Глава двадцатая
Влюбленные часов не замечают…

Часы противно тикали, пока я сидела в Интернете, читая жалостливые топики под названием «Мой начальник — сволочь!», где флудоохотливый офисный планктон обильно жаловался на своих руководителей. Кто-то просто скулил, кто-то обещал вот-вот уволиться, но все никак не увольнялся, уповая на выработанный с годами Стокгольмский синдром, а кто-то помимо увольнения угрожал руководству рукоприкладством в темном переулке, если не получит обещанную зарплату. Создавалось ощущение, что все они дружно работают на одного и того же хозяина, на одной и той же фазенде, под одним и тем же палящим солнцем, злобно щурясь вслед буржую-эксплуататору, проезжающему на гнедой кобыле в сторону своей роскошной усадьбы.

И невдомек начальству, что крепостное право отменили ровно за сто лет до первого полета человека в космос. Привычка требовать от крепостных звезды с неба, ставить космические планы, а потом объяснять ленивым раздолбаям, что им до нормальной зарплаты как до Луны, так и осталась неискоренима.

По соседству простиралась ветка жалоб «рабовладельцев». И снова создавалось впечатление, что на всех белых, мягких и пушистых боссов работает один и тот же ленивый и скудоумный Вася, тупая и обидчивая Маша, хитрожопый и шибко грамотный Петя. Почитав крики души, оценив заманчивые условия, которые «не ценили» все вышеперечисленные, мне захотелось разорвать порочный круг, предложив свою скромную кандидатуру на должность с невероятным окладом. Я бы так и сделала, если бы не одно «но»…

Пробежав глазами городские вакансии, похихикав над объявлением: «На должность секретаря требуется красивая девушка. Основное требование — полная самоотдача!» — я снова посмотрела на часы. Четыре часа.

В мою голову стала закрадываться дерзкая мысль. Я сделала пирамидку из мебели, предварительно закрыв дверь и закусив губу от волнения, дотронулась до часов и тут же отлетела. Пирамида из двух стульев рухнула, а я лежала на полу. При попытке встать у меня перед глазами промелькнула костлявая. Полежав немного, охая, как старушка, я приподнялась, посмотрела на стол и вспомнила про доверенность, срок которой истекает сегодня в пять часов. Идея показалась гениальной. Я снова собрала пирамидку, взяла доверенность, боязливо протянула руку, дотронулась до часов, а потом сняла их. Ничего себе! Положив часы на стол, сделав глоток кофе от волнения и потирая ушибленный локоть, я стала рассматривать это чудо техники. Итак, пробуем открыть часики и посмотреть, как они устроены.

Мастер-ломастер готов приступить к оперативно-интуитивному ремонту и пока что не знает, с чего начать!

Сломав ноготь при попытке подковырнуть крышку, я отхлебнула кофе, пытаясь разгадать загадку этого прибора учета не только рабочего, но и личного времени. И если мне удастся это сделать…

Перед глазами тут же промелькнула интеллектуальная игра «Кто хочет стать миллионером?», причем я была уверена, что в соседнем павильоне обязательно должна сниматься передача «Кто хочет спать с миллионером?», откуда периодически выглядывают девушки, интересуясь, не выиграл ли кто заветный миллиончик?

На секунду я представила, что ремонт часов увенчался успехом и теперь на табло высвечивается счет на десяток миллионов. В мою пользу, разумеется. Алчный директор хватается сначала за сердце, потом за кошелек и почку. А вдруг все получится, и я смогу свободно заказывать себе смузи в джакузи и коктейль в постель, пока Гимней как от себя отрывает внутренние органы, сдавая их в заботливые руки черных трансплантологов и ищет покупателей на свою недвижимость? Я могу рассчитывать даже на три почки! Семья директора должна во всем помогать друг другу.

На моей груди сверкал орден Лиги Справедливости, за спиной развевались не то плащ, не то крылья, а в голове после фразы «рабы — не мы!» сразу же появлялись статьи КЗОТа, воодушевляя меня встать на защиту своей личной жизни.

Срок доверенности истекал через минуту. Жаль. Идея была хорошая, но все тщетно. Вот это действительно обидно. Судьба дала такой шанс, а я ничего не смогла сделать! У меня оставалось еще тридцать секунд, чтобы вернуть часы на место. Пока я карабкалась по стульям к заветному гвоздику, оставалось десять секунд. Стоя на шаткой конструкции, мне удалось водрузить часы на место и даже выровнять их горизонтально плинтусу. Я слезла со стульев, растащила их по местам, глядя, как доверенность в моей руке сгорает в невидимом огне.

Через секунду у меня зазвонил телефон, высветив нехорошее слово, емко и кратко характеризующее натуру моего директора. Я напряглась, ожидая услышать что-то вроде: «Кто разрешал тебе трогать часы?» — но вместо этого Гимней потребовал, чтобы я вышла на улицу вместе с собранным пособием по безалаберности.

Взяв коробку с подношениями, придерживая бедром дверь, я увидела крутую машину, которая сигналит мне фарами. Из водительской двери вытек Гимней, отобрал у меня коробку, поставил ее на капот, перешуршал все, выбрасывая мусор прямо под дерево и выгребая мелочь. Один букет цветов его почему-то заинтересовал. В букет цветов был вложен кошель, который я не заметила. Из кошеля появилась записка, портрет и несколько золотых, тут же упавшие в карман бога Искренней и Бескорыстной Любви.

В моих руках оказались портрет и записка. На портрете был изображен синеокий брюнет в шапочке с пером а-ля Гамлет. Было что-то недоброе в изгибе его бровей, в легкой полуулыбке, хотя в целом он производил вполне приятное впечатление. Природа так старательно трудилась над лицом этого жениха, что мне стало интересно, где она, собственно, отдохнула? Были у меня нехорошие подозрения, но, поскольку портрет был только до середины груди, определить на глаз точное место отдыха матушки-природы не удалось. Может, он ростом не вышел? Или у него ноги кривые, словно бедолага родился и вырос в седле? А вдруг верхние полушария с завидным постоянством и упорством находят приключения на нижние? Или у него периодически сносит крышечку? Просто у меня сложилось впечатление, что нормальные мужики в Азерсайде пристроились и без моего участия. А все, что осталось, — тяжелый случай, срочно требующий божественного вмешательства.

Все расставила по своим местам записка. Завтра у какой-то там принцессы день рождения, в связи с чем ее родители искренне молят бога Любви на один день ниспослать ей ее идеал мужчины, в природе не существующий, но тем не менее искренне обожаемый их дочуркой. За это согласны «отзвенеть» благодарностью.

— Чьей-то принцессой я еще согласна побыть! — возмутилась я, снова глядя на портрет. — Чьим-то прекрасным принцем — нет! Категорически!

Гимней завелся во всех смыслах этого слова. Пока рокотал мотор его иномарки, он высказывал мне все, что обо мне думает, в открытое окно. В результате, облив меня не только моральной грязью, но и содержимым ближайшей лужи, Бог Искренней Любви умчался вдаль, отблескивая красными огоньками габаритов на мокром асфальте. Разгневанная, как валькирия, желая ему ведро гвоздей в покрышках, гайцов на пересечении двойной сплошной, «писем счастья» от скрытой камеры, я влетела в офис, от души хлопнув дверью.

Часы пробили шесть и… упали вниз, разлетевшись со звоном на запчасти. Дырка от гвоздя отсвечивала белой штукатуркой и пробитыми обоями, одинокая шестеренка прикатилась к моим прогнувшимся от неожиданной слабости ногам. Я быстренько взяла мусорный пакет и стала ползать, собирая запчасти, шаря трясущейся рукой под диваном, вынимая оттуда с пылью и грязью очередную деталь. Нет, ну можно завтра сделать невинное лицо и сказать, что они сами упали… Но тут же я представила, как меня увольняют, выгоняют на улицу, звонят бывшему, сдают все мои адреса, телефоны, явки, пароли… И так до тех пор, пока мне не наступит крышка. Но это — не самое страшное… Самое страшное, что из-за часов я могу лишиться единственной радости…

С мрачным настроением и четкой уверенностью, что было обнаружено далеко не все и половина запчастей по закону подлости все еще пылится в укромных уголках, шурша мусорным пакетом, я отправилась на встречу со своей «радостью». Я не просто опоздала. Я еще и обнаглела.

Поднявшись по ступеням, я открыла дверь.

— Душа моя, ну разве так можно? — спросило меня обидчивое чудовище, поглядывая на часы, которые показывали полседьмого. — Почему ты заставляешь меня переживать? Неужели мне придется смириться с тем, что Любовь всегда приходит не вовремя?

«Ага, сейчас он расскажет о том, как из-за опоздания посмотрел внутри всех чудовищ в надежде, что тебя не съели на боевом задании!» — неприятно усмехнулся Идеал, отворачиваясь.

— Давай я подарю тебе часы, чтобы ты носила их с собой? — со вздохом спросил Иери. — А если ты будешь на них смотреть хоть иногда, я буду счастлив… Ты могла бы предупредить, что задержишься… Ты видела, душа моя, который час?

— Сейчас посмотрим! — мрачно заметила я, чувствуя, как над моей головой парит незримая тучка, поливающая меня холодным дождиком, который стекает липким потом по моим вискам. Я развернула пакет, ужасаясь его содержимому. — Без пяти минут мне крышка…

Я потрясла мусорным пакетом, который мелодично прозвенел запчастями, вкратце обрисовывая ситуацию. По просьбе заинтересованного зрителя, я высыпала на ковер все, что мне удалось собрать, всхлипывая от безнадеги и оплакивая рабочее место.

— Душа моя, — чудовище слезло ко мне на ковер и село рядом, глядя, как я пытаюсь надеть на какой-то штифт все, что на него налезает, вспоминая принцип детской пирамидки. — Не надо так расстраиваться…

— Еще бы! — всхлипнула я. — Если директор узнает, мы с тобой больше никогда не увидимся…

Меня прижали к себе, осторожно целуя в мокрые щеки, пока я пыталась присобачить стрелки к чудом уцелевшему циферблату. Повертев их пальцами, я поняла, что дело — дрянь.

— Давай попробуем вместе… — циферблат осторожно вынули у меня из рук, а меня заставили переодеться в чистую одежду. — Может, для начала надо разложить все по кучкам?

Постепенно мои слезы просыхали, пока мы вдвоем сидели и сортировали запчасти.

— Эта кучка, — шмыгнула носом я, показывая на горку непонятных деталей, — будет называться «Непонятки». Сюда мы будем складывать все, что не удалось идентифицировать… Я всегда так делаю… Она у меня обычно самая многочисленная. Кстати, а ты не знаешь, кто делал эти часы? Может, удастся найти мастера?

— Если честно, меня это мало интересует, — усмехнулся Иери, откладывая шестеренку в кучку к ее разнокалиберным сестрам.

Я осторожно положила какую-то запчасть в растущую кучку «Непонятки».

— Я переживаю, что чего-то не хватает, — занервничала я, садясь по-турецки и пытаясь сообразить, к чему крепится вот эта большая штуковина.

— Всегда чего-то не хватает, душа моя. Кому-то не хватает денег, кому-то не хватает сил, кому-то не хватает желания, но абсолютно всем не хватает времени. И в этом они виноваты сами. Вместо того чтобы осуществить задуманное, люди постоянно откладывают свои планы и мечты на еще не наступившее завтра. Это касается даже эльфов и гномов. Всем без исключения, какой бы долгой ни была их жизнь, не хватает времени, — философски заметило чудовище, повернув стрелки на циферблате. — Как бы они хотели повернуть время вспять в тот момент, когда понимают, что его почти не осталось… Скажи честно, душа моя, ты любишь часы?

— Конкретно эти часы я люто ненавижу. А вот к другим отношусь вполне нейтрально. Я редко слежу за временем, — пожала плечами я, наблюдая за тем, как Иери спокойно складывает какие-то детали.

— А я люблю часы. Очень люблю. Есть такая легенда, что часы — изобретение Смерти, — заметил он, беря шестеренку и осторожно прикладывая ее к другой. — Чтобы люди научились ценить свое время. Устав от многочисленных жалоб о том, что «слишком рано», «слишком многое еще нужно сделать», «слишком многое не успел сказать», Смерть сделала людям вот такой подарок… И поэтому, когда кто-то умирает, Смерть часто останавливает часы, чтобы напомнить живым о том, что большую часть жизни они тратят впустую.

Я поежилась, не желая даже слышать о смерти.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом? Не надо вгонять меня в тоску, — вздохнула я, глядя, как медленно и спокойно Иери вращает в руках нагромождение шестеренок, вытаскивая нужные из кучки и присовокупляя к уже существующим. Я представила, как, отложив косу в сторону, старуха Смерть в черном капюшоне сидит и собирает часы в своей часовой мастерской, отмеряя каждому свое время.

— Давай поговорим о любви? Подай мне, душа моя, вон ту спираль, — произнесло чудовище, последовательно собирая мельчайшие детали. Моя душа радовалась, как ребенок, тому, что холодные когтистые лапки растут из нужного места, а не из стандартного, как у большинства мужчин. Он — просто чудо… Если ему удастся, я не знаю, как его благодарить!

У меня осторожно забрали из рук деталь, которую я задумчиво вертела. Мне почему-то казалось, что сейчас будет беготня по замку в поисках часового мастера, которому предстоит бессонная ночь. Но не тут-то было. Кучки таяли на глазах, готовые части часов откладывались, пока я с благоговейным трепетом следила за каждым движением.

— Тут не хватает многих деталей, — задумчиво заметил Иери, перерывая оставшиеся.

— Давай я сбегаю и поищу? Может, закатились куда-то? — простонала я, понимая, что сбылся мой худший прогноз. — Просто эти часы — необычные. Я переживаю, а вдруг они работать не будут? Вдруг нужны именно те самые детали?

— Не имеет значения, обычные или нет. Мы поступим проще…

Через десять минут рядом с нами лежали все часы, которые удалось собрать в замке. Под девизом «Чтобы починить что-то нужное, нужно сначала сломать что-то ненужное», слуги сидели с нами на ковре и помогали разобрать собранные ходики. Со стороны это выглядит так, словно дети на полу собирают конструктор.

Через полчаса, к моему удивлению, часы были собраны. Не могу поверить! Пришлось позаимствовать многие детали от других часов, но результат оправдал себя. Часы тикали. Правда, табло не горело… Но я была рада даже этому!

— Тут на табло загорался заказ… И штрафы… — заметила я, на коленях подползая к часам. Я бы никогда не отличила их от тех, которые разбились. — Честно, я так тебе благодарна! Ты потратил столько времени, помогая мне…

У меня вдруг защипало в носу, а на глаза навернулись слезы. Я повисла на шее своего чуда, прижимаясь щекой к его щеке. Нет, это действительно невероятно… Вот если бы еще вернуть часикам волшебные свойства, было бы просто супер! Слуги убирали остатки дворцовых часов, сгребали с пола неиспользованные детали, глядя с умилением на то, как я тихо плачу от переполняющих меня чувств.

— Видишь, не все так страшно, душа моя, — меня тепло обняли, пока я терлась щекой о его щеку, чтобы хоть как-то выразить безмерную благодарность и признательность. — А теперь дай мне руку…

Я чмокнула в щеку моего спасителя, шмыгнула носом и протянула руку, глядя на красивый циферблат сквозь пелену слез.

— Что должны показывать тебе эти часы? — спросило не чудовище, а настоящее чудо, гладя мои пальцы.

— Показывать? — я смахнула слезы, задумчиво всматриваясь в табло. — Заказы. Как и раньше… Хотела бы, чтобы больше не было никаких штрафов за кофе, за туалет и за… поцелуи с тобой… За опоздания штрафы можно оставить. Это дисциплинирует.

— Душа моя, тебя штрафовали за то, что я тебя целую? — спросил Иери, осторожно вытирая пальцем текущую по моей щеке слезу. — И за то, что ты целуешь меня?

Через секунду на табло появился мой текущий заказ. Я задыхалась от восторга, всматриваясь в знакомые буквы.

— А можно, чтобы здесь была надпись: «Девятьсот восемьдесят один рубль»? Это моя зарплата. За каждую пару мне платят тысячу рублей, — оживилась я, глядя, как появляется графа: «Зарплата». Все! Можно выдохнуть с облегчением! Какое счастье!

— Мне интересно проверить, остались ли штрафы за поцелуй? — Иери осторожно приблизился ко мне, положив руку мне на щеку. — Учти, часы все видят…

Через мгновение мы сидели на полу и с наслаждением проверяли, вслушиваясь в мерное тиканье часов, лежащих между нами. В процессе проверки я успела забыть, что мы проверяем…

Мы с Иери переглянулись и проверили еще раз. А потом еще раз. Нет, штрафов за поцелуи не было…

— Теперь это твои часы. И никто, кроме тебя, не имеет права к ним прикасаться, — усмехнулось мое чудо, пока я бережно несла часики, мечтая поскорей повесить их на место, пока никто не заметил их отсутствия.

— А что у меня есть… — сладенько начала я, пряча руки за спиной. — Что-то очень и очень приятное… Догадайся, что это?

— Твоя душа? — поднял брови Иери, глядя, как я тщательно пытаюсь спрятать свой подарок-благодарность за спиной.

— Мм… — растерялась я, снова вспоминая основное меню чудовища. — Ладно, давай по-другому… Закрой глаза!

На меня посмотрели с улыбкой, а потом, склонив голову набок, лениво выполнили мою просьбу. Я долетела до дивана, быстро развернула коробочку, шурша красивым белым вкладышем и полиэтиленовой оберткой. Осторожно взяв конфету, переживая, что она немного подтаяла, я понесла ее к чужому рту, шепча на ухо просьбу. Чудовище открыло рот, куда я осторожно засунула конфету, облизывая испачканные шоколадом пальцы. На лице Иери заиграла улыбка. Он усмехнулся, пережевывая мой «подарок». Я уже потянулась за второй, шурша коробочкой. Второй истребитель прошел по той же траектории, оставляя сладкую глазурь на пальцах.

— Как интересно, — заметил Иери, чуть-чуть приоткрывая глаза, пока я облизывала свой указательный палец, выискивая, какие конфеты он еще не пробовал. О! Белый шоколад! Сейчас!

— Глаза закрой! Я кому сказала! — прошептала я ему на ухо и понесла конфетку в пункт назначения. Интересно, с чем она? Наверное, с такой белой вкуснятиной внутри. Люблю беленькую начинку. Не знаю, как она называется, но каждый раз, открывая коробку, я начинаю развивать свои экстрасенсорные способности, пытаясь выяснить, какая именно конфета содержит вожделенную начинку. А потом сажусь и надкусываю все конфеты по очереди, проверяя свою догадку.

Третья конфетка уже подлетела ко рту, который, вместо того чтобы ее принять губами и съесть, улыбнулся.

— Ну! — нетерпеливо заерзала я, требуя, чтобы рот был открыт, а конфета съедена. Конфету съели, но когда я собиралась убрать руку и облизать пальцы, их безошибочно поймали и поцеловали прямо в остатки шоколада.

— А душа моя не будет против, если мы будем каждую конфету делить пополам? — облизнулось чудовище, стирая шоколад со своих губ.

Я откусила половинку и на ладони протянула половинку ему.

— Не так, — покачал головой красноглазый сладкоежка, глядя на меня с красивой улыбкой. — Я хочу по-другому… Мысль в целом верная, но мне не очень нравится ее воплощение…

— А как ты хочешь? — поинтересовалась я, глядя на конфету. Через полчаса оставалось еще три конфеты, а я сидела на коленях у сладкоежки, целуя испачканными шоколадом губами испачканные шоколадом губы. Нет, я так еще никогда не ела конфеты. Тем более что теперь можно целоваться сколько влезет. Правда, конфеты в меня уже не лезли, поэтому я решила взять передышку.

— Мне этого мало, душа моя… Совсем мало… — грустно прошептал Иери, прижимая меня к себе.

— Ты о чем? — напряглась я.

— Конечно, о конфетах, душа моя… Исключительно о них… — заметило чудовище, осторожно отстраняя меня.

— Завтра я куплю тебе еще коробочку. И я попробую сварить тебе варенье. Ты какое варенье больше любишь? — спросила я, прикидывая, где у меня лежит подходящая посудина и сколько сахара нужно купить. Иери молча улыбался, не сводя с меня глаз. — Кстати, я тут подумала, что кушать много сладкого вредно… Ты хоть что-нибудь кроме сладкого ешь?

— У принца спроси. Он терпеть не может сладкое, зато прекрасно кушает все остальное, — заметило чудовище, крепко прижимая меня к себе. Я осторожно коснулась губами его губ, выпрашивая поцелуй.

— У меня к тебе просьба… — заметила я, вспоминая о задании. — Ты танцевать умеешь? Мне просто до завтра срочно нужно научиться танцевать! Мне завтра какую-то принцессу выгуливать до шести часов.

— Принцессу? — чуть не подавился предпоследней конфетой Иери.

— Да, мне дали портрет ее идеала, чтобы завтра я в его облике присутствовала на балу в честь ее дня рождения, — мрачно заметила я. — Представляешь, мне придется строить из себя мужика! А я даже танцевать не умею…

— То есть ты хочешь, чтобы я научил мою душечку танцевать? — улыбнулось чудовище, предлагая мне последнюю конфету, от которой я вынуждена была отказаться. — Ну что ж… Попробуем…

Пока я принимала ванну, готовясь к ужину, в мою голову лезли неприятные мысли. Как такое могло получиться? Чтобы я изображала чей-то идеал? И вообще, почему на работу в брачное агентство принимают только девушек? Если есть такие заказы, то в штате должен быть как минимум один прекрасный принц на полставки по вызову и до востребования!

Я вообще не понимаю логики. Целоваться — нельзя. Типа, вдруг я замуж выйду? Ну тогда нанял бы на работу мужика! Пусть других женихов охмуряет! Он точно замуж не выйдет!

Замотавшись в простыню, прикрывшую нижнее белье и полное отсутствие верхнего, я отправилась выбирать себе платье для урока танцев.

— Вы пока выбирайте, я сейчас подойду, — произнесла служанка, удаляясь за дверь гардеробной.

Я выбрала симпатичное голубое платье с застежками на спине. Надев его и придерживая корсет на груди, я попыталась самостоятельно дотянуться до крючков и застегнуть их. В комнате горели свечи, а я вертелась перед зеркалом, как обезьянка.

— Извините, — громко произнесла я, чувствуя себя представителем рабовладельческого строя. — Я уже выбрала. Вас не затруднит помочь мне его застегнуть?

Странно. Мне никто не ответил. Ладно, подождем… А что, если выбрать розовое? Нет! В нем я выгляжу как на последнем триместре. Мне в таком платье должны уступать место везде, где есть стул, за непосильный вклад в демографическую ситуацию. Что-то в комнате стало темнее… Или мне кажется?

— Извините, — громко заметила я, — а не могли бы вы снова зажечь свечи? Просто в темноте я не привыкла одеваться… Могу надеть платье задом наперед.

— Не могли бы… — услышала я на ухо, почувствовав, как мне на талию легли руки.

Я ухватилась за лиф платья, подтягивая его под самое горло.

— Тише, душа моя… — прошептали мне на ухо. Первый крючок застегнулся, а мою обнаженную спину поцеловали. Второй крючок… Поцелуй… Третий крючок… И снова поцелуй… Последний крючок — и поцелуй в основание шеи…

— Посмотри на меня, душа моя… — прошептал Иери, пока я пыталась расправить юбку.

— Мне не нравится, душечка… Снимай. Давай попробуем белое… — услышала я, чувствуя, как мою шею целуют, а крючки снова расстегиваются. От его поцелуев по коже бежали мурашки.

В тот момент, когда на меня сверху обрушилось белое платье, я поняла, что имею дело с самым хитрым чудовищем на свете. Застежки у белого платья были спереди. Я отвернулась, придерживая лиф и пытаясь застегнуть их самостоятельно.

— Нет, душечка, я так не согласен! Поворачивайся… — раздался шепот на ушко. Единственное, что я могла сделать, так это прикрывать грудь руками, натягивая на нее платье. Поцелуй — щелчок красивой застежки. Поцелуй чуть выше — еще один щелчок. Иери стоял на одном колене и смотрел на меня. Красные, чуть светящиеся в темноте глаза, бледное лицо, длинные волосы, покрывающие его плечи, — я не могу представить его другим.

— А давай дальше я сама? — коварно улыбнулась я, слегка отстраняясь.

— Нет, тут без помощи не обойтись, — услышала я шепот. — Извини, служанку я съел, поэтому мне придется самостоятельно тебе помогать…

— Как съел? — испугалась я, глядя на очертание двери в полумраке, за которой, возможно, сидит прислоненный к стеночке или просто лежит на полу труп ни в чем не повинной девушки. — Ты серьезно?

— Я пошутил, душа моя… — услышала я тихий смех. Чудовище прижалось лбом к моему животу, смеясь. Я выдохнула с облегчением, положив руку ему на голову.

— А я-то думаю, почему от тебя голодом пахнет, — заметила я, чувствуя, как застежки и поцелуи поднимаются все выше. Последние две застежки никак не хотели застегиваться с первого раза. Я прижимала его голову к своей груди, слегка покачиваясь и судорожно вздыхая в надежде, что они не застегнутся еще пару раз. Или пару сотен раз.

— Я хочу, чтобы тобой восхищались, — глубоко вздохнул Иери, улыбаясь нашему едва различимому в полутьме отражению. — И меня расстраивает то, в какой одежде ты приходишь ко мне.

— А можно вопрос? — начала я, чтобы перевести тему разговора. — Я тебе уже его задавала… Просто ответа так и не услышала… Ты кто такой, Иери?

— Я — просто чудовище, — усмехнулось «просто чудовище». — Ты ведь не спрашивала меня, кто я такой, когда пожимала дрожащей ручкой мою руку в темном лесу? В тот момент тебе это было совсем неинтересно.

Я почувствовала, как прохладные пальцы погладили ту самую «дружелюбную» и очень храбрую ручку.

— Ты просила меня научить тебя танцевать? Я сам не умею это делать, поэтому будем учиться вместе… — улыбнулось чудовище, ведя меня в зал.

— То есть как ты не умеешь? На тебя была вся надежда! — напряглась я, останавливаясь.

— Я же сказал, что мы будем учиться вместе. Ты будешь мне подсказывать… А я буду подсказывать тебе… — Иери поцеловал меня в висок.

Мне кажется, что он уверен, что танцы — это предлог. Но я на самом деле не умею танцевать!

В зале было темно и тихо. Гулкое эхо наших шагов заполнило огромное пустое пространство. Рука Иери легла мне на талию.

— Скажи мне, душа моя, я все правильно делаю? — с усмешкой спросило меня чудовище. Я кивнула.

— Скажи мне, а я правильно делаю, что положила руку на твое плечо? — тихо спросила я, прикидывая, что завтра мне придется таскать за собой по паркету какую-то принцессу, а потом прислонять ее к стеночке, чтобы взять передышку.

— Правильно, душа моя… А теперь, я так думаю, тебе следует положить руку поверх моей руки… — прошептал Иери, пока я смотрела нам под ноги. Да… Хочу запомнить его обувь целой и невредимой.

— Моя душа не против, если я попробую повести ее? — усмехнулось чудовище, делая шаг на меня. — Тише, тише… Просто расслабься… У тебя пока все получается…

Получа-а-ается… А как же… Конечно, всю жизнь только танцами и занимаюсь! Единственный танец, который я знаю и умею танцевать профессионально, — танец на граблях. Могу научить. Так! Стоп! Мне тут рассказывали, что не умеют танцевать? Все он умеет…

— Я боюсь наступить тебе на ногу, — простонала я, лихорадочно заглядывая вниз, пока меня увлекали за собой. Мне нравится, как его рука лежит на моей талии. Мне нравится, как бережно он держит меня за руку. Но мне не нравится, что нужно постоянно следить за своими ногами!

— А теперь попробуй ты вести меня, — услышала я, чувствуя, что мы остановились. Я сосредоточилась и стала, сопя, как раздосадованный ежик, таскать Иери по залу, сбиваясь с ритма и снова заглядывая нам под ноги. Чудовище смеялось, глядя на мои попытки, но при этом подбадривало.

— Скажи мне честно, что бы ты сейчас хотела услышать? — спросил Иери, снова отнимая у меня мою инициативу.

— Заранее прощаю тебя за испорченную обувь, душа моя. Ты, главное, не переживай, душечка. У меня есть комплект запасных пальцев на ногах! — вздохнула я, чувствуя, как снова случайно наступила ему на ногу, проклиная свою неуклюжесть. — А что бы ты хотел услышать?

— Просто твое дыхание. Мне, пожалуй, этого достаточно, — Иери тихо смеялся, а я с грустью понимала, что еще один такой неуклюжий шаг в моем исполнении и «прости, пожалуйста» тут не отделаешься. Хотя, если «прости, пожалуйста» будет в молочном шоколаде…

— Интересно, который час? — спросила я, чувствуя себя Золушкой.

— Еще рано, душа моя. Еще рано… Тем более что время мы все равно не узнаем, потому что в замке не осталось целых часов, — меня вели по залу, пока я пыталась расслабиться. Было у меня такое чувство, что это лесоруб танцует со своим бревном, а не «принц» со своей «принцессой». — Расслабься. Не надо каждый раз смотреть под ноги. Мы просто танцуем так, как нам нравится.

Темп ускорялся. Я чувствовала, что едва успеваю переставлять ноги. Быстро, быстрей, еще быстрей… Да что за музыка должна быть, чтобы танцевать в таком темпе? Ой-е-е-й! Не успеваю… Я почувствовала, как меня резко прижали к холодной стене. Дыхание сбилось, голова кружилась, а сердце колотилось так, словно я только что упала на финише марафонского забега, не доползя считаных метров до вожделенной ленточки.

— Нельзя… так резко… останавливаться, — выдыхала я, вспоминая уроки физкультуры и повторяя слова физрука. — Сердце… может… не выдержать!

— А кто тебе сказал, душа моя, что мы останавливаемся? — я поймала сбившееся дыхание возле своих губ. Вот что он делает? Зачем? Я положила руки на чужие плечи, понимая, что никак не могу выровнять дыхание и пульс.

— Моя душечка задыхается, — услышала я шепот в темноте. — Я не могу этого допустить…

Щелкнула золотая застежка на платье. И вправду, дышать стало намного легче.

— Нет, слишком тугой корсет, — щелкнули сразу вторая и третья застежки, пока я ловила губами чужое дыхание. — Мы выбрали для танцев неправильное платье… Что же нам делать?..

— Не надо… Пожалуйста… — прошептала я, понимая, что меня ждет незабываемое утро. — Я не хочу завтра проснуться с принцем… И чтобы… меня… выставили за дверь… Вместе… с моей… одеждой… Учти… я… не буду плакать под окнами… Если я утром… проснусь с принцем… я больше не приду… никогда… Ты… ты… меня слышишь?

— Я… просто… хочу, чтобы ты… уснула у меня… на руках… — услышала я прерывистый шепот на своей шее. — И завтра… проснулась… в моих… объятиях…

Еще один поцелуй, и я поняла, что прав был мой учитель физкультуры. Резко останавливаться нельзя… Это очень-очень вредно… Для сердца…