Глава 1
Январь 1126 года Ратное, Михайловская крепость
За время от памятного приезда воеводы в крепость до Рождества, плавно перешедшего в свадебные гуляния, Мишка едва не охрип от разговоров: и с дедом, и с десятниками, и с наставниками, и с ближниками. И с Медведем тоже. Он дал о себе знать через пару дней после «пира», на котором и состоялось примирение Мишки с дедом. Вероятно, как раз после того, как оставленные присматривать за соседями «лешаки» доложили «по инстанциям». В крепость командир «пятнистых» приходить категорически отказался, пришлось опять Мишке вместе с Макаром собираться на встречу. За Егором послали в Ратное Петра, но дожидаться десятника не стали – у «спецназеров» свои дела, а Мишке надо было услышать ответ от таинственного второго боярина.
Встретились на той же полянке, в тех же декорациях, но уже почти как свои. Поздоровавшись, Медведь прежде всего поблагодарил за то, что приютили баб с детишками, и сразу перешел к делу.
– Передал я боярину Даниле твои слова, сотник, – сообщил он. – Ответ он велел тебе дословно пересказать.
Бояричу Михаилу Лисовину поклон и слово мое: «Тебе, боярич, верю и под руку твою своих детей готов отпустить. Через сына моего мы ныне породнились, а потому вражде, какая была развязана меж нами и Лисовинами не нашей и не вашей волей, а по злому умыслу предателей, отныне не бывать. Родне воевать меж собой не по-божески и не по-людски. В том я, боярин Данила, даю слово за себя и своего брата Александра Журавлева. Сын его Юрий за это ручается и в случае моей гибели готов своему отцу подтвердить все сказанное. Но за нами не только роды стоят, но и люди, что нам доверились. Потому обо всем прочем договариваться уместно уже боярину Кириллу с боярином Журавлем, когда тот прибудет».
«Ну да – все правильно. Большего он сказать и не мог. Да и это не столько вам, сэр, сказано, сколько для Медведя и тех, кто за Медведем стоит, – бояре их интересы блюсти будут… Медведь свой уже обговорил – сына женить на Любаве, таким образом и самому со своим боярином и нами породниться. Шустер мужик, быстро сориентировался. Ну так на его месте другой не сумел бы удержаться…»
– Скажи боярину – я его услышал. И промеж нас вражды не будет. А что с боярином Журавлем разговаривать придется – это понятно. И правильно. Потому как он за всех отвечает. – Мишка выдержал короткую паузу. – А сам ты как скажешь: послушает Журавль Данилу Мастера?
– Тебе слова боярина мало? – нахмурился Медведь. – Данила его тебе уже дал. И за себя, и за брата.
– В слове твоего боярина я не сомневаюсь. Иначе бы и разговора у нас тут не было. Я о другом сейчас: не гоже, если ваш боярин с нами договариваться станет только из-за того, что у нас находится ваш младший боярич. И так, конечно, можно, – криво усмехнулся Мишка, – но не надежно. Не против воли должен такой договор заключаться, а с сознанием взаимной выгоды. Тогда и толк будет, и согласие. Да и Тимофей не заложник – мы его в род приняли…
Медведь промедлил с ответом всего ничего, но паузу Ратников заметил. И слова, когда «лешак» наконец заговорил, зазвучали, словно он их проталкивал через горло силком. Или каждое перед тем, как сказать, тщательно взвешивал.
– То, что боярина Журавля колдуном у нас считают, вы уже слышали. Он и впрямь колдун. Но только потому их у нас и двое, что Данила как бы не сильнее будет, даже недужный. Провидит он. Не все, но многое. Заговаривается иной раз. И тогда к нему только сам Журавль доступ имеет. А после этого приказы отдает, которые все меняют. Или мастера делают такое, что на голову не налазит. Потому, если Мастер Данила решит – Журавль сделает. Один раз он его не послушал – большая беда случилась. С тех пор сын Журавля увечный, и наследников у них больше нет. А раз Данила сына к вам отправил, значит, сразу решил – надо тут оставаться и с вами договариваться.
«Вот это заход, сэр, не находите? Хорошенькое дело – вам ещё прорицателя до кучи к колдуну подкинули. Колдун, пророк, волхва, жрец и поп-партизан. Полный боекомплект. И чем же тут так намазано, что все, как мухи на мед, на Погорынье слетелись? Ладно, разберемся. Вы, сэр, в конце концов, управленец, а не прачка, так что нечего тут перебирать: будем работать с колдуном и пророком, раз других не завезли…
Итак, что мы имеем? Это товарищ Медведь может себе позволить не сомневаться, что Журавль такими знамениями не разбрасывается и непременно Данилу послушает, но вы-то, в отличие от него, знаете, что Сан Саныч материалист на всю голову… Или уже не очень материалист? Или уже не материалист, но ещё не на всю голову? А сами-то вы уже не того? А черт его знает, если честно… Ну да ладно, это сейчас не самое важное – сейчас вам надо принципиальное решение принимать.
А с Журавлем… А с Журавлем видно будет. Если то, что вы про него раньше слышали, хоть наполовину правда – придется его с дороги убирать. На кол сажать не обязательно, но методы на Костю Сапрыкина у вас найдутся… Стоп! А куда это они переезжать собрались, интересно?»
– Оставаться? – переспросил Мишка. – А что, уезжать собирались?
Ох, как не хотелось, похоже, старому воину про это говорить с чужаком! Не потому, что собирался утаить – не нравилось ему это, и сильно. И обсуждать с посторонними тоже не нравилось, но Медведь принял решение.
– Журавль переезд затеял. Он давно говорил – здесь мы уже не усидим. Выколупают, дело времени. Нашел новое место в болотах на севере. Чем оно ему глянулось, не знаю. Земли везде много – людей нет. Там людей тоже негусто, да и с ними воевать придется, там свой боярин сидит и по слухам – отчаянный. Это не беда, но зачем? Потеряем больше, чем найдём… Кабы там земли богатые или ещё что, а лес с болотами и тут есть. И далеко идти, сил и средств на это уйдет немерено, людей в дороге поморим, детей особенно. Боятся у нас Журавля, сильнее смерти некоторые боятся, но когда против воли сковырнут с насиженного места, от привычного и сытого, да невесть куда погонят против воли – не все ли равно им будет, где помирать? Без бунта не обойдёмся. Да и там тоже князь не глупее туровского – какая разница, под которого идти? А теперь Данила сказал – если с вами сговоримся, можно будет и не уезжать.
«В болота на север? Под другого князя, значит? Кхе… а вот это интересно…»
– Он что, никак Москву основать решил? – наобум ляпнул Мишка и сразу увидел, что угадал, хотя предположение получалось бредовое. Медведь при этих словах словно напоролся на стену – замер, буравя Мишку взглядом. Помолчал.
– Значит, и правда такое пророчество есть… – проговорил он, скорее отвечая самому себе на вопрос, чем спрашивая. Ещё помолчал и спросил, не отрывая взгляда от Мишкиного лица:
– Правда, что тот, кто в том месте город сможет поставить, всем миром владеть будет?
– Да, есть такое, – не моргнув глазом, соврал Мишка. – Читал я про это, мудрецы давно предсказывали… Только город тот должен князь основать.
– Ну да, – Медведь кивнул. – Вот под него наш боярин и хотел идти.
«Под Долгорукого? Ну ни хрена ж себе поворот на вираже… Хотя он пока не Долгорукий, что отнюдь не отменяет всех остальных его милых качеств – вон, Осьма на себе испытал. А не находите, сэр, что наш предстоящий поход на Пороги в свете этих откровений становится просто подарком. И вам, и Журавлю. Во всяком случае, там выжить шансов больше.
Уж не князь ли Юрий Владимирович явился катализатором всех этих событий, в результате которых наш дорогой соседушка Сан Саныч сейчас сильно рискует возвратиться к пепелищу? Не удивлюсь…»
Дед внимательно выслушал доклад внука о достигнутых договоренностях и констатировал:
– Не знаю, что там у них за боярин Данила – имя вроде, христианское, но Журавля за спиной иметь – всё равно что пристроить волка двор сторожить: чужой никто не сунется, но и хозяин по нужде без топора не выйдет. Будь он хоть трижды родич. Правда, в походе на Неман нам такой союзник пригодится – дружина у него, говорят, немаленькая. Только потом с ним и его людьми расплачиваться придется. До отъезда бы с боярином поговорить, чтобы знать, о чем с князем речь вести. Когда его ждут? Нам уже в Туров пора, дольше тянуть нельзя.
– Со дня на день. Говорят, давно должен быть дома, да из-за ляхов задержался. А платить… Так никто же задаром не пойдет, деда, даже десятники. И чем больше они тут имеют, тем неохотнее с места сдвинутся. Журавлю же мы сделаем такое предложение, от которого он не сможет отказаться. То, что у него дружина большая, тем более нам на руку – вои без войны засиделись. Вот и пусть повоюют, нам на пользу и себе в удовольствие. Найдём, чем с ними расплатиться.
– Широк ты, внучек, как я погляжу, – нахмурился дед. – Ну-ка, говори, чем торговаться собираешься?
– А тем же, чем и с дядюшкой, – усмехнулся Мишка и принялся загибать пальцы. – Прежде всего, дорога по Неману. Егор с Медведем поговорил, оказывается, от свеев их боярин идет. Не первый раз к ним ходил, и всё мимо Городно. Но сейчас на обратном пути рисковать не захотел, видно, везет что-то ценное. Потому в дороге и задержался, что пошел в обход – через Новгород, а это крюк не близкий. Да ещё и ляхов пережидал. То есть ему свободный проезд по Неману тоже весьма интересен. А если на нём родичи сядут, тем более.
Самое же главное – от князей прикрытие. Недаром он так таится и товар свой на торг не везет, а на дружину ни сил, ни средств не жалеет. Золотую жилу он ухватил! Бывает такое – золото в земле лежит, как камень. Подходи и бери. Найти такое место трудно, но это даже не полдела. И не удача – иной раз то золото проще сверху землей присыпать, пока никто тебя не застал возле него, и бежать подальше. Трудно его в своих руках удержать – того и гляди, те руки отрубят. По самую шею. И страшнее всего при такой удаче иной раз не враги, а друзья.
Вот Журавль сейчас на такой жиле и сидит. А потому наше предложение он примет. Не сразу, торговаться попытается, чтобы повыгоднее себе условия отговорить, а деваться-то ему некуда. Примет. И говорить с ним надо о том, чтобы не князю присягу приносил, а под тебя, как воеводу, пошел.
– Даже так? – с сомнением протянул Корней и задумчиво почесал бороду. – В чем же ему тут выгода?
– Да в том, чтобы между ним и князьями как можно больше людей встало. И к нему княжьи тиуны без нужды нос не совали. Подати он и через тебя заплатит. Только так надо ему это подать, чтобы и его гордость не уязвить, и его людей не обидеть.
– Это ты нам предлагаешь вместо его шеи свою подставить? – хмуро буркнул Корней. – Про то, что любое богатство удержать труднее, чем добыть, я не хуже твоего знаю. Но за те клинки, что Макару подарен, можно все Погорынье вырезать. Да и не только его.
– Клинки – это вершки, это то, что мы видели, деда. А что ещё у них имеется, даже не представляем. Я поговорил с греком: только с того, что по его рассказам понял, не то что все Погорынье – княжество хватит прокормить и озолотить. Вот такое удержать сможем? Или откажемся – отдадим все, пусть князья разбираются, а мы только крошками будем довольствоваться, что после них останутся?
– С таких крошек и то можно пупок надорвать… – хмуро буркнул Корней и задумался.
«Ну что, милорд, решайтесь. Отныне игра пойдет по-крупному. Не синица в руки попала, и даже не журавль с неба на плечо сел – жар-птица прилетела. Или мы ее за хвост ухватим, или спалит все на фиг…»
Корней набычился и яростно уперся взглядом в Мишку.
– Княжество, значит, говоришь… Придумал уже что-то?
– Придумал, – согласился Мишка. – Если сами по себе, то не удержим. А если князь, законно сидящий на столе, с этого долю поимеет, то может получиться. Потому придется князю часть с того богатства показать, отдать что-то и платить исправно. Но не сразу. И тут предстоящий поход нам на руку: на него немалые средства потребуются, а как мы те средства добудем, уже наше дело.
Вот этим с князем и торгуйся. Главное, ему самому это даром обойдется. Ну, почти. Податей с Журавлевых земель он всё равно не видел, и, если бы Журавль с места снялся да мастеров увез, или мы бы все там порушили – и не получил бы уже. Значит, ещё сколько-то лет потерпеть ему не в обиду. Потом-то все равно он свое возьмет…
– Ну-ка, Михайла, погодь трындеть, – оборвал Мишку дед. – Что значит, с места снялся? Это ты сейчас для красного словца сболтнул или знаешь? Откуда?
– Медведь сказал, – усмехнулся Мишка. – Похоже, под одного князя он уже сходить попытался, потому сейчас один из ближников поджидает его, чтобы зарезать, а второй исхитряется, чтобы спасти. И его, и всех остальных. Вот Мирон-то и хотел нас с Журавлем лбами столкнуть, чтобы под этим прикрытием свои дела устроить. Ты ведь летом не просто так и не сам решил за болото идти, деда?
– Что значит – не просто так?! Ты говори да не заговаривайся! – рявкнул было Корней, но внезапно задумался и полез в бороду. Помолчал, потом с интересом взглянул на Мишку. – Ну, не сам… С боярином Федором решали…
– Что с боярином – это понятно, – согласился с дедом Мишка. – Но ведь ты бы и не задумался об этом походе, если бы не пришли с той стороны вести, что боярина на месте нет и можно спокойно по его землям погулять? Уж не знаю, кто это передал, но ты знал, правда?
– Знал, – не стал отпираться Корней. – Ну-ка, дальше говори.
– Да ты и сам, думаю, понял – не просто так кто-то сообщил это сотне. И сообщил с ведома Мирона. Вроде бы не обманул: и боярин ушел, и добычу мы взяли. Но если бы Медведь Тимофея с дедом к нам не привел, мы бы сроду не узнали, что упустили, потому как настоящего богатства нам тогда даже краешек не показали. Пока мы с его боярином друг с другом бодались бы, Мирон как раз и собирался его к рукам прибрать, чтобы самому к тому князю с мастерами податься. Именно мастера – главная тамошняя ценность. Ты сказал, что за Макаров клинок можно все Погорынье спалить. А что можно устроить, чтобы заполучить мастера, который те клинки делает, а?
Одно утешает: тот князь здесь чужой, не его тут земли. И открыто он на нас не выступит, даже за клинки. Но, думаю, он сильно обидится, что такое богатство мимо рук проплыло, – и на Мирона, что обещал, а не сделал, и на боярина. А потому идти с нами на Неман Журавлю сейчас безопаснее, чем тут оставаться. Да и нам там спокойнее будет.
– Мишка, не темни! – прихлопнул кулаком по столу Корней. – Что за князь? Знаешь?
– Знаю, деда. Юрий Владимирович, Мономахов сын.
– Что?! Уверен?!
– Уверен. Он, – кивнул Мишка.
– С-с-сука! – Корней уже не прихлопнул, а саданул кулаком по столу. – Ах ты, с-с-сука! Ведь за яйца подвешу, кишки выпущу и жрать заставлю, если он это знал…
«Ни хрена себе, разошелся дед! Это он что, Долгорукого собрался за яйца подвешивать?»
– Похоже, пора ещё одну охоту медвежью затевать, – буркнул Корней, остывая так же внезапно, как и завелся. – С Осьмой поговорить надо. Душевно…
Взглянув на недоумевающего внука, воевода пояснил:
– Говоришь, из-за болота меня под руку толкали? Может, и так. Нинея тоже это подтверждала, но мы с Федькой все равно сомневались. Вот тогда Алексей с Осьмой нас стыдить принялись, про долг христианский напомнили и службу. Осьма прямо соловьем разливался, то-то я удивился тогда… С Лехой все понятно, ему добыча глаза застила и возможность себя показать. А вот Осьма… Он же при Юрии Залесском долго обретался. И слышал многое. Неужто знал, сученыш?..
«Значит, мистер Алекс и Осьма? Ну, про Алексея дед прав – ему добычи хотелось. А вот Осьма – это интересно… И, кстати, не потому ли он к нам сюда из Турова рвался? И правда, надо Егора снова в лес за медведем посылать. Хотя тут росомаха больше в тему».
– Ладно, с Осьмой мы разберемся, не он первый, – Корней снова нахмурился, глядя на внука. – Но ты хоть понимаешь, куда лезешь? У голодного шатуна добычу из пасти вырывать безопаснее, чем у Юрия Залесского из-под носа такой кус увести. У этого князя руки длиинные…
– Ага, Долгорукий князь, ничего не скажешь, – согласился Мишка. – Только и его рук не хватит, если мы за Гродно уйдём. И не просто клочок отвоюем, а СВОЮ землю обустраивать станем. И мастеров туда же переправим со временем. Поначалу-то нас князья прикроют, а потом… А потом и они не дотянутся. Я же не зря сказал – княжество прокормить можно. И не просто прокормить – обустроить и защитить…
– Что?! – Корней не прокричал – выдохнул. – Ты понимаешь, что сейчас сказал? На что замахнулся?
– Понимаю, деда! – Мишка не отводил своих глаз от бешеных Корнеевых. – А замахиваться… Замахиваться на большое надо – на малое только кулак отшибешь. Иначе и не мыслю.
– Дурак… Тогда к тебе не один Юрий потянется – у киевских князей руки подлиннее будут.
– Так не сразу же, деда. Против князя Киевского идти не собираюсь. Все, что обещаем, выполним. Но мало только горлышко неманское держать, надо вперед двигаться. Это и князьям не в убыток, напротив, только на пользу. И церковь благословит и поддержит, и купцы своей мощной подсобят – им это выгодно. Рискованно? Да, не спорю. Но ведь не просто так Господь нас испытывает – такое богатство в руки посылает. Оно, как и гривна, не награда, а ноша. И уж точно не для того, чтобы мы себе по мечу невиданному взяли и всю жизнь на него тайком ото всех радовались, как дурень на писаную торбу – такое только для свершений дается, тому, кто способен. Это испытание, деда: откажемся мы от своего предназначения или решимся принять его. Второго такого удобного случая не будет, дважды такое не предлагают, а непосильных испытаний Он никому не дает – это отец Михаил говорил.
– Княжество, значит? – Дед встал, подошел к дверям сторожки той самой пасеки, на которой они в прошлый раз «беседовали» с Никифором, выглянул на улицу, словно желая убедиться, что их никто не мог услышать. Но Андрей и пятерка разведчиков, прибывшие с Мишкой, надежно охраняли все подступы к дому и сами держались в отдалении. А возможно, старому сотнику просто потребовалось глотнуть свежего воздуха. Он постоял в дверях, вернулся, снова сел за стол напротив внука, и Мишка поразился – на него смотрел молодой Корней. Почти тот же самый, который приехал к нему с известием о рождении сына.
– Ну, етит твою! Рассказывай, что задумал, сотник!
Повод для вдумчивого разговора с Осьмой искать не пришлось: купец напросился сам. Не было ничего удивительного в том, что, оправившись от серьёзной раны, он захотел приехать в крепость, поблагодарить купеческий десяток, фактически спасший ему жизнь. Ну, и склады с товаром посмотреть, с Ильей поговорить, словом, приступить к своим обязанностям приказчика и консультанта «коммерческого факультета», вынужденно оставленным на время болезни. Словом, в одно прекрасное утро он воспользовался оказией, когда из Ратного начали перевозить часть добычи, причитающейся за поход Младшей страже и наставникам.
Мишка принял гостя со всем уважением и на правах хозяина сопровождал его по крепости. Первым делом Осьма пожелал встретиться со своими учениками. Мишка велел Петру собрать свой десяток в трапезной. Когда купец в сопровождении сотника появился в дверях, отроки уже были построены. Петька привычно рявкнул:
– Десяток! Смирна! – и хотел было подойти с докладом, но Осьма благодушно махнул на него рукой:
– Ладно-ладно, вижу уже… – и обернулся к Мишке. – Не обессудь, сотник, позволь уж мне с отроками по-свойски сейчас поговорить. Должник я их, а строю кланяться несподручно. Да и мне пока что лучше хорошо сидеть, чем плохо стоять.
Дождавшись, пока мальчишки рассядутся за столами, Осьма нашел глазами торка Мефодия и кивнул на него Мишке:
– Вот, сотник, принимай караванщика! Ему бы я свой обоз доверил хоть сейчас. Да и остальные не оплошали. Хорошо ты их выучил – будет отцам на кого свое дело оставить! – он благодушно подмигнул купчатам. – Поняли теперь, какое оно, купеческое ремесло? Со вторым крещением вас! Так что впредь, если покупатели станут ныть на торгу или ещё где – дорого, мол, купцы за товар ломят, не по-божески – вы теперь знаете, почему. И цену сбивать не позволяйте – нам, бывает, и дороже обходится. Так говорю, Михайла? – обернулся он к сотнику.
– Так да не так, – Мишка не принял предложенного Осьмой шутливого тона. – Потому и учим, чтобы цена та неподъемной для вас не оказалась. Ее не на торгу сбивать надо, а на дороге. Станут дороги безопасные – и платить кровью не придется. А кто эту цену сбить может, ответите?
– Хм, значит, так повернул? Тоже верно, – не стал спорить с ним купец. – Ну, чего сотнику ответите? – Он снова остановил взгляд на каменном лице Мефодия, который, казалось, и не слышал похвалы, которой его удостоил Осьма, но мимо ушей он ее не пропустил.
Да вообще торк изменился за то время, пока Мишка его не видел. Нет, приветливее не стал, держался по-прежнему независимо и чуть отстраненно, но и чужим среди остальных он уже не выглядел. И отроки его, кажется, приняли. Вот и сейчас, правильно поняв взгляд купца, кто-то из сидевших рядом с Мефодием, слегка пихнул его локтем в бок, а Мефодий, перед тем как ответить, только дернул щекой на «пихальщика», но не зло, а скорее по привычке.
– Удача, – буркнул он. – И воля Божья. А без нее от находников никакая охрана не спасет.
– Да уж, без удачи в нашем деле никуда! – хохотнул Осьма и обернулся к Мишке. – Видал? Что скажешь?
– Мефодий правильно говорит, – согласился Мишка. – Удача и воля Божья. А у кого и то, и другое есть? – он обвел взглядом отроков и сам ответил: – У князя только. Удача у князя, так как власть его от Бога. Потому при сильном князе и купцам достаток. Так я говорю, Осьма? Ты купец бывалый. И не одно княжество видел, вот и рассуди.
– При сильном князе, говоришь? – Осьма глянул на Мишку уже без благодушия. – Это как же?
– А вот так. Прав Мефодий – от находников никакая охрана не спасет, а княжья дружина может. Без нее ни дорог безопасных, ни торга хорошего не будет, а это только татям раздолье. Власть и удача только у сильного могут быть, слабого они убьют, если попробует за них ухватиться…
Мишка смотрел не на Осьму, а на Мефодия и говорил сейчас именно для молодого торка:
– Ты свою силу уже почувствовал, и отроки твою власть признали, – он оглядел десяток. – И за тобой пошли сами, так?
Мальчишки переглянулись и молча закивали, хотя и без особого воодушевления.
– Вы сами выбрались и дядьку Осьму вытащили, потому что наставник Мефодий с вами своей удачей поделился, – Мишка выделил голосом слово «наставник», – и тем ее преумножил.
Слушая сотника, торк окаменел на манер Андрея, только глазами сверкал.
– Да, кстати, – уже другим тоном добавил Мишка, – удача воина добычей меряется. Так что свою долю с похода, как наставник, не забудь получить. Хотя… – он повернулся к Осьме. – Мы же как раз к Илье собирались, дядька Осьма? У Мефодия нет отца, сам он пока своей добычей распоряжаться не может… Примешь над ним опекунство, чтобы, пока он учится, его деньги мёртвым грузом попусту не лежали, а преумножались?
По дороге к складам Осьма задумчиво разглядывал Мишку и, наконец, возле самых дверей каморки Ильи выдал:
– Ты, конечно, теперь сотник и думаешь, что удачу за хвост ухватил, но смотри не обожгись… Ты хоть понял, что давеча сказал? Про сильного князя? Значит, слабые князья тоже быть могут? Твои слова и так повернуть можно.
– Можно. Но не советую. Потому как слабый князь, от которого удача отвернулась, страшен. Но вдвое страшнее князь сильный, у которого его удачу из-под носа уводят. Ты это лучше многих знаешь.
Не давая Осьме ответить, Мишка открыл дверь пристройки и отступил в сторону, пропуская его вперед. Осьма хотел было что-то сказать, но ему помешал хорошо знакомый голос:
– Кхе… Чего в дверях топчешься, Осьмуха? Михайла! Сколько вас тут ждать можно? Заходите…
Как Осьма собой ни владел, а все-таки дернулся. Замер на пороге, бросил короткий, как удар, взгляд на Мишку – на мгновение показалось, что сейчас он оценивает шансы схватить сотника Младшей стражи в охапку и, прикрываясь им, попытаться уйти. Но лишь на мгновение: Осьма не мог не понимать всю бесперспективность такого поступка, поэтому он только кривовато усмехнулся и шагнул в открытую дверь. И когда заговорил, то голос звучал ровно, словно ничего особенного и не произошло. Может быть, самую малость ровнее, чем следовало…
– Э-э-э, Корней Агеич, что ж ты не предупредил, что в крепость собираешься? Мы бы с обозом тебя подождали…
– А я и не собирался, – хмыкнул Корней. – Да вот Егор со своим десятком сманил – говорит, медведей шалых нынче развелось… Шатаются. Видно, не спится им.
– Неужто ещё один? – озабоченно покачал головой Осьма. – Охотиться собрались? Извиняй, я тут вам не помощник. Видал я у Никифора шкуру, хороша, да только и поболее встречаются.
– Это да, деда, – усмехнулся от дверей Мишка, нахально встревая в разговор. – Осьму медведем, пожалуй, уже не испугать. Он к самому василиску в пасть залез и кусок у него сладкий выдрал.
– К василиску, говоришь? – нахмурился дед, но подумав, согласился. – Пожалуй, так и есть. Только это не главная его беда…
Осьма наезд своих работодателей, разумеется, почуял, хотя причину его ещё не понимал, но привычка держать лицо до последнего никуда не делась, и он стоял как ни в чем не бывало и разве что не посмеивался.
– Главная его беда, что он нашими руками к нему в пасть полезть решил… Тебе что, помирать понравилось? – рявкнул воевода. – Одного раза мало – опять судьбу испытываешь? Сотня в своем праве – мы княжьим именем земли под руку Вячеслава приведём, князь Юрий против брата не пойдет. А вот тебе точно не забудет, если узнает, кто сотню по следу пустил. Ведь в последний момент угадал. Или ты так с князем захотел поквитаться за свою обиду, что нами прикрылся?
– Не пойму, о чем ты говоришь, Корней Агеич? – глаза купца метнулись с Корнея на Мишку и обратно. – Князь Юрий тут каким боком?
– Погоди, деда, – вмешался Мишка, сочувственно Глядя на Осьму, который в ответ хлестнул его отчаянно-злобным взглядом. – Может, он и не знал вовсе. Осьма, ты же не знал, что сосед наш, боярин Журавль, с князем Юрием сговорился и под его руку идти собрался со своими людьми и всем хозяйством? У них уже все готово было; если бы мы летом туда не полезли, они бы уже с места тронулись. А теперь под Вячеслава Туровского им идти сподручнее. Сильно расстроится Юрий, как ты думаешь?
– Что?! – вот теперь Осьма испугался так, что Мишка даже на пол у его ног покосился – как бы порты не замочил. До этого дело не дошло, но купец побледнел до желтизны, охнул, словно из него воздух выпустили, и, нетвердой походкой подойдя к столу, тяжело опустился на скамейку возле него. – Точно знаете?
– Точнее некуда, – кивнул Корней, с интересом разглядывая купца. – Ты шубу-то сними, вон, аж взопрел, – ласково посоветовал он. – И кваса глотни, что ли. А потом рассказывай нам.
– Да что рассказывать-то?! – вскинулся Осьма.
– А все, что знаешь. И что не знаешь – тоже. Например, с чего это ты меня, не знаючи, на Журавля воевать толкал? Мы с Федором тогда сильно сомневались, а вы с Лехой… особенно ты – аж соловьем рассирался: про долг христианский, про службу княжью. Лехе-то понятно – мечом помахать да добычу взять не терпелось, а ты что? Для ничего не знающего слишком красно пел. Так что не крути, Осьма. Говори, зачем тебе понадобилось, чтобы сотня за болото пошла? Чего выведать через нас хотел?
– Да расскажет, куда ему деваться? – Мишка тоже подсел к столу и поглядел на жадно глотающего квас купца. – Хотел или не хотел, а получилось так. Теперь он с нами повязан надежнее любого родства: как ни крути, а пока Осьмы у нас не было, мы с соседями друг друга не трогали. Они к нам не лезли, мы их не касались. А вот как появился, так и началось… Князь Юрий сроду не поверит, что случайно всё сложилось, так, Осьма? Или поверит? Я бы точно не поверил. Так что получается, на Журавля нас навел ты.
Нам, конечно, тоже придется теперь князя опасаться. Но мы-то, как воевода верно сказал, люди княжьи, нас за то, что мы свой долг исполняли и своему князю земли под руку привели, даже Юрий не сможет упрекнуть, хотя при случае, конечно, припомнит и сметёт – он обид не прощает. Но сейчас, пока мы нужны – сильно нужны! – нескольким князьям, в том числе и Мстиславу Владимировичу, его брат не решится задевать нас открыто. Сотня пойдет на пороги, и пока мы там удачливы, нас и тут не тронут. А значит, и тебя тоже. Потому тебе жить только до тех пор, пока ты нам верен. И все, слышишь, все сделаешь, чтобы поход тот оказался успешен! Но это мы позже обсудим, а пока давай, говори, что про Журавля и его дела с князем знаешь. Все говори.
А чего ещё Осьме оставалось? Рассказал. Как Мишка и предполагал, всего о делах Журавля с Юрием Осьма и впрямь не знал. Иначе, пожалуй, не то что Корнея убеждать за болото идти – на стременах бы повис, чтобы тот поход остановить, так как склонности к суициду не испытывал. Пару раз видел он людей Журавля у князя, но не придал этому значения: мало ли купцов и бояр там отирается.
А вот о самом Журавле и тех, кто с ним торговые дела ведёт, в первый раз он услышал в Новгороде. Там у Осьмы свой человек из местных имелся, через которого он свои дела делает, ибо чужим в Новгород не сунешься – вот он и рассказал.
Есть там купец, из местных. Говорят, его отец был чуть ли не в первой сотне да разорился, так что его сын едва не в закупы пошел. Однако сумел подняться: долги раздал, свое дело открыл. История достаточно обычная, купеческое дело такое – порой удача никак в руки не идет, хоть расшибись, а иной раз наоборот. Всяко бывает. Но в этом случае удача явилась как раз в лице боярина Журавля: как стал купец с ним и его людьми дела вести, так ему и поперло. И теперь через того купца все товары от боярина идут. И к боярину – тоже. А торгует он много с кем – и к свеям ходят, и к германцам, и на Камень куда-то; говорят, даже вовсе в далекие страны. Но этим Новгород не удивишь, там и не таких видали.
А вот товаров, которые нет-нет да и промелькнут у тех купцов и приказчиков, не видели даже в Новгороде. Для торга товар везут все больше обычный, как у всех, а вот через руки иной раз проходит то клинок невиданный, то бабья цацка, непонятно какими мастерами сделанная, то платок дивной работы, то юбка или шуба из такой ткани, что люди знающие только руками разводят. На расспросы же отвечают, дескать, все из заморских стран привезено, а там, мол, каких только чудес не сыщется, но это отговорки.
Доверенный Осьмы выяснил: все эти товары и наверняка ещё какие-то, которые и не показывают никому, у боярина Журавля делаются. Где-то в болотах мастера прячутся такие, что более нигде нет. Где боярин сидит, тоже узнать удалось, даже ладью туда снарядили, но она сгинула без следа. А после этого и те люди, у кого до того хоть что-то узнавали, исчезли, и с приказчиком, который все это выспрашивал, несчастье приключилось: по пьяному делу с мостка в канаву кувыркнулся и прямо на кол, невесть как туда попавший, брюхом напоролся так, что кишки вылезли. Его с кола сняли ещё живого, но все равно не спасли. До-олго умирал…
Осьма бы, наверное, на этом не остановился и продолжил бы вызнавать, но тут и ему не до того стало – с князем Юрием случилось разногласие по совсем другому вопросу, никак с новгородской историей не связанному, так что пришлось Осьме спасаться у Никифора. А когда вдруг выяснилось, что отсидеться можно не просто в Турове, а у родственника Никеши, да по соседству с местом, где тот таинственный боярин обретается, то купец счел это знаком свыше. Ну как было не воспользоваться таким стечением обстоятельств? А вот о том, что эти обстоятельства приведут его к старому знакомому, и в мыслях не держал.
– Ну, Осьма, нас ты убедил. Почти… – Корней смерил взглядом купца. – А как князя убеждать станем? Мы теперь с тобой крепко повязаны и думать, как свою голову сохранить, тоже вместе надобно.
– Вы-то тут при чем? Сам говорил, вы в своем праве…
– Так-то оно так, да когда у василиска из пасти такой кус выхватывают, плевал он на чьи-то права. Ты хоть представляешь, за что мы тут ухватились? Ты добыче заболотной дивился? Ну так теперь на это глянь…
Корней полез себе за спину, и на стол легли Макаров меч и Аринино ожерелье. Осьма как вздохнул, так и выдохнуть забыл. Даже взгляд остановился. Потом осторожно, словно боясь обжечься, коснулся пальцами ожерелья. К мечу потянулся, но не решился. Поднял глаза на Корнея:
– Там?..
– Там, Осьма, там. Мастера там, понимаешь? Ожерелье это мальчонка-подмастерье сделал, играючись. Вот тут, у нас. Представляешь, какие ТАМ делать могут? И не на меч, не на побрякушку эту бабью князь Юрий размахнулся: он тех мастеров взять хотел. И свою руку он ой как далеко за ними протянул, а мы ему ту руку и отдавили со всей дури. И теперь никто князя не убедит, что мы с тобой не сговорились это у него отнять. Даже если мы этих мастеров его брату, князю Вячеславу, на блюдечке принесем, ничего не поможет.
Прошлые твои дела, за которые он на тебя гневается – так… мелкие неприятности. Нас они никак не интересуют. Да и князя, думаю, тоже волновать перестанут – у него к тебе теперь другие счеты. Ты уже своей хитростью сам себе на шею беду накачал, вот и хватит темнить. Попытаешься ещё хоть раз вот так, не сказавшись, сотней крутить – пожалеешь, что к Юрию не попал. Понял?
– Понял, не дурной, – угрюмо кивнул Осьма. – Только, хочешь верь хочешь не верь, не замышлял я против сотни. Куш ухватить, какой раз в жизни бывает – это да. Так и вам с того куша обломилось бы. Мне сила за спиной нужна и место надежное… И мысли не имел, что так обернется – ведь даже семью сюда перевез.
– Вот и хорошо, что перевез, – добродушно согласился Корней, – все равно тебе теперь от нас никуда – везде смерть… Михайла, как ты давеча князя назвал? Юрий Долгорукий? Ну, к нам сюда и ему сейчас трудновато дотянуться, а потом… Потом посмотрим…
– А чего смотреть? И так понятно, – осторожно развел руками Осьма. – Теперь куда вам – туда и мне.
Он помедлил немного, пожевал губами и вздохнул:
– Но и тут мне долго не усидеть… Людно больно стало у вас. Глаз много…
– Это ты о чем? – нахмурился Корней. – Тут чужих нет!
– Чужих нет, да только своих у вас теперь прибавилось… Вам-то они свои, а мне? – Осьма поерзал на скамейке. – Из Турова к вам гости прибыли, родня ваша новая. Много вы про них знаете?
– При чем тут купец Григорий? Ты, Осьма, не крути – говори, раз начал!
– А что говорить? Путята у вас в крепости уже освоился. Сюда шли – он стоял там в сторонке. Думаю, там и сейчас стоит. Вот у него и спросите…
Дед глянул на Мишку, но тот уже и сам направился к дверям. И правда, когда они с Осьмой шли к каморке, где их ждал Корней, Путята стоял возле одного из складов, вертел в руках стрелы и что-то объяснял отрокам, собравшимся возле него. Удивления у сотника это не вызвало – Мишка сам не так давно просил дядьку Арины, оказавшегося искусным лучником, позаниматься с мальчишками, пока он здесь.
Осьма угадал – Путята все ещё стоял возле складов. Но уже один. И звать его не пришлось. Только увидев молодого сотника, выглядывающего из дверей, воин не спеша, чуть вразвалочку, направился к нему.
– Осьма-то жив? А то где потом ещё такого сыщешь, а он человек нужный.
– Мы нужными людьми не раскидываемся, – Мишка откровенно рассматривал Путяту. – Главное, чтобы НАМ нужным стал.
– Ну раз так, пошли, про вашу нужду поговорим, – кивнул его собеседник. – Приглашай в горницу, сотник, не на пороге же…
Ожерелье и клинок Корней со стола уже убрал – там стоял только изрядно опустевший кувшин с квасом. Купец, взмокший, как мышь под метлой, осушал очередную кружку и, похоже, так и не мог напиться.
– Что, Осьма, пригорело у тебя, раз меня позвать решился? Ну что ты за человек – везде норовишь на угли голым гузном усесться… Все рассказал, или мне самому воеводе представляться?
– Обижаешь, Семен Алексеич, – Осьма оторвался от кружки, вытер обильно выступивший пот со лба и покосился на Корнея. – Да разве бы мне в голову пришло за тебя прятаться? Где я, а где ты…
– Семен Алексеич? – Корней начал подниматься из-за стола, не сводя с Путяты тяжёлого взгляда. – Ну-ка, мил человек, говори, кто ты есть…
Мишка машинально отступил к двери, чтобы в случае чего иметь оперативный простор для атаки, но Путята словно не заметил этих приготовлений. Хмыкнул, шагнул к столу, уселся, не дожидаясь приглашения, рядом с Осьмой, налил себе квасу. И властно кивнул Корнею.
– Садись, сотник, поговорим… Вижу, Осьма ничего не сказал, только, как всегда, туману напустил. Ну да ладно, я и сам… Для своих – Путята, а для него, – Путята кивнул на Осьму, – боярин Вянденич, Семен по крещению, – он сделал паузу и веско добавил: – Мечник князя Киевского. Потому таиться от меня вам нет причины, Лисовины мне теперь не чужие. Детей побратима вы уберегли, Арина вон даже замуж собралась, за то спасибо – она мне как дочка. И не думал, когда сюда ехал, что так обернется, но тем лучше…
– Ещё родственничек, стало быть? – Корней смерил взглядом Путяту и опустился на лавку. – Это хорошо, урожай у нас нынче на родственников… Прям и не знаю, что с таким счастьем делать.
– Радоваться, боярин. Кому же ещё и помогать друг другу, как не родичам? А тебе сейчас никакая помощь не лишняя.
– Радоваться, говоришь? Может, и так… – Корней кивнул Мишке. – Михайла, а ну-ка, проводи Осьму, а то он с обозом не успеет вернуться.
– Осьма и сам дорогу найдёт, не маленький, – вмешался Путята, – а сотнику с нами интересней.
Дед, приподняв бровь, глянул на собеседника, перевёл глаза на внука, потом опять на Путяту и не возразил.
«Вот это мы приплыли, сэр Майкл! Ага, мечник князя Киевского – офицер по особым поручениям, если на наши деньги. Вот же угораздило Андрюху себе бабу отхватить! Долго прицеливался, называется, но уж попал, так попал… Дядька Путята, значит? Нет, пользы нам с него может оказаться много… Да вот хотя бы прям щас он объяснил воеводе, что без его наследника он с Корнеем дел затевать не станет. И не потому что дед плох, а потому, что он стар. А Путяту и тех, кто за ним, интересуют не прошлые заслуги, а будущие перспективы. Такое признание, сэр, как бы не покруче княжеской гривны – и дед это явно оценил.
Интересно, как киевский боярин с туровским купцом умудрился побрататься? И ещё вопрос: как это соотносится с бизнесом Арининого отца? Явно не случайное совпадение. И, подозреваю, «дядька Путята» не случайно объявился у своего старого побратима, когда у того начались проблемы. Интересно, что про это Осьма знает, а о чем догадывается?»
– Прости, господин воевода, но гостя уважить надо. Я быстро.
Осьма даже не стал дожидаться вопросов – сам заговорил, едва они отошли от склада.
– Ты, Михайла, не серчай на меня, что я сразу вам про Путяту не сказал. Сам посуди: такому человеку дорогу переходить мне не резон. Откуда мне знать, по какому делу он здесь объявился? Сам боярин Вянденич, конечно, из младшей ветви боярского рода происходит, но род-то из тех, кто ещё Аскольда с Диром посылал вдоль речки прогуляться! При всех князьях они в Киеве хозяева.
Что ветвь младшая, так это только заставляет их из шкурки выпрыгивать и дорогу себе пробивать зубами и локтями, потому мечников у князя хватает, но такие, как Путята, – наперечет. Отец его Святополку служил, а сын у Мономашичей в доверии: если посольство собирается и дело предстоит непростое, а то и опасное, так в составе его Путята наверняка окажется. А большего у меня не спрашивай: у тех, кто в те дела лезет, с долголетием туго. Несколько раз я его в деле видел, так что поперек ему никому лезть не посоветую.
– А сам-то чего полез? Тоже «не знал»? Что-то для «не знающего» ты слишком часто в жир ногами попадаешь, – хмыкнул Мишка и пояснил, видя недоумение на лице купца:
– Я про летний торговый поход говорю, Осьма. И не смотри на меня так, я же помню, как ты меня и деда тогда убеждал и как решал, куда идти – как раз после того, как с отроком Григорием переговорил. Ты куда шел-то на самом деле? В Давид-Городок, в который мы в тот раз так и не попали, или всё-таки в Дубравное, с Арининым отцом увидеться? Ведь не для того, чтобы Гришка домой на пироги завернул, ты тогда такой крюк заложил, а?
– Тьфу на тебя, Михайла! – поморщился Осьма. – И тут меня в чем-то подозреваешь? Ну, знал… Ты что, думаешь, такой путь втайне держится? Многие знали… И да, туда я вас вел. А что, мимо надо было пройти? Я же вас не обманывал – выгода и вам была бы немалая, если бы я с Игнатом договорился… А что там так обернется, этого я точно предвидеть не мог! Слышал, что неспокойно стало на дорогах, ну так где сейчас спокойно? Подробнее у своей новой родни спрашивай да у дядьки своего – он больше знает. Андрюха-то ваш теперь тоже в дело войдет.
– Войдет, – кивнул Мишка. – Но и ты в убытке не останешься.
– Да что я… – Осьма с сожалением вздохнул. – Я-то сейчас, считай, не у дел. Мне бы теперь отсидеться…
– А это ты зря. Отсидеться, говоришь? Не получится. Теперь – не получится. А что ты можешь, я тебе подскажу. Много чего…
