31
– Что он сказал? – спросила Джоан, когда Дэйв вышел из кабинета начальника.
– Он согласен, что ситуация серьезная, но пока, мол, не имеет права ничего предпринимать. Если Глория не обнаружится до завтра…
– Опять сраные двадцать четыре часа, – сказала Джоан. – То же самое было, когда исчезла моя мать.
– Тебе удалось что-нибудь выяснить?
Покачав головой, Джоан подняла со спинки кресла куртку и закинула на плечо:
– Я сделала несколько звонков. В редакции она не появлялась со вчерашнего утра. В больницу похожих на нее по описанию женщин не доставляли. В морг тоже.
– Уже что-то.
Они подошли к патрульной машине. Джоан бросила куртку в багажник и скользнула на пассажирское сиденье. В салоне стояла невыносимая духота, поэтому Джоан опустила свое окно. Дэйв сел за руль, и они выехали со стоянки.
– Кто-то явно не желал, чтобы подозрения пали на Фанленд или пляж, – сказала Джоан. – Но если это так, значит, с Глорией действительно случилось что-то страшное. Иначе зачем бы преступникам заметать следы?
Дэйв кивнул:
– Им пришлось изрядно постараться, имитируя ее возвращение домой.
– Кстати, как им удалось выяснить, какие у нее машина и адрес?
– А очень просто. Во-первых, стоянка ночью наверняка практически пустовала, а во-вторых, они спокойно определили ее «фольксваген» по ключу. А в бардачке нашли права и прочли адрес.
– Это сделал кто-то очень шустрый, – заметила Джоан. – И хорошо знакомый с городом. Сильно сомневаюсь, что на такое способен кто-нибудь из бомжей. У них на это мозгов не хватит.
– Не все же они ненормальные.
– Не знаю, лично я еще ни одного нормального не встречала. Я склоняюсь к тому, что это дело рук троллеров.
– Или какого-то третьего лица, о ком мы даже не догадываемся. Может, она столкнулась с серийным убийцей. Нужно учитывать любые варианты.
– Возможно, – сказала Джоан. – Но я бы поставила на Огромного Козла Графа и его шоблу. Наверняка они напали на нее, перепутав с троллем.
– Думаю, она бы быстро объяснила им, кто такая на самом деле.
– Сказала бы, кто она? Она не идиотка. Узнай они, что им в руки попалась Глория Вестон, ей бы не поздоровилось.
– «Не поздоровилось» бы ей, посчитай они ее троллем. Но если бы они поняли, что она совсем не та, за кого себя выдает… – Дэйв покачал головой. – Это значило бы, что их жертва – вменяемый человек. Который может их опознать, свидетельствовать против них. И тогда ей бы не просто «не поздоровилось».
– Хочешь сказать, что они могли ее убить? Дэйв, это слишком серьезный шаг для шайки ребят, которые до сих пор только и делали, что тузили бомжей и оставляли их… в неудобном положении.
– Но что, если они перешли эту границу…
– Да. Господи. Я понимаю, о чем ты…
– Не думаю, что они стали бы проделывать такие фокусы с автомобилем и одеждой, не будь уверены, что она уже никогда не вернется домой. Ни-ког-да.
– Ситуация становится все страшнее.
– Она знала, на что шла, – сказал Дэйв.
– Неплохой способ самоутешения.
– Ага.
Дэйв сбавил скорость и свернул на стоянку Фанленда.
– Послушай, – сказала Джоан, – это пока лишь версия, «худший вариант». С Глорией может быть все в порядке. Ведь могут быть и другие объяснения. Она могла встретить кого-нибудь прошлой ночью. Парня. Возможно, какого-нибудь старого приятеля. Он мог отвезти ее домой в ее же машине. Там она переоделась и пошла с ним куда-то.
– Оставив дома ключи и кошелек?
– Ты говорил, что у нее есть запасные ключи.
– Хорошая теория, – сказал Дэйв. – Надеюсь, ты права. Но слишком много в ней неувязок.
– Всем неувязкам тоже можно найти простые объяснения.
Дэйв остановился на парковке, заглушил двигатель и посмотрел на Джоан.
– Я знаю, – пробормотала она.
– Черт возьми, мы пытались ее предупредить.
– Да. Пытались. Но могли бы и получше пытаться.
– Кто ж знал, что так выйдет.
– Я жалею только, что мы не слишком усердствовали в поисках. Мы могли бы остановить ее. Я бы могла. Я могла подойти к ней еще тогда, когда увидела на ступеньках в нелепом костюме тролля.
– Она бы послала тебя подальше.
– Но тогда она была еще жива, Дэйв. И я видела ее. Блин, я просто могла бы заковать ее в наручники и доставить домой, если бы знала, чем все закончится.
– Но мы не знали. Нам не стоит себя винить. Мы знали, что это опасно, но… жизнь вообще опасная штука. Как знать, вдруг меня сегодня пристрелят на работе…
Джоан почувствовала, как внутри что-то сворачивается в тугой комок.
– Эй, не говори так.
– Я к тому, что рискую каждый день, и раз ты волнуешься за мою жизнь, то что теперь, заковать меня в наручники и держать дома?
– Я виню себя в том, что вовремя не очистила Фанленд от ублюдков, которые это сделали.
Дэйв улыбнулся:
– Вот так другое дело. В этом я тоже могу винить и тебя и себя. Беда в том, что мы не знали, что эта ее идиотская выходка приведет к смерти. Если, конечно, она мертва. Мы даже этого не знаем наверняка. Давай, нам лучше поскорее оказаться на променаде.
Они вышли из машины. Джоан смотрела на Дэйва, обдумывая, как лучше преподнести ему свой план.
– Мы обязательно выясним, кто это сделал, Дэйв. Мы припрем его к стенке… его или их. Мы обязательно узнаем, что они с ней сделали.
– Серьезно? И как же мы это сделаем?
– Вернемся сюда ночью. После закрытия. Я буду переодета.
– Использовать тебя в качестве приманки? Ни в коем случае.
– Мы должны это сделать. И ты это знаешь.
Джереми сидел, сгорбившись, за кухонным столом, подхватывая ножом из тарелки куски яичницы и бекона и с жадностью отправляя их в рот вместе с румяными тостами.
– Для человека с бодуна у тебя превосходный аппетит, – заметила мать.
Он ничего не ответил, только кивнул и запихнул в рот очередную порцию яичницы. До нынешнего дня он никогда не страдал похмельем, но слышал, что в его состоянии обычно воротит при одной мысли о еде. Он же, наоборот, испытывал зверский голод.
Оно и неудивительно: его рвало всю дорогу домой. Будешь тут голоден, подумал он.
– И все-таки я жду объяснений насчет вчерашнего.
Он осторожно взглянул на нее. Повернуть глаза значило перевести регулятор боли в голове на максимум.
– Я же извинился. Блин, чего тебе еще надо?
– Я хочу знать, почему ты пришел домой пьяный?
– Я не думал, что от пунша можно так окосеть.
– Ну-ну…
– Честное слово. Тем более, остальные его тоже пили…
– А если бы остальные прыгали с…
– Знаю, знаю! Господи, сказал же, что сожалею. Не надо больше выносить мне…
– Не смей говорить в таком тоне.
Он откинулся на стуле и закрыл глаза. Они казались горячими и пересохшими. И слишком большими. Ощущение было такое, словно они раздулись в два-три раза и пульсируют, вызывая чудовищную головную боль.
– Я усвоил урок, – пробормотал он. – Я себя чувствую… хуже некуда. Обещаю, что никогда больше не буду пить. Только прекрати меня прессовать. Пожалуйста, ладно? Мне еще нужно встретиться со Светлячком на пляже.
– Ах, вот оно что. Светлячок. Пожалуй, я заблуждалась, сочтя ее вполне приличной барышней.
Джереми открыл глаза и нахмурился:
– Она…
– Я не считаю нормальным идти на вечеринку и там напиваться в хлам. Тем более зная, что еще нужно довезти до дому тебя. И я не намерена выслушивать никаких оправданий. А ты в следующий раз думай, прежде чем садиться в машину к…
– Мама, она не пила. Ничего, кроме пепси…
– И я должна в это верить?
– Это правда. Она не выпила ни грамма алкоголя.
– То есть она понимала, что этот пунш довольно крепок?
– Нет. Она просто не пьет пунш. – Несмотря на пульсирующую боль, в голову пришла идея: – Я только что вспомнил. Она говорит, у нее диабет. Поэтому она и пила не пунш, а пепси без сахара.
– Хм-м-м-м…
Он не знал, поверила мать или нет, но его самого удивляло, что он так отчаянно защищает Светлячка. Черт, ведь она уехала и оставила его там.
Без особой причины.
Возможно, он когда-нибудь спросит ее об этом. Если они еще увидятся.
Но в данный момент Светлячок была для него лишь поводом отправиться на пляж, поэтому он и пытался убедить маму в ее невиновности. Иначе с нее станется посадить его под замок.
А если он не пойдет на пляж и не увидит Таню…
– А потом она узнала, что пунш очень крепкий, – сказал он, – и предупредила меня. Я и не стал больше пить.
– Пожалуй, я поторопилась со своими выводами о ней.
– Кстати, ты очень ей понравилась. Говорит, вот бы ей такую маму.
– Правда? – Мать приподняла брови, явно польщенная.
– Да, она говорит, что ты очень милая.
– Что ж, это, конечно, хорошо, но я считаю, что сейчас тебе все-таки нужно остаться дома. Я не могу просто взять и закрыть глаза на вчерашнее.
– Но ведь Светлячок ждет меня. Будет ждать. А потом решит, что я нарочно не пришел.
– Александр Грэхем Белл изобрел очень удобное устройство…
– Я не знаю ее телефона, мама. А она – моего… Пожалуйста. Это несправедливо по отношению к Светлячку. Она собиралась устроить пикник, наверное, уже все подготовила, будет меня ждать. Ждать, не зная, где я и что со мной. Это просто несправедливо.
– Надо было думать об этом прошлой ночью.
– Отлично! – взорвался Джереми. – Хорошо. – Он с грохотом бросил нож и вилку прямо в тарелку, и мать вздрогнула, как от пощечины. В его глазах блестели слезы. – Я останусь дома. Останусь дома навсегда. Ломай мою жизнь, разве не этого ты добиваешься? Впервые в своей чертовой жизни я завел друзей, а ты только и делаешь, что пытаешься все испортить! Если уж ты так меня ненавидишь, так лучше просто пристрели! Пристрели и покончи с этим раз и навсегда!
Оттолкнув свой стул, он бросился вон из кухни.
– Джереми! – закричала мать ему вслед.
– К черту! Пошло все к черту!
Он влетел в свою комнату и бросился на кровать. Голова разрывалась от боли. Ему казалось, что кто-то орудует в его мозгах острыми кинжалами. Натянув подушку поверх ушей, он уткнулся лицом в одеяло и мучительно зарыдал.
Прошло несколько минут, прежде чем он услышал шаги. Матрас слегка просел, когда мать опустилась на край кровати. Рукой она принялась нежно поглаживать его спину.
– Если это действительно для тебя так важно… – начала она. Голос ее звучал приглушенно, но Джереми не мог не уловить в нем легкой дрожи. Он перестал сжимать подушку, но продолжал держать ее на голове. – Я не хочу лишать тебя пикника с симпатичной девушкой. Ты же знаешь, я сама была в твоем возрасте и все прекрасно понимаю.
– Извини, – сказал он. – Я не должен был… кричать, и все такое…
– Да, не должен был… Но мне кажется, что и я была слишком строга с тобой. Но наказания тебе не избежать: во-первых, на две недели я урезаю тебе карманные деньги, а во-вторых, теперь ты моешь посуду.
– Как долго? – пробормотал он.
– Столько же. Две недели.
– Это жестоко.
Он услышал, как она рассмеялась. А затем отвесила ему несильного шлепка по заду и поднялась с матраса.
Он перевернулся и сел, глядя, как она идет к двери. Уже в дверях она вдруг обернулась и посмотрела на него. Глаза ее покраснели, а лицо было мокрым от слез.
– Спасибо, мама – сказал он.
– Если у нас и бывают какие-то дрязги, все равно знай, что я люблю тебя, дорогой.
– Я знаю. Я тоже тебя люблю.
– А теперь лучше поторопись, если не хочешь, чтобы Светлячку пришлось ждать.
Нейт нежно поцеловал Робин в губы.
– Я хотел бы остаться, – прошептал он.
– Я тоже. Но не могу больше тебя задерживать.
– У нас впереди еще целая ночь. И завтра, и следующий день, и следующий.
– Ты уже, наверное, устал от меня.
– Я никогда от тебя не устану. – Нейт снова принялся целовать ее в губы, постепенно опускаясь ниже, к подбородку, к шее. Его член выскользнул из нее, но Робин до сих пор ощущала его внутри. Нейт целовал ее соски, грудь, живот, а потом встал перед ней на колени; в глазах его были тревога и печаль.
Робин сложила руки под головой, приподняла колени и разогнула их, нежно опустив ноги Нейту на спину.
– Я никогда еще не чувствовал… ничего подобного ни с одной девушкой, – проговорил он, медленно водя рукой по ее бедру. – А что насчет тебя?
– А что насчет меня?
– Скажи, как тебе это все?
– Нет уж. Ты начал, ты и продолжай…
– Кажется, я в тебя влюбился. Но не из-за того… что между нами было только что… Я влюбился в тебя гораздо раньше.
– И я полюбила тебя гораздо раньше, а то, что между нами было, только усилило это.
– И со мной то же самое. – Он сложил руки на коленях. – Боже, если бы только не нужно было никуда идти…
– Я пойду с тобой.
– Нет. Ты же хотела остаться и принять ванну. – Он улыбнулся. – Теперь ты и в самом деле в ней нуждаешься. – Он похлопал Робин по колену и поднялся с кровати.
Робин перевернулась на бок и смотрела, как он нагнулся за трусами. Тело его было гладким и мускулистым, кожу покрывал золотистый загар, за исключением того места, которое обычно скрывалось под шортами. Там кожа была белой.
Когда Нейт надел джинсы и стал их застегивать, Робин села на краю кровати, глядя, как Нейт надевает футболку, носки и теннисные туфли.
Это странное чувство – быть обнаженной, когда он одет.
Странное, но прекрасное.
Она встала, он подошел к ней. Положив руки на ее бедра, он посмотрел ей в глаза и проговорил:
– Надеюсь, мы увидимся в час или около того. Буду ждать. Подходи к пассажу, когда будешь готова.
– Постараюсь как можно скорее: я ведь уже скучаю.
Она обняла его, прижала к себе и нежно поцеловала.
Джереми ехал ближе к обочине, стараясь крутить педали как можно медленнее: любое движение отзывалось в голове болью. Впрочем, ему уже полегчало, наверное, благодаря свежему утреннему ветерку.
Больше всего он сейчас мечтал купить мороженого, когда доберется до Фанленда. Хотя похмелье было у него впервые, он почему-то не сомневался, что мороженое поможет хоть немного затушить жестокую изжогу.
Он снова вспомнил, как запустил остатками своего мороженого в Таню, как вытирал его с ее ног, пробираясь в шорты, а потом воспоминания вернули его во вчерашнюю ночь, в спальню Тани, отчего сердце забилось чаще, а боль в голове запульсировала еще сильнее.
Не думай об этом, сказал он себе.
Но теперь, вернувшись мыслями в Танину спальню, он уже не мог думать ни о чем другом.
Перед глазами поплыли круги, он испугался, что сердце вот-вот выскочит из груди, а голова взорвется от боли. Он зажмурился и почувствовал, как велосипед повело в сторону. Открыв глаза, он увидел, что его вынесло на середину проезжей части. Со всех сторон ему сигналили автомобили. Не оглядываясь, он вывернул руль вправо, стараясь не обращать внимания на проносящиеся мимо машины. «Мудила!» – крикнул ему какой-то водитель. Переднее колесо велосипеда уперлось в бордюр, и Джереми затормозил, поставив ногу на тротуар, пытаясь отдышаться и хоть немного взять себя в руки.
Он зажмурился и обхватил голову руками. Образ Тани кружился перед глазами, не эротичный, но жутко искаженный. Джереми не мог выбросить его из головы. Он чувствовал, что сейчас или упадет в обморок, или его вырвет.
Пляж, сказал он себе. Я должен добраться до пляжа.
Он уже видел себя лежащим на горячем золотистом песке.
О, как бы это было прекрасно. Просто лежать, не двигаясь, и ни о чем не думать.
Представив себе пляж, Джереми почувствовал, как головная боль отступает. Он стал думать об успокаивающем шуме прибоя и чайках.
В конце концов, устав терпеть, он вытащил из кармана рубашки бутылек аспирина, открутил колпачок и всухую проглотил три таблетки.
Казалось, они застряли где-то в середине груди.
Запить. Нужно срочно чего-нибудь выпить.
Оглядевшись, он увидел автомат с газировкой возле мотеля. Медленно оседлав велосипед, Джереми въехал на тротуар и повернул туда.
Вдруг какое-то движение на балконе второго этажа привлекло его внимание.
Это просто какой-то парень выходит из одного из номеров.
Но что-то в нем казалось таким знакомым…
Парень развернулся и задержался в дверях, видимо разговаривая с кем-то внутри. Потом махнул рукой на прощание, закрыл за собой дверь и направился к лестнице.
Когда парень повернулся к нему в профиль, Джереми узнал его.
Нейт.
Забыв о жажде, Джереми развернул велосипед и шмыгнул за угол. Оказавшись на другой стороне улицы, он обернулся и увидел, как Нейт забирается в красный спортивный автомобиль. Джереми отъехал чуть подальше, прежде чем услышал урчание заводящегося мотора. Когда звук стал слабее, Джереми обернулся и убедился, что автомобиль отъезжает.
Он вывел велосипед обратно на угол, где увидел Нейта.
Посмотрел на закрытую дверь номера.
Что, черт возьми, Нейт, ты там делал?
В мотеле. В десять часов утра, в субботу.
Скорее всего, он был там с девушкой, другого объяснения Джереми не видел.
С Таней? Таня там?
Нет, в этом нет никакого смысла.
Он заметил кафе прямо через дорогу и сообразил, что если займет там место возле окна, то сможет без труда разглядеть того, кто выйдет из номера.
Тем более, там можно чем-нибудь запить аспирин, казалось, прожигавший в груди дыру.
Не отрывая глаз от двери номера, Джереми слез с велосипеда и зашел в кафе.
