22
Когда я вернулся, Билл, расположившись в своем жалком садике, пил пиво из банки. У его ног валялось несколько пустых банок. Я сложил свои вещи в сумку, вышел из дома и сказал Биллу, что уезжаю к себе. Ему это не понравилось, но я убедил его, что не могу оставаться с ним вечно. Он настоящий друг, без него я бы не справился, но пришла пора снова топать по жизни на своих двоих. Он предложил мне пользоваться его гостеприимством в любое удобное мне время, невзирая на обстоятельства.
Али, увидев, как я подъезжаю, выскочил из лавки с соболезнованиями. Я поблагодарил его, но не стал задерживаться, чтобы поболтать. Он сказал, чтобы я заходил, не стеснялся, если мне что-либо понадобится. Я пообещал и заторопился вверх по лестнице, желая поскорее приступить к делу.
Кто-то починил мою дверь. Скорее всего, Билл. Холодильник и морозилка оказались забиты продуктами. Кровать застелена, а разбросанные по квартире записи аккуратно разложены по коробкам. Бросив сумку на пол, я принялся доставать заметки. Я успел просмотреть всего пару коробок, как открылась дверь ванной комнаты, и оттуда вышел Паукар Вами.
— Ал, мой мальчик, — прохрипел он, — ты вернулся к своему дорогому старенькому папочке.
— Давно ты здесь? — спросил я, отставляя коробку.
— Большую часть дня. — Он плюхнулся в кресло. — Я решил, что ты вернешься после похорон. Что тебя задержало?
— Поминки.
— Ты остался на поминки? Ненавижу поминки. Все так хорошо говорят о покойном. Никто не вспоминает про измены, мошенничество, предательство. Боюсь, что, когда помру, кто-нибудь устроит по мне поминки.
— Это вряд ли, — произнес я ледяным тоном.
— Ты удивишься, — ухмыльнулся он. — Ладно, хватит зря трепать языком. Погоревал — и будет. К делу. Что-нибудь новое узнал?
Я подумал о мраморном шарике и уселся напротив Вами:
— Есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить. Тебе не понравится, но все равно спрошу.
— Валяй, — равнодушным тоном сказал Вами, но я заметил, что он заинтересовался.
— Ты убил Эллен?
Он нахмурился:
— Ты меня подозреваешь?
Я рассказал ему про мраморный шарик, черный с золотистыми змейками, о том, как он попал ко мне, потом пропал, оказался в моем шкафчике в раздевалке, а затем в ране на теле Эллен.
— Думаешь, я его там оставил? — проговорил он. — Считаешь, я подсунул тебе этот шарик с самого начала и все это время пудрил тебе мозги?
— Возможно.
Вами посмотрел на меня в холодном молчании, затем вытащил нож из ножен на поясе. Он вложил его в мою правую руку, приподнял подбородок и приставил лезвие к своей шее, отдавая себя в мое распоряжение.
— Если сомневаешься, перережь горло, — прошипел он.
Я смотрел на лезвие и натянувшуюся кожу на его шее. Глубоко вздохнул. Как бы ловок и силен он ни был, Вами не успел бы меня остановить, вздумай я его убить. Одно движение кисти, и он истечет кровью.
Я попытался опустить лезвие. Но Вами схватил мою руку и снова прижал лезвие ножа к своей шее.
— Ты должен быть уверен, — прорычал он. — Я никогда раньше не предлагал так свою жизнь. И никогда не сделаю этого снова. Будь уверен во мне или убей.
Я убрал руку с ножом. На этот раз Вами мне не препятствовал.
— Я должен был спросить, — пробормотал я.
— Нет. Но, возможно, это и к лучшему, что спросил. Теперь мы знаем, чего ждать друг от друга. — Он забрал у меня нож и спрятал в ножны. — Теперь, когда с драмой покончено, спрашиваю снова: что нового?
— Сначала ты. Что произошло с того дня, как Эллен… — Я не смог заставить себя закончить фразу.
— Ничего особенного. Никто не знает, кто ее убил. Официально этот номер в отеле пустовал. Полиция не знает, был ли это подражатель или настоящий убийца.
— Настоящий, — жестко сказал я.
— Разумеется, — кивнул Вами. И продолжил: — О Чарли ничего не удалось узнать. Следил за Николасом, причем безо всякого удовольствия. Проверил ту парочку, которую назвала Эллен. Нашел их имена, просматривая твои записи. Но они не знают ничего ни о ней, ни о Николе Хорняк.
— Они могли их убить? — тихим голосом поинтересовался я.
— Один из них. Другой просто мошенник со связями на самом верху. Я позволил ему жить на случай, если он понадобится мне в будущем.
— Как вышло, что ты не тронул Зиглера?
— Я приберег его до твоего возвращения, — ответил Вами. — Мы встретимся с ним вместе, отец и сын, настоящая команда… Теперь ты, — прибавил он. — Какие у тебя новости?
Я второй раз изложил историю своих подземных приключений. Вами слушал меня с отвисшей челюстью, что ему, честно сказать, несвойственно.
— Я знаю про туннели и пещеры, — заметил он, когда я закончил. — Я их исследовал. Но никогда не встречался ни с чем подобным.
— Ты в состоянии найти смысл в том, что говорили виллаки? — спросил я.
— Нет.
— Плоть сновидений — это тебе о чем-нибудь говорит?
— А должно?
— Кардиналу сказало.
Вами поднял брови, и я рассказал ему о встрече с Кардиналом.
— С каждой минутой все невероятнее. — Вами хмыкнул. — Чтобы Кардинал покинул свою крепость ради заявления о своей невиновности? Ни о чем подобном никогда не слышал.
— Кардинал знает о виллаках и их планах, — сказал я.
— Ничего удивительного.
— Я-то думал, что их треп насчет потоков крови, плоти и сновидениях простая белиберда, но Кардинал воспринял это серьезно — выходит, и мы должны.
— Точно, — согласился Вами.
— Тогда выясни, — предложил я.
— Как?
— У слепца — под пытками. Или вытащи Кардинала через черный ход из Дворца и выбей из него правду. Мне наплевать. Это твоя забота. Я тем временем займусь Ником и Зиглером.
— Зачем разделяться? Давай последим за Ником и Зиглером вместе, затем…
— Нет, — прервал я его. — Если один из них виновен в убийствах или знает киллера, он мой. И если найдешь убийцу, отдай его мне.
— Ты становишься жадным, Ал, мой мальчик, — проговорил Вами. — Все удовольствия — тебе.
— К чертям удовольствия! — вскричал я. — Это уже не игра. Я любил Эллен. Ты можешь это понять, сукин сын с черным сердцем? Ты знаешь, что такое любовь?
— Пожалуйста, — поморщился Вами. — Избавь меня от попсовой лирики.
Я покачал головой:
— Не шути. Я серьезно.
— Как можно быть серьезным насчет такого пустяка, как убийство? — возразил он. — Ведь мы все умрем. Она мертва, прими это и забудь. Тем более что вы давно разошлись.
— Это не имеет значения. Я ее любил.
— Любовь… — Он презрительно усмехнулся. — Самое подлое чувство. Любовь владеет слабыми — владеет, калечит их и уничтожает.
— Ты представления не имеешь, о чем говоришь. Ты никогда не любил. Это нельзя понять, если только…
— Но я люблю! — воскликнул он. — Я люблю смерть.
— Это вовсе не то же, что любить человеческое существо, — заметил я.
— Это даже лучше, — ответил он. — Смерть — единственная дама, достойная любви, потому что она владеет нами всецело. Любить себе подобного — это форма рабства. Только научившись любить смерть, человек может вкусить свободы. Признав границы, которые полагает смерть, мы освобождаемся, чтобы познать жизнь.
— Не собираюсь вместе с тобой вдаваться в философию, — сказал я. — Люби, черт возьми, что хочешь. Я же любил Эллен, и я найду ее убийцу и уничтожу его. Один. Если у тебя по этому поводу проблемы…
— Ал, Ал… — Вами поцокал языком. — Сыновья не должны восставать против своих отцов. Это противоречит законам природы.
— Ты отдашь мне убийцу? — потребовал ответа я.
— А если нет? Восстанешь ли ты во гневе?
— Если придется.
— А если я буду сопротивляться?
Я не ответил. Вами присмотрелся ко мне, затем кивнул:
— Да будет так. Убийца твой.
— Благодарю, — холодно произнес я.
— Знаешь, — улыбнулся Вами, — я тебе почти завидую. Уже много лет прошло с того времени, когда я отнимал жизнь в гневе. Ничто не сравнится с первой пущенной кровью, экстазом от… — Он замолчал, заметив пробежавшую по моему лицу тень. — Я что-то не то сказал?
— Нечто похожее говорил слепой жрец.
Я вспомнил слова голого парня на платформе: «Ты должен получить кровь во гневе». Может быть, я зря пошел туда один. Возможно, именно этого они и хотели, и я сыграл им на руку.
— Ты начинаешь задумываться, — заметил Вами.
— Отчасти, — согласился я.
— Хочешь передумать?
Тщательно все прикинув, я ответил:
— Нет. Мне не нравится идея одиночного полета, но так должно быть.
— Как скажешь. — Вами двинулся к двери. — Если понадобится помощь, ты знаешь, как меня найти.
— Обещание свое помнишь? — крикнул я ему в спину. — Не станешь действовать, не связавшись со мной?
— Только в крайнем случае.
— Подожди. — Я остановил его, когда он уже взялся за ручку двери. — Ты сказал, что любишь только смерть, что больше нет ничего достойного любви. Означает ли это, что ты не любишь меня?
Он прищурился, как будто делал какой-то вывод.
— Ты интересуешь меня, как и несколько человек еще. И я испытываю к тебе некоторые отцовские чувства.
— Но не любовь?
Он ухмыльнулся:
— Вот если бы ты был мертвым.
И вышел.
Когда я пришел в «Красную глотку», там почти не было посетителей: заведение открылось совсем недавно. Ника нигде не увидел, но я и не надеялся застать его так рано. Я заказал минеральную воду и нашел утолок, где мог просто сидеть и наблюдать.
Ник появился через пару часов. Он выглядел помятым, как будто не выспался, и был одет в футболку и джинсы. Он прошел к бару, заказал выпивку и огляделся. Увидев меня, нахмурился, затем подошел.
— Мой старый друг Ал, — сказал он, садясь и прислоняя холодный стакан ко лбу. — Еще вопросы?
— Не возражаешь?
— Да нет. Я вчера здорово набрался, но если ты спросишь ласково…
Встав, я кивнул в сторону туалетов:
— Не хочешь заняться этим там?
— Только не говори, что ты поголубел, — подозрительно фыркнул он.
Я выдавил улыбку:
— Боюсь, что нет. Просто хотел поговорить без посторонних. Это ненадолго. Быстро кончим.
Ник засмеялся:
— Следи за словами, Ал.
Он пошел впереди меня, виляя бедрами и ухмыляясь через плечо. Я в ответ холодно усмехнулся.
Комната была ярко освещена и пуста.
— Знаешь, — сказал он, когда я закрыл дверь, — я не первый раз захожу сюда с другом, но администрация не любит, когда…
Я набросился на него. Зажал ему рот ладонью, схватил за левую руку, заломил ее ему за спину и давил, пока он не завопил в мою ладонь. Я остановился, затем вывернул ему запястье так, что послышался хруст. Я заглушал вопли Ника, затем развернул и нанес несколько коротких ударов в живот. Ник согнулся пополам. Тогда я схватил его за волосы и ударил лицом об пол, не со всей силы, чтобы он не потерял сознание, но достаточно сильно, чтобы сломать ему несколько зубов.
Когда я его отпустил, он съежился и жалобно застонал. Я позволил ему перевести дух, затем принялся бить его ногами, жестоко, с силой, по животу, бедрам, рукам. Пах не трогал — приберегал на потом.
Ник тихо подвывал, и я устроил себе перерыв. Вымыл руки и посмотрел на свое лицо в зеркале, обезображенное злобной, свирепой гримасой. Мне было не по душе то, что я делал и что еще собирался сделать, но образ Эллен в гробу, промелькнувший перед моим мысленным взором, настроил меня на второй раунд.
Ник рыдал, стараясь остановить вытекающую изо рта кровь здоровой рукой, и набирался сил, чтобы позвать на помощь. Я достал из-за пояса пистолет и постучал им о край раковины. У Ника перехватило дыхание. Я вытер руки и повернулся к нему:
— Если заорешь, придется тебя пристрелить.
— В чем дело? — проговорил он, брызгая кровью. — Ополчился на геев?
— Геи не имеют к этому никакого отношения.
— Тогда что? — Он выплюнул несколько осколков сломанных зубов и снова зарыдал. — Черт, Ал, какого хрена…
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне про Эллен.
— Про кого? — искренне удивился он.
— Мою бывшую жену. Эллен Фрейзер.
— Не знаю такую.
— Ты слышал о втором убийстве, совершенном в «Скайлайте»?
Судорожно сглотнув, он прошептал:
— Нет.
— Хочу знать, кто ее убил. — Я направил пистолет на Ника.
Его глаза расширились от ужаса.
— Я ничего про это не знаю, — выговорил он, захлебываясь кровью.
— Сначала прострелю тебе ногу, — сказал я. — Левую. Затем правую. Когда начну палить, засуетятся люди, поэтому придется поторопиться. А это означает выстрел между ног. Когда-нибудь видел человека, получившего пулю в пах? Неприятное зрелище.
— Это не я, — простонал Ник.
— Я тебе не верю, — сказал я, наклонившись, чтобы он лучше видел ствол. — Расскажи, что ты делал в гостинице, когда была убита твоя сестра. Соврешь один раз, и я выстрелю.
Ник посмотрел на пистолет, собрался с силами и начал:
— Это была шутка. Мы такое и раньше проделывали…
— Что проделывали?
— Менялись партнерами. — Он вытер рот здоровой рукой. — Ник сняла номера, соединенные дверью. Оба наших партнера обожали путы. Мы собирались обоих связать, а потом махнуться номерами и…
— Хочешь сказать, что собирался трахнуть парня Ник, а она обслужила бы твоего? — Он кивнул. — Похоже, ее парню такой обмен не пришелся бы по душе.
Он попытался ухмыльнуться, обнажив сломанные зубы:
— У нее был дилдо.
— Вот как. Продолжай.
— Я приехал в отель раньше Ник и сразу занялся делом. Примерно в половине десятого заглянул в ее номер. Ее там не оказалось. Мы с моим парнем покувыркались еще час, затем я надел на него маску и пошел посмотреть, не появилась ли Ник.
— Зачем маска? — поинтересовался я.
— Чтобы его не узнали. Я оставил его прикованным к кровати, прошел в номер восемьсот двенадцать и…
Я ждал продолжения. Но Ник молчал.
— И? — рявкнул я.
— Я увидел, в каком состоянии ее спина. Ник лежала не двигаясь. Я решил, что она мертва, и сбежал.
— Тогда она еще была жива! — заорал я. — Может быть, ты еще мог ее спасти.
— Спасибо, что напомнил, — с горечью произнес Ник. Он снова плакал, но теперь уже не от боли. — Мне следовало проверить. Позвать на помощь. Но я запаниковал и рванул к лестнице. Остановился на третьем этаже, нырнул в туалет и плакал, пока не устал. Затем я вернулся — черт, это был самый длинный подъем в моей жизни! — и забрал свои вещи. Я должен был отпустить своего парня, но просто оставил его там: плохо соображал в тот момент. Я съехал на лифте вниз и ушел. Никто меня не заметил. Вот и все. — Он смотрел на меня испуганными глазами, ожидая приговора.
— Кто был тогда с Ник? — спросил я.
— Не знаю. И она не знала, с кем я был. У нас было так заведено всегда.
— Ты видел кого-нибудь или что-нибудь слышал?
— Нет.
— Не может такого быть, что парень, с которым ты был, этот Чарли Крол, знает больше, чем ты?
— Он был привязан, — проговорил Ник. — И с кляпом во рту.
— Может быть, потом, когда ты ушел?..
— Нет, — сказал он, даже не дослушав, но что-то в его торопливом ответе меня насторожило. Первый раз я почувствовал, что он что-то скрывает.
— Помнишь, что я пообещал сделать, если ты соврешь?
— Я не врал! — закричал Ник, отползая от меня.
— Чарли Крол не говорил ничего такого, что могло бы вызвать твои подозрения?
— Нет, клянусь. Он знает не больше, чем я.
— Не верю. — Я направил пистолет ему в пах. — Три секунды, Ник. Выкладывай — или прощайся со своим богатством.
— Ал, не надо. Ты…
— Раз.
— Люди услышат. Они здесь знают тебя в лицо. Ты…
— Два.
— Клянусь. Не знаю, кто это был. Я не…
— Три.
— Нет! — завопил он, прежде чем я успел выстрелить. — Никакого Чарли Крола не было.
Я поднял брови:
— Не понял.
— Я назвал это имя только для того, чтобы никто не узнал, с кем я был тогда на самом деле. Он пригрозил убить меня, если кто-нибудь…
— Это псевдоним? — перебил я его.
— Одного из моих любовников звали Чарли Крол. Я его неожиданно вспомнил…
— Забудь! — крикнул я. И добавил: — Кто был с тобой в номере восемьсот четырнадцать?
Ник помолчал в нерешительности всего пару секунд. Затем, опустив глаза, сказал:
— Я был с копом, его зовут Говард Кетт.
Я помог Нику умыться и вызвал «скорую помощь». Он пообещал не подавать на меня в суд, поскольку знал, как я расстроен, но добавил, что не хотел бы еще раз со мной встретиться, даже если мне удастся выяснить, кто убил Ник. Мне было стыдно, но ради Эллен я был готов стыдиться всего мира. Я оставил Ника баюкать свою руку в ожидании врачей, сам же отправился разыскивать Гови.
Когда я вошел в полицейский участок, раздвигая ошалевших полицейских, Кетт в своем кабинете разговаривал по телефону. Войдя к нему, я выдернул шнур из розетки, прервав его на середине фразы.
— Какого черта? — взревел он, вскакивая с кресла.
— Я знаю про тебя и Николаса Хорняка, — сказал я, усаживаясь напротив.
Маска гнева слетела с его лица, он обескураженно опустился в свое кресло. Вошел один из его коллег и спросил у него, все ли в порядке. Кетт кивнул и велел ему закрыть за собой дверь. Он долго сидел молча. Наконец заговорил:
— Мы познакомились пару лет назад. Как-то ночью мы с Биллом его арестовали. Я с ним разговорился. Спустя несколько месяцев мы случайно столкнулись, и…
— Древняя история меня не интересует, — рявкнул я.
— У меня это не вошло в привычку. Просто иногда…
— «Скайлайт», Гови, — проговорил я сквозь зубы.
— Моя жена ни о чем не догадывается. Она догадалась, что я кого-то себе завел, но думает, что это женщина. Ты не должен ей говорить. Если она узнает, с моей жизнью покончено.
— Расскажи, что произошло в «Скайлайте», или я позвоню ей немедленно, — пригрозил я.
Это его встряхнуло.
— Что ты уже знаешь? — спросил он.
— Ник заплатил Бретону Фурсту, чтобы ты мог незаметно проникнуть в отель. Он приковал тебя к кровати, потом надел на тебя маску. Фурст позднее освободил тебя.
— Я пошел домой, — сказал он. — Позвонил Нику, желая прогрызть новую дырку в его заднице, но не смог дозвониться. Я потратил большую часть недели, пытаясь с ним связаться. Вскоре узнал об убийстве, а на моем столе появилась фотография: я и Ник в номере «Скайлайта», оба голые. Никакой записки. Только фото. Я рванул к Нику. Решил, что фотография — еще одна из его дурацких шуток, вроде приковывания меня к кровати и исчезновения, но он поклялся, что ничего об этом не знает. И рассказал, как обнаружил сестру.
— После этого ты заявился в гостиницу в поисках трупа Николы?
— Как бы не так! — ответил он. — Если бы я вмешался, кто-нибудь мог узнать про меня и Ника. Поэтому я об этих новостях не распространялся. Но на следующий день мне позвонили домой. Мужской голос. Спросил, нравятся ли моей жене цветные фотографии в рамке. Я в свою очередь спросил незнакомца, что ему надо. Он рассказал про Николу Хорняк и потребовал, чтобы я затребовал ее тело, но прежде позвонил Кардиналу, придумав историю насчет доносчика.
— Что он велел тебе сделать, после того как ты получишь тело Ник?
— Молчать насчет того, что убийство было совершено неделю назад, и вести все так, будто она обычная жертва уголовного преступления. Что я и делал. Спустя несколько дней мне снова позвонили. На этот раз мне было велено поехать к тебе и убедить держаться подальше от Ника. Я знал, что это вызовет у тебя подозрения, но руки у меня были связаны.
— Интересно, какую цель ты преследовал? — поинтересовался я. — Все совершенно бессмысленно.
— Потому что нас подставляли. Я видел это с самого начала. С души воротило, но вынужден был подыгрывать.
— И Аллегро Джинкс… ты ведь послал Фурста его искать? Эта история насчет его матери была чистым враньем?
Кивнув, Гови сказал:
— Однажды утром я нашел в кармане своих штанов записку.
— После обнаруживал еще записки?
Он отрицательно покачал головой:
— Когда вернулся из отпуска и услышал про твою бывшую, я подумал, что кукловоды снова выйдут на меня, но пока ничего.
— Если они снова объявятся, я хочу это знать.
— Не могу ничего гарантировать.
— Тогда я расскажу твоей жене о тебе и Нике.
Кетт с горечью рассмеялся:
— А другая компания все расскажет ей, если я с тобой поделюсь информацией. Куда ни кинь, везде клин. Послушай, Джири, тут действуют отъявленные мерзавцы. И я, как бы тебя ни ненавидел, готов сделать все, чтобы помочь тебе их прищучить. Но мне приходится плыть по ветру. Они пугают меня куда больше, чем ты.
— Ты не тот мужик, Гови, которого полезно иметь на своей стороне, — заметил я.
— А я на это и не претендую, — сказал он и кивнул в сторону двери, явно предлагая мне покинуть кабинет.
— Один последний вопрос. Эллен… есть какие-нибудь ниточки?
Его лицо смягчилось.
— Я ее делом не занимаюсь. Намеренно стараюсь держаться от него подальше. Я даже не прислушиваюсь к сплетням в офисе. Билл наверняка знает больше, чем я.
— Если что-нибудь узнаешь, дашь мне знать?
— Если смогу, — ответил он.
Я ушел. Последнее, что увидел: Кетт положил голову на руки и тихо застонал. В другое время и в другом месте я, возможно, даже посочувствовал бы поганцу.
Руди Зиглер не удивился, увидев меня.
— Входите, — мрачно произнес он и провел меня в гостиную.
Он сел за стол и принялся возиться со своим хрустальным шаром, низко наклонив над ним голову. Прежде чем сесть, я бегло оглядел комнату. Я решил для себя, что начну мягко, не так, как с Ником, но если понадобится — сдерживаться не стану.
— Ты знаешь, почему я здесь? — спросил я.
— Я слышал об Эллен. Мне очень жаль.
— Когда она к тебе пришла, ты знал, что она моя бывшая жена?
— Нет. Она ни разу не упоминала ни о Николе, ни о вас. Я бы так и не узнал, что вы связаны, если бы не увидел ваше имя в новостях.
— Это ты так говоришь.
Он поднял голову:
— Вы полагаете, что я лгу?
— Две твои клиентки попали под нож, причем совершенно одинаково и в одном и том же месте. Совпадение?
— Может быть, — пробормотал он.
Я нацелил на него пистолет:
— Ты в глубоком дерьме, Руди. Говори.
Он закрыл лицо руками и глубоко задышал. Когда снова на меня посмотрел, в глазах его блестели слезы.
— Я никогда не думал, что все зайдет так далеко, — проговорил он, всхлипывая.
Я положил пистолет на стол.
— Я ничего не знаю про Эллен, но Никола… Это была ее идея. Она хотела, чтобы ее порезали. Это должно было быть символическим жертвоприношением. Своеобразная церемония, которая проводится у основания статуи Манко Капака. Она завершилась вырезанием символа на спине Николы. Было больно, но она встречала боль с радостью, посвящая ее богу Солнца. Я провел обряд до, во время и после вырезания символа. Мы ее обмыли и перевязали, потом распрощались, и я отправился домой.
— Ник осталась?
— Я думал, что она тоже ушла, но она, скорее всего, вернулась или встретила своего убийцу в другом месте.
— Ты ее не убивал?
— Нет! — вскричал Зиглер. — Я чту Солнце, жизнь и позитивные стороны Вселенной. Я бы никогда…
— Тогда кто? — с нажимом произнес я.
Зиглер принялся нервно жевать нижнюю губу.
— Не знаю, — соврал он.
— Кто организовал жертвоприношение?
— Никола. Я организовал церемонию, но инициатором была она.
— Она не планировала собственное убийство?
— Вряд ли.
— Кто резал? Ты молился? Или ты и нож держал?
— Да, — сказал он быстро. Слишком быстро.
— Ты врешь.
— Нет. — Теперь он весь взмок от пота.
— Кто это сделал? — требовал ответа я. — Кто ее резал?
— Никто! Кроме нас, там…
Его взгляд остановился на чем-то позади меня. Профессиональная подготовка дала о себе знать: я резко прыгнул влево, не стал терять время даже на то, чтобы схватить со стола пистолет.
Прогремел выстрел. Пуля пролетела там, где я мгновение назад стоял, и вошла в грудь Зиглера; на стену за ним плеснул фонтан крови. Возможно, медиум был еще жив, когда упал на пол, но дышать ему явно осталось недолго.
— Черт! — выдохнул убийца. Послышалось шарканье ног, сверкнуло серебро ствола. Я нырнул в сторону как раз перед вторым выстрелом и почувствовал, что пуля прошила мой каблук, каким-то чудом не задев пятку. И тут я набросился на киллера.
Я ударил его головой в живот и кулаком в лицо. Он хрюкнул, немного отступил и словно прирос к полу, затем попытался ударить меня пистолетом по голове. Я принял удар на плечо и снова нанес ему удар в лицо. Киллер пошатнулся. У него из носа и рта пошла кровь. Склонившись, я бросился вперед и, обхватив его за бедра, сбил с ног. Он тяжело рухнул на пол. Я вскочил на него верхом и принялся молотить кулаками по голове. Когда присмотрелся, я увидел, что избиваю не мужчину, а злобного вида бабищу с огромной головой. Я узнал женщину, но, прежде чем смог вспомнить ее имя, она попыталась вцепиться ногтями мне в лицо.
Я соскочил с нее, однако она успела глубоко расцарапать мне щеки. Она с рычанием рванулась за мной, двигаясь по полу словно паук, оскалив зубы в поисках плоти и вытянув руки, стараясь ухватить меня.
Я перевернулся на спину и ударил обеими ногами. Она приняла удар на грудь. Он ее задержал, но не обездвижил, и через мгновение она уже была на мне, брызгая слюной и пытаясь добраться зубами до моего носа.
Я вцепился ей в волосы и оторвал от себя. Попытался ударить ее в пах, но попал по мясистому бедру. Она била коленом точнее, так что на пару секунд у меня перехватило дыхание.
Борясь на полу, мы перевернули стол. Женщина дотянулась руками до моей шеи. Что-то тяжелое упало и покатилось по полу. По звуку я сообразил, что это такое. Я отвел одну руку назад и ударил противницу несколько раз по голове, но без видимого эффекта, потом схватил за ухо и с силой дернул. Она завизжала и отпрянула.
Я отпустил ухо и ударил по обеим сторонам ее шеи рёбрами ладоней. Женщина вскрикнула и повалилась на пол, хватая ртом воздух. Скользнув по полу, я нащупал хрустальный шар. Именно он упал с перевернутого стола несколькими секундами раньше. Шар треснул, но не разбился. Я встал на колени, стиснул шар обеими руками и с размаху опустил его ей на голову.
От такого удара быстро не оправиться. Теперь я получил время обыскать противницу, позаботиться о своих ранах и взглянуть на Зиглера.
Я следил, как женщина возвращается к жизни и начинает стонать. К этому моменту я уже вспомнил ее имя: Валери Томас, стервозная горничная из «Скайлайта».
Открыв глаза, она обнаружила, что смотрит в дуло моего пистолета 45-го калибра. Увидела мое расцарапанное, окровавленное, но решительное лицо. И расхохоталась:
— Легавый!.. Ничего вы без пушки не можете!
— Ты первая выстрелила, — напомнил я ей.
— Это бизнес. Казнь. А во время драки я ни за что не воспользовалась бы оружием. Только трус пользуется пушкой в драке.
— Ты убила Зиглера, — снова напомнил я.
Валери хотела пожать плечами, но я связал ее так крепко, что ничего у нее не получилось.
— Ну и что? — улыбнулась она. — Он был марионеткой. Зиглер был дураком, который не мог отличить фантазию от реальности. Он сам вырыл себе могилу.
— Значит, ты убила Ник? И Эллен?
— Твою очаровательную бывшую жену, — промурлыкала Валери.
— Ты ее убила? — Я едва не спустил курок.
— Очаровательная Эллен. Такая милая. Такая наивная.
— Это ты ее убила? — заорал я, засовывая дуло пистолета ей в рот, так чтобы она почувствовала боль.
Валери резко повернула голову.
— Нет! — крикнула она и закашлялась. — Не убивала я твою драгоценную Эллен. Но я видела, как она умирает. Я видела, как раскрываются ее губы в немом вскрике, как выгибается ее спина. Я видела ужас в ее глазах, когда нож вонзался в ее нежную плоть. — Валери засмеялась снова, и смех ее больше напоминал орлиный клёкот. — Такая красивая. Такая беспомощная. Такая напуганная. Она звала тебя. Даже после всего того, во что ты ее втянул, она тебя не винила. Такие глупые люди заслуживают смерти.
Наконец, после долгого времени, пришли слезы. Я плакал навзрыд, представляя Эллен в когтях этой безумной женщины, Эллен, умирающую с моим именем на устах. Ноги у меня подкосились, и я осел на пол.
— Бедненький Ал, — приговаривала Валери. — Бедняжка Эллен, бедная Ник, бедный Руди. Столько жертв. Я вот думаю, может, мне тоже уронить слезу?
— Заткнись! — заорал я, затем снова навел на нее пистолет. — Кто их убил?
— Мой любовник, — ответила она, — мой коварный, чувственный, жестокий любовник.
— Тот самый, в которого, по ее словам, Эллен была влюблена?
— Ну и дура. Легко любить человека настолько сильного и изобретательного и не замечать черного сердца и зла в самой его глубине… Эллен была обречена с момента их первого поцелуя.
— Назови его! — прорычал я.
— Любви не нужны имена, — со смехом произнесла Валери.
— Говори его долбаное имя, или я тебя убью!
— Валяй, кивнула она. — Я не боюсь. В смерти меня ничего не пугает. Убей меня, маленький человечек, отправь меня к моему богу-Солнцу и покрой себя проклятием.
Услышав последнюю фразу, я заморгал:
— Ты заодно с виллаками?
— С кем?..
— Это слепые жрецы, — пояснил я. И, увидев ехидную улыбку на лице Валери, прибавил: — Ладно, скажи только, кто убил Эллен.
— Я же сказала — мой любовник.
— Его имя, сука, его имя!
— Что в имени? — хихикнула Валери. Затем серьезно произнесла; — Узнай сам. Обними Солнце, почти бога, — и узнаешь.
Я покачал головой;
— Не трать время на болтовню о богах. Скажи, кто убил Эллен, или, видит бог…
— Что? Станешь меня пытать? Попробуй, маленький человек. Я крепкий орешек, меня не расколешь. Я знаю боль. Давай старайся! Я ко всему готова, что бы ты ни придумал.
— Посмотрим, — мрачно проговорил я, затем повернул ее и разорвал на ней рубашку.
Не уверен, что знал, что собираюсь делать, но я ведь навидался всякого за время службы в гвардии. Я знал все болевые точки на теле человека, знал, как усилить боль и как ее продлить. Я дал себе клятву никогда не пользоваться этими знаниями, но в квартире Зиглера мою решимость и добрые намерения поглотил кровавый туман гнева. Однако, когда я разорвал рубашку, мысль о пытках пришлось отбросить. Перед моими глазами открылась уродливая карта боли. Плечи и спину Валери уродовали ожоги, порезы, шрамы. Головки булавок, вонзенных в плоть, сверкали, как маленькие серебряные звездочки. Наиболее глубокие раны были заклеены пластырем. Я также рассмотрел ожоги от кислоты, раны, в которые втерта соль, гноящиеся, мокнущие язвы. Валери Томас была ходячим воплощением самого извращенного мазохизма.
Меня затошнило, и я отвернулся.
— Мой бог кормит меня болью, приучая ее не замечать. Он добр, щедр и мудр. Если бы только больше людей знали, насколько прекрасно служить столь могущественной сущности, они бы…
Я оставил женщину болтать насчет бога и тому подобного. Больше слушать не мог. Я подумал, не поторговаться ли с ней, не попытаться ли предложить ей жизнь за некоторые ответы, и решил, что она только рассмеется мне в лицо. Возможно, следовало вытянуть из нее правду хитростью, но в нынешнем своем состоянии я был на это не способен. Я плакал, как ребенок.
Прежде чем уйти, я позвонил Биллу. Рассказал, что узнал, сообщил, где забрать Валери и что случилось с Зиглером. Билл велел мне оставаться на месте, но я не мог. Сказал, что поеду домой. Он принялся возражать, настаивал, чтобы я оставался на месте, но я повесил трубку и ушел прочь, в мир, где оказалось намного больше мук и печали, чем я считал прежде.
