Глава 12. В прах
В туманном сумраке над кладбищем кружил стервятник. Минуло два дня со смерти Тодда, и все это время Люс не могла ни есть, ни спать. В черном платье без рукавов она стояла во впадине кладбища, где собралась вся школа «Меч и Крест», чтобы почтить память парня. Будто одной безразличной церемонии длиной в час было достаточно. Особенно если учесть, что единственная часовня на территории школы была переоборудована в плавательный бассейн, и весь обряд пришлось проводить на мрачном топком кладбище.
После происшествия в школе поддерживался режим строгой изоляции, а преподавательский состав являл собой воплощение молчаливости. Последние два дня Люс провела, избегая пристальных взглядов других учеников разной степени подозрительности. Те, кого она знала не слишком хорошо, казалось, косились на нее с опаской. Другие, вроде Роланда и Молли, изучали в иной, куда более бесстыдной, манере, как если бы в том, что она выжила, крылось нечто крайне занимательное. На занятиях она выдерживала пытливые взгляды, как могла, и радовалась по вечерам, когда Пенн заглядывала к ней, чтобы занести исходящую паром кружку имбирного чая, или Арриана просовывала под дверь очередное послание.
Девушка отчаянно жаждала чего-нибудь, что могло бы отвлечь от неловкого ожидания из разряда «когда же упадет второй ботинок», поскольку не сомневалась: что-то еще произойдет. Повторный визит либо полиции, либо теней. А может, и тех, и других.
Тем утром по системе громкой связи объявили, что вечернее мероприятие отменяется в память о гибели Тодда, и учащихся отпустят с занятий на час раньше, чтобы они успели переодеться и к трем часам явиться на кладбище. Будто в остальные дни вся школа одевалась неподобающе для похорон.
Люс еще не видела, чтобы в одном месте собиралось столько народа. Рэнди возвышалась посреди толпы в плиссированной серой юбке длиной до щиколоток и тяжелых черных ботинках на резиновой подошве. Мисс София с затуманенным слезами взором и мистер Коул в траурных одеждах, прижимающий к глазам носовой платок, встали позади нее. Мисс Тросс и тренер Дианте в черном присоединились к группке преподавателей и руководства, которых Люс прежде не встречала.
Учащихся рассадили в алфавитном порядке. Впереди девушка разглядела Джоэла Бранда, паренька, который выиграл заплыв на прошлой неделе, сморкающегося в грязный платок. Она безнадежно затерялась среди буквы П, но заметила Дэниела, к ее раздражению определенного в «Г» рядом с Габби, в двух рядах впереди. Он был облачен в безукоризненный черный блейзер в тонкую полоску, сидел, понурив голову заметно ниже, чем его соседи. Даже со спины Дэниел ухитрялся выглядеть сокрушительно хмурым.
Люс подумала о белых пионах, которые он ей принес. Рэнди не позволила ей взять с собой вазу при выписке из больницы, поэтому девушка отнесла букет к себе в комнату и проявила изобретательность, маникюрными ножницами отрезав верх у пластиковой бутылки из-под воды.
Цветы благоухали и утешали ее, но переданное ими послание оставалось неясным. Обычно, когда парень дарит цветы, сомневаться в его чувствах не приходится. Но в случае Дэниела такого рода допущения ни к чему хорошему не приводили. Куда безопаснее предположить, что он принес их, потому что так положено поступать, когда навещаешь больного.
И тем не менее. Он подарил ей цветы! Если сейчас податься вперед и взглянуть на спальный корпус сквозь металлические прутья на третьем окне слева, она почти сумеет их различить.
– В поте лица твоего будешь есть хлеб, – нараспев произнес священник, – доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах возвратишься.
Это был тощий мужчина под семьдесят, затерявшийся в просторном черном одеянии. У его поношенных спортивных туфель истерлись отверстия для шнурков, лицо казалось комковатым и обветренным. Он говорил в микрофон, подсоединенный к древнему пластмассовому магнитофону, похоже, образца восьмидесятых годов. Звук на выходе искажался, трещал помехами и едва долетал до задних рядов.
Все в этой службе было неподобающим и совершенно неправильным.
Как можно почтить память Тодда, присутствуя при этом? Панихида больше походила на попытку убедить учащихся в несправедливости жизни. Отсутствие тела многое говорило об отношении школы, точнее, о полнейшем его отсутствии к усопшему. Никто из них его не знал и никогда не узнал бы. Было что-то фальшивое в том, чтобы находиться сейчас в этой толпе, что лишь усугублялось немногочисленными плачущими людьми. От этого Тодд показался Люс еще более чужим, чем был на самом деле.
Дайте ему упокоиться с миром. Позвольте остальным просто жить дальше.
Белая ушастая сова заухала на высокой ветви дуба над их головами. Люс была уверена, что где-то поблизости скрыто гнездо с выводком молодых совят. На этой неделе она каждую ночь слышала тревожные причитания матери и вслед яростное хлопанье отцовских крыльев, когда тот возвращался с ночной охоты.
И вот все закончилось. Люс встала, ослабев от нечестности всего происходящего. Тодд был столь же невинен, сколь виновна она, хотя она и не знала, в чем.
Девушка направилась следом за остальными учащимися, гуськом потянувшимися на так называемые «поминки», как вдруг ей на талию легла рука и потянула назад.
Дэниел?
Но нет, это оказался Кэм.
Зеленые глаза перехватили ее взгляд и, казалось, уловили в нем разочарование, отчего ей стало лишь хуже. Девушка прикусила губу, чтобы не разразиться рыданиями. Вид Кэма не должен доводить до слез, просто она слишком опустошена в эмоциональном плане и балансирует на грани отчаяния. Укус оказался таким сильным, что она ощутила привкус крови и вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Эй, – Кэм приглаживал ей волосы.
Люс поморщилась. На затылке, там, где она стукнулась головой о ступеньки, все еще красовалась шишка.
– Не хочешь отойти в сторонку и поговорить? Они вместе с остальными направлялись через газон в сторону стола с закусками, установленного в тени одного из дубов. Несколько стульев были расставлены едва ли не один поверх другого. Складной столик рядом загромождали черствые на вид пирожные, извлеченные из больших картонок, но попрежнему лежащие во внутренних пластиковых коробочках. Дешевую пластмассовую чашу для пунша заполняла вязкая красная жидкость, уже привлекшая нескольких мух, как это бывает с трупами. Поминки получались настолько жалкими, что не многие ученики вообще обратили на них внимание. Люс заметила Пенн в черном костюме, пожимающую руку священнику. Дэниел смотрел куда-то в сторону, о чем-то шепчась с Габби.
Когда Люс повернулась обратно к Кэму, его палец легонько скользнул по ее ключице и задержался в ложбинке внизу шеи. Она глубоко вздохнула, с ног до головы покрываясь гусиной кожей.
– Если тебе не нравится подвеска, – он склонился к ней, – я могу подобрать для тебя что-нибудь другое.
Его губы едва не коснулись ее шеи, так что она уперлась ладонью ему в плечо и отступила на шаг назад.
– Мне нравится.
Ей вспомнилась коробочка, лежащая на ее столе рядом с цветами Дэниела. Половину этой ночи она провела, переводя взгляд с одного подарка на другой, сравнивая их и скрывающиеся за ними намерения.
Кэм очень прозрачен, его оказалось куда проще понять. Если он – алгебра, то Дэниел – математический анализ. А Люс всегда нравился матанализ, в котором на то, чтобы вывести единственное доказательство, порой уходит по часу.
– Подвеска кажется замечательной, – заверила она Кэма. – Просто пока мне не выпало случая ее надеть.
– Прости, – он поджал губы. – Мне не следовало на тебя давить.
Его темные волосы были зализаны назад, открывая лицо больше, чем обычно. От этого он выглядел старше. И смотрел на Люс так напряженно. Большие зеленые глаза, казалось, просвечивали ее насквозь, одобряя все, что она скрывала внутри.
– Мисс София все твердила, чтобы мы оставили тебя в покое на эти пару дней. Ясное дело, она права, тебе многое пришлось вынести. Но знай, я думал о тебе. Все время. И хотел увидеть тебя.
Он погладил ее по щеке. Глаза Люс налились слезами. Ей действительно многое пришлось вынести, и это казалось до того ужасным, что она была готова вот-вот расплакаться. Не из-за Тодда, чья смерть что-то для нее значила, а должна была бы означать еще больше, по чисто эгоистическим причинам.
За последние два дня к ней вернулось слишком много боли, касающейся Тревора и жизни до «Меча и Креста», с чем, казалось, она уже разобралась, но не сможет объяснить никогда и никому. Очередные тени, которые приходится отгонять.
Кэм словно почувствовал это, поскольку обнял ее, прижал голову к своей сильной широкой груди и принялся легонько укачивать.
– Все хорошо, – повторял он. – Все будет хорошо.
Возможно, ей не нужно ничего ему объяснять. Создавалось впечатление, что Кэм становится тем более чутким, чем более запутавшейся ощущает себя она. И достаточно просто находиться в объятиях того, кто заботится о ней, позволить его незатейливым ухаживаниям хотя бы ненадолго успокоить себя.
Приятно уже и то, что ее вообще обнимают.
Люс не знала, как отстраниться от Кэма. Он всегда так добр к ней. И нравится ей. Однако по причинам, из-за которых она чувствовала себя виноватой, начинает вроде как досаждать. Он настолько совершенный, всегда готовый помочь и именно тем, что может потребоваться ей в каждое отдельное мгновение. Но просто он не Дэниел.
Кусочек бисквитного торта выглянул из-за плеча. Люс узнала держащую его ухоженную ручку.
– Там еще есть пунш, который нужно выпить, – сообщила Габби, протягивая Кэму второе пирожное.
Тот сумрачно воззрился на покрывающую его глазурь.
– Ты в порядке? – спросила она Люс.
Девушка кивнула. Впервые внезапное явление Габби показалось ей уместным. Они улыбнулись друг другу. Люс благодарно приподняла пирожное и откусила небольшой сладкий кусочек.
– «Пунш» звучит здорово, – сквозь стиснутые зубы выговорил Кэм. – Почему бы тебе не принести нам пару стаканчиков, Габби?
Та подняла глаза.
– Стоит оказать мужчине услугу, и он начинает обращаться с тобой как с рабыней.
Люс рассмеялась. Кэм, конечно, слегка перегнул палку, но ей было очевидно, чего он пытался добиться.
– Я схожу за напитками, – предложила она, радуясь возможности перевести дух.
И направилась к складному столику с пуншем. Она как раз сгоняла с его поверхности муху, когда в ее ухо прозвучал чей-то шепот.
– Хочешь выбраться отсюда?
Люс обернулась, уже готовая изобретать повод для Кэма, по которому, увы, не сможет ускользнуть с поминок. Не сейчас и не с ним. Но это вовсе не Кэм протянул руку и погладил большим пальцем ее запястье.
Дэниел.
Она слегка оттаяла. Через десять минут ее очередь для телефонного звонка, и ей отчаянно хотелось услышать голос Келли и родителей. Поговорить о чем-то, происходящем снаружи кованых ворот. О чем-то, кроме уныния двух последних дней.
Но выбраться отсюда? С Дэниелом? Она и не заметила, как кивнула.
Кэм возненавидит ее, если увидит, как она уходит с Дэниелом. А он увидит. Ведь он наблюдает за ней. Люс едва ли не ощущала затылком взгляд его зеленых глаз. Но, разумеется, она должна идти. Девушка вложила руку в ладонь Дэниела.
– Пожалуй.
До сих пор они касались друг друга либо случайно, либо один из них – обычно Дэниел – успевал отпрянуть, прежде чем волна тепла, которую всякий раз ощущала Люс, перерастала во все нарастающий жар. Но не сейчас. Девушка опустила глаза на его руку, крепко сжимающую ее пальцы, и ей захотелось большего. Больше жара, больше покалывания, больше Дэниела. Это было почти, хотя и не вполне, столь же приятно, как в том сне. Она не чувствовала под собой ног, лишь его завораживающее прикосновение.
Люс моргнуть не успела, как они уже поднялись к воротам кладбища. Внизу, вдали, расплывался в дымке остаток поминальной службы, утратив для них всякое значение.
Дэниел внезапно остановился и без предупреждения выпустил ее руку. Люс содрогнулась, снова замерзая.
– Ты и Кэм, – начал он, позволив вопросительным словам повиснуть в воздухе, – вы много времени проводите вместе?
– Звучит так, словно тебе не слишком-то это нравится, – заметила она, сразу же почувствовав себя глупо из-за своего кокетства.
Ей хотелось просто поддразнить его за то, что этот вопрос прозвучал слегка ревниво. Он оставался совершенно серьезным.
– Он не… – начал было Дэниел.
И уставился на краснохвостого сарыча, усевшегося на дуб у них над головами.
– Он недостаточно хорош для тебя.
Люс уже тысячу раз слышала, как люди произносят эту фразу. Так всегда и все говорят. «Недостаточно хорош». Но, сорвавшись с губ Дэниела, эти слова прозвучали как нечто важное, даже в чем-то истинное и относящееся к делу, не расплывчато или пренебрежительно, как она всегда воспринимала их в прошлом.
– Что ж, ладно. А кто достаточно?
Дэниел положил руки на пояс и рассмеялся.
– Не знаю, – наконец заключил он. – Тот еще вопрос.
Не совсем тот ответ, на который надеялась Люс.
– Не то чтобы это так уж сложно, – заметила она, запихивая руки в карманы, поскольку хотела прикоснуться к нему, – оказаться достаточно хорошим для меня.
Глаза Дэниела мгновенно потемнели.
– Да. Да, сложно.
Он потер лоб, случайно отбросив назад волосы. Всего на мгновение. Но этого оказалось достаточно, чтобы Люс заметила ссадину у него под челкой, уже заживающую, но, несомненно, совсем свежую.
– Что случилось с твоим лбом? – она потянулась осмотреть ссадину.
– Не знаю, – резко буркнул он, оттолкнув ее руку с такой силой, что Люс неловко попятилась назад. – Понятия не имею, откуда это взялось.
К ее удивлению, он, он казался более обеспокоенным, чем она сама. А всего лишь просто небольшая царапинка, а он не мог знать о ее сне.
За их спинами зашуршали шаги по гравию. Оба развернулись.
– Я же сказала, что не видела ее, – объясняла Молли, стряхивая руку Кэма, пока они поднимались по кладбищенскому склону.
– Идем, – позвал Дэниел, уловив настроение Люс. Она почти не сомневалась, что он на это способен.
Люс поняла, куда они идут, едва направилась за ним следом. За церковь-спортзал и в леса. В точности так же, как она знала, в какой позе он будет прыгать через скакалку, прежде чем застала его за упражнением. Так же как знала о том порезе, еще не увидев его.
Они шли в одном темпе, шагами равной длины. Их ноги касались травы в одно и то же время, пока они не добрались до леса.
– Если ты больше одного раза приходишь куда-то с тем же человеком, – заметил Дэниел, обращаясь скорее к себе, – думаю, это место перестает принадлежать только тебе.
Люс польщенно улыбнулась, осознав, что он подразумевает. Дэниел прежде никогда не бывал у озера с кем-то другим. Только с ней.
Пока они пробирались по лесу, прохлада древесных теней ложилась на ее голые плечи. Запах вокруг стоял тот же самый, что и всегда. Так пахнет большинство прибрежных лесов Джорджии: с ноткой дубовой гнили, которую Люс привыкла ассоциировать с тенями, но теперь прочно связала с Дэниелом. После недавней гибели Тодда она нигде не могла чувствовать себя в безопасности, но рядом с ним, казалось, впервые за много дней вздохнула с облегчением.
Девушка убеждала себя, что он повел ее сюда снова из-за того, что внезапно сбежал в прошлый раз. Как если бы им потребовалась вторая попытка все исправить. То, что поначалу ощущалось почти как первое свидание, в итоге стало для нее причиной крайнего разочарования. Дэниел наверняка это понимал и сожалел о своем поспешном исчезновении.
Они подошли к магнолии, отмечающей место, с которого открывался вид на озеро. Солнце, склоняющееся к западу над лесом, бросало золотистую дорожку на воду. На исходе дня все выглядело иначе. Казалось, весь мир сияет мягким светом.
Дэниел прислонился к дереву, наблюдая за тем, как Люс любуется водой. Она подошла и встала рядом с ним под восковыми листьями и цветами, которые к этому времени года давно должны были увянуть и исчезнуть, а выглядели свежими и чистыми, будто весной. Девушка вдыхала мускусный запах и ощущала себя куда ближе к Дэниелу. Ей нравилось это ощущение, возникающее словно бы ниоткуда.
– На этот раз мы одеты не вполне подходяще для купания, – заметил он, кивнув на черное платье Люс.
Она потеребила изящные петельки на подоле, спускающемся до колен, представляя мамино потрясение, если испортит приличное платье лишь потому, что ей захотелось поплавать в озере с одним парнем.
– А мы не могли бы хоть ноги окунуть?
Дэниел указал на крутую тропинку, сбегающую к воде по красной скале. Они пробирались через густые рыжевато-коричневые камыши и озерную траву, придерживаясь за крученые сучья дубов, чтобы удержать равновесие. Край берега был усыпан галькой. Вода выглядела такой спокойной, что казалось, по ней можно ходить.
Люс сбросила туфли и босой ногой коснулась поросшей кувшинками поверхности. Вода оказалась прохладнее, чем в прошлый раз. Дэниел сорвал пучок травы и принялся плести из ее толстых стеблей косичку. Он посмотрел на девушку.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы выбраться отсюда?
– Все время, – со стоном ответила она, предполагая, что он тоже об этом мечтает.
Разумеется, ей хотелось убраться от «Меча и Креста» так далеко, как только возможно. Любому хотелось бы. Но она, по крайней мере, попыталась держать свои мысли под контролем, не позволяя им перерастать в фантазии о том, как они с Дэниелом задумывают побег.
– Собственно, я имел в виду, не рассматривала ли ты по-настоящему возможность отправиться куда-нибудь еще? Попросить родителей перевести тебя? Просто «Меч и Крест» не производит впечатления подходящего тебе места.
Люс присела на скалу напротив него, обняв колени. Если он намекает на то, что она изгой даже в школе, полной изгоев, трудно не оскорбиться.
Она прочистила горло.
– Я не могу позволить себе роскошь всерьез раздумывать на эту тему. «Меч и Крест» для меня, – она помедлила, – во многом последняя надежда.
– Да брось ты, – возразил Дэниел.
– Ты не поймешь.
– Пойму, – он вздохнул. – Всегда найдется куда податься, Люс.
– Звучит крайне многозначительно, Дэниел, – заметила она, повышая голос. – Но если ты так мечтаешь избавиться от меня, что мы здесь делаем? Никто не просил тебя тащить меня за собой сюда.
– Нет. Ты права. Я имел в виду, что ты не такая, как здешние ребята. Для тебя должно существовать более подходящее место.
Сердце Люс билось часто, как всегда рядом с Дэниелом. Но на этот раз все было иначе. От разговора ее бросило в пот.
– Когда прибыла сюда, я пообещала самой себе никому не рассказывать о моем прошлом, о том, что натворила, чтобы оказаться в этом месте.
Дэниел спрятал лицо в ладонях.
– То, о чем я говорю, не имеет никакого отношения к случившемуся с тем парнем.
– Ты знаешь о нем?
Люс жалобно сморщилась. Нет. Откуда бы ему знать?
– Что бы ни сказала тебе Молли.
Но она понимала, что уже слишком поздно. Именно Дэниел нашел их с Тоддом. Если Молли рассказала ему хоть что-то о том, что Люс замешана в еще одну загадочную смерть от огня, она не в состоянии даже представить, как это объяснить.
– Послушай, – он взял ее за руки. – То, о чем я говорю, не имеет отношения к этой части твоего прошлого.
В это ей оказалось трудно поверить.
– Значит, имеет какое-то отношение к Тодду? Он затряс головой.
– Это имеет отношение к этому месту. К вещам. Прикосновение Дэниела что-то всколыхнуло в памяти. Люс задумалась о диких тенях, которые видела той ночью. О том, насколько они изменились с тех пор, как она прибыла в эту школу, – от тревожащей, действующей исподтишка угрозы до нынешнего почти вездесущего ужаса.
Она сумасшедшая – вот что, должно быть, думает о ней Дэниел. Возможно, находит ее симпатичной, но в глубине души знает, что она заметно не в себе. Поэтому-то и хочет, чтобы она убралась куда-нибудь, и его больше не терзало бы искушение связаться с кем-то вроде нее. Если он именно так и думает, то еще и половины всего не знает.
– Так, может, это имеет отношение к странным черным теням, которые я видела в ночь гибели Тодда? – Люс явно рассчитывала его потрясти.
Однако, едва договорив, она поняла, что целью ее было не испугать Дэниела еще больше, а наконец с кем-нибудь поделиться.
– Что ты сказала? – медленно переспросил он.
– Ну, понимаешь, – теперь она пыталась сгладить то, что ляпнула. – Раз в день или около того меня посещают эти темные штуки, которые я называю тенями.
– Не виляй, – резко оборвал Дэниел.
И хотя его тон задел ее, Люс понимала, что он прав. Ей самой было противно оттого, как фальшиво прозвучала ее беспечность, хотя на самом деле она вся изнемогала. Стоит ли рассказывать ему? Может ли она? Он кивнул, чтобы она продолжала, казалось, заглядывая внутрь нее и вытягивая слова.
– Это продолжается вот уже двенадцать лет, – наконец призналась девушка, содрогнувшись всем телом. – Раньше это случалось только по ночам, когда я оказывалась у воды или около деревьев, но теперь это почти не прекращается.
Ее руки отчаянно тряслись.
– Что они делают?
Люс могла бы подумать, что он просто ей потакает или побуждает рассказывать дальше, чтобы потом отпустить на ее счет шутку, вот только голос его заметно осип, а с лица сошла краска.
– Обычно они начинают с того, что парят примерно вот здесь.
Люс потянулась к затылку Дэниела и для наглядности пощекотала его. В кои-то веки она не просто подобралась к нему поближе, это и впрямь оказался единственный способ объяснения, пришедший ей в голову. Особенно теперь, когда тени начали посягать на ее тело столь осязаемым, плотским образом.
Дэниел не отшатнулся, и Люс продолжила.
– Порой они становятся по-настоящему наглыми, – она положила ладони Дэниелу на грудь. – И тогда они толкают меня.
Теперь девушка оказалась прямо перед его лицом. Ее губы задрожали. Она не могла поверить, что действительно рассказывает кому-то, не говоря уже о том, что это Дэниел, о жутких вещах, которые видела.
– В последнее время, – она понизила голос до шепота, – они, похоже, не удовлетворены, пока не отнимут чью-нибудь жизнь, а меня не сшибут с ног.
Люс чуть-чуть толкнула его плечи, вовсе не собираясь подкреплять свои слова делом, но легчайшего прикосновения оказалось достаточно, чтобы опрокинуть парня навзничь.
Его падение застало ее настолько врасплох, что она нечаянно потеряла равновесие и неловко рухнула на него сверху. Дэниел, лежа на спине, глядел на нее широко распахнутыми глазами.
Не следовало ему этого говорить. И вот итог: она валяется на нем, только что выболтав сокровеннейшую тайну, подлинное свидетельство ее безумия.
Ей тем не менее отчаянно хочется его поцеловать. Сердце Люс колотилось в невероятном темпе.
А потом она поняла, что ощущает сердца их обоих, стучащие наперегонки. Своего рода отчаянный разговор из тех, что невозможно выразить словами.
– Ты действительно их видишь? – шепотом спросил Дэниел.
– Да, – так же шепотом ответила она, мечтая встать и забрать свои слова обратно.
Однако была не в силах подняться с груди парня. Попыталась представить его мысли. Что бы подумал любой нормальный человек, услышав подобное признание?
– Дай угадаю, – мрачно предложила она. – Теперь ты уверен, что мне пора переводиться. В психиатрическую больницу.
Дэниел выбрался из-под нее, оставив Люс практически лицом на камне. Она подняла взгляд. Он смотрел в лес.
– Этого никогда прежде не случалось, – пробормотал он.
Люс встала. Лежать в одиночестве казалось унизительным. К тому же он словно не расслышал то, что она сказала.
– Чего никогда не случалось? Прежде чем что? Дэниел обернулся и взял ее лицо в ладони. Девушка затаила дыхание. Он стоял так близко. Их губы разделяло такое маленькое расстояние. Люс ущипнула себя за бедро, чтобы убедиться, что все происходит наяву. Она совершенно точно не спит.
Потом Дэниел едва ли не силком заставил себя отодвинуться. Он стоял перед ней, часто дыша, держа закостеневшие руки по бокам.
– Расскажи мне еще раз, что ты видела.
Люс отвернулась в сторону озера. Чистая синяя вода мягко накатывала на берег, и она задумалась, не нырнуть ли туда. Именно так и поступил он, когда напряжение стало чересчур сильным. Почему бы и ей не сделать то же?
– Может быть, тебя это удивит, но меня совершенно не прельщает сидеть тут и рассказывать о том, насколько я безнадежно безумна.
«Тем более тебе».
Дэниел не ответил, но Люс ощутила на себе его взгляд. Когда она наконец набралась мужества обернуться к нему, он смотрел на нее со странным, тревожащим, скорбным выражением, отчего внешние уголки его глаз словно поникли, а их беспросветно-серый цвет показался ей самым грустным зрелищем в жизни. Будто она каким-то образом подвела его. Но это было ее ужасное признание. Интересно, почему при этом Дэниел выглядит настолько сокрушенным?
Он подался вперед, пока не заглянул ей прямо в глаза. Люс с трудом это выносила, но не могла заставить себя пошевелиться. Чему бы ни было суждено нарушить ее оцепенение, это оставалось на усмотрение Дэниела, который придвигался все ближе, наклоняя к ней голову и опуская веки. Его губы приоткрылись. У Люс перехватило дыхание.
Она тоже зажмурилась. И подалась к нему. Тоже приоткрыла губы.
Замерла в ожидании.
Поцелуя, которого она жаждала, все не было. Она открыла глаза, поскольку ничего так и не произошло, кроме шороха ветки. Дэниел исчез. Она вздохнула, удрученная, но не удивленная.
Самое странное заключалось в том, что она почти видела дорогу, по которой он двинулся обратно через лес. Как если бы была каким-то охотником, способным заметить дрожание листка и по нему проследить путь Дэниела. Вот только это не так, и след, оставленный парнем, каким-то образом казался ей ярче, яснее и одновременно неуловимее. Будто лиловое свечение отмечало его обратный путь через лес.
Вроде того сияния, которое она видела во время пожара в библиотеке. Это видения. Люс встала на скале поустойчивее и на миг отвернулась, протирая глаза. А когда она посмотрела обратно, все оставалось по-прежнему. В единственной плоскости зрения, словно она смотрела сквозь бифокальные очки, выписанные по какому-то дикому рецепту, виднелись дубы, перегной под ними и даже птицы, щебечущие на ветвях. Все это подрагивало, куда-то ускользая из фокуса. И не только подрагивало, купаясь в этом слабом лиловом свете, но, казалось, еще и издавало едва слышное низкое гудение.
Люс вновь отвернулась, опасаясь смотреть на это напрямую, боясь того, что это означает. Что-то происходило, и она никому не могла об этом рассказать. Попыталась сосредоточиться на озере, но даже оно становилось все более темным и трудноразличимым.
Она осталась в одиночестве. Дэниел ее бросил. Причем в том месте, откуда она не знала дорогу. Когда солнце скрылось за горами, а озеро приобрело грифельно-серый оттенок, Люс отважилась вновь оглянуться в сторону леса. Втянула воздух сквозь зубы, не вполне уверенная, чувствует ли разочарование или облегчение. Лес ничем не отличался от любого другого. Никакого дрожащего света или лилового гула. Никаких признаков того, что Дэниел вообще там был.
