49
Полуночный гонг пробил один, два, три раза, заставив вздрогнуть холодную весеннюю ночь и пробудив Адер, сонно свернувшуюся калачиком рядом с Раном.
– Уже поздно, – пробормотала она, крепче обвивая рукой его стан.
– Или рано, – отозвался он, отвечая на ее объятие и добавив легкий поцелуй в лоб. – Список петиций, которые я должен прочесть до завтрашней аудиенции, длиннее моей руки, да и твое маленькое приключение в Храме Света не облегчило мою жизнь.
– Я доставила тебе трудности? – спросила Адер с притворным участием, привстав и опершись о локоть. – Мне так жаль! Чем я могу искупить свою вину?
Она похлопала ресницами. Ран ухмыльнулся и крепче прижал ее к себе.
– У меня есть на примете пара способов.
Она отдалась поцелую с яростной самоотверженностью, в то время как крошечная частичка ее ума изумлялась сложившейся ситуации. Ведь она совсем не собиралась спать с ил Торньей, когда ворвалась в его покои с новостью о своем успехе; она не позволяла себе даже рассматривать такую возможность. Адер уй-Малкениан на протяжении всей своей жизни знала, что наиболее существенным вкладом, который она сможет сделать в дела империи, будет предложение ее руки и последующее замужество. Имперский брак мог предотвратить войну, скрепить важнейшее торговое соглашение, гарантировать альянс с могущественным знатным Домом. «Выбор в этом деле принадлежит не тебе, – снова и снова повторял ей отец мягко, но с твердостью в голосе, – точно так же, как я не могу выбирать, когда мне отправляться на войну или принимать ли делегацию из Манджари».
Адер думала, что давно уже приняла ограничения, приличествующие ее статусу, и, однако, когда она рассказывала за бокалом сай-итского красного о своем поединке с Уинианом, видя в глазах Рана растущее уважение, а затем и желание, ей внезапно показалось, что это такой пустяк – упасть в его объятия; в этом вовсе нет ничего особенного! Лишь после, когда они лежали вместе, прижавшись друг к другу среди спутанных простыней, Адер сделала паузу, чтобы задуматься над тем, что за невероятную глупость она совершила. Это была действительно глупость, в этом не могло быть никаких сомнений, и тем не менее она не чувствовала, будто это что-то неправильное. «Он же не какой-нибудь конюх, – говорила она себе. – Он кенаранг! Он Кентов регент!» Если бы они сочетались браком, никто не смог бы обвинить ее в том, что она выбрала себе неравную пару.
Поэтому она осталась с ним, пока ночь не подошла к исходу и возвращаться в собственные покои уже не было смысла.
– Эту ночь я буду спать здесь, – промурлыкала она, зарываясь лицом в твердые мышцы его плеча. – С тобой.
– Моя кровать в твоем распоряжении, – отозвался ил Торнья, – но ты будешь спать в ней одна.
Он еще раз поцеловал ее в лоб, потом со стоном перевернулся и встал.
– Куда ты? – сонно спросила Адер.
– Обязанности регента предполагают столько дерьма, что его никогда не расхлебать, – отозвался он. – Чем скорее твой брат вернется, тем лучше.
– Ты что, собираешься работать? Сейчас?
– Я не ухожу далеко, – сказал он, кивая в направлении массивного письменного стола в другом конце комнаты. – Я буду под рукой, если ты захочешь порезвиться.
Улыбнувшись, Адер снова откинулась на подушки. Утомление и удовлетворение накатывали на нее огромными мягкими волнами. Ей было хорошо. Оттого, что она лежала у Рана в постели. Оттого, что она отомстила за отца. Оттого, что династии Малкенианов больше ничто не угрожало. Впервые в своей жизни она ощущала, что встретилась с настоящим испытанием – и она прошла это испытание. «Прости, отец, что так получилось с Раном, – подумала она, – но ты хорошо обучил меня. Я делаю то, что от меня требуется».
Мысль об отце напомнила ей о его последней воле, о подарке, упомянутом в его завещании – «Истории Атмани» Йентена. Какое-то время она еще поворочалась, но сон покинул ее, и наконец она села на постели.
– Ты не мог бы послать одного из рабов в мои покои за книжкой? – спросила она.
– Я не даю тебе спать? – Ран повернулся и показал на лампу. – Я могу немного притушить ее, если хочешь. Мы не не имеем права доставлять неудобства имперской принцессе.
– Имперская принцесса чувствует себя превосходно, спасибо. Просто имперской принцессе взбрело в голову почитать «Историю» Йентена. Мне ее оставил мой отец.
Он поднял бровь.
– Легкое чтение на ночь?
– Я же не просто принцесса, – ответила она, выпятив подбородок. – Я еще и министр финансов.
– Ты ведь знаешь, – осторожно проговорил он, – гонг уже пробил полночь. Люди начнут болтать о том, как поздно ты задержалась у кенаранга…
Она напряглась.
– Хочешь, чтобы я ушла?
Он успокаивающе поднял ладонь.
– Я хочу, чтобы ты была здесь. Сегодня ночью, завтра ночью и все последующие ночи. Я просто спросил, разумно ли это.
Адер снова расслабилась на постели.
– Один генерал однажды сказал мне, – отозвалась она с улыбкой, – что необходимо знать, когда следует строить планы, а когда действовать. Что ж, я наконец приступила к действиям и должна сказать, мне это нравится!
– Хорошо, будь по-твоему, – отозвался ил Торнья.
Он пересек комнату, высунул голову за дверь и тихо сказал что-то рабу, ожидавшему за порогом.
Несколько минут спустя тот вернулся и протянул в приоткрытую щель толстый, переплетенный в кожу том. Ран взвесил его на ладони, перелистнул пару страниц, пожал плечами и бросил книгу на кровать рядом с ней. Книга приземлилась с увесистым шлепком.
– Думаю, одной главы будет достаточно, чтобы погрузить тебя в сон. Это еще хуже, чем мои Шаэлем клятые петиции!
– Одно лишь то, что ты невежественный солдат, еще не значит, что все остальные не могут время от времени насладиться полетом возвышенной мысли.
– Надо было мне и дальше оставаться невежественным солдатом, – ответил он, снова со стоном усаживаясь за стол и поворачиваясь к стопке пергаментов. – Хорошо бы Ут и этот ублюдок Адив поскорее вернулись с твоим братом, не то я погружу всю империю во тьму еще до их возвращения!
Не обращая внимания на его жалобы, Адер наполовину выползла из-под одеяла так, чтобы опираться спиной о стену, и положила толстенный том себе на колени. Какое-то время она просто рассматривала обложку. Ее отец научил ее многому, и эта книга в какой-то мере должна была стать его последним уроком. Адер открыла ее, изучила первую страницу, затем принялась листать дальше, пытаясь составить представление о книге. Несколько карт, какие-то таблицы – такой человек, как Ран, наверное, нашел бы подобное чтение невыносимым, но она получала от этого истинное наслаждение. Еще одна карта и снова списки… Она уже собиралась вернуться к началу, чтобы начать читать по порядку, когда, перевернув еще одну страницу, внезапно наткнулась на отдельный листок бумаги, глубоко заткнутый между соседними листами. Охваченная любопытством, Адер вытащила его, развернула… и замерла. Отцовский почерк!
Она опасливо подняла голову, но Ран по-прежнему сидел за письменным столом спиной к ней, скрипя пером по очередному пергаменту. Адер перевернула листок, но текст был только на одной стороне.
Адер!
Если ты читаешь эти строки, это значит, что я мертв и моя уловка удалась. Я не мог приложить эту записку к моему завещанию, поскольку наши враги несомненно прочли бы завещание прежде тебя и могли бы внести свои изменения.
Несколько месяцев назад я узнал о существовании заговора, направленного против меня, против династии Малкенианов и, вероятнее всего, против Аннура в целом. К моменту, когда я пишу это, на мою жизнь уже было совершено четыре покушения. Все они были неубедительными и безрезультатными – видимо, это была лишь проверка. Тем не менее я не смог проследить этих зверей до их логова, и каждый день они прощупывают и узнают все больше. Пройдет немного времени, прежде чем их усилия увенчаются успехом и я буду мертв.
Вместо того чтобы позволить своим недругам выбирать время и место моей кончины, я собираюсь использовать свою жизнь как камень на игральной доске – камень, который сможет повернуть течение ведущейся между нами безмолвной войны. В настоящее время я не знаю точно, кто наши враги, но у меня есть свои теории и подозрения. Я организовал серию тайных встреч с теми, кому имею основания не доверять, встреч, на которые буду являться без защиты своих эдолийцев и без ведома своих советников. Я предоставлю этим людям возможность расправиться со мной безнаказанно и буду вести запись этих встреч, чтобы ты знала, кого тебе следует опасаться и с кем бороться после того, как меня не станет.
Адер почувствовала слабость. Дальше следовал список, около дюжины назначенных встреч с указанием времени и места. Ее отец встречался с Бакстером Пейном и Тариком Адивом, Йеннелом Ферфом и Д’Наэрой из Шиа. Встречи происходили на кораблях в гавани и в пивных возле Белого рынка, в тайных покоях Рассветного дворца и за пределами города. Список содержал более десятка имен могущественных людей – было даже несколько женщин, – но глаза Адер скользнули к низу листа, к единственному имени, которое имело значение:
В ночь новолуния – встреча с кенарангом Раном ил Торньей в личной часовне нашей семьи в Храме Света.
Ночь новолуния. Храм Света. Она-то была уверена, что в смерти ее отца повинен Уиниан, лично позаботилась о том, чтобы этот человек был стерт с лица земли за его преступление, ликовала при мысли о его гибели… Остановившимся взглядом Адер посмотрела сперва на листок бумаги перед собой, потом на голую спину кенаранга – своего любовника, – по-прежнему корпевшего над бумагами. «Шаэль сладчайший, – подумала она с дрожью, пробегающей по ее обнаженной коже. – Пресвятая Интарра, что же я наделала?»
Когда первое оцепенение от ужаса несколько рассеялось, она снова обратилась к листку:
Я не собираюсь сдаваться без борьбы. Возможно, я одержу победу, хотя нахожу это маловероятным. Враг, с которым мы столкнулись, одновременно коварен и силен, он обыгрывает меня на каждом ходе. Я собираюсь брать с собой меч на эти встречи, но мой последний клинок – это ты, Адер. Ты, Каден и Валин. Если вам – любому из вас – покажется, что жизнь к вам слишком сурова, знайте: это лишь для того, чтобы ваше лезвие было лучше закалено.
Прислушайся к тому, что я написал здесь, Адер. Прислушайся, даже если речь будет идти о ком-то, кого ты давно знаешь, кому привыкла доверять. С этим врагом нельзя договориться, его нельзя убедить, невозможно найти компромисс. Кто бы это ни оказался, не останавливайся ни перед чем, чтобы уничтожить этого человека. Я отправил людей, которые должны предупредить и защитить Кадена и Валина, но это последнее письмо я направляю одной тебе.
Последние строчки не содержали изъявления любви или выражения печали перед лицом неминуемой смерти. Ни то ни другое не было в характере Санлитуна. Его последние предназначенные для нее слова были суровыми и практичными:
Отвергни веру. Отвергни доверие. Доверяй только тому, что можешь потрогать руками. Все остальное – ошибки и пустой воздух.
Адер подняла глаза от листка. Кровь грохотала у нее в ушах, горела под кожей; она сама слышала, насколько хриплым было ее дыхание. Аккуратно сложив листок вдоль сгибов, она засунула его обратно в книгу и перевернула несколько страниц, чтобы его спрятать. Ран по-прежнему сидел за столом, погрузившись в лежавшую перед ним работу. Она еще чувствовала тепло его семени на своем бедре.
Он пошевелился в кресле, затем повернулся.
Она заставила себя изобразить на лице улыбку.
– Ну как, ты еще не заскучала? – спросил он, приподняв бровь. – Может, хочешь заняться чем-нибудь более… захватывающим?
Он подмигнул ей.
Ей хотелось завопить, броситься бежать, натянуть одеяло на свою голову, зарыться как можно глубже в постель, а еще лучше в землю. Она хотела оказаться как можно дальше от этой комнаты, скрыться в своих покоях в башне Журавля, где верные эдолийцы несли охрану возле ее дверей. На одно мгновение она снова почувствовала себя маленькой девочкой – потерявшейся, напуганной и не знающей что делать.
Но она больше не была девочкой. Она была принцессой, министром и, возможно, последней оставшейся в живых представительницей династии Малкенианов.
«Я – клинок», – напомнила она себе.
Человек, который сидел перед ней, злодейски убил ее отца, манипулировал ею и сумел избегнуть правосудия. Заставив себя встретить его взгляд, Адер позволила одеялу соскользнуть с ее плеч, открыв обнаженные груди.
– Только если ты считаешь, что способен с этим справиться, – ответила она.
