Антракт
Ветер по имени Сара
Гертруде снился туман стокрылый.
Во сне шептала она: «Sehr gut…
Тебя не убьют, мой милый!».
Щербаков. Караван
Психологический центр «Озеро»
Март, 2020
Сарочка смутно помнила тот день, когда переступила порог кабинета своего первого и последнего врача. Она никогда не разбиралась в пестрой мозаике психологической помощи. Кто нуждается в специалисте по имени психо-че-то-там? Только псих.
Психиатры, психотерапевты, психоаналитики, психологи-консультанты – все в глазах Сары были заочно награждены медалью «За мозгоправство» второй степени. Медаль первой степени нашла своего счастливого победителя в лице Сариной матушки.
Соколова была единственной наследницей сразу двух зажиточных семейств, живущих на разных континентах и давно объявивших друг другу бойкот. Сарочка негласно подрабатывала кем-то вроде бессменного семейного радиста. Впрочем, пользы от нее на этом поприще было немного: ни памятью, ни сообразительностью, ни тактом, ни надежностью она не отличалась.
В один прекрасный день Сарина матушка решила, что дорогую фефочку пора приводить в чувство. Саре резко урезали финансирование и мягко выпроводили за порог. Но Сарочка не привыкла смаковать жизненные неудачи. Тем более не привыкла она делать выводы. Вечный праздник продолжался, с удвоенной силой и существенным нововведением. В амурном меню на редкость смазливой, фертильной, сексапильной и безбашенной Сары появилось новое блюдо – спонсоры.
Но не надо думать, что это были какие-то старые импотенты! Как можно?! Соколова с детства, сама того не осознавая, усвоила главный урок Каббалы – творец создал мир, чтобы насладить свое творение. То есть ее.
Поэтому на почетное место невымирающего мамонта могли претендовать только достойные самцы. А что? Тычешь тут всем под нос свои мускулы, из кожи лезешь, чтобы доказать свою крутость? Сарочка поможет избавиться от комплекса неполноценности. Заодно прикинет, сколько денег ты, дорогой невымирающий вид, тратишь на спортзалы, бассейны, солярии и прочее баловство. Значит, в теории, сможешь столько же потратить на ее скромное девичье счастье.
Так бы это все и продолжалось, но в очередной прекрасный день второе семейство тоже озаботилось Сариной судьбой. Отец Сары, один из самых уважаемых каббалистов-сефардов, свою заботу проявил в необычной форме – умер.
И вот тут девицу ждал сюрприз.
В завещании старого эзотерика было три пункта. Первый. Все имущество переходило сефардской общине каббалистов. Второй. Сара становилась единоличной главой общины. Третий. Для вступления в свои права наследования Соколова должна была освоить науку Каббалу. Очень смешно!
В Аргентине девица получила на руки ключи от библиотеки и…
– И все! Прикиньте! Они мне даже список литературы не дали. Молча вручили ключики, провели по каким-то подвалам. Там такая сырость, вы не представляете! И книги в страшном состоянии. Некоторые ваще тупо на одном листе распечатаны и в трубочку свернуты.
– Хорошо. А от меня вы что хотите? – Игнатий мог только догадываться, какой ценностью обладают рукописные свитки из тайного хранилища. – Чтобы я помог вам в изучении Каббалы? Боюсь, я специалист из другой области.
– Да забейте, мне уже помогли. Так помогли, шо капец!
Наивность нередко помогала Сарочке справляться с самыми серьезными проблемами. Все слишком сложное или негативное превращалось в шутку. Овладение тайными знаниями стало для девушки своего рода квестом, последовательностью интересных загадок. Прибавьте глобальную безответственность и врожденное чувство прекрасного. Да-да, начинающая оккультистка находила древние книги по-своему красивыми. Под красотой она понимала хороший дизайн, стильную обложку и навороченные шрифты. Хотя ни единого слова на иврите не знала.
Казалось бы, какие у нее шансы? Но диалектика властвует над нашей природой с завидным метафизическим постоянством. Абсолютное незнание постепенно наполнилось своей противоположностью. Или интернет помог. Сара по крупицам нагребла под собой маленькую песочницу знаний.
– Короче, я допрактиковалась до того, что со мной стал разговаривать красный ангел. И уже две недели покоя не дает. Крылатый мозготрах. Прикиньте, лекции мне читает! Я уснуть пытаюсь, а он оккультные формулы фигачит.
Соколова замолчала и стала прислушиваться. Она боялась, что ангел не одобрит ее визитов к психиатру. Хотя с чего бы Стокрылому бояться каких-то там докторишек?
– То есть вы слышите голоса? Как бы банально это ни звучало.
Сарочка вздрогнула. Сейчас она слышала только один голос, и он шел откуда-то издалека. Вспомнив, где и зачем она находится, девушка перестала паниковать.
– Ну, наверное.
– Вы не уверены?
– Просто я последнее время немного перебираю с алкоголем. Мало ли. Может, это белочка.
– Я видел многих пациентов в состоянии алкогольного делирия, когда проходил врачебную практику. Поверьте, у вас совсем другая картина. К тому же, делирий приходит к хроническому алкоголику через несколько дней внезапной трезвости.
– А… ну тогда все. Кукушка уехала.
– И снова вынужден вас обрадовать. Никаких признаков психоза я не вижу.
– Но ангел теперь требует от меня рисунков!
– Прошу прощения?
– За что? – Сара слыла не самым лучшим участником интеллектуальных бесед.
– Я имею в виду: каких рисунков он требует? Вы сказали только, что он пытается читать вам лекции по магии.
– Не по магии, а по Каббале! – глубокомысленно заметила пациентка, вряд ли понимая разницу между двумя направлениями сверхчеловеческой мысли.
– По Каббале, – эхом согласился Игнатий. – Лекции.
– Лекции!!! – прорвало Сару. – Эта огненная зараза мне мозги вправляет конкретно! По три часа в день. Ближе к рассвету. И до момента, когда солнце полностью не оторвется от горизонта и не побелеет.
– Вы смотрели на солнце? – Аннушкин вспомнил о Шребере.
– Нет! Я шо, больная?
– Вы сами пришли за диагнозом. Теперь обижаетесь на намек, которого не было. Это прогресс. Значит, терять душевное равновесие вы не хотите.
– Ясен перец.
– Тогда уточню. Зачем вы пришли?
– Убедиться, что красных ангелов не бывает.
– Я ни одного не встречал. Кстати, безумие бывает полезно. Есть люди, которые получают от своих болезней вторичную выгоду. Их лечение невозможно: они сами заинтересованы в симптоме.
– Да они просто лошары, – махнула ручкой Сарочка. – А ангел читал мне свои пахать как интересные лекции. В итоге я за неделю прошла такой, блин, курс переподготовки, что хоть сейчас в магические войска.
– В каббалистические? – Игнатий счел нужным отзеркалить прошлое замечание пациентки.
– Ага, именно в такие! – Сара была поглощена собственным рассказом. – Я даже не знала, что в Каббале столько всего понапихано. Прикиньте, все их дизайнерские шрифты – это просто еврейская азбука! И множество миров – так, чисто кастрация.
– Абстракция?
– Ну да.
– Да… – фильтровать мощные потоки эмоциональной Сарочкиной речи Игнатию было нелегко. Пора было вмешиваться в исповедь пациентки. – Но в конечном итоге ангел вас многому научил.
– Есть такое, – нехотя согласилась Сара.
– Может, это результат вашего длительного старательного обучения? – почувствовав спиной невысказанный протест, Игнатий пояснил. – Вы прочитали и услышали много разной информации. Большую часть забыли или не поняли. Ваш мозг не захотел мириться с пробелами в знаниях. На бессознательном уровне началась активная работа. Бессознательное крайне активно в часы сна. Вот вы во сне и изучали Каббалу заново, строили свою таблицу Менделеева.
– Про Менделеева ангел мне ничего не рассказывал. И это был не сон. Я стала конкретно тусить по ночам. Да только буй там плавал. Голос все равно звучал. И никакой клубный музон его не мог заглушить.
– Остается только поблагодарить собственный мозг за экстренную помощь.
– Прошу прощения?! – Сара вернула Игнатию его собственный вопрос, который сама минуту назад забраковала как непонятный. В игру вступало Сверх-Я пациентки.
– Если бы вы не перестроили собственные знания в простую и понятную конструкцию, могли бы точно сойти с ума. Вы же теперь свою Каббалу хорошо понимаете?
– Лучше некуда, – мрачно усмехнулась Сара. – Вот только голос на этом не успокоился и стал требовать платы.
– Самоубийство, убийство, оргии?
– Доктор, вы шо, больной?
– Обычно настоящие пациенты жалуются именно на такие требования своих внутренних демонов.
– У меня ангел! – сердито поправила Сара. – И он просто хотел, чтобы я научилась рисовать.
– Не так уж и плохо.
– Да. А еще я хочу его увидеть. И почувствовать. И вообще, хочу.
– Вы имеете в виду…
Сарочка грязно выругалась.
– Да что тут непонятного?! Хочу. Я хочу этого огненнокрылого засранца!
Хотеть не вредно, но не в этой ситуации. Это не психоз? Но как было похоже! Словно само Сверх-я воплотилось в этих слуховых галлюцинациях. Выходит, не Сверх-я, а Оно. Всего лишь Оно. С его влечениями, страстями, желаниями. Классический невроз. Но какой невроз! Какая мощная сублимация, какие вспышки либидо, какая истероидная экспрессия! Браво.
– Доктор, шо вы молчите?!
– Вы ждете от меня осуждения? Напрасно. Мне пока неясен ваш запрос. Вы испытываете влечение к образу, который сами же создали. Значит, это именно вы наделили ангела какими-то особыми качествами. Как вы думаете, как он выглядит?
– Не могу описать. Это как тьма между двух огненных стен. Бездна. Птица из стали и пепла. Стокрылый. Многорукий. Приходит с рассветом. Солнце восходит на его крыльях.
Бессвязный поток образов? А что, если Юнг со своими архетипами в кои-то веки поможет?
– Давайте фантазировать вместе. У вашего разума определенно были причины создать столь запутанный клубок ощущений, ассоциаций и страстей. Мы можем аккуратно потянуть за эту ниточку и…
– Да-да, и прийти к моему прошлому. Мне это уже говорили.
Соколова посерьезнела. Привычной веселости, равно как и агрессивного запала, больше не было. Перед Игнатием сидел испуганный ребенок, умный не по годам и вынужденный скрывать свой ум от наглых сверстников. Да что там ум: тайное знание!
– А кто говорил, если не секрет?
– После мучений в аргентинской библиотеке я решила поискать поблизости живого каббалиста. И нашла. Совершенно случайно. Он сам подсел в кафешке. Да так внезапно, что я его с перепугу текилой облила. И вот этот тип мне дал пару бесплатных уроков. Объяснил, что надо выпустить собственное духовное прошлое из ящика какой-то тетки. Доры, кажется. Про психоанализ что-то втирал.
– Так прямо и втирал?
Игнатий давно заметил, что самые тяжелые пациенты штампуются именно на стыке бульварного оккультизма и психологических тренингов. Крыша не любит, когда к ней лезут с проповедями про НЛО, второе пришествие, третий Рейх, четвертый Рим и пятую колонну. Вот и съезжает к праматери.
– Не-не, психоанализ я уже потом сама осилила. Как же там было… Нам. Нам. Амен… Матер-фатер… Нивеа фор мен…
– Namens des Vaters? – наугад бросил Игнатий.
– Точняк! Да вы шарите! – Сара впервые посмотрела на Аннушкина с уважением. – А шо это такое?
– Имена отца. И это не совсем психоанализ. Это Жак Лакан, французский… в общем, не важно. Важнее, какой смысл ваш аргентинский наставник в это вкладывал.
– Да какой он наставник?! Так, пару раз позанимались каббалистикой. Даже не переспали. Хотя вы бы видели, какие у него глазища черные! Эх… А что он там вкладывал, я не помню. Похоже, он просто любил ругаться по-немецки.
Не просто. Игнатий знал цену всем этим околодуховным гуру. Они чувствовали психотиков и «пограничников» за версту. А если еще и теоретически подкованные… Похоже, в Аргентине девушка напоролась как раз на такого вот продвинутого «учителя». Как раз с «именами отца» у параноиков большие проблемы. Их символическая сфера разваливается, законы развития прекращают работать, и каждый внешний объект грозит всеми небесными карами. А тут еще смерть реального отца.
Неудивительно, что рассерженное распутной жизнью Сверх-Я начало мстить, нацепив образ красного ангела. Но вместо победы над Оно, вдруг запело в резонанс с самыми древними влечениями.
– А какие у вашего красного ангела глаза?
– Да какие-какие? Черные, как у этого из Аргентины. Ой… Зараза. Я-то думала, чего он от денег отказывался. Говорил, что потом сочтемся. Что у него в команде не хватает пряморукого художника-дизайнера. Ну я ему покажу рисуночки! Вот что, доктор! Давайте либо уничтожьте его своей терапией, либо сделайте так, чтобы я могла к нему прикоснуться!
– Прикоснуться? Зачем?
– Морду расцарапать. Ну и там как пойдет.
Игнатий задумался. Психическому здоровью Сары грозила серьезная опасность. Конечно, сеанс гипноза был бы верхом самонадеянности. Надо бы провести тщательную дифференциальную диагностику, назначить сопутствующую фармакотерапию… Опять же, этика. А, к черту этику! На горизонте замаячил огненнокрылый призрак революционной методики, нового слова в гипнотерапии.
– Разумеется, я не могу наделить вашего гостя плотью. Изгнать тоже не могу. Я все-таки просто гипнотерапевт, а не кудесник. Ангел – творение вашего разума. Ваша задача сейчас – всего лишь осознать свою власть над этим образом.
Игнатий ждал ответа. Он постепенно начал осознавать всю мощь оккультной галлюцинации. Ангел не был обычным продуктом голодной совести или извращенного воображения. Завеса алого пламени скрывала игру архетипов, древнее знание, бездну ужасных открытий. Аннушкин отшатнулся от собственных догадок. Нет. Это всего лишь легкое безумие. Сейчас он все исправит. Сейчас-сейчас.
– Ну так шо? – Сарочка уже перебралась на кушетку. Игнатий сам едва не погрузился в транс от ее голоса у себя за спиной.
Гений гипнотерапии сейчас тратил всю свою гениальность на элементарное самоуспокоение. Единственная разумная мысль сотрясала набаты разума: спрятать правду. От себя, от Сары. Ото всех. Восстановить целостность завесы неведения. Хотя это так же нелепо, как рефлорация.
Если ангел вылез из глубин бессознательного, то затолкать его обратно можно только на время. И надеяться, что либидо Сары окажется достаточно горячим, чтобы расплавить сотканный огненнокрылый образ.
Да. Скоро он доберется до источника безумия и обезвредит его. Но сначала – не даст бреду сформироваться окончательно и заслонить объективную реальность.
Самый стойкий гипноз вырастает из самогипноза. Сплавляться по огненной реке пограничного состояния лучше вдвоем. Игнатий запустил стоящий на столике метроном. Пусть это будет анданте. Нет, чуть медленнее. Еще чуть-чуть. Размеренно, немного уныло, но не умирая, не затягивая. Как песни Щербакова. «Школяр в объятьях младой Гертруды дремал на левом своем боку…»
– Во сне ему рисовались груды песка. Не к марш ли броску? – обратился к метроному гипнотерапевт.
Соколова в который раз подумала, что врач ей достался не совсем здоровый. Но куда деваться? Ей самой сейчас грезилась бескрайняя пустыня под ночным небом. И шли по песку верблюды. Девушка притихла, бессознательно подстраивая дыхание под щелчки метронома.
– Вслушайтесь. Зачерпните полную горсть песка. Ощутите, как он утекает сквозь пальцы. Утекает. Утихает. Утихает. Стихает…
Аннушкин не сомневался, что Сарочка увидит эту пустыню. Это же Щербаков, это ритм далекого каравана.
– Один верблюд пришел. Второй верблюд пришел. Третий верблюд пришел. Весь караван пришел.
Сара дышала. И находила в ритме своего дыхания необъяснимое наслаждение.
– Вы закрываете глаза, чтобы лучше слышать, но тишина все плотнее. Вам нужно уснуть, Вы очень устали. Один верблюд устал. Второй верблюд устал. Третий верблюд устал. Весь караван устал. Вы спите.
Соколова медленно падала сквозь небесную тьму, погружаясь в свой любимый мир. В ее мире была лишь тьма, песок, ветер. И далекий караван, идущий из одной бесконечности в другую бесконечность. В иную.
Игнатий набросил на пациентку саван гипнотического транса одной фразой, сменив вкрадчивый шепот на властный императив.
– Мир меркнет!
* * *
Тьма. Безмолвие. Никакого движения. Только песок струится сквозь пальцы. Темно-красный песок, мелкий и горячий. Обжигающий ветер касается плеч. Вся жизнь превратилась в пустыню. И нет в этой вселенной никого, кто бы разделил с Саррой ее бездонную печаль. Тоску по дальним мирам. Жажду тайных знаний и откровений.
Стоит ей только пожелать, и мрак обретет очертания. Щелчок пальцами – и мир расколется на множество символических осколков. Достаточно одной мысли, пущенной в небеса подобно стреле – и тени растают во мраке. Но только где это бесполезное небо?
Это ее мир. Пустой, бескрайний и горячий. Только песок, ветер, жар и тишина. Здесь ничто ей не угрожает.
Сесть на вершине бархана и слушать.
Мрак надежно скрыл от праздных глаз богатство маленькой вселенной. Если кто-то ворвется сейчас в ее грезы, то ни за что не разглядит верблюжий караван, утопающий в алых песках Сарратога. Ночь, спасительная беззвездная ночь, не выдавай моих тайн! Пусть люди думают, что здесь нет ничего интересного. Пусть даже я забуду о тех тайных знаниях, что везут с собой погонщики!
Сарра слушает. Верблюжьи копыта почти не погружаются в песок, но тихой далекой поступи хватает, чтобы привести в движение огромные массы песка. Ее вселенная волнуется. Хочет запутать, стереть следы каравана. Чтобы никто не мог выследить хранителей тайного знания. Верблюды обвешаны книгами, манускриптами, чертежами в кожаных футлярах.
Это ее чертежи, ее рисунки. Она не отдаст их красному ангелу.
Ветер со свистом бьет Сарру в спину, сбивая с бархана. Вовремя. Чье-то огненное крыло касается вершины и тут же разочарованно тает во мраке. Сарра кубарем летит вниз, увлекая за собой плоть пустыни. Растянувшись на спине, у подножья песчаного холма, она понимает, что не одна. Это больше не ее мир.
Сарра возвращается на вершину. Там, где чье-то крыло коснулось земли, алый песок оплавился, став зеркалом. Теперь Сарра видит свое отражение. И отражение может видеть Сарру. И чей-то презрительный взгляд из зеркала устремлен в ее душу.
А еще в зеркале отражается небо. Но в ее мире нет неба! Есть только мрак. Зачем кому-то нужно небо? Чтобы видеть солнце. Но в ее мире нет солнца! Есть только ветер. Зачем ей солнце, если его лучи разрушат родной спасительный мрак? Ей не нужно солнце! Завеса мрака да укроет караван.
Солнце не взойдет. Это ее мир. Никто не разрушит завесу.
Где-то на востоке хор римских всадников затянул молитву. Погонщики откликнулись было, послав с той стороны мрака встречную песнь. Но быстро замолкли, потрясенные нездешностью песнопений. И ускорили шаг, спеша слиться с тьмой.
влюбленный в бездну, я молюсь рассвету,
В ее мире нет солнца, нет рассвета!
Но что же тогда заставляет небо светлеть?
касаясь крыльями стального небосвода
В ее мире нет неба!
Но что же тогда рисует свою границу у самого горизонта?
я Крангел, я туман стокрылый
В ее мире нет тумана!
я памятник распавшихся империй
В ее мире нет ничего, кроме песка, ветра и тишины.
Но кто тогда творит эту молитву?
я вестник войн, бессмысленных и диких
Крылатая заря пронеслась над караваном. Верблюд, застывший на вершине бархана, с любопытством вытянул свою длинную мохнатую шею. Чей силуэт скользит в небе?
я призрак умирающей надежды
Верблюд увидел восходящее солнце. Краешек кровавого светила отразился в водянистых мудрых глазах корабля пустыни. Свет иссушил верблюжьи слезы, верблюжью кровь, верблюжью душу. Животное поперхнулось раскаленным воздухом, но продолжало по инерции выворачивать шею, пока шкура не лопнула по швам. Верблюд рассыпался на куски. К подножью склона скатилась верблюжья лапа.
ветер, ты приносишь пепел
Один верблюд издох. Второй верблюд издох. Третий верблюд издох. Весь караван издох.
с пустошей, обласканных пожаром
В ее мире больше нет каравана, уходящего во мрак? Так быстро. Кто сотворил такое? Сара задумчиво подобрала верблюжью ногу. Отличное оружие ближнего боя. О чем она только думает?
он нежнее бархата и шелка
Сарра зачерпнула полную горсть песка, чтобы насладиться жаром каждой песчинки. Она больше не одна в этой безмолвной вселенной. Страшно? Немного. Но ей так наскучило одиночество. Не уходи, огненнокрылый. Может, ты высушишь мои слезы? Только не увлекайся, а то получится, как с караваном. Впрочем, и это дело поправимое. Сарра сжала ладони. Песок согревал, резал кожу, смешивался с кровью.
Один верблюд воскрес. Второй верблюд воскрес. Третий верблюд воскрес. Весь караван воскрес.
Где-то на другом краю пустыни в путь отправился новый караван. Его погонщики бдительны и молчаливы. Едва услышав далекую молитву, они укроются пеленой мрака. И никто не настигнет ее каравана. А если и настигнет, она создаст другой. Она дура с мелированными кудряшками. Дуры хорошо учатся на своих ошибках.
Сарра встала на колени, подставляя обнаженную спину горячему ветру. Зачерпнула новую горсть песка. Барханы пришли в движение, увлекая свою повелительницу дальше на восток. У горизонта показались очертания разрушенного храма. Там, в самом сердце руин, красный ангел молился рассвету.
я разрываю договор Исхода
Но ни хор чуждых голосов, ни лучи чуждого солнца, ни касания чуждых огненных крыльев – ничто не сорвет покров тайны.
стираю с душ клеймо Завета
Со стороны руин тянутся струйки дыма. Ветер не может прогнать их. Жгут не ладан и не сандал. Кустарник, цветущий синими розами, подарил свои ветви алтарю.
к служению адептов призываю
Солнце преломляется в клубах дыма, словно в зеркальной призме. Рассеянный свет не боится мрака. Ангел видит очертания нового каравана. Он летит туда, спеша вновь продемонстрировать свою иссушающую власть.
я миг, который длится вечность
Он забыл. Это ее вселенная. Значит, достаточно просто тряхнуть кудряшками. Расправив плечи и упиваясь ударами плетей огненного ветра, Сарра разжала ладони и бросила остатки песка вверх. Ветер подхватил песчинки и потащил их на юго-восток, наперерез жадному дыму, навстречу грозному взору красного ангела. Как снежный ком, как горный обвал, как фотонная лавина, стайка песчинок ведет за собой всю пустыню. Спешащего к каравану ангела накрывает песчаной бурей.
Пустыня поглотила его, не пощадив ни небосвода, ни солнца. Ловушка захлопнулась. Это опять ее вселенная. Здесь больше нет ни песка, ни мрака. Остался только ветер. Обжигающий ветер по имени Сарра.
* * *
– Сара, Вы можете просыпаться. Один верблюд ушел. Второй верблюд ушел. Третий верблюд ушел. Весь караван ушел. Сара!
– Вам лишь бы верблюдов считать, – сладко потянулась девушка.
– Что Вы видели?
– Если я скажу, что видела, как пыльная буря навсегда избавляет меня от стокрылого безумия, этого хватит?
– Думаю, да. Но…
– Отлично, – прошептала девушка, погруженная в свои ощущения. – Когда следующая встреча?
– Когда будет потребность. Я конечно могу посоветовать профилактический визит в пятницу, но вы ведь вряд ли придете без явной необходимости?
– Да, я такая! – игриво подмигнула пациентка и, тряхнув мелированными кудряшками, выбежала из кабинета.
