Глава 2
Апокалипсис Босха

Иероним Босх – художник, вновь открытый XX веком. Пожалуй, как никому другому из средневековых художников, Босху удалось сотворить наиболее точную визуализацию непреходящих человеческих фантазмов и страхов, запретных желаний и грёз. Чуткий зритель всматривается в картины Босха как в зеркало, конкретизирующее и детализирующее внутренний мир реципиента, а въедливый исследователь видит в них отражение не только средневековой, но и своей эпохи, особенно если последняя неблагополучна. Такой неблагополучной эпохой стало начало XX века, когда Первая мировая война воплотила в жизнь ужасы и кошмары, свойственные человеку во все времена. Тёмное и потаённое в человеке раскрывалось с приходом бедствий, а теоретическому осмыслению происходящего послужило учение Зигмунда Фрейда. С интересом к концепции Фрейда (к бессознательному, к скрытому, к снам) у художников новой формации, – сюрреалистов, – неизбежно возникает интерес и к наследию Босха, будто проиллюстрировавшего психоаналитические схемы задолго до их появления. Художники-сюрреалисты увидели в странных и загадочных, страшных и завораживающих, аналогичных образах Иеронима Босха своего предтечу. В 1936 году на крупнейшей выставке дада и сюрреализма в Музее современного искусства в Нью-Йорке картины Босха, расположенные в первой зале, открывали экспозицию, предваряя работы Сальвадора Дали, Рене Магритта и других участников, – так Босх получил прозвище «отца сюрреалистов», за ним закрепился популярный и поныне статус диковинного сюрреалиста XV века.

Вслед за сюрреалистами последующие почитатели, интерпретаторы и комментаторы творчества Босха сложили целую традицию экстраполяции своих собственных интуиций, идей и воззрений на его многогранную и сложную живопись. Например, в эпоху сексуальной революции 1960-х Босха воспринимали как знатока тела и секса, раскрепостившего либидо строгой культуры Средневековья, ограничивающей и контролировавшей телесные практики постом, надзором, аскезой. Кого-то подобные истолкования восхищали, но также появлялись и работы, уличавшие и порицавшие художника в эротомании, распутстве, гомосексуальности, извращённости⁷³. На волне популярности психоделических наркотиков фигура Босха обретает новое амплуа – знатока альтернативной реальности, вкушавшего дух спорыньи, отравления коей были весьма распространены в Средневековье, и это якобы отразилось в фигуре святого Антония, защитника от эрготизма. Собственно, картина «Искушения Святого Антония» должна была доказать наркотический опыт самого Босха⁷⁴. Сторонники и поклонники теории заговора видели в Босхе мага⁷⁵, алхимика⁷⁶, еретика, катара⁷⁷, адамита и даже содомита⁷⁸. Одним словом, желанная теория, выбранная исследователем, применялась к анализу картин, давая заведомо сенсационный результат.

По-настоящему значимый прорыв в понимании и осмыслении наследия Босха произошёл благодаря идее сравнительного анализа деталей его картин и нидерландского фольклора. Оказалось, что его живопись развивалась в тесном взаимодействии с устным, народным творчеством, преданиями, а также книжной, интеллектуальной культурой эпохи⁷⁹. На сегодняшний день анализ работ Босха, сосредоточенный главным образом на частностях, деталях и фрагментах, нежели на грандиозных обобщениях и спекуляциях, в основном связан с деятельностью Центра Иеронима Босха, находящегося в родном городе художника – Хертогенбосе.

Искусство XX века предоставляет достаточно аллюзий на творчество Босха, образной системой которого вдохновлялись Сальвадор Дали, Виктор Браунер, Макс Эрнст и современные сюрреалисты, такие как Эрик Тор Сандберг. Эта образная система питает и кинематограф в предельно разных его проявлениях: Йос Стеллинг в своих ранних фильмах представляет Средневековье посредством босхианской оптики взгляда, Алексей Герман в кинокартине «Трудно быть богом», напротив, рисует будущее, задействуя кропотливо и точно воссозданные образы Босха и Средневековья, а Золтан Фабри в фильме «Пятая печать» строит аналогии между босхианскими сюжетами и поведением людей в период салашистского режима в Венгрии во время Второй мировой войны.

«Апокалипсис» – одна из первых идей, приходящих на ум созерцателя грандиозных триптихов Босха. Безусловно, нидерландский художник, как человек Средневековья, не мог не воспринять эсхатологическое мировидение эпохи, непосредственно влиявшее на создаваемые им образы. Нет единого и универсального «ключа» к пониманию картин Босха, содержащих множество смысловых кодов, но одним из важнейших элементов является Откровение и апокалиптическое восприятие мира.