Глава 4
– Народ, подъем, немцы наступают! – разбудил Вадима залихватский вопль.
Он вскочил, набил шишку на затылке, рухнул обратно на топчан. Лагерь шумел, носились люди. Хлопнула дверь, мелькнули пятки командира Сазонова, который ночью нещадно храпел и затих лишь незадолго до побудки.
Девять часов утра. Долго, однако, спят немцы!
Сиротин спал одетым, впрыгнул в сапоги, хотел выхватить вещмешок из-под лежанки, но передумал. Эвакуацию командир отряда не объявлял. Он тоже заспешил наверх.
Партизанский лагерь напоминал разворошенный улей. Метались едва одетые люди, кричали командиры взводов, призывая к построению. Раскраснелся от возбуждения Василий Лукич Сазонов, орал на командира пулеметчиков, чтобы готовил свое хозяйство к транспортировке на передний край.
– Что, таки сами немцы идут? – Петька Чернуля нервно хохотнул. – Так пусть подходят, я им сегодня лично перца задам!
Хромал комиссар Воронцов, неловко цеплял поверх фуфайки портупею. Отделение бойцов под командой Овчарука уже покидало лагерь, растекалось за скалы в южном направлении.
– А как же завтрак, товарищи? – выкрикнул неугомонный Чернуля. – Я буду жаловаться гауляйтеру!.. Что за фигня такая?
Никакой стрельбы при этом не было. Выяснилось, что тревожный сигнал пришел с форпоста над Шайтан-грядой. Его по цепочке передали через лес. У подножия горы скапливался неприятель, похоже, готовился к штурму. У него лопнуло терпение либо появилась информация о том, как обойти ловушки.
Сработало дальнее оповещение – один из элементов сложной системы безопасности. Дальше форпоста противник не проник бы, но существовала опасность фланговых обходов.
Сазонов с Воронцовым успокоились и отдавали распоряжения. Двум отделениям рассредоточиться вдоль оврагов, пять человек – на обрыв, приготовить средства для спуска. Караулу остаться в лагере, следить за местностью и слать гонцов, куда будет приказано. Радисту сообщить в соседний отряд о попытке противника прорваться на базу. Остальным выдвинуться навстречу неприятелю и так ему всыпать, чтобы небо с овчинку показалось!
Вадим понимал, что прибыл сюда для чего-то большего, но не мог остаться в стороне. Паники не было, каждый занимался своим делом. Бойцы покидали базу, устремлялись вниз по склону, заросшему низкорослыми деревьями.
– Василий Лукич, оружие мне! – бросил капитан.
– Может, вам еще и коня, Вадим Викторович? – Сазонов всплеснул руками. – Бурку с папахой не желаете? Может, лучше в лагере посидите?
– Может, лучше не пререкаться? – разозлился Сиротин. – Не так уж много у вас прошу.
– Белоусов, автомат товарищу капитану! – бросил Сазонов и съязвил: – Вы уж постарайтесь, Вадим Викторович, не завершить сегодня свою карьеру контрразведчика. Заодно о нас подумайте. Мы все-таки отвечаем за вашу безопасность.
– Ловите, товарищ капитан! – Семен швырнул ему «ППШ». – Держите и сумку с двумя дисками. У меня еще один автомат есть.
Партизаны спешили вниз, двигались след в след. Они знали, куда шагнуть, чтобы не взлететь на воздух.
Вадиму передавалось всеобщее возбуждение. Спина в фуфайке мелькала перед его глазами. Он двигался четко за ней, как и положено по всем инструкциям. Две цепочки людей выбрались из леса, растеклись по короткой поляне, за которой простирался изрезанный склон.
Место знакомое. Он был здесь прошлой ночью. Обрыв за каменным бруствером, откуда открывался волшебный вид на берег. При свете дня все выглядело иначе. Но на то, чтобы осмотреться как следует, у капитана не было времени.
На флангах каменной гряды были заранее устроены спуски. Бойцы слезали вниз, бежали дальше. Катились камни с откоса. Кто-то оступился, выплюнул матерок.
Далеко внизу прогремел мощный взрыв. Люди заволновались. Сработала мина, установленная под Шайтан-грядой.
Бойцы добежали до участка леса, усеянного каменными баррикадами. Это были вполне удачные стрелковые позиции с брустверами. Партизаны рассредоточивались, припадали к амбразурам. Шумел народ на флангах.
В арьергарде ковылял Воронцов, злобно кривился, махал пистолетом. Дескать, обгоняйте инвалида! Сазонов пригнулся, припустил на правый фланг, продрался сквозь кустарник.
Вадим подполз к Семену Белоусову, залегшему за камнем, и спросил:
– Что там происходит?
– Сами смотрите, товарищ капитан.
Со склона горы виднелось море, лучащееся на солнце, отливающее синевой. Между островами растительности проступали крыши зданий. Это была то ли Ялта, то ли Элидия. Но далеко, в нескольких километрах.
Горы ступенями съезжали к населенному пункту, справа голубело небольшое, идеально круглое озеро, слева виднелись виноградники. Лесные массивы прореживались скалами. Зеленели стройные ряды кипарисов, торчали шапки элегантных ливанских кедров, будто срезанные хорошо заточенной бритвой.
«Кажется, что море совсем рядом, – подумал капитан. – А ведь пару часов будешь топать и не доберешься».
До Шайтан-гряды было метров триста. Там торчали несколько высоких зубчатых скал. По краям они понижались. Западную часть гряды окутал дым, он уже рассеивался, проявлялись очертания камней.
Далеко внизу хлопали выстрелы, рванули несколько гранат. Акустика создавала странные эффекты. Вадиму казалось, что это происходит очень далеко. Среди шапок растительности ворочались неясные фигуры, перебегали, залегали.
– Что, Семен, фрицы на «коровью лепешку» наступили? – спросил Вадим.
– Не уверен, товарищ капитан. – Белоусов помотал головой. – Похоже, они разнюхали, где она установлена, и подорвали ее дистанционно. Но ничего, не последняя. Нормально, товарищ капитан, они не пройдут. – Семен повернул к Вадиму лицо, сведенное судорогой. – У нас и не такое бывало. Это не фрицы, а та самая рота, набранная из всяких мерзавцев, про которую я вам говорил. Допекло их, видать, собрались в свой последний и решительный.
Под грядой проходила дорога. На ней виднелся хищный радиатор трехтонного «Мерседеса». Колонна грузовиков доставила к месту боя небольшое войско, которое оперативно рассосалось по складкам местности. Машина рывками сдавала назад, из-под капота вился дымок. Водитель подставился под меткий выстрел.
Склон ощетинился вспышками выстрелов. Передовое охранение, состоявшее из полудюжины партизан, уходило наверх. Перебегали люди в куцых фуфайках, били из винтовок, автоматов «ППШ» и «ППС». Партизаны, лежащие наверху, прикрывали отход своих товарищей.
Тех теснили люди в серо-зеленом обмундировании, в форменных кепи. Но это были не немцы. Не та манера, иные боевые порядки. Точнее сказать, едва ли не полное отсутствие таковых. Они перебегали как-то спонтанно, когда и куда хотели, бросали гранаты, явно зная, что те не причинят вреда партизанам, рвали глотки. Но их было много. Они наступали не только по фронту. На правом фланге, за скалами и деревьями, тоже разгоралась пальба.
– Синько, прикрой ребят! – крикнул Воронцов. – Терентьев, беги на правый фланг, подсоби мужикам!
Заработал ручной пулемет Дегтярева. Пулеметчик обосновался левее, в каменной нише. Второй, пригибаясь, поволок свою бандуру за гущу терновника. Оттуда доносились выкрики Сазонова и Овчарука. Пальба уплотнялась, с горы катились камни.
Воронцов зачем-то привстал, наверное, хотел обозреть орлиным взглядом поле боя, вдруг схватился за грудь и захрипел. Белоусов в ярости заскрипел зубами. Подставился Сергей Леонидович! Какого хрена этот инвалид лезет в драку?! К раненому подползли двое партизан, потащили его за камни.
Со стороны лагеря подбежали еще несколько человек, устроились на краю обрыва. Пулеметчик сдерживал натиск врага. Под прикрытием его огня перебегали дозорные. Потом последовала пауза. Пулеметчик менял дисковый магазин.
С ревом поднялись люди в мышиной униформе, покатилась волна вверх по склону. Их было не меньше полусотни на этом узком пространстве. Несколько этих мерзавцев тут же повалились, истошно матерился раненый.
Когда пулеметчик вновь открыл огонь, вся компания дружно залегла. Впрочем, двух или трех он достал. Полицаи прятались за укрытия, корчились в канавах.
– Товарищ капитан, вы бы свалили отсюда на хрен, а? – заявил Белоусов, перекатившись на соседнюю позицию. – Вот вас подстрелят, вам уже без разницы будет, а нам неприятности по причине вашего трупа. Я серьезно, товарищ капитан, мы уж как-нибудь без вас справимся.
Вероятно, этот паренек был прав. Никто другой не выполнит его задание. А это дело благодаря стараниям головорезов Жоры Тернопольского и так придется переносить.
К позициям подползали парни, стоявшие в охранении за Шайтан-грядой. Из шестерых уцелели четверо. Один из них был ранен в плечо, молодое лицо перекосилось от боли. Товарищи сверху подбадривали их, прикрывали.
По сигналу обрыв ощетинился огнем. Все четверо поднялись и кинулись к своим. Троим удалось добраться до них. А вот парень, раненный в плечо, замешкался, получил пулю в спину и рухнул.
Вадим схватил за ворот одного из трех уцелевших партизан, мужчину средних лет, заволок его наверх. Тот со свистом дышал, кашлял.
– Руденко, ты как? – спросил у него Белоусов. – Что за дела там внизу?
– Чуть не уделали нас, Семен, – хрипло отозвался партизан. – Незаметно подошли, обезвредили мину под скалой, другую очередью подорвали – и айда!.. Эти пешком притопали, грузовики уже после них подтянулись. Знали эти суки, где наши ловушки, по канавам пролезли.
На правом фланге тоже разгорался бой. Хлестко матерился бывший завсклада Сазонов, приказывал бойцам не отступать ни на метр. Партизанский отряд попал в тяжелое положение. Полицаи воевали отчаянно, им уже нечего было терять. Заткнулся пулеметчик, у него кончились диски.
– Братва, гранаты к бою! – с надрывом выкрикнул кто-то на той стороне.
Подчиненным Жоры Тернопольского все же удавалось кое-что делать слаженно. Полицаи, залегшие в первых рядах, стали швырять гранаты. Они были слабые, наступательные, никому не вредили, но подняли густую пелену дыма.
В эту мутную завесу противник и бросился. Поднялись все разом, устремились вверх в полной тишине. А когда пробились сквозь клубы дыма, разверзли свои глотки.
Такой плотности грязной матерщины на единицу площади Вадим еще не слышал. Психологический эффект тут был посильнее любого «За Родину, за Сталина!». Они бежали, примкнув штыки, бледные, в меру пьяные, с воспаленными глазами, орали непристойности. В какой-то миг капитану действительно стало страшно. Сомнут ведь!
– Мужики, гаси фашистских урок! – взревел Белоусов, разряжая в несущуюся толпу все патроны, остававшиеся в магазине «ППС».
– Да мы сами урки! – провизжал Чернуля, отбросил автомат и выдернул нож устрашающих размеров. – Пошли, болезные, покажем им, где раки зимуют!
Толпа партизан, возбужденная не меньше, хотя и трезвая, хлынула с обрыва. Контратака была бешеная, на одном дыхании. Взревели десятки глоток. Какие-то двадцать метров бойцы одолели за секунды.
Сшиблись две толпы. Бились страшно, остервенело, до рваных жил, кулаками, прикладами, ножами, саперными лопатками. Трещали чубы и черепа. Теперь те и другие обходились без лишних слов, берегли силы. Хлестали пот и кровь.
Закачался партизан Руденко, минуту назад счастливо спасшийся из-под обстрела. Тяжелый приклад проломил его череп. Ржал, оскалившись, чернявый детина с азиатскими чертами лица, ударивший его.
Впрочем, ликовал он недолго. С негодующим воплем на него сбоку запрыгнул взбешенный Чернуля. Оба повалились. Детина был силен, но партизан оказался ловчее. Фашистский прислужник заломил ему руку, однако на свободе осталась вторая, с ножом. Петька осатанело бил врага острием в загривок. Лезвие вклинилось между позвонками. Чернуля не стал его вытаскивать, вдавливал внутрь. Полицай извивался, выплескивал бурую рвоту.
Энергично махал прикладом Семен Белоусов. Он ударил кого-то в грудь, когда тот отлетел, ловко поменял приклад и ствол местами, стегнул очередью.
Преимущество партизан, свалившихся сверху, было очевидно.
Вадим остался на прежнем месте. Неловко, черт возьми, но вроде все кончалось. Полиция дрогнула, попятилась назад.
Тут он сверху заметил то, чего не видели остальные. Слева к партизанам подбирались полицаи. Они обошли Шайтан-гряду с востока и пока ничем не выдавали своего присутствия. Их было не меньше двух десятков, вполне достаточно, чтобы решить исход боя в свою пользу. Эти поганцы ползли вверх, прятались за камнями, делали короткие перебежки. Вадим различал напряженные бледные лица, небритые, оплывшие то ли с перепоя, то ли от нехватки сна. Все эти мерзавцы были вооружены автоматами.
Командовал ими невысокий заморыш с короткой окладистой бородкой. Он шипел на подчиненных, делал круговые движения рукой.
Полицаи уже были близко. Скоро они поднимутся, и тогда!..
В горле капитана перехватило. Он отполз от края обрыва и завертел головой.
«Поздно орать партизанам, чтобы были внимательными. Все равно не услышат, – понял он. – Справа палят так, что оглохнуть можно».
Сиротин подполз к пулемету, валявшемуся между камнями. Сошки его были перевернуты, коробка отстегнута. Партизан, который вел огонь из этого оружия, на минутку отлучился врукопашную. Рядом, в ложбинке, капитан заприметил снаряженный магазин.
«Неплохо снабжаются партизаны», – подумал он.
Пулемет «РД-44» был сконструирован недавно и поступал в войска малыми партиями для испытаний. Семь килограммов веса, длинный, громоздкий, питается от ленты на сто патронов, сложенной в круглой металлической коробке.
Сиротин быстро вставил ее на место, сложил сошки, передернул затвор. Потом он пополз обратно, не поднимая головы, пристроил ствол на каменный бруствер.
Как же удачно все сложилось!
Бородатый тип махнул рукой. Два десятка рослых громил поднялись разом и бросились вперед. Капитан не жалел патронов. Сотня штук – это немало. Полицаи напоролись на стену огня, орали, валились как подкошенные. Все рядом, можно не целиться, главное – не сбавлять оборотов. Враги не поняли, в чем дело, даже залечь не успели, запоздало бросились врассыпную.
Вадим взгромоздился на колени, перехватил горячее тело пулемета. Он не замечал, что его руки покрываются волдырями от раскаленного железа, водил тяжелым стволом, добивал уцелевших полицаев. Рухнул бородатый тип, пробитый пулями в нескольких местах. Агонизировала парочка раненых.
Капитан отбросил пулемет. Вот и все! Боль сразу ударила в мозг, он стиснул зубы. Черт с ними, с ожогами. Зато дело сделал.
Выжившие полицаи драпали по всему фронту, партизаны их преследовали, стреляли в спину. Чернуля снова кого-то кромсал ножом. Обернулся Белоусов, мигом все понял, вскинул руку с отставленным большим пальцем. Мол, так держать, товарищ капитан!
Атаку партизаны отбили. Несколько выживших полицаев нырнули в расщелины у Шайтан-гряды. Они не представляли опасности.
На правом фланге все складывалось сложнее. Там противник теснил партизан, но до рукопашной дело, кажется, не дошло.
Вадим пересилил боль и тараканьей иноходью двинулся к месту боя. Ствол «ППШ» он ухитрился пристроить на предплечье.
Мимо него бежали люди, палили вниз. Выкрикивал задорные матерки Чернуля. Храбрость этого парня доходила до безрассудства. Два бойца вытаскивали из кустарника раненого Воронцова. Тот был белее извести, но, кажется, дышал.
Вадим оказался в разреженном лесу. Группа полицаев уже прорвалась сюда, выдавливала людей Сазонова с обрыва. Надрывно кричал Овчарук, призывал держаться.
Несколько фашистских прихвостней прорвались в лес, поджимающий базу с юга, и благополучно подорвались на мине. Остальные залегли, стали отползать обратно к обрыву, где имелась пара истоптанных троп. Партизанские пулеметы стреляли на флангах, подавили врага. Теперь защитникам лагеря не приходилось рассеивать свои силы. Все они сконцентрировались на краю обрыва.
Проходы между камнями усеяли тела полицаев. Партизаны добивали их с наслаждением, не жалея боеприпасов. Слишком много горя принесли людям эти вурдалаки.
Трое мерзавцев угодили в капкан, не успели вырваться. Группа Белоусова отрезала им путь к отступлению. Сопротивляться было нечем. Все патроны они извели, отсиживались в яме под кустарником, и один из них неосторожно зацепил рукой за ветку.
Чернуля тут же полоснул по кустарнику очередью. Полицаи вылетели оттуда как ошпаренные, кинулись к обрыву. Один запутался в полах шинели, покатился, собирая листву. Второй поймал пулю на самом обрыве. Третий успел сигануть вниз, но отнюдь не там, где была тропа.
Уцелевший полицай извивался, делал страстные глаза, просил не убивать на чистом русском, практически литературном языке. Он ползал в ногах партизан, окруживших его.
– Не стреляйте, прошу вас Христом Богом. Я искуплю свою вину, все расскажу. Вы не пожалеете, что сохранили мне жизнь. Я не делал ничего преступного, меня заставили…
– Да это же Костыль, – удивленно заметил один из партизан. – Погоняло у него такое, а фамилия вроде Костенко. Харьковский сукин сын. Его подстрелили в том году, так смотри-ка, оклемался, мало оказалось. Он лично всю семью Игнатенко в расход пустил, а у них два мелких гольца было. Сосед наш, в Конном переулке обретался. На карьере работал, прежде чем к немцам переметнуться. Его жена родная прокляла, сбежать от него хотела, так он ее избил до потери сознания, а потом сам пристрелил.
Возможно, эта мразь и имела какую-то информацию, но пойманных предателей партизаны в живых не оставляли. Он просил пощады, пока в лоб ему не уперся ствол «ППШ». Башка негодяя раскололась.
Вадим перегнулся через обрыв. Полицай ухитрился сигануть с кручи в том месте, где высота была наибольшей. Внизу лежали камни. Капитан поморщился. Теперь он понимал, что означает выражение «разбиться в лепешку».
Нападение партизаны отбили, но хорошо понимали, что это только первая ласточка. Полицаев в районе было как грязи. Гибель подельников их не остановит, даже наоборот. Спасует полиция, подтянутся по проторенной дорожке егерские подразделения немецкой армии.
От одного партизана к другому пробежала тяжелая весть. От ранений скончался комиссар Воронцов.
На обрыве осталось охранение, остальные брели в лагерь. Усталые люди с трудом переставляли ноги, тянули на волокушах раненых.
Командир отряда Сазонов и его заместитель Овчарук остались живы. Их лица были измазаны кровью, но, по всей видимости, чужой. Победу было трудно назвать пирровой, и все же особой радости она не принесла.
– Спасибо, товарищ капитан, выручили наших, – севшим голосом проговорил Сазонов. – Семен мне уже рассказал. Видите, какое дело неприятное. Теперь придется отложить на какое-то время выполнение вашего задания. Вон как полицаи вам подкузьмили.
– Я все понимаю, Василий Лукич, – устало ответил Вадим. – Будем считать эти обстоятельства форс-мажорными.
В ходе боя погибли восемнадцать партизан. Четверо были тяжело ранены. Десятерых зацепили пули, но все они могли ходить самостоятельно. Их уже перевязали.
В последующие полчаса командир принял волевое решение. Как бы ни было комфортно в лагере, его придется перебазировать севернее, на законсервированную базу, расположенную в Глуховском распадке. Время на сборы – полтора часа. Похоронить погибших, собрать весь скарб, соорудить носилки и волокуши для раненых.
Отряд выступил без опоздания. Партизаны оставляли землянки, баню, все, что нажито непосильным трудом, как мрачно пошутил Белоусов. Опечаленные люди сгибались под тяжестьюоружия, боеприпасов, бытовых принадлежностей, запасов съестного. Они уходили из лагеря в колонну по одному, пересекали овраг, поднимались в горы по узким тропкам.
Овчарук возглавлял процессию. Раненых тащили на волокушах и носилках.
Вадим уходил в числе последних, вместе с командиром. Мимо них тащились мрачные люди, молодые и не очень. Прошли несколько женщин, без которых партизаны окончательно одичали бы, заплесневели и перешли на подножный корм. Поредевший отряд втягивался в узкую расщелину между скалами.
Хромал пожилой врач Мезенцев, увешанный сумками с бинтами и лекарствами. Этому подслеповатому доктору, имеющему привычку постоянно протирать очки, сегодня было чем заняться.
Колдовал сапер на входе в расщелину, зарывал что-то в ямку под скалой, разматывал бикфордов шнур. Умчался куда-то длинноногий посыльный. Вскоре он вернулся с парой бойцов, сидевших в охранении.
Рослый партизан, немного похожий на актера Крючкова, покосился на Сазонова и проворчал:
– Я последний, товарищ командир. За мной никого.
– Что противник? – спросил Сазонов.
– Ругается, – ответил партизан и пожал плечами. – Да так громко, что птицы боятся садиться рядом. Моторы гудят, свежие силы подходят.
– Ну, дай им бог удачи, – заявил Сазонов. – Пошли, капитан, Мишка-сапер и без нас справится.
Тот догнал их метров через пятьдесят. Глаза его хитровато поблескивали.
«Этим саперам лишь бы чего-нибудь взорвать», – подумал Сиротин.
– К скале прижмитесь, товарищи, – посоветовал Мишка. – А лучше присядьте, а то, не ровен час, до нас долетит. – Он зажурился в предвкушении.
Командир отряда и офицер контрразведки СМЕРШ успели внять предупреждению. Мощный взрыв встряхнул гору. Задрожали известняковые исполины, хаотично разбросанные по округе. Две скалы на входе в распадок дали продольные трещины. Одна сразу раскололась и осыпалась. Вторая распалась на две части, которые повалились в разные стороны. В небо взвилась туча пыли.
Сапер довольно усмехнулся и побежал догонять своих.
– Вы уверены, что все сделано правильно? – спросил Вадим.
– Конечно, – ответил Сазонов. – У нас, Вадим Викторович, с этим делом строго. В отряде есть несколько геодезистов, пара егерей-лесников, инженер по горному делу, имеющий опыт проведения взрывных работ. Запасную базу возводили одновременно с основной. Если вы думаете, что туда легко попасть, то ошибаетесь. Пусть полицаи пыхтят, пробуют разобрать завал. Нарвутся на пару других сюрпризов и успокоятся. Эта местность им точно незнакома. Тут ориентируются только охотники, знающие тайные тропы.
– Замуруемся, а потом обратно-то выйдем? – пошутил Вадим.
– Выйдем, – серьезно ответил Сазонов. – Повторяю, товарищ капитан, есть пара козьих троп.
Остаток пути капитан даже не пытался запомнить. Тупиковые дороги мало интересовали его. Скалы причудливых очертаний, рослый лес, кроны, смыкающиеся над головой.
Природа в этой части Крымских гор была какой-то мрачной. Бурые камни обросли мхом и лишайником. Кругом щетинился плотный кустарник. Под скалами и кронами царил мрак.
За деревьями мерцали две приземистые горы, лишенные растительности. Тропа шла между ними и втягивалась в Глуховский распадок.
– Вы не думайте плохого, Вадим Викторович, мы вернемся, – пробурчал Сазонов в затылок капитану, словно читая его невеселые мысли. – Не пройдет, как говорится, и полгода. Шучу, конечно. Обоснуемся на новом месте, передохнем день-два и снова мелкими партиями двинемся вниз. А задачу, поставленную вами, мы выполним уже завтра.
База располагалась на узком пятачке, окруженном каменным массивом. Деревья заслоняли ее от наблюдения с воздуха.
Землянки партизаны здесь не рыли. Их роль выполняли пещеры, расположенные у подножий скал и связанные между собой коридорами. В них имелись лежанки, заранее были сложены запасы соли, спичек и прочих самых необходимых вещей.
Партизаны обживали новую базу, таскали лапник, разжигали костры. Стучали молотки, визжали пилы.
«Неужто фрицам заняться больше нечем? – недоумевал Сиротин. – У них земля под ногами горит. Скоро наши пойдут в наступление, погонят их в Севастополь. Тем останется сдаваться или прыгать в море. А они гоняются по горам за партизанами так, словно им еще годы тут придется сидеть.
Возможно, они не отдают себе отчет в том, что все кончено, надеются на чудо, гений фюрера, мифическое оружие возмездия. Фашисты готовы цепляться за соломинку, лишь бы не видеть очевидного».
Вечер наступил незаметно, серая хмарь обволокла пространство. В командирской пещере снова горела керосиновая лампа. В углу потрескивал костер. Дым с утробным гулом выходил в щель между камнями. Роль стола выполняли две чурки, приставленные друг к другу.
– Давайте по маленькой за Сергея Леонидовича, светлая ему память, – мрачно сказал Сазонов, разливая содержимое пухлой фляжки по алюминиевым кружкам. – Хороший был человек, правильный, храбрый. Увлеченный очень. Порой опасности не замечал, что его и сгубило.
Мужики взяли кружки, помолчали, выпили. Овчарук жадно давился папиросным дымом.
– Что за гадость? – спросил Вадим, возвращая кружку на пенек. – Кто у вас это гонит?
– Поставщик двора его императорского величества. – Овчарук кисло усмехнулся.
– Тетя Мотя с улицы Багажной, – отмахнулся Сазонов. – Что добыли, то и пьем, Вадим Викторович. Не до жиру, лишь бы в горло полезло. – Он поковырялся ложкой в кастрюле с перловой кашей и предложил всем присоединиться к поеданию этого деликатеса.
Сотрапезники несколько минут молчали, потом выпили по второй.
– Достаточно, – проворчал Вадим. – Накушаемся этой дури и на подвиги потянет. А нам сегодня лишнее геройство уже в тягость.
– Верно говоришь, капитан, – сказал Сазонов. – Ладно, мужики, война есть война. Мы знали, куда шли, когда в горы собирались. Такие вот дела, Вадим Викторович. – Он сокрушенно вздохнул. – Имеем полста с небольшим людей, включая раненых, баб да нас с вами. Продуктов нам хватит на четыре дня, если без переедания. С водой без проблем, ручей под боком. Боеприпасов на два часа непрерывного боя. Три пулемета… Рация в порядке, батареи заряжены, связь с Большой землей в любую минуту. Надеюсь, ночь пройдет спокойно. Демоны шатаются под горой, но им сюда не пробраться. Подберите людей, завтра они помогут вам. Время в пути от базы – час с небольшим. Рекомендую Белоусова, толкового и вдумчивого партизана, впрочем, сами решайте. Поставьте товарищам задачу, пусть мозгуют. Мы создадим вам все условия. На всякий случай даю адрес явочной квартиры: Зыряновская, четыре. Это короткая улица на западной окраине, частный дом. Семейство Бережных, Павел и Наталья. Проверенные люди, подпольщики со стажем. Немцами не завербованы, это точно. Оба работают в гараже, для отвода глаз, сами понимаете. Это мы их туда отправили. Трудятся до шести вечера, в воскресенье выходной. Пароль: «Здесь проживает Анна Ивановна Холодная?» Отзыв: «Анна Ивановна Холодная проживает на соседней улице». В случае провала отзыв следующий: «Вы ее племянник из Николаева?» Все это может не пригодиться, но на всякий случай запомните. В котором часу собираетесь выступать?
– Думаю выспаться, Василий Лукич, – с улыбкой ответил Вадим. – Если у Жоры Тернопольского не сложится особое мнение на этот счет.
