Глава 2
Двадцать третьего дня второго летнего месяца, в самый разгар душного дня на дороге от Фонталана в южном предместье Нойгарда появился запыленный всадник. Это был молодой человек лет двадцати, чуть смугловатый, с тонкими, но резкими чертами лица и гривой стянутых в хвост иссиня-черных волос, прикрытых от дорожной пыли беретом, легко выдававшим в нем южанина. Молодой человек был одет в добротную, хотя и лишенную столь любимых столичным дворянством украшений одежду…
— Что ты там бормочешь, сосед? — осведомился Дим.
— Не мешай. Я делаю наброски твоих мемуаров, — фыркнул я в ответ. — Так, на чем я остановился? А, неброская одежда! Так вот… даже его серый берет мог похвастаться лишь одинокой серебряной пряжкой с неразличимым гербом и тонким пером незнакомой птицы.
— Это, между прочим, герб пустынных егерей и перо руинного ворона! — возмутился носитель.
— Ты это знаешь, я это знаю, даже ходоки это знают, а местные жители и не подозревают. Но мемуары-то читать именно им, не так ли? — откликнулся я и продолжил: — Впрочем, за отсутствием внешнего лоска внимательный наблюдатель вполне мог бы увидеть, что в выборе одежды всадник руководствовался не толщиной своего кошелька или нежеланием расставаться с его содержимым, но удобством и целесообразностью. Серый колет, как и заправленные в высокие сапоги штаны, даже под слоем пыли посверкивающие мелкими чешуйками, были выделаны из кожи какой-то темной твари, а эфес столь нехарактерного для дворян фальшиона, удобно расположившегося в добротной перевязи, хоть и не украшен золотом и драгоценными камнями, но изящен, причем явно не в ущерб прочности, что характерно лишь для оружия, выходящего из рук настоящих мастеров. Притороченный же к одной из седельных сумок мощный арбалет заставил бы заинтересоваться и лучших столичных оружейников.
— Сосед, прекращай уже! — с легким смешком потребовал Дим. — С чего вдруг ты вообще загорелся идеей каких-то мемуаров?
— Так скучно же! — откликнулся я. — Едем-едем, едем-едем. Надоело. Хоть бы какое-то разнообразие!
— По мне, так уж лучше скука, чем приключения, — заметил носитель. — По крайней мере, сейчас. И вообще не напомнишь, кто мне неделю назад пенял на излишнее легкомыслие?
— То когда было! С тех пор ты стал просто невыносим в своей осторожности, — огрызнулся я.
— Тебе не угодить, — покачал головой носитель. Я бы пожал в ответ плечами, но у меня их нет, так что пришлось ограничиться имитацией печального вздоха.
Что поделать, меня действительно достала эта непрерывная скачка. Хотя, как я понял из речи моего носителя и собственных наблюдений по пути, скорость, с которой мы двигались по трактам империи, была недостижима для большинства всадников, исключая разве что имперских курьеров, но их на каждой дорожной станции поджидают подменные кони, у Дима же такой возможности не было, что не помешало ему справиться с этой задачей.
Как можно добраться от окраин освоенных земель до столицы империи за неделю? Оказывается, нет ничего проще, при условии что под седлом находится дрессированный лучшим мастером Ленбурга неутомимый полукровный скакун, а всадник отличается от него выносливостью лишь в бóльшую сторону. Если же к этому факту добавить такую мелочь, как наличие ночного зрения у обоих, то семьсот шестьдесят километров за семь дней не покажутся таким уж удивительным делом.
Правда, не могу сказать, что этот «подвиг» легко дался Диму или его скакуну, так что завидовать здесь нечему. По крайней мере, мне кажется, что при взгляде на запыленного всадника и его не менее грязного скакуна, усталым шагом входящего поздним вечером в ворота очередного постоялого двора на пути в Нойгард, любая зависть должна забиться в дальний уголок и тихо розоветь там до полного превращения в сочувствие. И вообще счастье еще, что мой носитель не додумался впадать в транс во время долгих выматывающих переходов, иначе я, наверное, свихнулся бы от боли в его отбитой заднице.
Как бы то ни было, все проходит, завершилась и эта выматывающая скачка. Нойгард встретил нас распахнутыми настежь воротами, столичным шумом и… грозой, мощной, грохочущей, пугающей черными клубами туч. Она загрохотала пушечными выстрелами, озаряя вспышками небо и суетящийся город под ним, закрутила взвившуюся пыль сбивающими с ног порывами ветра и пролилась на землю чудовищным ливнем. Такого буйства стихий не только я, с моей дырявой памятью, но и Дим припомнить не может. Счастье еще, что к началу грозы мой носитель успел найти неплохой постоялый двор, так что любоваться рыночной площадью, стремительно пустеющей под ударами первых капель дождя, мы смогли из окна обеденного зала, уютного и светлого благодаря многочисленным алхимическим светильникам. Что я могу сказать? Богато живут столичные трактирщики, если могут позволить себе такое освещение.
— Полагаю, отправляться в Эльдигслотт прямо сейчас ты не собираешься? — спросил я своего носителя, на что тот лишь демонстративно уставился в окно, за которым дождь встал сплошной стеной. — Ну да, глупый вопрос, конечно. Хотя я бы на твоем месте не пренебрегал возможностью помыться.
— Издеваешься? — мысленно прошипел Дим. — Сам же знаешь, что в придорожных трактирах не всегда даже бочку с горячей водой можно найти!
— Но уж в Нойгарде-то такой проблемы быть не должно? — заметил я. — Тем не менее ты почему-то сидишь в обеденном зале, вместо того чтобы заняться приведением себя в порядок. Друг мой, ты воняешь! Помойся!
— Интересно, как ты это понял, не имея обоняния? — огрызнулся Дим, опустошая очередную кружку пива. Третью по счету, между прочим.
— Может, я и не чувствую запахов, зато вижу, как падают замертво подлетающие к тебе мухи!
— Достал! Могу я пива спокойно выпить? — рыкнул носитель.
— После купальни — хоть залейся.
— Тьма с тобой, сосед, — сдался Дим, поднимаясь из-за стола.
Ну, слава всем богам! Он наконец-то пришел в себя. Хоть немного! Я, конечно, понимаю, что носитель устал и просто не хочет двигаться, но о гигиене тоже нельзя забывать, тем более после такой скачки! Я удивлен, что посетители трактира до сих пор не разбежались от того амбре, что распространяет вокруг себя Дим.
— Я уже говорил, что не почувствовал в нем роста Тьмы, — проговорил священник, ловко орудуя садовыми ножницами.
— Помню. Но, ваше преосвященство, разве Церковь не могла… — кивнул его собеседник, безучастно глядя на розовый куст, над которым работал святой отец.
— Робар не покидал города и не встречался ни с кем из слуг Света. Он не получал отпущения и не исполнял епитимьи! Это точно, — оборвал старого алхимика инквизитор.
— Я рад это слышать, но…
— Что? — все так же мерно щелкая ножницами, спросил протопресвитер.
— Вашему преосвященству должно быть известно о наличии иных… способов… — медленно проговорил алхимик.
Ножницы замерли, так и не коснувшись ветки, на которую были нацелены. Инквизитор не спеша развернулся лицом к стоящему в двух шагах от него городскому советнику и смерил его долгим взглядом. Холодным… немигающим. Тем самым, за который когда-то инквизитор получил свое первое, теперь уже прочно забытое прозвище Змей.
— Сударь Вурм, вы понимаете, кому это говорите? — Сейчас старый друг меньше всего походил на веселого рубаку, с которым они бражничали в трактирах, валяли девок в веселых кварталах и рубились с тварями под Маальстафом.
— Понимаю, ваше преосвященство. — Ответив протопресвитеру таким же долгим взглядом, советник бургомистра все же склонил голову, и в саду воцарилась тяжелая тишина.
— Я бы узнал, если бы Робар воспользовался этими самыми… «иными способами». Есть методы, — прервал молчание инквизитор, вновь разворачиваясь к розовому кусту и примериваясь ножницами к очередной «неправильной» ветке.
— Благодарю за ответ, — чуть расслабился его собеседник.
— Не за что, Вурм. Но на будущее — забудьте об этой теме, чтобы мне не пришлось надевать белых одежд. Вы же знаете, как я не люблю это напыщенное старичье из Трибунала, так не заставляйте меня с ними встречаться… снова. Второй раз нам может не повезти.
— О чем забыть? — изобразил недоумение городской советник.
— Вот и договорились, — улыбнулся инквизитор, и холод ушел из его глаз, словно и не было.
— Значит, именно поэтому вы склоняетесь к мысли, что это дело рук их эмиссара? — как ни в чем не бывало вернулся алхимик к первоначальной теме разговора.
— Методом исключения — да. Если, конечно, ваш неугомонный внук не успел оттоптать мозоли кому-то еще, — кивнул инквизитор.
— Не думаю, что он успел бы. Хотя-а… — Собеседник инквизитора на миг задумался и почти тут же по-стариковски вздохнул. — Нынешняя молодежь такая шустрая, что я уже ни в чем не уверен.
— О, да. Ваш внук весьма… подвижный юноша, — согласился с ним протопресвитер. — Но из всех известных нам неприятелей этого, прямо скажем, весьма незаурядного молодого человека, как мне кажется, ни один не способен на подобное… воздействие. Не те люди, не те у них возможности, да и способ… не в их привычках.
— Наем убийц? Чем же он так непривычен? — удивился алхимик, и, глянув на него, инквизитор поморщился.
— Совсем забыл, — вздохнул святой отец. — Осмотр тел нападавших показал мощное воздействие зелий. Темных зелий, Вурм. Но вы этого не слышали. Ясно?
— Разумеется, ваше преосвященство, — кивнул тот. — Полагаю, это и есть та причина, по которой вы склонны искать виновников покушения среди эмиссаров наших заклятых друзей?
— Не причина. Скорее, я считаю происшествие с Димом одним из следов их присутствия в Ленбурге, — поправил собеседника инквизитор. — Частностью, мало относящейся к основной проблеме.
— «Одним из», «частностью»? — насторожился советник. — Есть ли здесь что-то, о чем следует знать Ратуше?
— Пока нет, — покачал головой инквизитор, с удовлетворением отметив про себя, как резко из расслабленного пожилого советника его старый друг вдруг превратился в готового к прыжку хищника. Сейчас перед хозяином дома и сада стоял не расслабленный ученый алхимик, этот, прежний Вурм, командир отряда наемников, за голову которого корона Ниемана, тот самый «заклятый друг» империи, до сих пор обещает в награду золото по весу.
— Уверены? — переспросил советник.
— Абсолютно, — невозмутимо кивнул протопресвитер. — Это дело Церкви, советник Вурм.
— Что ж, пусть так. Но могу ли я надеяться… — чуть расслабившись, заговорил алхимик, но почти тут же умолк, повинуясь жесту собеседника.
— Разумеется, друг мой. Иначе стоило ли нам вообще начинать этот разговор? Ленбургский Собор является неотъемлемой частью этого города, так что едва в нашем распоряжении окажутся сведения, интересные Ратуше, они тут же будут переданы вам… в достаточном объеме.
— Я бы, конечно, хотел услышать слово «полный», но… сойдет и так, — вздохнул Вурм.
— Если только в личном порядке и при условии, что подробности дела не будут закрыты словом и печатью Великого понтифика, — развел руками инквизитор.
— А он знает? — удивился алхимик.
— Нет, но мы же должны учитывать все возможные нюансы дела, не так ли? — усмехнулся протопресвитер.
— Как был Змеем, так им и остался, — вздохнул Вурм.
— От Жвальня слышу, — вздернул подбородок отец Тон, и до безмерно удивленных стражников, стоящих у ворот внутреннего дворика принадлежащего инквизитору особняка докатился громкий хохот двух старых друзей.