Глава 29
Употребив всю свою дипломатию и потратив несколько дней на переговоры, Мэтью сумел устроить нам встречу с рабби Иегудой Лёвом. Все мои придворные встречи, назначенные на тот день, пришлось отменить. Это взял на себя Галлоглас, объявив, что я заболела.
Как назло, моя «болезнь» сразу привлекла внимание императора, и в наш дом хлынул поток лекарств. Мне присылали глину terra sigillata, обладающую удивительными целебными свойствами, затем принесли безоарские камни, извлеченные из мочевого пузыря коз, – средневековое противоядие. Император прислал чашу из рога единорога вместе с семейным рецептом лечебной каши. Для изготовления последней требовалось испечь яйцо вместе с шафраном, затем истолочь в порошок вместе с горчичными зернами, дягилем, ягодами можжевельника, камфорой и другими совершенно неизвестными мне веществами. К полученному порошку нужно было добавить патоки и лимонного сиропа, придав смеси пастообразное состояние. Не доверяя нашим служанкам приготовление снадобья, Рудольф прислал доктора Гаека, чтобы тот собственноручно приготовил кашу. Я не испытывала ни малейшего желания глотать несъедобную смесь, о чем и сказала императорскому врачу.
– Я сообщу императору, что вы идете на поправку, – лаконично ответил Гаек. – К счастью для вас, его величество сейчас весьма обеспокоен собственным здоровьем и не рискнет отправиться на Шпаренгассе, чтобы проверить мои слова.
Мы искренне поблагодарили врача за понимание и отправили домой, вручив одну из жареных кур, которых тоже прислали с королевской кухни для возбуждения моего аппетита. Вместе с курами принесли краткую записку от императора: «Ich verspreche Sie werden nicht hungern. Ich halte euch zufrieden. Rudolf». Записку я бросила в огонь после того, как Мэтью объяснил мне двусмысленность слов императора. Непонятно, как именно он собирался утолять мой голод: жареной курятиной или… собой.
Наш путь лежал на другой берег Влтавы, в Старе Место. Наконец-то я собственными глазами увидела кипучую жизнь центра Праги. Извилистые улицы были застроены трех- и четырехэтажными домами, первые этажи которых целиком занимали лавки торговцев. Торговля шла бойко. Затем мы свернули на север и попали совсем в другой город. Дома здесь были пониже, жители одевались беднее, а торговля велась не с таким размахом. Перейдя широкую улицу, мы оказались перед воротами, за которыми начинался Еврейский город. Свыше пяти тысяч евреев жили на сравнительно небольшой территории, зажатой между берегом реки (там была вотчина ремесленников), главной площадью Старого города и каким-то монастырем. Квартал был ужасно перенаселен даже по меркам Лондона. Дома здесь не столько строились на новых местах, сколько возводились поверх уже существующих зданий, гармонично вырастая из их стен, как завитки раковины улитки.
К жилищу рабби Лёва мы добирались по змеящимся улочкам. Идя сюда, было бы нелишне захватить мешок с хлебными крошками, чтобы по ним выбираться потом из этого лабиринта. Прохожие опасливо глядели в нашу сторону, и лишь немногие решались поздороваться с Мэтью, которого называли Габриелем. То было одним из множества его имен. Для меня оно послужило сигналом, что я попала в очередную «кроличью нору» Мэтью и вскоре встречусь с какой-то из его прежних личностей.
Оказавшись перед добродушным стариком, которого почтительно называли Махараль, я поняла, почему Мэтью говорил о нем вполголоса. От рабби Лёва исходило то же спокойное ощущение силы, какое я ощутила у Филиппа. По сравнению с его чувством собственного достоинства имперские замашки Рудольфа и сварливость Елизаветы выглядели смехотворными. В конце XVI века это особенно впечатляло, поскольку тогда людям, имеющим власть и влияние, было свойственно навязывать свою волю другим. Однако репутация Махараля строилась не на физической силе, а на его учености и громадных знаниях.
– Махараль – один из самых замечательных людей, какие когда-либо жили, – так ответил Мэтью на мою просьбу рассказать об Иегуде Лёве.
Учитывая, что сам Мэтью прожил не одну сотню лет, это была значительная похвала в адрес еврейского мудреца.
– А я-то думал, Габриель, что дела между нами завершены, – суровым тоном произнес по-латыни рабби Лёв. Видом своим и манерой говорить он сейчас был очень похож на директора школы. – Я уже отказывался назвать имя колдуна, сотворившего Голем. Могу повторить свой отказ. – Отчитав Мэтью, рабби Лёв повернулся ко мне. – Прошу прощения, фрау Ройдон. В разговорах с вашим мужем терпение всегда меня подводит. Я даже забываю о манерах. Рад познакомиться с вами.
– Я пришел не ради расспросов о Големе, – ответил Мэтью. – Сегодня меня к вам привело дело частного характера. Оно касается одной книги.
– Что это за книга?
Внешне Махараль не выказал удивления. Он даже не моргнул, но едва уловимое колебание воздуха подсказало: что-то его слегка насторожило. После встречи с Келли я стала ощущать характерное покалывание во всем теле, будто мою магию затягивало в какой-то иной поток. Моя дракониха тоже пробудилась. Нити вокруг меня вспыхнули и замерцали, словно пытались мне что-то сказать. Перед мысленным взором быстро промелькнул какой-то предмет, затем чье-то лицо и путь по улочкам Еврейского города.
– Эту книгу моя жена обнаружила в университете, находящемся очень далеко отсюда.
Меня поразила искренность Мэтью. Искренней была и реакция рабби Лёва.
– Вижу, сегодня мы честны по отношению друг к другу. Нам лучше продолжить разговор в спокойном месте, чтобы я смог насладиться неожиданным ощущением. Прошу в мой кабинет.
Первый этаж весьма населенного дома, где жил рабби Лёв, был разделен на комнатки, одна из которых служила ему кабинетом. Увидев щербатый стол со стопками книг, я сразу почувствовала себя в знакомой обстановке и успокоилась. Пахло чернилами и еще чем-то, напомнившим мне о детстве, танцевальной студии и ящике с канифолью. В железном котелке возле двери варилось что-то похожее на коричневые райские яблоки. Они слегка выпрыгивали и снова погружались в такую же коричневую жидкость. Мне сразу вспомнились ведьмины котлы. Думать о том, что́ может находиться на дне этого сосуда, как-то не хотелось.
– Этот рецепт чернил вас больше устраивает? – спросил Мэтью, указывая пальцем на подпрыгивающие «яблочки».
– Да. Вы оказали мне добрую услугу, порекомендовав добавлять эти орешки. Теперь для получения черного цвета требуется меньше сажи. И потом, чернила получаются гуще… Прошу садиться. – Рабби Лёв указал мне на единственное кресло.
Когда я села, хозяин кабинета уселся на трехногий стул. Больше сидеть было не на чем.
– Габриель постоит. Пусть он и немолод, но ноги у него сильные.
– Махараль, я достаточно молод, чтобы сидеть у ваших ног вместе с вашими учениками, – улыбнулся Мэтью и грациозно уселся на пол, скрестив ноги.
– Мои ученики не настолько глупы, чтобы в такую погоду сидеть на полу… Теперь о деле, – сказал рабби Лёв, внимательно разглядывая меня. – Почему жена Габриеля бен Ариеля вздумала искать свою книгу так далеко от ее дома?
Меня кольнуло: он ведь говорил не о нашем путешествии через Влтаву и даже не о поездке в Европу. Как он мог узнать, что я не из этого времени?
Едва мой мозг сформулировал вопрос, в воздухе, над плечом рабби Лёва, появилось мужское лицо: еще молодое, но изрезанное морщинами вокруг глубоко посаженных серых глаз. Темно-каштановая борода тоже начала седеть.
– Кто-то из ведьм или колдунов рассказал вам обо мне, – тихо произнесла я.
Рабби Лёв кивнул.
– Прага – удивительный город по части распространения новостей. Жаль только, что половина из них оказывается досужим вымыслом… И чем же знаменательна эта книга? – спросил он, возвращая меня к теме разговора.
– Мы думаем, там рассказывается о появлении существ вроде Мэтью и меня.
– В этом нет никакой загадки. Вас сотворил Бог, как сотворил меня и императора Рудольфа, – ответил Махараль, приваливаясь к спинке стула.
Это была типичная поза учителя, сложившаяся за годы общения с учениками. Чувствовалось, Махараль давал им вдоволь наиграться с новыми идеями, наспориться до хрипоты, а потом начинал задавать вопросы. Я вдруг почувствовала себя в роли ученицы, готовящейся к ответу. Естественно, мне не хотелось разочаровать рабби Лёва.
– Возможно, – начала я, – но некоторым из нас Бог дал дополнительные таланты. Вот вы, рабби Лёв, не можете воскрешать мертвых. – Я поймала себя на том, что говорю с ним, как с оксфордским преподавателем. – И незнакомые лица не появляются перед вами, когда вы задаете какой-нибудь простой вопрос.
– Верно. Но вы не правите Богемией, а ваш муж говорит по-немецки лучше меня, хотя я с детства разговариваю на этом языке. Каждый из нас, фрау Ройдон, наделен своими неповторимыми способностями. При явной хаотичности мира в нем все же ощущается присутствие Божьего замысла.
– Вы с такой уверенностью говорите о Божьем замысле, поскольку знаете, что ваше происхождение описано в Торе, – ответила я. – «Берейшит» – так вы называете книгу, известную христианам как Бытие. Вы согласны, рабби Лёв?
– Жаль, я не знал, с кем из семьи Ариеля нужно обсуждать богословские вопросы, – сухо сказал рабби Лёв, но его глаза озорно блеснули.
– Кто такой Ариель?
– Среди народа рабби Лёва мой отец известен под именем Ариель, – пояснил Мэтью.
– Ангел гнева? – нахмурилась я.
Филипп, которого я видела собственными глазами, совсем не подходил под это описание.
– Правитель, повелевающий землей. Некоторые зовут его Иерусалимским Львом. В недавнее время у моего народа был повод благодарить Ариеля, хотя евреи не забыли и никогда не забудут его многочисленные прошлые прегрешения. Однако Ариель старается искупить свою вину. Но судить об этом Богу, а не нам. – Рабби Лёв о чем-то задумался. Мне показалось, он решал, стоит ли откровенничать с нами. – Император действительно показывал мне такую книгу. К сожалению, его величество не дал мне достаточно времени на ее изучение.
– Все, что вы сможете рассказать, будет нам полезно, – сказал Мэтью, не пытаясь скрыть волнение.
Он наклонился, прижав колени к груди, и сейчас был похож на Джека, завороженно слушающего рассказ Пьера. На мгновение я увидела своего мужа мальчишкой, когда он учился плотницкому ремеслу.
– Император Рудольф позвал меня во дворец, надеясь, что я сумею прочитать написанное в той книге. Алхимик, которого у нас зовут мешугенер Эдвард, заполучил ее из библиотеки своего хозяина, англичанина Джона Ди. – Рабби Лёв вздохнул и покачал головой. – Трудно понять, почему Бог решил сделать Ди образованным, но беспечным, а Эдварда – невежественным, но сообразительным. Так вот, мешугенер Эдвард сказал императору, что эта древняя книга содержит тайны бессмертия. Каждый человек, наделенный властью и могуществом, мечтает жить вечно. Однако строчки в этой книге были написаны на языке, который не понимал никто, за исключением упомянутого алхимика.
– И Рудольф позвал вас, думая, что книга написана на каком-нибудь древнем диалекте еврейского языка, – кивая, сказала я.
– Возможно, язык этот действительно древний, но не еврейский. В книге было полно картинок. Я не понял их смысла, однако Эдвард утверждал, что они имеют алхимическую природу. Возможно, слова являются пояснениями к картинкам.
– Рабби Лёв, а когда вы смотрели на страницы книги, слова двигались? – спросила я, вспоминая строки, мелькавшие под алхимическими картинками.
– Как они могли двигаться? – Рабби Лёв даже нахмурился. – Это всего лишь буквы, написанные чернилами на пергаменте.
– Значит, книга еще не повреждена, – испытывая облегчение, сказала я. – Когда я видела эту книгу в Оксфорде, оттуда было вырвано несколько страниц. Понять смысл написанного не представлялось возможным. Слова бегали взад-вперед, разыскивая своих исчезнувших братьев и сестер.
– Вы говорите так, будто эта книга живая, – усмехнулся рабби Лёв.
– Думаю, да, – призналась я, и Мэтью удивленно посмотрел на меня. – Конечно, мои слова звучат неправдоподобно, но, когда я вспоминаю тот вечер и события, начавшие происходить, едва я дотронулась до книги, мне она невольно кажется живой. Книга меня узнала. Я почувствовала… ее боль, словно она потеряла что-то очень важное.
– У моего народа есть повествования о книгах, написанных живым пламенем. Слова там движутся, переплетаются и изгибаются. Прочесть их могут лишь избранные Богом.
Рабби Лёв вновь испытующе посмотрел на меня. Мне встречались преподаватели, любящие ошеломить студентов каким-нибудь неожиданным вопросом.
– Я слышала эти истории. Слышала и о потерянных книгах, и о скрижалях, разбитых Моисеем. Я знаю об Адамовой книге, куда он записывал истинные имена всего сотворенного.
– Если ваша книга столь же значима, как те, возможно, Бог желает, чтобы она оставалась скрытой. – Рабби Лёв снова откинулся на спинку стула и стал ждать моего ответа.
– Но книга не остается скрытой, – сказала я. – Рудольф знает, где она, хотя и не может прочесть в ней ни слова. Скажите, кому бы вы вручили на хранение столь могущественный манускрипт: Мэтью или императору?
– Я знаю многих мудрецов, которые сказали бы: выбирать между Габриелем бен Ариелем и его величеством означает лишь выбор меньшего из двух зол. – Взгляд рабби Лёва переместился на Мэтью. – К счастью, я не из их числа. Однако больше я ничем помочь вам не могу. Книгу я видел, но ее нынешнее местонахождение мне неизвестно.
– Книга находится у Рудольфа. По крайней мере, находилась. Пока вы этого не подтвердили, мы располагали лишь подозрениями доктора Ди и заверениями того, кого вы справедливо назвали безумным Эдвардом, – мрачно произнес Мэтью.
– Безумцы бывают опасны, – заметил рабби Лёв. – Вам, Габриель, нужно проявлять больше осмотрительности по части того, кого вы наполовину выпихиваете из окна.
– Вы слышали и об этом? – разинул рот Мэтью.
– Город бурлит рассказами о том, как мешугенер Эдвард вместе с дьяволом летал над Мала Страной. Естественно, я предположил, что без вас не обошлось. – Теперь в тоне рабби Лёва звучал мягкий упрек. – Эх, Габриель, Габриель. Что скажет ваш отец?
– Он скажет, что я должен был вытолкнуть этого мерзавца из окна. Мой отец не цацкается с существами вроде Эдварда Келли.
– То есть с сумасшедшими.
– Махараль, я сказал так, как думаю.
– Человек, которого вы готовы убить не задумываясь, к сожалению, единственный, кто может помочь вам найти эту книгу, столь значимую для вашей жены. – Рабби Лёв вдруг замолчал, раздумывая о дальнейших словах. – Но действительно ли вы хотите узнать тайны этой книги? Жизнь и смерть сопряжены с громадной ответственностью.
– Учитывая то, кто я, вас не удивит, что я знаком с особенностями обеих.
– Допустим. Но сможет ли и ваша жена нести такой груз? Вы ведь, Габриель, не всегда будете с ней рядом. Те, кто готов поделиться своими знаниями с ведьмой, ничего не скажут вам.
– Значит, в Еврейском городе все-таки есть создатель заклинаний, – сказала я. – Это мне сразу пришло на ум, когда я услышала о Големе.
– Он ждал, когда вы его разыщете. Но, увы, встречаться он будет только с вами, поскольку вы ведьма. Мой друг боится Конгрегации Габриеля, и на то есть основания, – пояснил рабби Лёв.
– Рабби Лёв, я бы хотела встретиться с ним.
Прядильщиков во всем мире можно было перечесть по пальцам. Я не могла упустить возможность познакомиться еще с одним.
Мэтью шевельнулся, готовый возразить.
– Мэтью, это важно, – сказала я, касаясь его руки. – Я обещала Благочестивой Олсоп: пока мы здесь, не забывать об этой стороне моей природы.
– Габриель, в браке каждый из двоих должен обретать цельность. Брак не должен ни для кого становиться тюрьмой, – сказал рабби Лёв.
– Речь не о нашем браке и не о том, что ты ведьма. – Мэтью встал, заполняя собой половину комнаты. – Нельзя, чтобы христианку видели рядом с еврейским мужчиной. – Я приготовилась возразить, но Мэтью замотал головой. – Это опасно не для тебя. Для него. Ты должна поступить так, как велит рабби Лёв. Я не хочу, чтобы он или кто-либо в Еврейском городе пострадали из-за нас.
– Я не сделаю ничего, чтобы привлечь внимание к себе или к рабби Лёву, – пообещала я.
– Тогда отправляйся на встречу с этим прядильщиком. Я буду ждать тебя в Унгельте.
Мэтью коснулся губами моей щеки и сразу же ушел, чтобы не было искушения передумать. Рабби Лёв изумленно смотрел ему вслед.
– Габриель восхитительно быстр для своего роста и фигуры, – сказал рабби, вставая со стула. – Он напоминает мне императорского тигра.
– Коты признают Мэтью за своего, – сказала я, вспомнив поведение Сариной Табиты.
– Смотрю, вас ничуть не угнетает сознание того, что вы вышли замуж за животное. Габриелю очень повезло с женой.
Рабби Лёв надел черную мантию и крикнул слуге, что мы уходим.
Он повел меня в другом направлении, а может, и нет. Я старательно глядела себе под ноги, удивляясь аккуратно вымощенным улицам. Такое я видела впервые с тех пор, как попала в прошлое. Я поинтересовалась у рабби Лёва, кто же создал столь необычное удобство для жителей Еврейского города.
– Это герр Майзель. Он оплатил мощение улиц и построил женскую баню. Он помогает императору финансами в таких делах, как священная война Рудольфа против турок.
Рабби Лёв обошел лужу. Только сейчас я заметила золотой круг, пришитый к его плащу в области сердца.
– Что это за знак?
– Он сообщает невнимательным христианам, что я еврей, – криво усмехнувшись, пояснил рабби Лёв. – Я всегда думал, что даже самые непроходимые тупицы рано или поздно это поймут без всякого знака. Но власти настаивают, чтобы все евреи носили опознавательные знаки. – Он понизил голос. – Это куда более приемлемо, нежели шляпы, которые прежде должны были носить евреи. Ярко-желтого цвета, похожие на шахматную фигуру. Попробуйте не заметить такую шляпу на рынке!
– Если бы люди знали, что среди них живут существа вроде нас с Мэтью, они бы и нас обязали носить опознавательные знаки. – Я вздрогнула от собственных слов. – Иногда лучше прятаться.
– Вроде Конгрегация Габриеля этим и занимается? Помогает вам прятаться?
– В таком случае они плохо исполняют свою работу, – засмеялась я. – Фрау Губер рассказывала мне про оборотня, который ночами рыщет по Оленьему рву. Жители Мала Страны верят, что Эдвард Келли способен летать. В Германии и Шотландии идет охота на ведьм. О нас знают и английская королева Елизавета, и император Рудольф. По-моему, мы должны быть благодарны таким правителям за их терпимость.
– Порой одной лишь терпимости недостаточно. Допустим, сейчас в Праге к евреям относятся терпимо, но все может измениться буквально за ночь. И тогда нас выгонят из города, обрекая на голод и холод.
Рабби Лёв свернул в узкий переулок и вошел в дом, не отличавшийся от множества других домов на других таких же узких улочках. Внутри двое мужчин сидели за столом, заваленным книгами, бумагами и математическими инструментами. Сумрак помещения разгоняли две зажженные свечи.
– Астрономия обеспечит нам взаимопонимание с христианами! – воскликнул один из них по-немецки, пододвигая собеседнику лист бумаги с какими-то чертежами.
Ему было под пятьдесят. Густая седая борода. Тяжелые надбровные дуги, прикрывающие глаза. Как и большинство ученых, он страдал сутулостью.
– Довольно, Давид! – взорвался его собеседник. – Ты хочешь сказать, что мы окажемся с ними на одной земле. Но вряд ли она будет Землей обетованной, столько лет питающей наши надежды.
– Авраам, эта госпожа хочет с тобой поговорить, – прервал их спор рабби Лёв.
– Все женщины Праги стремятся повидать Авраама, – сказал Давид и встал. – Чьей дочери на сей раз понадобилось любовное заклинание?
– Ты бы лучше спросил не о ее отце, а о ее муже. Это фрау Ройдон, жена англичанина.
– Та, кого император называет La Diosa? – Давид засмеялся и похлопал Авраама по плечу. – Удача повернулась к тебе спиной, друг мой. Ты оказался между императором, богиней и nachzehrer.
Я не настолько знала немецкий и чисто интуитивно догадалось, что незнакомое слово означает «пожиратель мертвых».
Авраам сказал по-еврейски какую-то грубость. Так мне показалось, поскольку рабби Лёв на мгновение изменился в лице. Потом, впервые за все это время, Авраам повернулся ко мне. Мы посмотрели друг на друга – ведьма и колдун. Он не выдержал моего взгляда, а я – его. Я шумно вздохнула и отвернулась. Авраам поморщился и пальцами прикрыл веки. У меня по всему телу началось покалывание. Воздух между нами запестрел яркими красками.
– Она и есть та, кого ты ждал, Авраам бен Илия? – спросил рабби Лёв.
– Да, это она. – Авраам отвернулся от меня и упер кулаки в стол. – Но сны не говорили мне, что она окажется женой алюка.
– Алюка? – повторила я, поворачиваясь к рабби Лёву за объяснением.
Если и это слово было немецким, здесь моя интуиция молчала.
– Кровопийца. Так евреи называют существ вроде вашего мужа, – сказал рабби Лёв. – Должен тебе сказать, Авраам, что Габриель согласился на эту встречу.
– Вы думаете, я поверю слову монстра, который судит мой народ, заседая в Кагале, однако закрывает глаза на тех, кто нас убивает?! – воскликнул Авраам.
Я хотела возразить, хотела объяснить ему, что это совсем не тот Габриель… не тот Мэтью, но осеклась. Любое мое слово могло повлечь гибель всех, кто находился в этой комнате, когда в свое время вернется тот, «настоящий» Мэтью.
– Я здесь не по делам своего мужа и не по делам Конгрегации, – сказала я, выходя вперед. – Я пришла по своему делу.
– Зачем? – раздраженно спросил Авраам.
– Затем, что я тоже создательница заклинаний. И нас осталось немного.
– Было больше, пока Кагал, или Конгрегация, как вы называете это сборище, не установил свои правила, – вызывающе произнес Авраам. – Если Богу будет угодно, мы доживем до прекрасных времен и увидим детей, рождающихся с этими способностями.
– Раз уж мы заговорили о детях, где ваше детище – Голем? – спросила я.
Давид грубо захохотал:
– Матерь Авраама! Что сказали бы твои родные в Хелме?
– Они бы сказали, Давид Ганс, что я подружился с ослом, в чьей голове нет ничего, кроме звезд и пустых фантазий! – ответил, багровея, Авраам.
Моя огнедышащая дракониха, все эти дни пребывавшая в спячке, вдруг пробудилась, почуяв развлечение. Удержать ее я не успела. Дракониха выпорхнула из меня. Рабби Лёв и его друзья во все глаза смотрели на нее.
– У нее это бывает. Вы не волнуйтесь, – извинилась я и прикрикнула на свою подопечную: – А ну, возвращайся назад!
Дракониха уцепилась за стену и огрызнулась, всем видом показывая, что подчиняться не собирается. Старая штукатурка не могла выдержать вес диковинного существа с размахом крыльев в три фута. От стены отвалился большой кусок. Дракониха испуганно заверещала и уперлась хвостом в противоположную стену. Почувствовав себя в безопасности, мой дух-хранитель торжествующе заурчал.
– Если ты сейчас же не прекратишь, я велю Галлогласу придумать тебе самое отвратительное имя, – пригрозила я. – Никто не видел ее поводка? Это такая прозрачная цепочка.
Я осмотрела доски плинтуса и нашла поводок за корзинкой для растопки. К счастью, он не оборвался.
– Можете подержать его минутку, пока я загоняю это чудо обратно? – спросила я, перебирая прозрачные звенья цепочки, но в комнате никого не было. – Знакомая картина, – пробормотала я. – Трое взрослых мужчин и одна женщина. Угадайте, кому достанется обуздывать дракона?
Половицы заскрипели под чьими-то тяжелыми шагами. Я повернула шею. У меня за спиной стоял… невысокий глиняный человек. Темная одежда прикрывала его красно-коричневое тело. На лысую голову была нахлобучена черная шапочка. Глиняный человек во все глаза смотрела на мою дракониху.
– Йозеф, не смей!
Вновь появившийся Авраам встал между мной и глиняным Йозефом и поднял руки, словно пытаясь урезонить того. Но Голем… Да, передо мной был не кто иной, как легендарный человек, вылепленный из речной глины и оживленный с помощью заклинания… Голем упрямо приближался к драконихе.
– Йозеф зачарован драконихой этой ведьмы, – сказал вновь появившийся Давид.
– Думаю, Голем унаследовал пристрастие создателя к хорошеньким женщинам, – сказал рабби Лёв. – Судя по моим изысканиям, дух-хранитель колдуна часто перенимает некоторые черты характера своего создателя.
– Так Голем – это дух-хранитель Авраама? – спросила я, испытав настоящий шок.
– Да. Обычно духи-хранители появляются после первого же заклинания. У меня так не случилось. Я уже начинал думать, что он вообще не появится.
Авраам махнул Голему, но тот продолжал пялиться на дракониху, распластавшуюся между стенами. Почувствовав, что у нее есть восторженный зритель, дракониха принялась покачивать крыльями, ловя отблески свечей.
– А он что, появился без цепи? – спросила я, дергая за свою цепь.
– Ваша, как погляжу, не больно-то вам помогает, – усмехнулся Авраам.
– Потому что я еще многого не знаю! – сердито ответила я. – Дракониха появилась при первом же моем заклинании. А как вы создали Йозефа?
Авраам вытащил из кармана перепутанную связку веревок:
– С помощью обычных веревок.
– У меня вместо них нити, – сказала я и полезла в карман платья, где они лежали в сумочке.
– Цвета помогают вам выделять нити мира и успешнее ими пользоваться? – Авраам подошел ближе, явно заинтересованный таким вариантом прядения заклинаний.
– Да. У каждого цвета есть какое-то значение. Когда мне нужно создать новое заклинание, я сосредоточиваюсь и сразу вижу, какие нити для него взять. – Я оглянулась на Голема, который безотрывно смотрел на дракониху. – Но как вы из веревок создали глиняного человека?
– Ко мне пришла женщина и попросила о новом заклинании, которое помогло бы ей забеременеть. Думая о ее просьбе, я начал вязать узлы на веревке и не заметил, как у меня получилось подобие человеческого скелета.
Авраам взял со стола лист с чертежами Давида, перевернул и, глухой к протестам друга, набросал рисунок на чистой стороне.
– Похоже на куклу-марионетку, – сказала я, рассматривая рисунок.
Куски веревки соединяли девять узлов. Верхний обозначал голову, затем шел узел, обозначающий сердце. Еще два узла обозначали руки. Пятый узел находился на месте таза, шестой и седьмой – на месте коленей. Два нижних узла обозначали ноги.
– Я смешал глину со своей кровью и наложил на веревку, будто плоть. На следующее утро Йозеф уже сидел у огня.
– Вы вдохнули жизнь в мертвую глину, – произнесла я, глядя на Голема.
Авраам кивнул:
– У него во рту находится заклинание с тайным именем Бога. Пока оно там, Йозеф движется и подчиняется моим приказам… по большей части.
– Йозеф не может принимать самостоятельные решения, – пояснил рабби Лёв. – Мало вдохнуть в глину жизнь и добавить туда свою кровь. Этим душу Йозефу не создашь. Потому Авраам и старается не выпускать Голема из поля зрения, опасаясь, как бы Йозеф чего не натворил.
– Как-то в пятницу, когда настало время молитв, я забыл вынуть заклинание у него изо рта, – виновато признался Авраам. – Поскольку некому было отдать Йозефу распоряжение, он пошел бродить по Еврейскому городу, затем выбрался в Старый город и напугал наших христианских соседей. Теперь евреи думают, будто назначение Йозефа – защищать их.
– Всех дел все равно не переделаешь, – усмехнулась я. – Раз уж мы заговорили…
Тут я заметила, что моя дракониха, насытившись вниманием, уснула и тихо храпела, прислонясь одной щекой к штукатурке. Осторожно, чтобы ее не разбудить, я потянула за цепь. Дракониха рассталась со стеной. Потом она сонно сложила крылья, сделалась прозрачной, как струйка дыма, и медленно исчезла, погрузившись в мое тело.
– Жаль, Йозеф так не умеет, – позавидовал мне Авраам.
– А мне жаль, что я не могу ее утихомирить, просто вынув изо рта клочок бумаги! – ответила я.
Через несколько секунд у меня вдруг окоченела спина.
– Кто это здесь? – спросил низкий голос.
Вошедший не отличался высоким ростом. В его облике не было ничего пугающего. Но он был вампиром с синими глазами на бледном вытянутом лице под шапкой темных волос. В его взгляде я уловила повелительные оттенки и инстинктивно попятилась.
– Вам, герр Фукс, здесь нечего делать, – заявил вошедшему Авраам.
– А тебе, Авраам, незачем показывать дурные манеры, – сказал рабби Лёв, поворачиваясь к вампиру. – Герр Фукс, позвольте представить вам фрау Ройдон. Она живет на Мала Стране. Ей захотелось посмотреть на Еврейский город.
Вампир приклеился глазами ко мне. Его ноздри раздулись. Жест был мне знаком: Мэтью тоже раздувал ноздри, настраиваясь на новый запах.
– И все-таки, герр Фукс, зачем вы здесь? Я говорил, что встречусь с вами возле синагоги, – сказал Авраам.
Чувствовалось, появление вампира не только рассердило, но и взбудоражило его.
– Вы опоздали. – Синие глаза герра Фукса широко раскрылись. Он улыбнулся мне, а Аврааму сказал: – Но теперь, когда я узнал причину вашего опоздания, то готов вам его простить.
– Герр Фукс приехал сюда с визитом из Польши, где они с Авраамом и познакомились, – пояснил рабби Лёв, закончив церемонию представления.
С улицы донеслось чье-то приветствие.
– Вот и герр Майзель, – с явным облегчением произнес Авраам.
Я тоже почувствовала облегчение.
Герр Майзель, заботящийся не только о мостовых в Еврейском городе, но и о пополнении императорской казны, одевался сообразно своему статусу. Его шерстяной костюм был сшит точно по фигуре. На плаще с меховым подбоем ярко пламенел желтый круг, говорящий о его принадлежности к евреям. Круг был пришит к плащу золотой нитью, что делало опознавательный знак больше похожим на аристократический герб.
– И вы здесь, герр Фукс, – сказал герр Майзель, протягивая вампиру мешочек. – Вот ваш камень.
Затем он поклонился рабби Лёву и мне.
Вампир вытащил из мешочка медальон на тяжелой цепочке. Разглядеть изображение я не смогла, но ясно различила полосы красной и зеленой эмали. Вампир оскалил зубы.
– Благодарю вас, герр Майзель. – Вампир поднял медальон, и тот поймал отблески свечей. – Цепь означает мою клятву убивать драконов везде, где они мне попадутся. Без нее мне было как-то не по себе. Город просто кишит опасными существами.
– Не больше, чем обычно, – усмехнулся герр Майзель. – И не надо вам вмешиваться в дела чужого города, герр Фукс. Если вы последуете моему совету, это будет лучше для всех нас. А вы, фрау Ройдон, готовы вернуться туда, где вас ожидает муж? Он у вас не из самых терпеливых.
– Герр Майзель проводит вас до Унгельта, – пообещал мне рабби Лёв, выразительно посмотрев на вампира. – А ты, Авраам, проводи Диану до улицы. Вы, герр Фукс, останетесь со мной и расскажете мне о Польше.
Я сделала рабби Лёву прощальный реверанс.
– Был рад познакомиться с вами, фрау Ройдон. – Рабби Лёв помолчал. – Подумайте на досуге о том, что я говорил вам по дороге сюда. Никто из нас не может постоянно прятаться.
– Никто, – согласилась я.
В отличие от рабби Лёва, я знала об ужасах, ожидавших пражских евреев в грядущие века, и потому мне искренне хотелось, чтобы его слова не подтвердились.
Кивнув герру Фуксу, я вышла на улицу вместе с герром Майзелем и Авраамом.
– Герр Майзель, обождите минутку, – попросил Авраам, когда мы очутились на улице.
– Только недолго, Авраам, – сказал герр Майзель, отойдя на несколько футов.
– Я так понимаю, фрау Ройдон, в Праге вы ищете некую книгу.
– Откуда вы знаете? – спросила я, почувствовав легкую тревогу.
– Многие городские ведьмы об этом знают, но я вижу, каким образом вы с ней связаны. Книга тщательно охраняется, и силой вы ее не получите. – Лицо Авраама сделалось серьезным. – Книга должна прийти к вам, иначе вы потеряете ее навсегда.
– Но это всего лишь книга. Если у нее чудесным образом не вырастут ноги, нам придется самим идти во дворец Рудольфа и искать ее.
– Я доверяю своим видениям, – упрямо заявил Авраам. – Книга попадет к вам, только если вы о ней спросите. Не забывайте.
– Хорошо, не забуду. – (Герр Майзель выразительно смотрел на нас.) – Мне пора. Спасибо, что встретились со мной и показали мне Йозефа.
– Да хранит вас Господь, Диана Ройдон! – с мрачной торжественностью произнес Авраам.
Вскоре мы с герром Майзелем покинули Еврейский город и вышли в Старе Место. Просторная площадь была запружена народом. Слева к нему поднимались две башни Тынского храма, справа тянулось приземистое здание городской ратуши.
– Если бы мы не спешили к герру Ройдону, то обязательно дождались бы боя часов, – извиняющимся тоном сказал герр Майзель. – Обязательно попросите мужа, чтобы показал вам часы по пути к мосту. Это должен видеть каждый, кто приезжает в Прагу.
В Унгельте, где иностранные купцы торговали под бдительным взором таможенных чиновников, на Майзеля смотрели с нескрываемой враждебностью.
– Вот и ваша жена, герр Ройдон. Уверен, пока мы шли сюда, она обратила внимание на все лучшие здешние магазины. Она без труда найдет в Праге лучших ремесленников, способных выполнить ее пожелания и пожелания ваших домашних, – сказал герр Майзель, лучезарно улыбаясь Мэтью.
– Благодарю вас, герр Майзель. Я признателен вам за оказанную помощь и непременно расскажу его величеству о вашей доброте и заботливости.
– Заботиться о процветании подданных его величества – моя работа, герр Ройдон, – ответил еврейский купец. – И разумеется, удовольствие. Я взял на себя смелость нанять лошадей для вашего возвращения домой. Они ожидают вас возле часовой башни. – Майзель дотронулся до своего носа и заговорщически подмигнул.
– Вы невероятно предусмотрительны, герр Майзель, – пробормотал Мэтью.
– Кто-то должен быть предусмотрительным, герр Ройдон.
Мы вернулись в «Три во́рона». Я снимала плащ, когда вбежавший Джек чуть не сбил меня с ног. Вместе с ним была какая-то странная швабра. Швабра имела розовый язык и холодный черный нос.
– Это еще что? – завопил Мэтью, удержав меня от падения.
Я пыталась понять, где же у швабры ручка.
– Его зовут Лоберо. Галлоглас говорит, что он вырастет в большого зверя и на нем можно будет ездить, как на коне. Энни он тоже очень нравится. Она хочет, чтобы он спал в ее кровати, но я думаю, мы будем брать его по очереди. Как вы считаете? – тараторил Джек, пританцовывая от волнения.
– К щенку прилагалась записка, – сообщил Галлоглас.
Он перестал подпирать собой дверь и подошел к Мэтью, подавая записку.
– Мне надо узнавать, кто прислал это сокровище? – спросил Мэтью, забирая листок с запиской.
– Думаю, ты и так догадался. – Галлоглас окинул меня взглядом и прищурился. – Тетушка, у вас в гостях что-то произошло? Вид у вас какой-то измученный.
– Просто устала, – ответила я, отмахиваясь от дальнейших расспросов.
Швабра имела не только язык, но и зубы, и, когда мой палец оказался в щенячьей досягаемости, я узнала, что подарок умеет кусаться.
– Ой! – вскрикнула я.
– Это надо прекращать!
Мэтью скомкал записку и швырнул на пол. Щенок радостно затявкал и бросился к новой игрушке.
– Что было в записке? – спросила я.
Как и Мэтью, я сразу догадалась, чей это подарок.
– «Ich bin Lobero. Ich will euch aus den Schatten der Nacht zu schützen», – равнодушно произнес немецкие фразы Мэтью.
– Ну почему он упорно продолжает писать по-немецки? – фыркнула я. – Ведь знает же Рудольф, что я с трудом понимаю немецкий.
– Его величеству доставляет удовольствие сознавать, что я вынужден переводить его признания в любви.
Я поморщилась:
– И как это звучит в переводе?
– «Меня зовут Лоберо. Я защищу тебя от тени ночи».
– А это имя что-нибудь значит?
Мне вспомнились слова Изабо о важности имен. Боже, как давно это было!
– В переводе с испанского, тетушка, оно означает «охотник на волков». – Галлоглас взял щенка на руки. – Этот пушистый комок – щенок венгерской овчарки. Они действительно вырастают в больших собак, способных завалить медведя. Отличаются невероятной преданностью хозяевам. Службу свою несут по ночам.
– Медведя? Вот это здорово! Когда мы привезем его в Лондон, я раздобуду поводок и поведу Лоберо на травлю медведя. Пусть учится, – строил восторженные планы Джек. – А правда, Лоберо – красивое имя? Мастер Шекспир наверняка захочет вставить это имя в свою новую пьесу. – Джек потянулся к щенку, и Галлоглас охотно отдал ему извивающийся белый комок. – Энни! Теперь моя очередь кормить Лоберо! – Джек устремился вверх по лестнице, крепко прижимая к себе щенка.
– Увести их на несколько часов? – спросил Галлоглас, увидев лицо Мэтью, предвещавшее бурю.
– Дом Болдуина пустует?
– Если ты спрашиваешь о жильцах, то да.
– Уводи всех, – распорядился Мэтью, снимая с меня плащ, который я забыла снять.
– Даже Лоберо?
– В особенности Лоберо.
За ужином Джек трещал как сорока, успевая пихать локтями Энни и кормить щенка, изобретая для этого поистине оккультные методы. Детская возня и щенячьи восторги отвлекали мое внимание. Меж тем я чувствовала: Мэтью решил поменять планы на вечер. С одной стороны, он был стайным животным, и какая-то часть его личности наслаждалась заботой о безопасности стаи. А с другой – он оставался хищником, и я чувствовала, что окажусь его сегодняшней добычей. Чувство было не из приятных. Хищник в Мэтью перевесил. Он выпроводил из дому всех, включая Терезу и Каролину.
– Зачем ты их всех выгнал? – спросила я.
Мы сидели у камина в гостиной второго этажа. В воздухе до сих пор вкусно пахло недавним ужином.
– Что произошло днем? – поинтересовался Мэтью.
– Вначале ответь на мой вопрос.
– Не дави на меня. Особенно сегодня, – предостерег меня Мэтью.
– Думаешь, мой день был легким?
Между нами потрескивали туго натянутые черные и голубые нити. К этой зловещей картине примешивались тягостные ощущения.
– Не думаю. – Упершись ногами, Мэтью шумно отодвинулся вместе со стулом. – Но ты что-то от меня скрываешь. Диана, что у тебя произошло во время встречи с тем колдуном? – (Я молча смотрела на мужа.) – Диана, я жду.
– Ты можешь ждать, пока ад не остынет. Мэтью, я тебе не служанка. Я первой задала вопрос.
Нити приобрели пурпурный цвет. Они перекручивались, а их узор делался все искаженнее.
– Я отослал всех, чтобы поговорить с тобой наедине. Теперь ответь, что там было?
Запах гвоздики, исходивший от него, стал удушающим.
– Я видела Голема. Познакомилась с его создателем, еврейским прядильщиком Авраамом. Он, как и я, владеет силой оживления.
– Я тебе уже говорил: мне не нравится, когда ты играешь с жизнью и смертью.
Мэтью налил себе еще вина.
– Ты сам играешь с ними постоянно, и я это принимаю как часть твоей природы. Тебе придется принять это и во мне.
– А этот Авраам? Кто он такой? – сердито спросил Мэтью.
– Мэтью, никак ты вздумал ревновать меня к другому прядильщику?
– Ревновать? Это чувство свойственно теплокровным. Я давно его утратил. – Он глотнул вина.
– Мы не впервые проводим время порознь. Ты занимаешься делами Конгрегации и своего отца. Я – своими. Почему этот день должен отличаться от всех прочих?
– Он отличается, потому что я чую на тебе запахи всех, с кем ты сегодня общалась. Довольно того, что ты повсюду носишь запахи Джека и Энни. Это уже скверно. Галлоглас и Пьер стараются не прикасаться к тебе, но и их запахи есть на тебе, поскольку они много времени проводят в твоем присутствии. Сегодня к этой гамме нужно добавить запахи Махараля, герра Майзеля и еще по меньшей мере двоих. Единственный запах, смешение которого с твоим я допускаю, – это мой. Но я не могу посадить тебя в клетку и потому вынужден, насколько возможно, терпеть. – Мэтью опустил кубок на стол и встал, намереваясь отойти от меня.
– Я твои слова воспринимаю как ревность.
– Ошибаешься. Я уже сказал, ревность меня не задевает! – разгневанно напомнил мне Мэтью. – А то, что я испытываю сейчас, – это жуткое грызущее чувство утраты и гнева, поскольку в хаосе нашей жизни мое четкое представление о тебе размывается. Я теряю контроль над происходящим. – Его зрачки становились все шире.
– Такова твоя вампирская природа. Обостренное чувство собственности, – спокойно ответила я, делая шаг в его сторону. Сегодня меня не пугал гнев Мэтью. – У меня другая природа. Я ведьма. Ты обещал принимать меня такой, какая я есть: светлое и темное, женщину и ведьму, независимую личность и твою жену.
А вдруг он передумал? Вдруг ему расхотелось, чтобы подобная непредсказуемость и дальше присутствовала в его жизни?
– Я принимаю тебя целиком, такой, какая ты есть. – Мэтью потянулся к моей щеке.
– Нет, Мэтью. Ты меня терпишь, поскольку думаешь, что однажды я подчиню свою магию твоим интересам. У нас с рабби Лёвом был разговор о терпимости. Он не обольщается на этот счет. Терпимость имеет свойство кончаться внезапно и без каких-либо причин, и тогда тот, кого терпели, лишается всего. Моя магия не черта характера, которую ты можешь обуздать или настроить под себя. А я не собираюсь скрывать от тебя свою истинную суть. Тогда это уже будет не любовь.
– Ты права. Не надо ничего скрывать.
– Приятно слышать, – облегченно вздохнула я.
Облегчение было недолгим. В следующее мгновение Мэтью сдернул меня со стула, прижал к стене и своими бедрами уперся в мои. Откинув мне волосы, он наклонил голову и припал к вырезу в моем корсаже. Я вздрогнула. Мэтью давно уже не целовал меня в этом месте, а наши интимные отношения прекратились сразу же после выкидыша. Губы Мэтью скользнули по моему подбородку и застыли над жилами шеи.
– Не надо. – Я схватила его за волосы, отведя голову. – Не делай этого, если не собираешься заканчивать то, что начал. Твоих сочувственных и покаянных поцелуев мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
Несколькими молниеносными движениями, на какие способны только вампиры, Мэтью распустил все завязки на своих штанах, задрал подолы всех моих юбок и вошел в меня. Меня не впервые прижимали к стене, чтобы на несколько драгоценных мгновений забыть о своих невзгодах. Иногда я сама становилась агрессором.
– Сейчас есть только ты и я. Больше никого. Никаких детей, ссорящихся из-за щенка. Никакой чертовой книги. Никакого императора с его подарками. Сегодня все запахи в этом доме будут нашими.
Руки Мэтью обхватили мои ягодицы. Его пальцы уберегали меня от ударов о стену, вызываемых его толчками во мне. Я вцепилась в воротник рубашки Мэтью, притянув его лицо поближе. Я стосковалась по вкусу его поцелуев. Но Мэтью и здесь стремился главенствовать: его губы были плотно сжаты, а мои попытки его поцеловать он пресек, слегка укусив меня за нижнюю губу.
– О боже! – выдохнула я, чувствуя, как его ритмичные толчки подхлестывают мои нервы, требующие оргазма.
– Сегодня я не хочу делить тебя даже с Богом.
Поцелуй Мэтью заглушил все мои восклицания. Теперь он придерживал мне ягодицы одной рукой. Вторая очутилась у меня между ног.
– Кому принадлежит твое сердце, Диана? – спросил Мэтью, надавливая большим пальцем. Эти движения угрожали свести меня с ума. Он повторял их, ожидая моего ответа, но я молчала. – Скажи вслух! – рявкнул Мэтью.
– Ты давно знаешь ответ. Мое сердце принадлежит тебе.
– Только мне, – сказал он, делая еще несколько движений.
Напряжение, владевшее нами, наконец-то получило разрядку.
– Только… навсегда… ты, – выдохнула я.
У меня дрожали ноги.
Мэтью тяжело дышал, плотно прижавшись лбом к моему лбу. В его глазах снова промелькнуло сожаление. Он опустил мой подол и нежно меня поцеловал. Поцелуй получился почти целомудренным.
Наше любовное слияние, каким бы бурным оно ни было, не погасило побуждения Мэтью контролировать меня. Я принадлежала ему. Какие еще подтверждения он хотел получить? Похоже, это побуждение никогда не исчезнет.
Моя досада выплеснулась наружу, приняв вид плотной воздушной волны. Она оторвала Мэтью от меня, швырнув к противоположной стене. Его глаза потемнели.
– Как тебе такое ощущение, сердце мое? – тихо спросила я.
Мэтью удивленно смотрел на меня. Я щелкнула пальцами, выпуская его из воздушного плена. Мэтью задвигал руками и ногами и открыл рот.
– Не надо извиняться! – сердито бросила я. – Если бы мне это не понравилось, я бы не стала терпеть и сразу сказала «нет». – (Мэтью плотно сжал губы.) – Я постоянно вспоминаю твоего друга Джордано Бруно: «Желание толкает меня вперед, но страх осаживает». Я не боюсь ни твоей телесной, ни магической силы. Я вообще ничего не боюсь в тебе. Чего же ты, Мэтью, боишься во мне?
Его кающиеся губы коснулись моих. Ветер, качнувший платье, подсказал: вместо ответа Мэтью предпочел исчезнуть.
