руку.

– Пока ты ешь, можно я задам один вопрос?

Мой голос даже мне самой кажется безумным и неестественным. Тем лучше. Надо вывести его из равновесия.

Папа глотает и качает головой.

– Элли, брось эти игры. Мы даром тратим время.

Я надуваю губы.

– Если ты не хочешь поиграть со мной, я попрошу других гостей.

Я наклоняюсь и шепотом обращаюсь к цветам на столе, краем глаза наблюдая за папой.

Он чуть не давится и слегка зеленеет.

– Хорошо! Что ты хочешь знать?

– Мне просто любопытно…

Я сжимаю в кулаке светящиеся грибы, которые лежат в кармане моего фартука, завернутые в салфетку. Папа не в курсе, что я сдобрила наш стейк грибным крошевом. Через несколько секунд мы уменьшимся до размера муравьев и полетим на бабочках.

– Как ты относишься к поездам?