Жизель Прассинос (1920–2015)
Пожалуй, на равнине черного юмора нам еще только предстоит воздвигнуть тот памятник, который Дали называл «величественным монументом женщине-ребенку». Ставлю все мои четырнадцать зубов, как говорила кормилица у Шекспира, что самой Жизель Прассинос не было и четырнадцати лет, когда нам впервые посчастливилось ее услышать, – но она была уже той Королевой Маб, чаровницей-вещуньей, что говорит на только ей понятном языке, а потому не знает возраста (хотя и отстает по годам от авторов, предшествующих ей в этом сборнике). Королева Маб не сильно изменилась со времен Шекспира, и основным занятием ее по-прежнему являются забавы с носами спящих мужчин. Это «юная химера» Макса Эрнста, лукавая школьница, олицетворявшая собою «Автоматическое письмо» на обложке одного из номеров «Сюрреалистической революции». Что ж, сострадание решило убраться восвояси подобру-поздорову – а потому «сухонькой старушке», излюбленной мишени «нравственного аэродинамизма» Сальвадора Дали, придется несладко:
«Она уже стоит раздетая. Все ее тело ощетинилось фиолетовыми вязальными спицами – она воткнула их сама, чтобы казаться красивее; к конце каждой спицы привязана зеленая ленточка. У нее нет бедер – между коленями и лоном пустота, и чтобы ноги на чем-нибудь держались, она подвесила их на веревочки. Она ложится в постель – глаза сами покорно выскакивают из орбит и падают к ее ногам – она тушит горевшего с самого утра котенка – становится совсем темно».
Становится совсем темно: так сказал бы ребенок, смеющийся от страха по ночам, – или те дикари, которые, загнав на дерево своих стариков и убрав лестницу, устало поднимают головы вверх, чтобы посмотреть, посыплются ли они, если дерево как следует тряхнуть. Перед нами словно разворачивается перманентная революция волшебного фонаря – вход пять сантимов, отвернешься, и картинка исчезает, – но голос Жизель Прассинос нельзя спутать ни с каким другим: это ли не предел мечтаний для поэта? Свифт скромно потупил глаза, Сад захлопнул свою коробочку с отравленными леденцами.
