Глава двадцать четвертая
С любимыми не расставайтесь…
Судьба и смерть решают вновь,
назвать ли истинной любовь?
Месячная норма соплей и слез была выдана в носовой платок за один вечер. Пока я сидела и собирала в платок свои сантименты, мне на колени легла голубая роза — красивый, упругий, свежий бутон небесно-голубого цвета, все еще покрытый сверкающими каплями росы. Наша песня хороша — начинай сначала!
«Вино мне, сигарету! И чистый носовой платок!» — по-барски приказал полярный лис, намекая на горе от сердца.
— Душа моя, посмотри на меня, — прошептало мое чудовище, трогательно заглядывая мне в глаза. — Тебе не нравится?
Я положила руку поверх его, слегка пожимая и улыбаясь сквозь слезы.
— Нравится… Мне нравится любой твой подарок… Что бы ты ни подарил, мне это нравится… Просто потому, что это — твой подарок… Прости, что я такая нервная и впечатлительная… — заметила я, снова пожимая прохладную руку. — Я постараюсь держать себя в руках. Каждый раз обещаю себе, но каждый раз не могу сдержать слез… Извини, что порчу вечер своими соплями… Просто меня это действительно поразило… Я не поверила. Честно, я сначала ей не верила… И мне теперь очень стыдно за свои сомнения… Стыдно перед собой…
— Я не умею плакать, поэтому в чем-то завидую тебе… — прохладная рука осторожно стерла с моей щеки слезу. Я чувствовала в своем дыхании внутренний жар, который перед тем, как вылиться слезами, плавил мою душу.
Перебирая лепестки роз пальцами, я почувствовала что-то странное в бутоне. Что-то меня обожгло, заставив сглотнуть и украдкой опустить глаза. Среди лепестков было красивое кольцо с бордовым камнем, похожим на зернышко граната.
— Знаешь, что это за камень? — прошептало мое чудовище, прижавшись к моей щеке.
— Рубин? — предположила я. Мои геммологические познания ограничивались простой истиной. Белый и прозрачный — алмаз, зеленый — изумруд, красный — рубин. Все. Эти камни я видела исключительно на картинках.
— Нет, душа моя, это не рубин, — Иери взял меня за руку. — Это другой камень… Это гранат… Он не такой ценный, как рубин, но мне он нравится намного больше. Пусть это зернышко граната станет твоей верой. Знаешь, в тебя верит столько людей, но есть один-единственный, кто в тебя не верит.
— Согласна, начальство еще не поставило мне памятник, не молится на меня каждый день, — поджала губы и согласилась я, едва заметно улыбаясь.
— Этот человек — ты сама, Любовь, которая не верит в себя. Любовь, которая не верит в собственную силу. Любовь, которая заставила весь мир верить в нее… — заметило мое чудовище, поглаживая мои руки.
— А я не хочу, чтобы все верили в меня… Мне не нужны эти божественные почести. Я просто делаю свою работу, — я заглянула в его алые глаза, увидев, как в них отражается пламя свечи. — Я — обычный человек… Обычный, слабый человек… Я знаю, есть сильные люди, а есть слабые. Так вот, я — слабая… И я это признаю. Об этом мне постоянно говорили родители: «И что ты сможешь сделать? Ничего, потому что ты слабая… Ну куда ты лезешь, потом опять будешь рыдать…» Об этом мне твердили в школе: «Вот если бы ты была сильной, то смогла бы сесть и выучить геометрию! А так у тебя неглупая голова, но нет сил заставить себя!» На работе мне всегда намекали, что я должна быть сильней, настойчивей, агрессивней, чтобы добиться успеха.
На меня смотрели с такой нежной задумчивостью, с какой родители смотрят на любимого, смышленого не по годам ребенка. Рука легла мне на голову в трогательном жесте отеческого покровительства.
— Рядом с тобой я чувствую себя маленькой девочкой, которая с несвойственным для ее возраста скептицизмом рассуждает на взрослые темы, — улыбнулась я, наслаждаясь тем, чего была лишена в детстве.
— И как маленькая девочка, душа моя, ты всего лишь повторяешь чужие суждения, услышанные от взрослых, даже не подвергнув их сомнению, — мое чудовище улыбнулось. — Но многим родителям следовало бы поучиться у своих детей…
— А папа мне не хочет рассказать сказку? — я закусила губу, бросая на него мимолетный взгляд и едва заметно улыбаясь.
— Для тебя это так важно? — спросил Иери, укладывая меня спать и ложась рядом, сдувая прядь волос с моей щеки и прижимаясь к ней.
— Важно. Очень важно, — задумчиво ответила я, поворачиваясь, чтобы видеть его глаза.
— Девушка умерла на полу в этой комнате. По приказу принца тело унесли и отдали безутешным родным, рассказав трогательную историю про дворцовое покушение. Принц приказал выбросить кинжал, которым убил девочку, и смыть ее кровь с пола. В этот день он спокойно спал в своей кровати, даже не думая о том, что всю ночь безутешный возлюбленный девушки, склонившись над ее телом, проклинал себя за то, что не уберег самое дорогое, что у него было. Он гладил ее волосы, целовал мертвые губы, шептал ей то, что не успел сказать, пока она была жива. А принц тем временем спал сладким сном, зная, что никто ничего не посмеет ему сказать. А если скажет или намекнет, то лишится головы. Прошло время. Душонку принца увлекла новая красавица, которая оказалась куда более покладистой. Ей льстило внимание принца, нравились дорогие подарки. Она мысленно уже примеряла корону, готовая в любой момент получить предложение руки и сердца. Но принц не собирался жениться, поэтому красавица скоро сменилась другой, не менее красивой и амбициозной. Гнилые души безошибочно находят друг друга, но, соприкасаясь с чем-то светлым, они начинают искать среди света родную гнильцу. Родители с гнилой душой, глядя на светлую душу ребенка, боятся ее. Они обеспечивают ребенка, делают все, что требует от них общество, но душевной близости между ними и ребенком никогда не будет. Это касается не только родителей.
— Я так понимаю, что это не конец истории? — перевела тему я, поглаживая пальцами чужую грудь и пытаясь сквозь рубашку найти тот самый шелковистый рубец.
— Нет, это не конец, — прохладная рука подсказала мне, где находится шрам, расстегнув сорочку. Я тут же скользнула рукой в теплое уютное убежище, наслаждаясь биением сердца, бросив украдкой взгляд на его обладателя.
— И? — прошептала я, рассматривая драгоценную пуговичку на сорочке и поглаживая шрам. Я люблю эту пуговку, я люблю эту рубашечку, люблю даже этот шрам… Я все это люблю… И даже сердце, которое иногда становится чужим, я тоже люблю…
— А продолжение… будет… завтра… Завтра будет конец этой истории… — Иери улыбнулся, осторожно наклоняясь ко мне, а потом дразня поцелуем. — А потом начнется другая сказка… Сказка про настоящую любовь…
— Ты меня заинтриговал, — улыбнулась я, обнимая и с наслаждением целуя моего «сказочника».
«Телевизор бы вам…» — вздохнул песец, медленно отворачиваясь.
Мы долго и мучительно-нежно целовали друг друга, а ночь стыдливо обнимала нас.
«Принц, Иери и я — вместе шведская семья! — усмехнулся полярный лис, прикрывая пушистым хвостом глаза. — Пойду-ка я протру могилку Одиночества… Не буду вам мешать».
— Иди ко мне, душа моя… — улыбнулся Иери, притягивая меня к себе.
— Спрячь меня… — прошептала я, чувствуя, как все еще задыхаюсь. — Спрячь меня ото всех…
Меня укрыли одеялом, обняли, заслонив от всего мира, спрятали, прижали к себе и успокоили поцелуем.
— Как же мне хорошо сейчас, — едва слышно прошептала я в блаженной полудреме. — Я… я… так счастлива, что встретила тебя…
* * *
В шесть часов я вошла в великолепный зал, освещенный сотней свечей. Цветы украшали стены, барельефы и осыпались лепестками с потолка и стен. Я недоверчиво посмотрела на все это роскошное убранство, пытаясь понять, в честь чего все эти приготовления? Слуг не было. Никого не было. Просто красиво украшенный зал, в котором стояла хрустальная тишина, изредка прерываемая шелестом опадающих лепестков. Лепестки падали на красивые столы, заставленные яствами, осыпались в хрустальные бокалы, плавая на поверхности их содержимого. Сверкающие блики скользили по блестящим блюдам, столовым приборам, по вызолоченным ободкам бокалов. Все это было нетронуто, словно гости, которых звали, почему-то не пришли. На полу лежал белый снег лепестков…
— А вот единственный и самый желанный гость, — услышала я голос и увидела, как в белоснежном костюме, украшенном драгоценностями, ко мне спускался ослепительный, словно принц из детской сказки, хозяин. Я в сказку совсем не вписывалась, даже в качестве Золушки. Мои кеды грустно посмотрели на меня пожелтевшими, с черными росчерками от незамеченных препятствий мысками, мои ветхие джинсы с вентиляцией на коленках вспомнили тот сезон, когда были последним писком моды, а моя погулявшая по рукам трикотажная кофта твердила, что это не предел ее распущенности.
— Я помогу тебе переодеться, душа моя, — сладко заметило мое чудовище, ведя меня в комнату, показывая красивое и очень нежное, как суфле, платье. Если мне так будут каждый раз с поцелуями застегивать корсет, то через мгновение его придется снова расстегивать… Я поймала прохладную руку и с наслаждением поцеловала, потершись об нее щекой.
— А что сегодня за праздник? — осторожно поинтересовалась я, вспоминая все возможные даты. Я чувствовала себя забывчивым супругом, который в один прекрасный день пришел с работы, увидел накрытый стол со свечами и благоверную в платье, которое она в последний раз надевала в оперу. «Ты помнишь, что сегодня за дата? Сегодня ровно шесть лет и один месяц с момента нашего первого поцелуя!»
— Сегодня, душа моя, день рождения принца, — ответил Иери, распуская мои волосы.
— У тебя день рождения? — округлила глаза я, понимая, что это не годовщина «первого засоса», не юбилей первого «с добрым утром!», не три сентиментальных месяца с момента знакомства.
— Не у меня, душа моя, — меня обняли, положив подбородок мне на макушку. — У принца. У меня нет дня рождения…
«Какая экономия!» — обрадовался полярный лис. Часовщики и кондитеры зарыдали, обнявшись.
— Как нет? — почему-то обиделась я, бросая взгляды на наше отражение в зеркале моей гардеробной. — Давай мы придумаем, когда у тебя день рождения! Какое твое любимое число?
— Душа моя, — рассмеялся тот, кто никогда не был именинником. — Разве так можно?
— Конечно! Число? — пристала я, настойчиво требуя у календаря праздник в виде дня рождения любимого, к которому мне предстоит усердно готовиться.
— Душа моя, — меня поцеловали, — ты хочешь выбрать какой-то день и назначить его моим днем рождения? У меня не может быть этого дня…
— Как не может? — надулась я, уже зная, что подарю. Я бы устроила ему настоящий праздник. Я уже мысленно несла в двух руках пакеты с конфетами, словно Дед Мороз, решивший осчастливить детский сад, и красивые, дорогие часы. А еще купила бы ему набор отверток на случай, если моему чудовищу будет интересно, как устроены подаренные мною часики. Столько интересных идей я могу придумать, столько милых подарков я могу подарить, чтобы увидеть счастье в любимых глазах. Это же так здорово, когда любимый чувствует себя счастливым, и это счастье передается тебе. Я мысленно листала внутренний календарь, приближая праздник, как только это возможно.
— Ну, хорошо, — смилостивился Иери, глядя на мою мечтательную улыбку. — Придумай сама, когда у меня будет день… рождения.
— Но ведь… — с сомнением заметила я, не горя желанием отмечать день рождения принца, при мысли о котором у меня начинаются первые признаки диареи. — По идее, у вас с принцем день рождения должен быть в один и тот же день…
— Пусть будет так, — снисходительно ответило мне мое чудовище. — Пусть будет в один день…
— Получается, что у тебя тоже сегодня день рождения? — вздохнула я, прикидывая, что мне придется смотаться обратно, купить подарок, а потом вернуться. Минут тридцать на дорогу… Плюс еще минут тридцать на выбор подарка… Это уже час… Но если взять такси…
Меня развернули к себе и поцеловали. Не знаю, сколько длился поцелуй, но в нем было столько нежности и любви, что мое сердце чуть не оборвалось.
— Это был лучший подарок, который ты могла мне подарить, — прошептал Иери, зарываясь в мои волосы и поглаживая их. — Самый лучший подарок, душа моя…
«Лучший подарок любимому — подарок, сделанный собственными губами! А теперь сувенир для нашего принца, который мы будем делать своими руками! Как вы уже поняли, в эфире „Очумелые ручки“, и я снова подкрался незаметно. Сегодня нам понадобится циркулярная пила, авось и невнимательность. Мы будем с вами делать группу инвалидности!» — объявил песец, отворачиваясь и что-то мастеря.
В полумраке горели свечи, красивые блюда манили приятными запахами и изумительной сервировкой… Было такое ощущение, что мы сейчас посмотрим на блюда, вздохнем, откроем дверь, а с улицы тут же набежит толпа голодных гостей, которые пытаются сожрать столько, чтобы по максимуму окупить дорогой подарок.
— Пробуй, душа моя, — меня обняли, подводя к столу. — Все, что тебе нравится… Это приготовили для тебя.
Есть мне почему-то не хотелось, поэтому я положила руку на грудь моему чудовищу, ища в его глазах ответ на свой молчаливый вопрос. Меня осторожно обняли за талию, взяли за руку и повели по залу.
«Тю! Опять без музыки!» — разочарованно вздохнул полярный лис, украдкой любуясь нами.
— Лучшая музыка — тишина, — заметил мой «меломан», угадывая мой вопрос. — Я не хочу подстраиваться под музыку, зная, что она никогда не будет подстраиваться под меня. Мне проще представить свою музыку… И когда танцую с тобой, я ее отчетливо слышу.
Я тоже мысленно слышу что-то похожее на венский вальс, но только какой-то странный, грустный и таинственный, как предчувствие. В какой-то момент музыка становится светлей, даря сердцу надежду, а потом бессердечно отнимает ее минорными ладами. И так бесконечно. Есть в моей музыке что-то, что держит сердце в напряжении и заставляет задавать себе странные вопросы… Почему он так нежен сегодня? Нет, он нежен всегда, но сегодня особенно… Что все это значит? К чему все это? Почему распустили слуг? Почему он постоянно меня целует? Почему боится отпустить хоть на секунду?
— Хочешь узнать продолжение сказки? — услышала я шепот, прерывающий вереницу бесконечных и тревожных «почему». Иери склонился ко мне, оставив на моей щеке поцелуй. Вот опять…
— Да, хочу… — ответила я, глядя на наши руки.
— У принца был день рождения. И когда принц принимал подарки от гостей, возлюбленный девушки преподнес ему свой подарок. Неожиданный удар в сердце тем самым кинжалом, который принц попросил выбросить, стал тем самым главным подарком всего вечера. Душа принца металась, страшась смерти и цепляясь за каждую секунду своей никчемной жизни. Там, на тонкой границе между жизнью и смертью, мы с ним и повстречались, — произнес Иери, глядя на меня. На его груди алел лепесток розы. Я осторожно высвободила руку, чтобы смахнуть его, но он не смахивался… Это был не лепесток…
— В чем дело, душа моя? — мою руку снова вернули на место, а я едва успела заметить отпечаток чего-то красного на пальцах…
— Ты испачкался… Наверное, пролил вино… — прошептала я, взволнованно глядя на его бледное лицо. — Давай остановимся, и я попробую вытереть салфеткой…
Мою руку сжали, стирая с нее красноту, и мы продолжали танцевать. Я пыталась остановиться, но меня все вели по залу.
— Не стоит, душа моя… Я лучше расскажу тебе, что было дальше. Принц умолял помочь ему, но я сказал, что рана смертельна и тут уже ничего не поделаешь. «Может, есть что-то, что может меня спасти? Я умоляю дать мне еще один шанс! — рыдала отлетающая душа принца, глядя на свое истекающее кровью, но все еще живое тело. — Говорят, что любовь способна победить смерть! Если я найду настоящую любовь, я не умру? Скажи мне! Умоляю…» — «Ты хотя бы знаешь, что такое настоящая любовь?» — с интересом спросил я, разглядывая его жалкую и черствую душу. «Ну конечно!» — обрадовался наш «герой». — «Просто мне она не повстречалась! Понимаешь, те девушки, которых я встречал, не умеют любить. Не умеют! Мне нужна та, особенная, которая сумеет меня полюбить! Я бы узнал ее из тысячи и полюбил бы в ответ! Мы бы с ней были счастливы!»
Пятнышко становилось все больше. Это непохоже на вино… Я снова попыталась высвободить руку, бросая встревоженный взгляд на чужую грудь.
— Иери, — взволнованно прошептала я, сжимая его руку. — Что с тобой? Давай остановимся… Я прошу тебя… Давай я посмотрю, что там такое…
— Не надо останавливаться, — меня поцеловали, но я не сводила глаз с пятна, которое расползалось по груди. Меня оно пугало и завораживало. Мне казалось, что это — сон. Дурной сон. Но нет же! Оно становится все больше и больше… Моя вторая рука осторожно сползла с плеча и прикоснулась к пятну. На пальцах была кровь… Самая настоящая кровь…
Иери наклонился ко мне и прошептал:
— Я тогда сказал: «Мне хотелось бы посмотреть на ту, которая полюбит тебя, принц. Я видывал старых, облезлых подагриков, чье чело украшала корона и которые пользовались таким же успехом у красавиц, как и ты». — «Но я же молод и красив! — обиженно произнес принц. — Меня могут полюбить хотя бы за это!» «Хотя бы за это? — усмехнулся я. — Ну что ж… Я согласен дать тебе шанс. Ровно через четыре года, если никто не полюбит хотя бы твое тело, а не корону и деньги, ты умрешь… А поскольку по-другому спасти твое тело от смертельной раны не удастся, я буду пользоваться твоим телом, когда мне вздумается. Я не помешаю тебе, принц, искать свою „настоящую любовь“, потому что из всего нашего разговора ты будешь помнить только то, что тебе нужно найти любовь до своего тридцатилетия», — услышала я, глядя, как кровавое пятно стало размером с ладонь.
— Иери, тебе надо прилечь… У тебя кровь… Это шрам… Шрам кровоточит, — сглатывала и задыхалась я, пытаясь расстегнуть его колет, с ужасом глядя на огромное мокрое пятно.
— Тише, душа моя, тише… — услышала я, чувствуя, как меня прижимают к себе. Дрожащими руками я пыталась расстегнуть пуговицы, обнажая окровавленную рубашку, но вместо того чтобы послушаться меня и дать мне возможность увидеть все как есть, меня нежно поцеловали в лоб, отводя мои руки подальше от внезапно открывшейся раны.
— На руки смерти льется кровь. Кто лишний? Выберет любовь, — почему-то с грустью прошептал Иери, останавливаясь и глядя на свои окровавленные пальцы, застегивающие пуговицы.
Я пыталась зажать рану руками, с мольбой заглядывая в алые глаза. Я пыталась позвать на помощь, пыталась остановить кровь, но она продолжала течь. Кровь текла, алмазы в вышивке превращались в рубины. Я стала панически оглядываться по сторонам, кусая губы и давясь рыданиями.
— Пусть принц уходит, проваливает, освобождает тело… Я выбираю тебя… Ты должен остаться. Ты для меня все… — я чувствовала, как по рукам течет кровь, а по щекам слезы. — Ты — самое дорогое, что у меня есть… Ты для меня все! Я не знаю, кто вообще может в такой ситуации выбрать принца!
«На каждый товар найдется свой покупатель, но на принца рынок закрыт!» — задергался полярный лис, замерев от ужаса.
— Тогда поцелуй меня, душа моя… Поцелуй так, как не целовала никогда… Так, словно мы с тобой прощаемся навсегда… — я почувствовала, как прикасаюсь губами к губам, как целую, роняя слезы, как пытаюсь вложить в свой поцелуй все, что я чувствую. Слезы градом катились по моим щекам. Я прижалась щекой к щеке…
— Твои слезы, душа моя, становятся моими слезами, — улыбнулось мое чудовище. — Я даже не хочу их вытирать… Я хоть почувствую, что значит плакать по-настоящему…
— Лишний — принц… Ты должен остаться, — твердила я, глядя, как на пол капают крупные капли крови. Мое платье в крови, мои руки в крови, мое сердце обливается кровью…
— Но будет все наоборот. И тот, кто дорог, тот уйдет… — грустно прошептал Иери, прижимая меня к себе. — Судьба и смерть решают вновь, назвать ли истинной любовь… Вот продолжение, которое не помнит принц.
— Нет! — испугалась я, прижимая любимого к себе. — Не надо… Нет… Если бы я знала, я бы выбрала принца! Почему ты мне не сказал… Почему?
— Слова не имеют значения. Твое сердце давно сделало свой выбор… С последним ударом часов я ухожу туда, откуда пришел, душа моя. Меня не будет ни в этом мире, ни в другом… — меня прижали к себе, пытаясь облегчить мою боль. — Я не имел права рассказывать тебе об этом.
«А как же бабочки? Светлячки? Волшебные искорки? Как же сверкающая волна, которая пробежала по всему замку, и все вдруг стало хорошо? — полярный лис, обхватил лапами голову. — Где все это!»
— Не отпущу… — рыдала я, прижимаясь к груди любимого. Вот откуда эта нежность… Он прощался со мной… Прощался. — Я люблю тебя и не отпущу… И ты меня не отпускай… Пожалуйста… Не отпускай… И я тебя не отпущу… Никогда не отпущу… Только прошу тебя… умоляю… не уходи… Зачем же ты так со мной… Зачем?
Я видела свои слезы на его щеках, и мне казалось, что он тоже плачет в момент неизбежного расставания, о котором знал с самого начала…
— Мне так много хотелось тебе сказать… Мне так… — я не находила слов, задыхалась и прижимала к себе самое дорогое, что у меня есть. — Да что ж такое! Я люблю тебя… Давай ты найдешь другое тело… Любое… Я буду любить тебя даже в другом теле… Только чтобы это был ты… Не покидай меня…
— Не думал, что кто-то выберет меня… Я не собирался участвовать в этом. Любовь должен был искать принц. Я должен был оставаться в стороне. Но после того, как увидел тебя в лесу, после того, как увидел тебя в замке, я не сдержался… Ты мне безумно понравилас… Я собирался убить тебя при первой встрече, но… не смог. А когда ты уснула на моих руках в первый раз, положив голову мне на плечо, а я чуть не задохнулся от нежности, мне стало понятно, что судьба жестоко пошутила надо мной. Посмотри на меня…
Он осторожно повернул мое кольцо вокруг пальца, не сводя с меня глаз. Потом еще раз… И еще…
— Спасибо тебе за то, что был в моей жизни… — прошептала я, закрывая глаза. — Спасибо тебе… Но я тебя не отпущу… Слышишь… Не отпущу…
Где-то раздались гулкие удары часов. Я бы их сейчас сама ударила. Разбила бы вдребезги… Часы били, а я шептала, что люблю, люблю больше жизни, целуя любимое лицо, чувствуя последние объятия любимых рук. Внезапно мне показалось, что кто-то стоит позади меня.
— Будь к ней милосердна, — тихо произнес Иери, глядя в сумрак погасших свечей. — Я прошу тебя… Будь к ней милосердна…
Последний удар и… тишина. Звенящая тишина, разрывающая сердце. Иери закрыл глаза, кровь, которая текла, внезапно остановилась.
— Любимый… — простонала я, прижимаясь к нему. — Любимый…
Когда я подняла взгляд, на меня смотрели изумленные голубые глаза. Они нервно оглядывались по сторонам. При виде своей крови принц взвизгнул, лихорадочно ощупывая свою грудь.
— Ты спасла меня? — он схватил меня за плечи и потряс. — Ты меня спасла? То есть ты любила меня? По-настоящему? Как здорово! Я буду жить! Мне удалось обмануть смерть! Не может быть!
Я смотрела на него с такой болью, которую не передать словами. Меня передергивало от этого неуместного ликования. Его высочество отпустило меня, а я все еще смотрела на свои окровавленные руки.
— Тебе денег дать? — поинтересовался принц, снова подлетая ко мне. — Сколько? Сколько тебе надо? Я дам сколько ты скажешь! За то, что ты меня спасла, я дам тебе все, что ты пожелаешь! Могу даже жениться на тебе… Хотя, с этим я бы не торопился… Я не верю… Не могу поверить… Я жив… Какое счастье! Смерть! Слышишь меня? Я тебе не достался! Бывают же на свете чудеса! Ой! А что так грустно? Что так тоскливо? И темно? Где все гости? Где музыка?
Я смотрела на принца холодным взглядом, полным ненависти и презрения. И лишь когда он отвернулся, я чуть не задохнулась, видя знакомый до боли силуэт… Мне казалось, что сейчас я положу руку, он обернется, и на меня снова будут смотреть любимые глаза…
Нет, глядя на этот щенячий восторг, я не могу сдержать слез. Тяжелый, как сердечный кашель, вздох вырвался у меня из груди. Я посмотрела на дверь, потом еще раз посмотрела на капли крови на полу и пошла прочь, пытаясь сдержать рыдания.
— Ты куда? — закричал Энрих, бросаясь за мной. — Постой! Давай веселиться! Сегодня у меня настоящий день рождения! Сейчас соберем гостей! Сейчас будет музыка! Ой, а тут столько всего приготовлено!
— Оставь меня, — процедила я, пытаясь вырвать свою руку из его руки. — Я не хочу тебя видеть… Просто не прикасайся ко мне…
— Нет, погоди… — задумчиво заметил его высочество, а потом разжал руку, брезгливо вытирая собственную кровь о штору. — Ладно, если хочешь — иди! За деньгами можешь прийти завтра утром! Я прикажу, чтобы тебе дали столько, сколько ты скажешь! Но в разумных пределах, разумеется…
«Не переживай, прынц, у нас есть скидки! — сардонически усмехнулся песец, пытаясь меня подбодрить. — Есть скидка для чемпиона по скоростному спуску с фантазией отбойного молотка! Вам оформлять?»
— Засунь эти деньги себе в задницу! — в сердцах выкрикнула я, озвучивая основное условие акции.
— А, я понял! Ты хочешь стать королевой… — подозрительно прищурился принц, прикидывая что-то в уме.
— И корону туда же! И поглубже! — плюнула на пол я, чувствуя, как из открытой двери веет живительной свежестью вечернего сада.
— Так, это уже слишком! — возмутился Энрих. — Повтори, что ты только что сказала! Ты как с принцем разговариваешь? Я не зову стражу только потому, что кое-чем тебе обязан. Но ведь мог бы и позвать! И тебя бы бросили в тюрьму за такие слова! Так что не забывай, кто я!
Я выдернула руку и бросилась бежать по знакомой дорожке, приподнимая окровавленный подол платья. Прохладный ветер гладил мое лицо, пытаясь осушить слезы… Кто-то говорит, что в такие моменты в душе образуется пустота. Нет, неправда… Пустоты быть не может… В такие моменты душа не умирает… Она становится храмом, в котором на алтаре лежит единственная святыня — воспоминание. Постепенно, со временем, воспоминание обесценивается, и его выбрасывают… Но я никогда его не выброшу. Я чувствовала себя эльфийским королем, который прятал открытую рану души под маской презрения, покуда судьба не смилостивилась над ним и не вернула украденное. Я посмотрела на кольцо, стерла с него кровь и поцеловала. Когда я буду думать о любимом, я буду всегда целовать его последний подарок… Я никогда не сниму это кольцо… Никогда… Я буду беречь его до конца своих дней.
— Я люблю тебя… Где бы ты ни был… — прошептала я, целуя бордовое зернышко, задыхаясь от боли и слез. — Что бы ни случилось, ты всегда со мной…
