Книга: Падшие
Назад: Глава 15. Логово льва
Дальше: Глава 17. Открытая книга

Глава 16. Зависнув в равновесии

Люс остановилась на перекрестке между кладбищем на севере школьной территории и тропинкой, ведущей к озеру, на юге. Стоял ранний вечер, ремонтники уже разошлись по домам. Свет просачивался сквозь ветви дубов за спортзалом, бросая пятнистые тени на траву по дороге к озеру, искушая ее свернуть туда. Она размышляла, куда идти, держа в руках два письма.
Первое – от Кэма, с извинениями, которых она ожидала, и мольбой о встрече с ним после школы, чтобы поговорить. Второе, от Дэниела, гласило:
«Встретимся у озера». И ничего больше. Девушка изнывала от нетерпения. Губы по-прежнему горели от поцелуев прошлого вечера. Она не могла выбросить из головы мысли о его пальцах в ее волосах, его губах на ее шее.
Остальные события ночи подернулись дымкой. Например, все происходившее после того, как она сидела на песке рядом с Дэниелом. Хотя не прошло и десяти минут с тех пор, как его руки смело ласкали ее тело, теперь он, казалось, боялся к ней прикоснуться.
Ничто не могло вывести его из оцепенения. Он снова и снова бормотал одно и то же.
– Что-то должно было произойти. Что-то изменилось.
Дэниел смотрел на Люс с болью во взгляде, будто она скрывала от него ответ, хотя осознавала, о чем речь. Под конец она задремала, уткнувшись в его плечо, глядя на беспокойные просторы моря.
А когда проснулась несколькими часами позже, Дэниел нес ее вверх по лестнице в спальню. Она удивилась, осознав, что проспала всю обратную дорогу до школы, и ее удивление возросло, когда она заметила странное сияние в коридоре. Он вернулся. Свет Дэниела. Хотя она не была уверена, видит ли это он сам.
Все вокруг них купалось в этом мягком лиловом свечении. Белые, облепленные наклейками двери комнат других учащихся приобрели неоновый оттенок. Тусклый линолеум словно засиял. Окно, выходящее на кладбище, окрасило фиолетовым первый намек на тусклый желтый утренний свет снаружи. И все это на виду у камер.
– Нас застукают, – прошептала она, обеспокоенная, по-прежнему полусонная.
– Камеры меня не тревожат, – спокойно ответил Дэниел, проследив ее взгляд.
Поначалу его слова успокоили ее, но потом она задумалась, уловив некое напряжение в его голосе. Если Дэниела не тревожат камеры, значит, существует что-то другое.
Опустив Люс на постель, он легонько поцеловал ее в лоб и глубоко вздохнул.
– Не исчезай от меня.
– Ни за что.

 

– Я серьезно.
Дэниел надолго зажмурился.
– Отдохни пока, но непременно найди меня утром до занятий. Я хочу с тобой поговорить. Обещаешь?
Люс стиснула руку Дэниела, притянула его к себе для прощального поцелуя, держа его лицо в ладонях и тая в нем. Всякий раз, открывая глаза, она видела, как он на нее смотрит. И ей это нравилось.
В конце концов Дэниел попятился и встал на пороге, не сводя с нее глаз, и от его взгляда сердце Люс забилось не меньше, чем мгновением раньше от его губ. Когда он выскользнул в коридор и прикрыл за собой дверь, она моментально провалилась в глубокий сон.
Девушка проспала все утренние занятия и проснулась уже днем, ощущая себя родившейся заново и живой. Она совершенно не тревожилась о том, как оправдаться за этот прогул. Беспокоила лишь пропущенная встреча с Дэниелом. Но она найдет его, как только сможет, и он все поймет.
Около двух часов, когда Люс наконец пришло на ум что-нибудь съесть или, может, заглянуть на семинар мисс Софии по религии, она нехотя выбралась из постели. И именно в этот момент заметила два конверта, подсунутых под дверь, что изрядно замедлило выполнение изначального намерения покинуть комнату.
Сначала нужно все высказать Кэму. Если пойдет к озеру до кладбища, она ни за что не заставит себя покинуть Дэниела. Если же сначала на кладбище, желание вновь увидеться с Дэниелом придаст ей достаточно отваги, чтобы высказать Кэму то, на что не хватало духу прежде. До вчерашнего дня, когда все сделалось пугающим и неуправляемым.

 

Совладав с опасениями, нахлынувшими из-за скорой встречи с Кэмом, Люс направилась в сторону кладбища. Ранний вечер был теплым, воздух казался вязким от влаги. Надвигалась одна из тех знойных ночей, когда ветерок с далекого моря не набирает достаточно сил, чтобы остудить что-либо. Во дворе никого не было, листья на деревьях застыли неподвижно. Возможно, все, кроме нее самой, в «Мече и Кресте» притихло. Всех остальных, должно быть, отпустили с занятий, они тащились обедать в кафетерий. Пенн и, возможно, кто-то еще гадали, куда же подевалась Люс.
Кэм стоял, прислонившись к испятнанным лишайником воротам кладбища, когда она добралась туда. Его локти опирались на чугунные столбики в форме виноградных лоз, а ссутуленные плечи выдавались вперед. Он пинал одуванчик стальным носком тяжелого черного ботинка. Люс не припоминала, чтобы когда-нибудь видела его настолько погруженным в себя. Чаще всего он, казалось, остро интересовался окружающим миром.
Но на этот раз Кэм даже не смотрел на нее, пока она не остановилась прямо перед ним. А когда всетаки поднял глаза, его лицо приобрело пепельно-бледный оттенок. Волосы словно поникли, облепив голову. К своему удивлению, девушка заметила, что ему стоило бы побриться. Его взгляд метался по ее лицу, будто сосредоточение на какой-то одной черте требовало усилий. Кэм выглядел не потрепанным, как после драки, а разбитым, как если бы не спал несколько дней.
– Ты пришла.
Голос прозвучал хрипло, за словами последовала слабая улыбка.

 

Люс хрустнула суставами пальцев, понимая, что улыбаться парню осталось недолго. Она кивнула и продемонстрировала ему письмо.
Он потянулся к конверту, но Люс отдернула руку, притворившись, будто ей понадобилось отбросить волосы.
– Я думал, ты будешь в ярости из-за вчерашнего, – Кэм оттолкнулся от ворот, зашел на несколько шагов вглубь кладбища и уселся по-турецки на невысокую серую мраморную скамью посреди первого ряда могил. Стряхнул с нее грязь и сухие листья и похлопал по свободному месту рядом с собой.
– В ярости? – переспросила Люс.
– Обычно именно поэтому люди поспешно вылетают из баров.
Она села лицом к нему и тоже скрестила ноги. С этого места хорошо просматривались ветви огромного старого дуба в глубине кладбища, под которым у них с Кэмом состоялся пикник, теперь кажущийся таким далеким.
– Не знаю. Скорее, я сбита с толку. Может быть, озадачена. Разочарована.
Она содрогнулась, вспомнив глаза того потрепанного мужика, когда он потянулся к ней, тошнотворный шквал кулаков Кэма, густо-черный покров тени.
– Зачем ты притащил меня туда? Ты же знаешь, что случилось, когда сбежали Джулс и Филлип.
– Джулс с Филлипом – недоумки, каждое движение которых отслеживается браслетами. Разумеется, они попались.
Он зловеще улыбнулся, обращаясь явно не к ней.
– Мы не имеем с ними ничего общего, Люс. Поверь мне. И, кроме того, я не пытался ввязаться в очередную драку.

 

Он потер виски, кожа вокруг них, жестковатая и слишком тонкая, сморщилась.
– Я просто не мог стерпеть, как тот парень говорил с тобой, распускал руки. Ты заслуживаешь того, чтобы с тобой обращались как можно бережнее.
Его зеленые глаза блеснули ярче.
– И я хочу быть тем, кто это делает. Единственным.
Она заправила волосы за уши и набрала в грудь воздуха.
– Кэм, ты кажешься мне действительно классным парнем…
– О нет, – он закрыл лицо ладонью. – Только не надо речей из серии «как непринужденно порвать с парнем». Надеюсь, ты не собираешься сказать, что нам следует остаться друзьями.
– Ты не хочешь быть моим другом?
– Ты знаешь, что я хочу быть для тебя больше чем другом, – он выплюнул слово «друг» так, словно грязное ругательство. – Это все из-за Григори, верно?
Ее желудок сжался в комок. Вероятно, догадаться несложно, но ее слишком захватили собственные чувства, и не было времени задаться вопросом, что о них думает Кэм.
– Ты по-настоящему не знаешь ни одного из нас, – заявил он, отступив на шаг назад, – но уже готова сделать выбор, так?
Весьма самонадеянно с его стороны предполагать, что он по-прежнему в игре. Особенно после вчерашнего вечера. Как он вообще мог подумать, что между ним и Дэниелом возможно какое-то соревнование?
Кэм, изменившись в лице, присел на корточки перед скамьей. Его лицо было умоляющим, искренним. Он взял ее руки в свои.
Люс удивилась, увидев его таким взволнованным.

 

– Прости, – отстраняясь, попросила она. – Просто так вышло.
– Именно! Просто так вышло. И что же это было, позволь угадать. Прошлой ночью он посмотрел на тебя каким-то новым, романтичным взглядом. Люс, ты торопишься с решением, даже не узнав, что на кону. А на кону может оказаться, скажем так, многое.
Он вздохнул при виде озадаченного выражения на ее лице.
– Я мог бы сделать тебя счастливой.
– Дэниел делает меня счастливой.
– Откуда ты можешь знать? Он не станет даже прикасаться к тебе.
Люс прикрыла глаза, вспоминая слияние их губ прошлой ночью на побережье, руки Дэниела, обнимающие ее. И весь мир казался таким правильным, гармоничным, безопасным. А когда она открыла глаза сейчас, Дэниела поблизости не было.
Только Кэм.
Девушка прокашлялась.
– Нет, станет. И уже это делает.
Щеки вспыхнули, Люс прижала к ним прохладную ладонь. Кэм этого не заметил, сжав кулаки.
– А поподробнее?
– То, как именно Дэниел меня целует, тебя совершенно не касается.
Она в ярости прикусила губу. Да он смеется над ней.
Кэм фыркнул.
– Я мог бы справиться не хуже Григори, – он подхватил ее руку и поцеловал, прежде чем внезапно выпустить.
– Ничего подобного, – отвернувшись, заявила Люс.
– Тогда как насчет такого?

 

Его губы скользнули по ее щеке прежде, чем она успела от него отмахнуться.
– Не надо.
Кэм облизнул губы.
– Ты утверждаешь, что Дэниел Григори действительно поцеловал тебя так, как ты того заслуживаешь?
В его угольно-черных глазах замерцало нечто недоброе.
– Да. И это был лучший поцелуй в моей жизни. Если точнее, то единственный ее настоящий поцелуй. Люс понимала, что если ее снова спросят об этом через шестьдесят или сотню лет, она ответит так же.
– И все же ты здесь, – заметил Кэм, недоверчиво покачав головой.
Ей не понравился его намек.
– Я пришла, чтобы сказать тебе правду насчет меня и Дэниела. Сообщить, что мы с тобой…
Кэм зашелся громким смехом, раскатившимся над пустым кладбищем глухим эхом. Хохотал долго и безудержно, хватался за бока и утирал выступившие слезы.
– Что смешного-то?
– Ты даже не представляешь, – сквозь смех выговорил он.
Тон Кэма, подразумевавший «тебе не понять», не слишком-то отличался от того, которым Дэниел прошлой ночью безутешно твердил «Это невозможно». Однако вчера Люс отреагировала иначе. Дэниел отгородился от нее, но это лишь сильнее потянуло к нему. Даже когда они спорили, она жаждала быть с ним куда сильнее, чем когда-либо с Кэмом. Зато теперь ощущала себя непосвященным во что-то чужаком, это принесло ей облегчение. Она не хотела сближаться с Кэмом.

 

По сути, сейчас ей казалось, что они излишне близки.
С нее хватит. Стиснув зубы, Люс направилась к воротам, негодуя на себя за то, что столько времени потратила впустую.
Кэм нагнал ее, забежал вперед и преградил дорогу. Он все еще смеялся над ней, кусая губу, чтобы успокоиться.
– Не уходи, – фыркнул он.
– Оставь меня в покое.
– Пока нет.
Прежде чем она успела ему помешать, Кэм заключил ее в объятия и опрокинул навзничь, перегнув через бедро так низко, что ее ноги оторвались от земли. Люс вскрикнула, попытавшись вырваться, но он лишь улыбнулся.
– Отпусти меня!
– До сих пор мы с Григори сражались довольно честно, ты не находишь?
Она яростно уставилась на парня, обеими руками пытаясь его оттолкнуть.
– Убирайся в ад.
– Ты неправильно меня поняла, – заявил он, притягивая ее ближе.
Его зеленые глаза впились в нее. Люс ужаснулась тому, что какую-то ее часть этот взгляд затронул за живое.
– Послушай, я знаю, последнюю пару дней все перевернулось с ног на голову, – понизив голос, продолжил Кэм, – но ты мне нравишься, Люс. Очень нравишься. Не выбирай его, прежде чем позволишь мне хоть раз поцеловать тебя.
Его руки крепче стиснули ее, внезапно девушка испугалась. Их не видно от школы, никто не знает, где она.

 

– Это ничего не изменит, – Люс пыталась сохранять спокойствие в голосе.
– Так исполни мою прихоть! Считай, что я солдат и это мое предсмертное желание. Обещаю, только один поцелуй.
Мысли Люс вернулись к Дэниелу. Она представила, как он ждет на озере, занимая руки пусканием по воде «блинчиков», когда мог бы сжимать ее в объятиях. Ей не хотелось целоваться с Кэмом, но что если он действительно ее не выпустит? Поцелуй можно считать незначимым пустяком, простейшим способом вырваться. И тогда она сможет вернуться к Дэниелу. Кэм обещал.
– Только один поцелуй, – начала было Люс, и Кэм накрыл ее губы своими.
Второй поцелуй за столько же дней. В то время как Дэниел целовался жадно и едва ли не отчаянно, Кэм оказался нежен и излишне безупречен, как если бы до нее практиковался на сотне девушек.
Однако в ней что-то всколыхнулось, требуя ответа, смиряя гнев, который она чувствовала лишь несколькими мгновениями раньше, и развеивая его без следа. Кэм по-прежнему удерживал ее в объятиях, балансируя на бедре. В его сильных умелых руках она чувствовала себя в безопасности. А ей так необходимо это чувство безопасности. Это так отличается от каждого мгновения, когда она еще не целовалась с Кэмом. Люс сознавала, что забывает что-то, кого-то, не могла вспомнить, кого. Существовал лишь поцелуй, губы и… И вдруг Люс ощутила, что падает. Она так сильно ударилась о землю, что из легких вышибло воздух. Приподнявшись на локтях, девушка увидела, как в нескольких дюймах от нее лицом в землю уткнулся Кэм. Она невольно поморщилась. Вечернее солнце тускло освещало две объявившиеся на кладбище фигуры.
– И сколько еще раз тебе нужно погубить эту девушку? – протянул печальный голос с южным выговором.
Габби? Люс подняла глаза, щурясь против клонящегося к закату солнца.
Габби и Дэниел.
Габби бросилась к ней, помогая встать. Дэниел даже не взглянул ей в глаза.
Люс неслышно обругала сама себя. Она никак не могла решить, что хуже: то, что Дэниел увидел, как она целуется с Кэмом, или то, что парни, несомненно, опять подерутся.
Кэм поднялся и повернулся к ним, не обращая внимания на Люс.
– Ладно, кто из вас будет на сей раз? – прорычал он.
На сей раз?
– Я, – откликнулась Габби и вышла вперед, уперев руки в бока. – Заметил первый легкий дружеский тычок, Кэм, милый? Моих рук дело. И что ты собираешься предпринять по этому поводу?
Люс затрясла головой. Габби, должно быть, шутит. Наверняка это какая-то игра. Но Кэм, похоже, не видел в этом ничего забавного. Оскалив зубы и засучив рукава, он поднял кулаки и двинулся к ней.
– Ты опять, Кэм? – укорила его Люс. – Тебе не хватило драк за эту неделю?
Можно подумать, недостаточно того, что он собирался ударить девушку.
Кэм оглянулся на нее и ухмыльнулся.
– Третий раз за все платит, – заявил он злобно.
И повернулся к Габби. Она тут же атаковала его ударом ноги в челюсть.

 

Когда он упал, Люс поспешно попятилась. Глаза его были плотно зажмурены, он схватился руками за лицо. Стоя над ним, Габби выглядела столь же невозмутимой, как если бы достала из духовки безупречный персиковый пирог. Она посмотрела на свои ногти и вздохнула:
– Жаль, что придется поколотить тебя сразу после того, как я обновила маникюр. Ну что ж.
И она продолжала пинать Кэма в живот, заметно наслаждалась каждым ударом, как ребенок, побеждающий в аркадной игре.
Парень попытался приподняться. Люс больше не видела его лица, он не поднимал головы, просто стонал от боли, ему никак не удавалось перевести дух.
Она переводила взгляд с Габби на Кэма и обратно, совершенно не понимая, что видит. Хотя Кэм был вдвое тяжелее, Габби, похоже, одерживала победу. Только вчера Люс видела, как он избил здоровенного мужика в баре. А предыдущей ночью перед библиотекой они с Дэниелом, казалось, сцепились на равных. Люс изумилась Габби, та прижала Кэма к земле, заломив ему руку за спину.
– Пощады? – съязвила она. – Просто скажи волшебное слово, мой сладкий, и я тебя отпущу.
– Ни за что, – Кэм плюнул в землю.
– Я надеялась, что ты так и ответишь, – Габби с силой ткнула его лицом в грязь.
Дэниел положил руку на шею Люс. От его прикосновения она слегка расслабилась и оглянулась, опасаясь увидеть выражение его лица. Сейчас он, должно быть, ее ненавидит.
– Мне так жаль, – прошептала она. – Кэм, он…
– Зачем ты вообще пришла на встречу с ним? Голос Дэниела звучал одновременно с болью и яростью. Он взял девушку за подбородок и заставил посмотреть на себя. Его пальцы леденили кожу. Глаза были полностью лиловыми, без толики серого.
Губы Люс задрожали.
– Я думала, что сумею с этим разобраться, поговорить с Кэмом начистоту, чтобы мы с тобой могли просто быть вместе и не волноваться ни о чем другом.
Дэниел фыркнул, и Люс поняла, насколько глупо это прозвучало.
– Этот поцелуй, – добавила она, заламывая руки. Ей хотелось выплюнуть его изо рта.
– Он был огромной ошибкой.
Дэниел зажмурился и отвернулся. Дважды открывал рот, чтобы что-то сказать, но передумывал. Помотал головой. Глядя на него, можно было подумать, что он собирается заплакать. Но наконец он обнял ее.
– Ты на меня злишься?
Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая сладкий запах кожи.
– Я просто рад, что мы успели вовремя.
На хныкающий звук со стороны Кэма они обернулись разом. И поморщились. Дэниел взял Люс за руку и попытался увести, но она не могла отвести глаз от Габби, которая поймала в захват шею Кэма и даже не запыхалась. Парень выглядел потрепанным и жалким. Это казалось какой-то бессмыслицей.
– Что происходит, Дэниел? – прошептала Люс. – Как удалось Габби разбить Кэма наголову? Почему он ей это позволил?
Дэниел не то вздохнул, не то усмехнулся.
– Он ей не позволял. Ты видишь лишь пример того, на что способна эта девушка.
Она покачала головой.
– Я не понимаю. Как? Он погладил ее по щеке.

 

– Ты не прогуляешься со мной? Я попробую тебе кое-что объяснить, и, думаю, возможно, тебе лучше будет присесть.
У Люс тоже было кое-что, в чем стоило бы признаться Дэниелу. Или, если уж и не признаться, то, по крайней мере, ввернуть в разговоре, чтобы проверить, не покажет ли он как-нибудь, что достоверно считает ее совершенно безумной. Скажем, насчет лилового света и снов, от которых она не могла и не хотела избавляться.
Дэниел привел Люс в уголок кладбища, где она еще не бывала, чистый, ровный участок, где росли два персиковых дерева Их стволы склонялись друг к другу, очерчивая контур сердца.
Они прошли под странным узловатым сплетением ветвей. Он взял ее за руки, бережно поглаживая пальцы.
Тишину вечера нарушал лишь стрекот сверчков. Люс представила других учеников в столовой, накладывающих себе картофельное пюре, прихлебывающих через соломинку густое молоко комнатной температуры. Как если бы они с Дэниелом ни с того ни с сего оказались на разных гранях бытия с остальной школой. Все прочее, кроме его руки и волос, сияющих в свете заходящего солнца, теплых серых глаз, казалось неизмеримо далеким.
– Я не знаю, с чего начать, – он сильнее стиснул ее пальцы, будто надеялся выжать из них ответ, – столько всего должен рассказать тебе и не могу ошибиться.
Как бы ни хотелось, чтобы его слова оказались признанием в любви, девушка не обманывалась. Дэниел собирался рассказать ей что-то такое, о чем трудно говорить, но что могло многое о нем объяснить, хотя и оказалось бы не слишком приятным признанием для Люс.
– Может, стоит прибегнуть к чему-то вроде «у меня две новости: хорошая и плохая»? – предложила она.
– Отличная мысль. И какую ты хочешь услышать первой?
– Большинство людей предпочитают начинать с хорошей.
– Может, и так, – признал он. – Но у тебя мало общего с большинством людей.
– Ладно, давай начнем с плохой новости. Дэниел прикусил губу.
– Тогда пообещай мне, что не уйдешь, пока я не доберусь до хорошей?
Люс и не собиралась никуда уходить. Во всяком случае, не теперь, когда он больше не прогоняет ее и, возможно, вот-вот прольет истину на некоторые вопросы из длинного списка, преследующие ее последнюю пару недель.
Парень прижал к груди ее ладони, задержав над самым сердцем.
– Я намерен сказать тебе правду. Можешь мне не верить, однако ты заслуживаешь того, чтобы знать, даже если это убьет тебя.
– Ладно.
Внутренности скрутило тугим болезненным узлом, колени задрожали. Люс обрадовалась, когда Дэниел предложил присесть.
Он прошелся взад-вперед, набрал в грудь воздуха.
– В Библии…
Девушка застонала не в силах сдерживаться. Ничего не поделаешь, рефлекторная реакция на разговоры в стиле воскресной школы. Кроме того, она хотела обсуждать их двоих, а не какую-то моралистическую притчу. Вряд ли в Библии найдется ответ хоть на один из имеющихся у нее вопросов о Дэниеле.
– Просто дослушай, – попросил он, покосившись на нее. – В Библии, ты знаешь, Бог поднимает столько шума по поводу того, что каждый обязан любить его всей душой. Любить безоговорочно и больше всего на свете.
Она пожала плечами.
– Думаю, да.
– Что ж, – Дэниел, казалось, подыскивал нужные слова, – это требование относится не только к людям.
– Что ты имеешь в виду? К кому еще? К животным?
– Иногда, безусловно, – кивнул он. – Как, например, со змеем. Он был проклят после того, как искусил Еву, и обречен вечно ползать по земле.
Люс содрогнулась, вдруг вспомнив Кэма. Змею. Их пикник. Кулон. Она дотронулась до шеи, погладив ее, радуясь, что избавилась от украшения.
Дэниел провел рукой по ее волосам, по впадинке в основании ее шеи. Девушка блаженно вздохнула.
– Я пытаюсь до тебя донести, словом, думаю, что я тоже проклят, Люс. Проклят уже долгое, долгое время, – он говорил так, будто слова горчили на языке. – Однажды я уже сделал выбор, выбор, в который верил и верю по сей день, пусть даже…
– Я не понимаю, – перебила Люс, качая головой.
– Конечно, ты не понимаешь, – подтвердил Дэниел, присев на землю рядом с ней. – А у меня накопился не лучший послужной список в объяснении этого. – Он почесал в затылке и понизил голос, будто обращаясь к самому себе. – Но я могу лишь пытаться. Пусть даже из этого ничего не выйдет.
– Ладно, – согласилась она.

 

Дэниел сбивал ее с толку, хотя пока почти ничего не сказал. Девушка попыталась держаться не столь растерянно.
– Я влюбляюсь, – объяснил он, взяв ее руки и крепко сжав. – Снова и снова. И всякий раз это заканчивается катастрофой.
«Снова и снова». От этих слов ей сделалось худо. Люс закрыла глаза и выдернула из его пальцев руки. Он уже говорил ей это. Тогда, на озере. Он с кем-то порвал. Обжегся. Зачем же сейчас вспоминать о других девушках? Ее ранило это тогда, а теперь и вовсе стало еще хуже. Словно острая боль под ребрами. Дэниел вновь стиснул ее пальцы.
– Посмотри на меня, – взмолился он. – Сейчас будет самая трудная часть.
Она открыла глаза.
– Та, в кого я каждый раз влюбляюсь, – это ты. Затаив дыхание Люс собиралась выдохнуть, однако воздух вырвался резким язвительным смехом.
– И правда, Дэниел, – заметила она, приподнимаясь. – Надо же, ты и впрямь проклят. Звучит просто ужасно.
– Дослушай.
Парень потянул ее вниз с такой силой, что пульс застучал даже у нее в плече. Его глаза пылали лиловым, и он явно начинал злиться. Она, впрочем, – тоже.
Дэниел посмотрел на персиковую листву, словно надеялся на ее помощь.
– Я прошу тебя, позволь мне объяснить. Его голос дрогнул.
– Трудность состоит вовсе не в любви к тебе. Она глубоко вздохнула.
– Тогда в чем же?

 

Она заставляла себя слушать, быть сильнее, не обижаться. Дэниел выглядел так, словно достаточно измучился за двоих.
– Вышло так, что я живу вечно, – сообщил он. Деревья зашелестели вокруг них. Люс краем глаза приметила тончайшую струйку тени. Не тошнотворный всепоглощающий вихрь черноты, как прошлым вечером в баре, а всего лишь предупреждение. Тень держалась поодаль, потихоньку источая холод. И ждала. Ее.
Люс до самых костей пробрало ознобом. Она не могла избавиться от ощущения, будто нечто огромное, черное, как ночь, нечто окончательное уже в пути.
– Прости, – спохватилась она, возвращаясь взглядом к Дэниелу. – Не мог бы ты, м-м-м, сказать это снова?
– Вышло так, что я живу вечно, – повторил он. Люс по-прежнему пребывала в растерянности, но он продолжил говорить. Слова рвались неудержимым потоком, хлестали с его губ.
– Вышло так, что я живу и вижу, как дети рождаются, растут и влюбляются. Я вижу, как они рожают собственных детей и стареют. Вижу, как они умирают. Люс, я приговорен наблюдать это раз за разом, снова и снова. Со всеми, кроме тебя.
Его глаза казались остекленевшими. Голос упал до шепота.
– Ты никогда не влюбляешься.
– Но, – прошептала она в ответ, – я же влюбилась.
– Ты никогда не рожаешь детей и не стареешь, Люс.
– Почему?
– Ты возвращаешься каждые семнадцать лет.
– Пожалуйста…

 

– Мы встречаемся. Мы всегда встречаемся, каким-то образом нас всегда сводит вместе, куда бы я ни пошел, как бы ни пытался держаться от тебя подальше. Это не имеет значения. Ты всегда находишь меня.
Теперь он смотрел вниз, на свои стиснутые кулаки, будто хотел что-нибудь ударить и не мог поднять глаз.
– И всякий раз, когда мы встречаемся, ты обращаешь на меня внимание.
– Дэниел…
– Я могу попытаться устоять или сбежать от тебя, или не отвечать тебе, насколько это удастся, без разницы. Ты влюбляешься в меня, а я – в тебя.
– Это настолько ужасно?
– И это убивает тебя!
– Прекрати! – закричала Люс. – Чего ты хочешь добиться? Отпугнуть меня?
Дэниел фыркнул.
– Нет. Это в любом случае не сработает.
– Если ты не хочешь быть со мной.
Девушка надеялась, что все это замысловатая шутка, всем поводам повод для разрыва, только не правда. Это ведь не могло быть правдой. Можно было придумать более правдоподобную историю.
– Я знаю, ты мне не веришь. Вот почему я не мог рассказать тебе этого до сих пор, пока не осталось другого выхода. Просто я полагал, что понял правила, и мы поцеловались. А вот теперь я не понимаю ничего.
Люс вспомнились его вчерашние слова: «Я не знаю, как этому помешать, что с этим делать».
– Потому что ты меня поцеловал. Он кивнул.

 

– Ты поцеловал меня, а когда мы закончили, ты удивился.
Дэниел снова кивнул. Ему хватило такта выглядеть слегка застенчиво.
– Ты поцеловал меня, – повторяясь, продолжила Люс, пытаясь уложить это все в голове, – и считал, что я этого не переживу?
– Учитывая предыдущий опыт, несомненно, – хрипло подтвердил он.
– Это просто бред, – заключила она.
– На этот раз дело не в поцелуе, а в том, что он означает. В некоторых жизнях мы можем целоваться, хотя в большинстве – нет.
Дэниел погладил девушку по щеке. Ей было трудно не обратить внимания на то, насколько это приятно.
– Должен сказать, я предпочитаю жизни, в которых мы можем целоваться.
Он опустил глаза.
– Хотя так гораздо тяжелее терять тебя потом. Люс хотелось рассердиться на него. За то, что выдумывает такие причудливые истории, когда они могли бы обниматься. Однако некое подсознательное ощущение убеждало ее не сбегать от Дэниела, оставаться здесь и слушать его так долго, как только она сможет.
– Когда ты теряешь меня, – начала она, прочувствовав на языке форму каждого слова, – как это происходит? Почему?
– Это зависит от тебя, от того, многое ли ты помнишь о нашем прошлом опыте, или насколько хорошо успеваешь узнать меня, кто я есть.
Дэниел развел руками.
– Я понимаю, это звучит невероятно…
– Бредово? Он улыбнулся.

 

– Я собирался сказать «смутно». Кроме того, я пытаюсь ничего от тебя не скрывать. Это просто очень, очень щекотливая тема. Когда-то в прошлом подобные разговоры уже случались…
Люс смотрела на его губы в ожидании продолжения, но он больше ничего не сказал.
– Убивали меня?
– Я бы сказал, «разбивали мне сердце».
Дэниелу явно было больно, и девушке захотелось его утешить. Что-то в груди тянуло ее к нему, влекло ближе. Но она не могла. Теперь она уверена в том, что Дэниел знал о мерцающем лиловом свете и имеет к нему самое непосредственное отношение.
– Что ты такое? – спросила она. – Какой-нибудь…
– Я скитался по земле, всегда в глубине души чувствуя, как ты приближаешься. Я привык искать тебя. Но затем, когда начал прятаться от тебя, скажем так, от неизбежного несчастья, ты всегда разыскивала меня. Мне потребовалось немного времени, чтобы вычислить, что ты появляешься каждые семнадцать лет.
Семнадцатый день рождения Люс миновал в конце августа, за две недели до того, как она поступила в «Меч и Крест». Это был грустный праздник: только она сама, ее родители и торт, купленный в магазине. Свечей не было, просто так, на всякий случай. А что насчет семьи? Она тоже возвращается каждые семнадцать лет?
– Мне никогда не хватало времени хотя бы оправиться от прошлого раза, – продолжал Дэниел. – Разве что снова утратить бдительность.
– Так ты знал, что я появлюсь? – с сомнением уточнила девушка.

 

Он выглядел серьезным, но Люс по-прежнему не могла ему поверить. Да и не хотела.
Дэниел покачал головой.
– Только не день, когда ты покажешься. Ничего подобного. Ты не помнишь мою реакцию, когда я тебя увидел?
Он поднял взгляд к небу, будто сам припоминал тот день.
– Первые несколько секунд я каждый раз так воодушевлен. Я забываюсь. А потом вспоминаю.
– Да, – медленно проговорила Люс, – ты улыбнулся, а потом… Так вот почему ты показал мне палец?
Дэниел нахмурился.
– Но если это, как ты говоришь, происходит каждые семнадцать лет, значит, все же ожидаешь, что я приду. В каком-то смысле знаешь.
– Это все довольно запутанно, Люс.
– Я видела тебя в тот день, до того, как ты меня заметил. Ты смеялся над чем-то с Роландом около «Августина». Ты смеялся так заливисто, что мне стало завидно. Если ты все это знал, Дэниел, если настолько умен, что способен предсказать, когда я появлюсь, когда погибну и насколько тяжелым это окажется для тебя, как ты мог так смеяться? Я тебе не верю, – заключила она дрожащим голосом. – Не верю ни единому твоему слову.
Дэниел нежно прижал палец к уголку ее глаза, утирая слезинку.
– Это чудесный вопрос, Люс. Я восхищен тем, что ты задала его, и сожалею, что неспособен объяснить лучше. Но могу сказать тебе только одно: единственный способ выжить в вечности – умение ценить каждое мгновение. Вот чем я был занят.
– В вечности, – повторила Люс. – И это еще одна вещь, которую я никак не пойму.

 

– Это неважно. Я больше не могу так смеяться. Едва ты появляешься, я больше не могу думать ни о чем другом.
– Ты несешь какую-то чушь, – отрезала она, желая уйти отсюда, пока не стало слишком темно.
Но история Дэниела не просто чепуха. Все время, проведенное в «Мече и Кресте», Люс наполовину верила, что она безумна. Но ее безумие просто бледнеет в сравнении с его сумасшествием.
– Не существует никакого руководства к тому, как объяснять подобные вещи девушке, которую любишь, – взмолился он, расчесывая пальцами ее волосы. – Я делаю, что могу, и хочу, чтобы ты мне поверила, Люс. Что еще мне нужно сделать?
– Рассказать другую историю, – с горечью ответила она. – Придумать более здравый повод.
– Ты сама говорила, что тебе кажется, будто мы знакомы. Я пытался отрицать это, сколько мог, поскольку знал: так оно и будет.
– Мне казалось, мы каким-то образом знакомы, да, – подтвердила Люс сбивчивым от страха голосом. – Будто встречались в торговом центре, или в летнем лагере, или где-нибудь еще, неважно, где, но не в некой прошлой жизни.
Она покачала головой.
– Нет, я не могу.
Люс заткнула уши. Дэниел отвел ее руки.
– И все же сердцем ты понимаешь, что это правда.
Он стиснул руками ее колени и заглянул в глубину ее глаз.
– Ты знала это, когда я последовал за тобой на вершину Корковаду в Рио, когда тебе захотелось взглянуть вблизи на статую Христа. Ты знала это, когда я нес тебя две тяжкие мили к реке Иордан, когда ты заболела под Иерусалимом. А я советовал тебе не есть те финики. Ты знала это, когда заботилась обо мне как медсестра в том итальянском госпитале во Вторую мировую, и до того, когда я прятался в твоем погребе в Санкт-Петербурге в «Кровавое воскресенье». Когда я взобрался на башню твоего замка в Шотландии времен Реформации и танцевал с тобой на версальском балу в честь коронации. Ты была единственной дамой, одетой в черное. Были еще коммуна художников в Кинтана-Роо и марш протеста в Кейптауне, когда мы оба провели ночь за решеткой. Открытие театра «Глобус» в Лондоне. У нас были лучшие места во всем зале. И когда мой корабль потерпел крушение у берегов Таити, ты оказалась там, как и в те разы, когда я был каторжником в Мельбурне, и карманником в Ниме восемнадцатого века, и монахом в Тибете. Ты неожиданно появляешься везде и всегда и рано или поздно ощущаешь все то, о чем я тебе поведал. Но ты не позволяешь себе допустить, что твои чувства могут оказаться правдой.
Дэниел прервался, переводя дыхание, и невидящим взглядом посмотрел мимо нее. Потом протянул руку и прижал ладонь к ее колену, отчего она вновь вспыхнула все тем же пламенем.
Люс зажмурилась, а когда открыла глаза, у него в руках был чудесный белый пион. Цветок как будто светился. Она обернулась посмотреть, где он его сорвал, и почему она раньше его не заметила. Но вокруг виднелись лишь сорняки и гниющая мякоть упавших фруктов. Их руки встретились на стебле цветка.
– Ты знала это, когда каждый день целый месяц тем летом в Хельстоне собирала белые пионы. Помнишь?
Дэниел уставился на нее так пристально, словно пытался заглянуть ей в душу.

 

– Нет, – вздохнул он спустя мгновение, – конечно, не помнишь. Как же я тебе завидую.
Но когда он это говорил, по ее коже уже начало разливаться тепло, будто в ответ на слова, которые не принимал мозг. Какая-то ее часть больше ни в чем не была уверена.
– Я делаю все это, – Дэниел подался к ней так близко, что их лбы соприкоснулись, – потому что люблю тебя, Люсинда. Для меня существуешь только ты.
Нижняя губа дрожала, руки безвольно лежали в его ладонях. Цветочные лепестки между их пальцами просеивались на землю.
– Тогда почему ты выглядишь так печально? Свалившегося на нее оказалось слишком много, чтобы начать хотя бы задумываться об этом. Люс отстранилась от Дэниела и встала, отряхивая с джинсов листья и траву. У нее кружилась голова. Она уже жила прежде? Как такое возможно?!
– Люс.
Она отмахнулась от него.
– Думаю, мне нужно пойти куда-нибудь, остаться одной, прилечь.
Она всем весом оперлась на персиковое дерево от овладевшей ею внезапной слабости.
– Тебе нехорошо, – заметил он, вскочив и взяв ее за руку.
– Нет.
– Мне так жаль, – вздохнул Дэниел. – Не знаю, чего я ожидал, когда рассказывал тебе. Мне следовало бы…
Люс никогда не пришло бы в голову, что настанет такой миг, когда ей понадобится отдохнуть от него. Несмотря ни на что, ей нужно убраться отсюда подальше. По тому, как парень смотрел на нее, можно было с уверенностью сказать: он хочет услышать, что она найдет его позже и они еще обо всем поговорят. Вот только она больше не была уверена в том, что это хорошая идея. Чем дольше он говорил, тем сильнее она ощущала, как что-то пробуждается в ней, но сомневалась, что уже готова к этому. Она больше не считала себя безумной и не была уверена в безумности Дэниела. Люс еще ни в чем не убедилась, но что если слова Дэниела являются теми ответами, которые могут придать смысл всей ее жизни? Кто знает? Она чувствовала себя более испуганной, чем когда-либо прежде.
Девушка высвободила руку и направилась в сторону спального корпуса. Однако, пройдя несколько шагов, остановилась и медленно обернулась.
Дэниел не сдвинулся с места.
– В чем дело? – спросил он, поднимая голову. Она осталась стоять, где стояла, на некотором удалении от него.
– Я обещала тебе, что останусь здесь достаточно надолго, чтобы выслушать и хорошую новость.
Лицо Дэниела расслабилось почти до улыбки. Но в выражении лица по-прежнему оставалось что-то болезненное.
– Хорошая новость состоит в том, – он помешкал, тщательно подбирая слова, – что я поцеловал тебя, а ты все еще здесь.
Назад: Глава 15. Логово льва
Дальше: Глава 17. Открытая книга