Глава 6

Утро следующего дня началось со звонка Крайнова.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна! – Уже по этому официальному приветствию я поняла, что разговор с клиентом предстоит не простой. – Я ждал вашего звонка с отчетом, но так и не дождался. Скажите, как продвигается ваше расследование?

– Борис Федорович, в деле обозначились новые фигуранты, – начала я.

Крайнов меня одернул:

– А что, разве были старые? Я еще не слышал от вас ни одного конкретного имени.

– Хорошо, не новые, а просто фигуранты, – поправилась я.

– Итак, я слушаю, кто они?

По идее я должна была рассказать, что уличила его зятя в адюльтере, и тот признался, что ездил со своей любовницей в день убийства Анны в Поликарповку и встретил там Людмилу. И Валера, и Люда просили меня не рассказывать Борису Федоровичу об этом, я обещала им подумать. Оказавшись перед необходимостью отчитываться о проделанной работе, я вдруг поняла, что не стоит Крайнову раньше времени знать, кто был в тот злополучный вторник на даче. Я бы не стала рассказывать ему об этом по телефону, даже если бы меня не просили скрыть эту информацию.

– Мне удалось найти ряд свидетелей, которые последовательно указывали друг на друга, – сказала я, опустив имена. Радченков хоть и не просил меня об этом, но оказался в том же ряду безымянных свидетелей. Я не видела смысла как-то выделять его. – Так вот, последний видел очень подозрительного мужчину, который вертелся около вашей дачи. Возможно, это некий Дроздов, на которого вышло официальное следствие.

– Дроздов? – переспросил клиент, и мне показалось, что он знает, о ком идет речь.

– Да, по делу задержан Степан Петрович Дроздов, – подтвердила я, но Крайнов не стал это как-то комментировать. Не дождавшись ответной реплики, я продолжила: – Мне удалось узнать, что, по версии официального следствия, этим человеком двигала месть. Борис Федорович, вы случайно не знаете, за что он мог отомстить Анне?

– Нет, – коротко ответил клиент. После длительного молчания он добавил: – А вы, Татьяна, согласны с версией следователя Купцова?

– Я пока работаю над этим.

– Хорошо. Продолжайте работать. – Крайнов попрощался со мной и отключил связь.

Меня не оставляло чувство, что Борис Федорович знает, кто такой Дроздов. Стоило мне произнести эту фамилию, как мой клиент вздохнул. Он набрал в легкие воздуха и задержал его там дольше, чем обычно, а потом на выдохе уточнил: «Дроздов?» В этом коротком вопросе смешались удивление и тревога. Что ж, официальная версия могла быть верной.

Я поняла, что мне надо срочно менять локацию, поэтому отправилась в Дубковск на своей машине.

С обеих сторон дороги тянулись бескрайние поля, раскисшие от растаявшего снега. Наконец, я увидела заветную синюю табличку с надписью «Дубковск» и снизила скорость. А вскоре и вовсе остановилась на железнодорожном переезде. Те пять минут, которые состав с грузовыми вагонами и цистернами проносился мимо меня, показались мне целой вечностью. Вопреки известной поговорке я люблю догонять, но, так же как в ней, не люблю ждать. Автоматический шлагбаум почему-то тормозил, и нетерпеливый водитель «УАЗа Патриот», стоящий позади моего «Ситроена», отчаянно нажимал на клаксон. Непонятно, кого он торопил – меня или умную технику, которая работала по своему графику и независимо от прихоти вечно спешащих куда-то автомобилистов. Наконец шлагбаум открылся, и я тронулась с места.

Навигатор привел меня к заданной точке маршрута – к следственному комитету. Припарковавшись около двухэтажного кирпичного здания, я вышла из машины и направилась ко входу.

– Девушка, а вы к кому? – спросил меня дежурный.

– Здравствуйте! Я хотела бы побеседовать со следователем Купцовым.

– С Купцовым? – Лейтенант не без интереса взглянул на меня и спросил: – У вас что же, повестка к нему имеется? Или вы по личному делу?

– Нет, я без повестки.

– То есть Купцов вас на сегодня не вызывал? – уточнил дежурный, почему-то посмеиваясь.

– Не вызывал, – подтвердила я, – но мне надо с ним поговорить. Я частный детектив из Тарасова.

– Частный детектив? – Лейтенант недоверчиво усмехнулся. – И каким расследованием вы, интересно, у нас занимаетесь?

– Убийством Анны Плотниковой, – сказала я и боковым зрением заметила, как встрепенулась женщина, стоявшая в сторонке. Она даже сделала несколько шагов в мою сторону.

Дежурный привстал и посмотрел на женщину, заинтересовавшуюся нашим разговором, потом перевел взгляд на меня и нарочито громко произнес:

– Что-то все нынче к Купцову стремятся попасть, а его, знаете ли, нет на месте.

– А когда он здесь появится? – уточнила я.

– Не в курсе. – Лейтенант открыл журнал и стал перелистывать его, давая мне понять, что разговор окончен.

Я вышла на улицу, женщина последовала за мной.

– Девушка, извините, – обратилась она ко мне. – Я слышала, что вы занимаетесь расследованием убийства Анны Плотниковой?

– Да, это так, – подтвердила я, остановившись. Женщина переминалась с ноги на ногу, не решаясь продолжить начатый разговор. Я решила ей помочь, спросив: – А вы что-то знаете об этом?

– Да, – кивнула она. – Я точно знаю, что мой муж ее не убивал.

– Так вы жена Степана Дроздова? – предположила я, и женщина кивнула, подтверждая это. – Вас как зовут?

– Люба, – представилась моя собеседница.

На вид ей было за сорок, и я сочла нужным поинтересоваться:

– А по отчеству?

– Михайловна, – ответила она, сильно смущаясь. – А вас?

– Иванова Татьяна Александровна, частный детектив, – отрекомендовалась я, а затем, оглянувшись на «Ситроен», предложила: – Любовь Михайловна, давайте сядем в мою машину и там обо всем спокойно поговорим.

Мое предложение Дроздову если не напугало, то насторожило точно. Она задумалась о чем-то своем, а затем выпалила на одном дыхании:

– Я лишь хотела вам сказать, что мой муж ни в чем не виноват. Напраслину здесь на него возводят. – Любовь Михайловна оглянулась на здание следственного комитета. – Конечно, зачем утруждаться и искать настоящего убийцу, если можно из моего мужика сделать козла отпущения! Стоит один раз оступиться, и все, дальше на тебя так и будут все навешивать! Правда, она ведь всегда на стороне тех, у кого деньги и власть. Зря я с вами этот разговор затеяла! Все равно никакого проку не будет…

Дроздова с отчаянной безнадежностью махнула рукой и побрела в сторону жилых домой.

– Любовь Михайловна, погодите! – окликнула я ее, но жена подозреваемого в убийстве Анны Плотниковой не только не остановилась, но даже ускорилась. Я догнала ее и, преградив дорогу, мягко сказала: – Я приехала сюда из Тарасова, чтобы найти настоящего убийцу. Помогите мне, да и своему супругу тоже.

Местная жительница посмотрела на меня с недоверием. Я открыто смотрела ей в глаза, а сама думала: «Что я говорю? Если ее муж действительно убийца, то показания Любы могут его окончательно потопить».

– А знаете, я вам верю, – неожиданно для меня произнесла Дроздова. – У вас нет в глазах того равнодушия, с которым нам пришлось столкнуться. Думаете, Купцова правда на месте нет? Там он, я своими глазами видела, как он вошел в здание следственного комитета. Но дежурный мне сказал, что я обозналась. Не велено, видать, меня пускать к нему.

– Любовь Михайловна, подозрения против вашего мужа наверняка возникли не на пустом месте. Я допускаю, что это недоразумение, поэтому хочу знать как можно больше деталей. На чем основаны эти подозрения? – С неба внезапно стал сыпать мелкий дождь, и я повторила свое предложение поговорить в салоне моего авто.

Не дожидаясь согласия своей собеседницы, я направилась к «Ситроену», Дроздова, чуть помедлив, последовала за мной. Стоило нам только разместиться на передних креслах, как дождь превратился в мокрый снег. Я включила двигатель, чтобы обогреть остывший салон. Любовь Михайловна расстегнула пальто из плащевой ткани и сказала:

– Пришли, обыск сделали, нашли подсвечник и статуэтки, которые еще от моей бабки остались, и увели Степана.

– То есть у вас обнаружили вещи, похищенные с дачи Плотниковой? – уточнила я.

– Да говорю же, не похищенные это вещи, а наши собственные! Даже Мальцевы, наши соседи, которые были этими самыми… понятыми, – Любовь Михайловна с трудом вспомнила нужное слово, – и то сказали, что и раньше видели у нас и канделябры, и фарфоровых зверушек, но их даже слушать не стали.

– Возможно, у вашего мужа есть алиби. Где он был во время убийства? – Я назвала дату.

– Рыбу на Волге ловил. Пока реку не вскрыли ото льда, Степан каждый день на рыбалку ходил. А что ему еще делать? Он же безработный.

– Кто-нибудь может это подтвердить? – поинтересовалась я.

– Я надеялась, что Санька Михайлов подтвердит. Но его то ли еще не допрашивали, то ли он испугался правду сказать. Правильно в народе говорят – пришла беда, полагайся на себя. Нам уже не впервой это на себе испытывать. – Любовь Михайловна достала носовой платок, вытерла слезы в уголках глаз и продолжила: – Участковый вчера мне встретился и сказал, что у Степана будто был очень серьезный мотив убить ту женщину. Он якобы мстил за нашу дочку…

Дроздова разрыдалась. Я пыталась ее успокоить, говорила какие-то банальные слова, а сама думала: «А если это правда? Если Анну действительно убил ее супруг из мести?» Мало-помалу Любовь Михайловна успокоилась.

– Татьяна, я вам сейчас кое-что расскажу. В Дубковске эту историю все знают… В общем, началось все со смерти нашей доченьки, Сашеньки. Три года назад поездом ее переехало. – Дроздова тяжело вздохнула. – Вот с тех пор беда за бедой к нам привязалась, и все от «железки» идет, будь она проклята!

– Любовь Михайловна, простите, я не хотела бередить вашу рану…

– Да чего уж там! Сама я к вам подошла, помощи хотела попросить… Потому что надеяться нам больше не на кого.

– Вы сказали, что все ваши беды идут от «железки». – Я подтолкнула Дроздову к продолжению разговора.

– Так и есть, – подтвердила она. – Вы, наверное, обратили внимание, что Дубковск разделен железной дорогой на две части?

– Да, – кивнула я.

– Так вот, мы живем в нижней части города, а школа, в которую наша Сашенька ходила, находится в верхней. Каждый день ей приходилось переходить полотно по нескольку раз – туда и обратно. Да и не только ей, почитай, половина Дубковска так делала. А ведь переход тогда не был оборудован для этого. Сколько раз люди под поезда попадали! Мы и подписи собирали, чтобы нам мостовой переход установили, только дела никому до этого не было. Так вот однажды Сашенька и ее подружка Света Краснихина, они тогда в седьмом классе учились, возвращались из школы. Надо же такому случиться – попали они на середину переезда аккурат меж двумя составами, которые неслись в разные стороны. Их в такую воронку затянуло, что девчонки на ногах устоять не могли. Сашеньку нашу швырнуло под колеса товарняка и пополам разрезало, – сдавленным голосом проговорила Дроздова, – а Светке ногу раздробило.

– Кошмар! – только и смогла сказать я.

– Не успели мы Сашеньку схоронить, а про нее и ее подружку, которая в больнице в коме лежала, стали в газетах писать, мол, сами во всем они виноваты – не стоило им переходить «железку» в неположенном месте. А где положено-то? У нас только на железнодорожном вокзале тогда был тоннель, так это на другом конце города. Мы с мужем и Клава Краснихина, мать Светы, написали письмо в газету о том, что не надо из наших девочек крайних делать, потому что они никакие не нарушители, а жертвы обстоятельств, а виновата во всем наша администрация. Она нас все завтраками кормила – будет вам переход, но в следующем году, потом снова в следующем. А был бы он оборудован по всем правилам – не случилось бы беды.

– И что же было дальше? – поинтересовалась я, начиная понимать, что повод для мести действительно был. Дроздов мог отомстить Крайнову, который в те годы был заместителем начальника Тарасовского управления РЖД. Правда, не совсем понятно, почему именно ему.

– В газете наше письмо напечатали, а после этого мужа моего, который тогда на железной дороге работал обходчиком, начальство к себе вызвало. Мы думали, нам компенсацию какую-то хотят дать, но ошиблись. Начальник стал Степана прорабатывать – почему он дочь не научил уму-разуму и зачем неправильное письмо в газету подписал? У Дубковской администрации, дескать, других забот хватает, кроме перехода через «железку». Муж мой человек горячий, послал он своего начальника, нецензурно выражаясь, да еще замахнулся на него для острастки. В итоге Степана уволили за нарушение трудовой дисциплины. С тех пор его никуда на работу не берут, да у нас окромя железной дороги и ремонтного депо работать-то мужику негде. В торговле одна молодежь…

– Да, сурово с вашим мужем обошлись, – заметила я.

– Не то слово. Хорошо, что меня еще из детсада не выгнали, иначе нам пришлось бы только на стипендию сына жить. Он в колледже учился. В общем, я подумала-подумала и надоумила Степу поехать в Тарасов, к самому высокому начальству, и попытаться добиться восстановления на работе. Он поехал и даже попал на прием к заместителю начальника управления железной дороги, к Крайнову. Тот выслушал Степана, позвонил кому-то, уточнил что-то, а потом сказал моему мужу, что уволили его за дело, поэтому ни о каком восстановлении на работе не может быть и речи.

– Неужели Борис Федорович не проникся никаким сочувствием к вашему горю? – спросила я, удивляясь жестокосердию своего работодателя.

– Вроде бы он сказал, что сочувствует, но оправдать поступок Степана, когда тот набросился с кулаками на своего начальника, не может. И письмо наше в газету тоже ему не понравилось. Крайнов сказал, что оно написано на эмоциях и не отражает истинной картины. Мы сами будто бы не научили нашу дочь элементарным правилам безопасности и теперь ищем виноватых. Строительство мостового перехода, дескать, стоит в плане на следующий год…

– Простите. – Я перебила Дроздову. – А в конечном итоге построили переход через железнодорожные пути?

– Построили, в прошлом году. А если бы не тот случай, которой забрал жизнь нашей Сашеньки и Светочку сделал калекой, так, наверное, его до сих пор бы не было. «Железка» в том месте и раньше жизни и здоровье дубовчан уносила, но все молчали. А мы посмели виноватых искать. Мужу моему, ясное дело, не понравилось, что ему Крайнов сказал, и он послал его, как и своего непосредственного начальника, четырехэтажным матом. По селектору вроде слышно все было. А напоследок Степан ляпнул то, что ему сейчас ставят в вину. – Любовь Михайловна промокнула платочком слезы и продолжила свой рассказ: – Муж спросил Крайнова, каково было бы ему, если бы его дочь погибла и ее имя недобро склоняли тут и там. А потом взял и добавил, что желает ему испытать нечто подобное. Вот мой Степан весь в этом – никогда не думает, что и кому говорит. Что у него на уме, то всегда и на языке. А теперь, когда кто-то убил дочку Бориса Федоровича, который, говорят, пошел на повышение и нынче в Москве, в министерстве, штаны свои протирает, угрозы моего непутевого супружника вспомнились. А тут еще статуэтки бабкины под руку подвернулись! И Михайлов, который рыбачил со Степаном весь тот день, молчит… Посадят Степку моего, как пить дать, посадят!

Действительно, мотив у Дроздова был, на первый взгляд, железный. Но ведь он должен был откуда-то знать, что дочери Крайнова будут в тот день на даче в Поликарповке! Или Степан сам их туда заманил, прикинувшись покупателем? Что-то во всем этом не складывалось. У Людмилы создалось впечатление, что Аня и не собиралась продавать дачу, а только завлекла ее туда под этим предлогом. А Радченкову показалось, что мужчина с бородкой от кого-то прятался, но не от Анны, поскольку та делала ему в окно знаки, приглашая зайти в дом. Выходило, что незнакомец прятался от Людмилы, а когда она ушла, он убил Аню. А почему из двух сестер Дроздов выбрал именно младшую? Или он собирался убить и ту, и другую, но Люда надолго на даче не задержалась?

– Скажите, у вашего мужа есть борода?

– Есть, он зимой всегда бороду отпускает. Говорит, так теплее. А при чем здесь борода? – насторожилась Дроздова.

Я оставила этот вопрос без внимания, задав следующий:

– А полупальто со скрытой застежкой и отстегивающимся замшевым воротником у него имеется?

– Откуда? Отродясь такого не было! Мой Степан куртки носит.

«Допустим, на дело он мог пойти не в своей одежде, а специально раздобыть где-то другую», – размышляла я.

– Татьяна, зачем вы мне эти вопросы задаете, насчет бороды, верхней одежды?

– У меня есть приметы предполагаемого преступника, – не стала я кривить душой.

– А что-то еще кроме бороды и полупальто есть?

– Рост, комплекция, – сказала я, вспоминая описание Радченкова.

– И что, тот человек тоже был высокий и здоровый, как мой Степан? – уточнила Люба.

– Не совсем так, – сказала я. По словам Леонида, человек, которого он видел из окна дачи, был среднего роста и худощавый. Но вот Люба была маленького роста, и для нее даже мужик среднего роста мог казаться высоким. – Скажите, а может быть, у вас найдется сделанная недавно фотография мужа в полный рост?

– Дома есть, – ответила Любовь Михайловна.

– А вы могли бы мне ее показать?

Дроздова не спешила с ответом, она смотрела сквозь лобовое стекло, с которого дворники еле успевали очищать мокрый снег.

– Ой, глядите, Купцов из своей конторы вышел! Врал-таки дежурный… Я сейчас его догоню и все ему выскажу! – Люба схватилась за ручку двери, пытаясь ее открыть, но я остановила Дроздову.

– Не горячитесь, – мягко сказала я. – Предоставьте мне возможность самой поговорить со следователем. Напомните, как его имя-отчество?

– Сергей Иванович.

– Подождите меня здесь, – попросила я, вышла из машины, набросила на голову капюшон и стала догонять следователя.

– Здравствуйте, Сергей Иванович, – обратилась я к Купцову, когда он остановился на перекрестке.

– Разве мы с вами знакомы? – Молодой следователь пронзил меня своим острым взглядом.

– Я Татьяна Иванова, частный детектив из Тарасова. Мы можем с вами поговорить?

– По поводу?

– Я занимаюсь расследованием убийства Анны Плотниковой.

– Значит, это для вас полковник Кирьянов запрашивал у меня информацию? – Купцов изучающе глядел на меня, и я слегка мотнула головой, давая понять, что так и есть. – А разве он не сообщил вам, что это дело практически закрыто?

– Сообщил.

– И что же еще тогда вы от меня хотите узнать?

– Скажите, Дроздов признался в убийстве?

– Пока нет.

– Те, кто совершают убийство из мести, как правило, не отрицают своей вины, – заметила я.

– Из всех правил есть исключения.

– Согласна. На месте преступления найдены отпечатки пальцев Дроздова?

– Татьяна, я не обязан отвечать на ваши вопросы. А вот вы должны были сразу же, как только заключили договор на оказание детективных услуг, поставить меня об этом в известность. Почему вы не сделали этого? – строго спросил следователь, который по возрасту, наверное, был моим ровесником.

– Вот я и приехала сюда, чтобы поставить вас в известность, – тут же нашлась я.

– А как вы меня узнали?

– Полковник Кирьянов хорошо описал мне вас.

– Ладно. – Купцов кивнул, принимая мое объяснение. – Я сейчас иду по делам, вернусь часа через два. Подходите, побеседуем. Дежурного я предупрежу, чтоб пропустил вас ко мне.

– Хорошо.

Следователь пошел на другую сторону улицы, а я направилась обратно к машине. Прежде чем сесть в салон, я стряхнула с себя снег.

– Быстро вы, однако, поговорили, – заметила Люба. – Отфутболил?

– Нет, мы договорились о встрече. У меня есть часа полтора-два. Покажете мне фотографии мужа?

– Отчего ж не показать? Я ведь точно знаю, что он не был в тот день в Поликарповке, да и никогда там не был. И не стал бы Степан убивать дочь Крайнова, это он в сердцах тогда сказал, не подумав. Да и откуда ему было знать, что Плотникова и есть его дочь?

Рассуждения Дроздовой не были лишены логики, но она могла ошибаться, оправдывая своего мужа. Я слушала ее молча и, даже когда в чем-то была согласна, старалась не поддакивать. Эта женщина верила, что я помогу оправдать Степана, а у меня не было стопроцентной уверенности, что он не причастен к убийству в Поликарповке.

Вскоре мы подъехали к кирпичной пятиэтажке. Дроздовы проживали на втором этаже. Не без внутреннего дискомфорта я перешагнула порог их квартиры. Когда Люба предложила мне пообедать, я, не раздумывая ни секунды, отказалась. Нужно быть наглой до предела, чтобы сесть в этом доме за стол, а потом сказать: «Вы знаете, я нашла новые улики против вашего мужа. Он виновен».

Я присела на диванчик и стала осматриваться. Обстановка в доме была скромной, но в глаза бросались порядок и чистота.

– Миша, ты не помнишь, где фотография, которую ты сделал осенью на рыбалке? – спросила Люба, позвонив по кнопочному мобильнику своему сыну. – Надо. Потом объясню. Да, я поняла.

Хозяйка ушла в соседнюю комнату и вскоре вернулась с фотоальбомом. Полистав его, она нашла нужную фотографию. На ней было три мужика, которые держали одного огромного сома.

– Вот, это мой Степан. – Любовь Михайловна тыкнула пальцем в того, кто стоял посередине. Он был самым рослым и широкоплечим из всех рыбаков.

– Видный мужчина, – сказала я, убедившись, что Дроздов абсолютно не подходит под описание Радченкова. Его выражение о том, что подозрительный тип культивировал небольшую русую бородку, никак нельзя было отнести к Степану. Хозяин этого дома был жгучим брюнетом, и борода, которую он только начинал отращивать осенью, была темной.

– Справа от него Михайлов. Не понимаю, почему он молчит… Они ведь со Степкой с самого детства дружат.

– А вы его самого спрашивали?

– Нет, Санька меня избегает. Я никак не могу его дома застать.

– Он далеко живет?

– Через два дома отсюда. Скоро он уедет на свою вахту на Север и вернется, когда моего мужа уже осудят.

– Так, может, Михайлов уже уехал?

– Нет, он на следующей неделе собирался. Разве что только раньше времени решил уехать… И все-таки, Татьяна, я вас покормлю. Вы сюда из самого Тарасова ехали. Проголодались, наверное, а признаться стесняетесь.

Я больше не стала возражать, и хозяйка отправилась на кухню. В ее отсутствие я попыталась систематизировать имеющуюся у меня информацию. Человек, которого описывал Леонид, не был похож на Дроздова. Теоретически он мог ввести меня в заблуждение, но особого смысла я в этом не видела. А что, если у Степана был помощник? Тот же Михайлов. Он и роста среднего, и худощавый. Бородки, правда, нет, но это дело наживное.

Полистав альбом, я обратила внимание на фотографию, сделанную в этой самой комнате во время какого-то праздника. За накрытым столом сидели гости, а на заднем плане был виден сервант, на котором стояли фарфоровые статуэтки, а также старинный подсвечник. Сейчас этих вещиц на серванте не было.

Судя по тому, что люди, запечатленные на этом снимке, были в летней одежде, а на столе стоял букет пионов, эта фотография была сделана в мае-июне, но никак не в марте.

– Прошу к столу. – Любовь Михайловна заглянула в комнату.

– Скажите, эти статуэтки у вас изъяли в качестве доказательства? – Я подошла к Дроздовой и показала ей фотографию.

– Да, и статуэтки эти, и подсвечник этот. Видите, они еще до убийства у нас были?

– Можно, я перефотографирую несколько снимков? – спросила я.

– Конечно-конечно, – разрешила Любовь Михайловна.

После обеда я отправилась к приятелю Степана, с которым, по словам Любы, он рыбачил в день убийства. Александр Михайлов проживал в частном доме на той же улице. Едва я подошла к калитке, во дворе залаяла собака. Дверь в доме приоткрылась, и мужской голос спросил:

– Вы что хотите, барышня?

– Снимаю показания электросчетчиков. – Для пущей важности я достала из сумки блокнот.

– Цыц! – прикрикнул на дворняжку Александр. – Это свои. Проходите, барышня, она вас не тронет. – Я открыла калитку. Рыжая собака гавкнула разок для приличия и убежала за дом. Я вошла в сени без окон. Хозяин включил свет и сказал: – Вот счетчик!

– Вы Александр Олегович Михайлов? – уточнила я, хотя узнала его по фотографии.

– Да, – кивнул он, – он самый.

– А я Татьяна Иванова, частный детектив, – отрекомендовалась я.

– Так мы электричество не воруем, – усмехнулся хозяин дома.

– Я хочу поговорить с вами по поводу убийства, в котором…

– Тише. – Александр приставил палец ко рту. – Не здесь. Дома мать старенькая и дети. При них – ни-ни…

– Саня, кто там? – послышалось из глубины дома.

– Это по поводу счетчиков, – крикнул он, а затем, перейдя на шепот, добавил: – Подождите меня снаружи, я сейчас оденусь и выйду к вам.

Стоило мне шагнуть за порог, как дворняжка снова подала голос.

– Тебе же сказали, я своя, – спокойным голосом обратилась я к ней, и псина замолчала.

Вскоре во двор вышел Михайлов и спросил:

– Что вас интересует?

– Где вы были во вторник? – Я пояснила, в какой именно.

– Уж во всяком случае, не в Поликарповке, – ответил мой собеседник.

– А где?

– Вы хотите спросить, могу ли я подтвердить алиби Степана? – уточнил Александр.

– Можете?

Михайлов не спешил отвечать. Он что-то обдумывал, а когда я поторопила его с ответом, он спросил:

– А позвольте полюбопытствовать, чьи интересы вы представляете?

– Разве это имеет какое-то значение?

– Имеет, – энергично мотнул головой Санька. – Я и Степана топить не хочу, и себя подставлять тоже.

– Знаете, когда существует дилемма, что говорить, надо говорить правду. Ведь она все равно рано или поздно вскроется. К человеку, который солгал хотя бы раз, уже не будет доверия.

– Но ведь промолчать и обмануть – это не одно и то же?

– Иногда одно, – сказала я, гадая, почему же Михайлов не может решиться дать показания. – Если вы не подтверждаете, что в день убийства рыбачили вместе с Дроздовым, значит…

– Только то, что он рыбачил, а я нет, – полушепотом произнес Саня. – Мы с ним вместе пошли на рыбалку, потом я свернул совсем в другое место, а вечером к Степке присоединился, когда он уже домой шел. Он со мной своим уловом поделился.

– А где вы были? – уточнила я.

– Вот это уже не имеет никакого отношения к делу.

– Ошибаетесь, человека, похожего на вас, Александр, видели на месте преступления.

– Что за чушь? Я был здесь, в Дубковске. У меня есть свидетель, точнее, свидетельница, но я не хотел бы называть ее имя.

– Так вы у любовницы были, что ли? – догадалась я.

– Тише! Зачем вы кричите об этом на всю Ивановскую? Нас могут услышать. – Михайлов испуганно оглянулся на окна дома.

Конечно, он сильно преувеличивал. Я говорила тихо, своим обычным голосом, даже не думая повышать его.

– То есть алиби у вашего приятеля нет?

– Выходит, что так. Нет, я, конечно, мог бы соврать, что я был весь день с ним, но дело в том, что меня видел наш участковый у дома моей… в общем, вы поняли. Люба, жена Степана, знала, что мы обычно вместе рыбачим, и стала сюда приходить, просить, чтоб я алиби ее мужа подтвердил. Между нами говоря, я от нее прячусь. Она ведь с моей женой общается. Если я Любе скажу, что был у своей зазнобы, – Михайлов снизил уровень громкости до минимума, – то она сразу моей супруге расскажет. А мне это зачем?

– Не боитесь, что еще кто-то вас заложит? Участковый, например.

– Он видел, как я в подъезд заходил, а к кому дальше пошел, не знает.

– Папа, а ты чего там так долго? – спросила девочка лет семи-восьми, высунув голову в приоткрытую дверь.

– Зайди в дом, простудишься, – бросил, не оглядываясь на дочь, Михайлов, но девочка его не послушалась.

– Как я поняла, вы менять счетчики на новые не собираетесь, – нарочито громко произнесла я и, попрощавшись с Александром, направилась к калитке.

И опять ничего до конца не прояснилось. Алиби Дроздова не подтвердилось, но это не означало, что сам Степан говорит неправду. Возможно, он действительно занимался весь день подледным ловом. А может, приводил в исполнение свою угрозу.

Любовь Михайловна ждала меня за углом.

– Что он вам сказал? – сразу же набросилась она на меня.

– Был достаточно большой промежуток времени, когда Александр отлучался с рыбалки.

– Куда? Зачем? – недоумевала Дроздова.

– Он не сказал, – соврала я.

– Выходит, шансов выкарабкаться у Степана нет, – безнадежно вздохнула Люба.

– Ваш муж с мобильным телефоном ходит на рыбалку?

– Конечно. Он всегда его с собой берет, так почему на рыбалку пойдет без него?

– А в тот день вы или ваш сын с ним созванивались?

– Разве ж я помню! Да и Миша тоже вряд ли вспомнит. А это вам зачем?

– Надо запрашивать биллинг. Для определения местонахождения абонента, – пояснила я.

– Запрашивайте! – В голосе Дроздовой была стопроцентная уверенность в невиновности ее мужа. Но Степан вполне мог действовать за ее спиной и на пару со своим приятелем Санькой Михайловым.

Мы дошли с Любовью Михайловной до ее дома, я села в припаркованную около него машину и поехала в следственный комитет.

Дежурный выписал мне пропуск к Купцову, не задавая лишних вопросов. Я поднялась на второй этаж и заглянула в нужный кабинет.

– Можно? – спросила я.

– Да, проходите, – сказал Сергей Иванович, листая дело.

– Это то самое? – спросила я, усаживаясь напротив следователя.

– Оно. Скоро буду передавать в суд.

– Скажите, а вы делали биллинг мобильного телефона Дроздова?

– Нет. А зачем? Сейчас уже все преступники знают, что на дело надо ходить без мобильника.

Я достала из сумки смартфон, нашла фотографию, сделанную в квартире Дроздовых, и показала ее следователю.

– Что там? – без особого интереса спросил он, мельком взглянув на дисплей.

– Улики.

Купцов взял смартфон, увеличил фотографию, чтобы рассмотреть детали, а потом спросил:

– Ну и что вы хотите мне этим сказать?

– Статуэтки и подсвечник были у Дроздовых до преступления, в котором вы подозреваете Степана. Фотография сделана поздней весной.

– Мы проверяем, те ли это предметы, которые пропали с места преступления.

– А водителей рейсовых автобусов вы опрашивали? Они подвозили Дроздова в день убийства из Дубковска в Поликарповку или обратно?

– Татьяна, вы что, приехали сюда учить меня работать?

– Конечно, нет. Я просто пытаюсь понять, есть еще какие-то доказательства вины Степана Дроздова, кроме абстрактного мотива.

– Почему же «абстрактного»? Дроздов вполне ясно дал Крайнову понять, что отомстит ему, заставив его пережить то же самое, что и он, то есть смерть дочери. Есть свидетели, которые слышали эту угрозу по селекторной связи. Дроздов – человек злопамятный, агрессивный. Он уже был судим за хулиганские действия с нанесением телесных повреждений…

– Степан защищал девушку от хулиганов, которая впоследствии стала его женой, – заметила я, вспомнив рассказ Дроздовой.

– Тем не менее суд именно его признал виноватым. Три года назад его могли бы снова осудить по той же статье, но Ладыжкин, которого он избил, не стал писать заявление. И совершенно напрасно! Если бы Дроздова осудили, то гражданка Плотникова, возможно, осталась бы жива.

– Ладыжкин – это бывший начальник Степана? – уточнила я.

– Да, он самый. Так что этот Дроздов мастер руками махать. Лично мне в этом деле все предельно ясно. – Следователь похлопал рукой по едва ли не пустой папке.

После академии права я недолго работала в прокуратуре, а потому не понаслышке знаю, что такими тонкими бывают дела, когда преступник во всем сознается, и других доказательств его вины не требуется.

– Сергей Иванович, вы меня почти убедили, – слукавила я для пользы дела, – но все же мне не ясно, как этот мужлан мог разработать такую непростую операцию.

– В смысле?

– Как безработному жителю Дубковска удалось выяснить, что Анна Плотникова – это дочь того самого Крайнова, что у нее есть дача в Поликарповке и что она приедет туда одна именно в тот день?

– Вот это я и пытаюсь у него выяснить. Но Дроздов молчит.

До разговора со следователем у меня было гораздо больше уверенности в том, что Степан мог убить Анну. Но, как выяснилось, никаких доказательств его вины нет. Только мотив, причем не такой уж железный, как сначала могло показаться. По существу, Крайнов не был непосредственно виноват в трагической гибели Саши Дроздовой, и к тому, что Степан лишился стабильного заработка, он тоже не был причастен. Да, Борис Федорович не пошел ему навстречу и не посодействовал восстановлению на работе. Так неужели мой нынешний клиент больше всех заслуживал мести?

Когда я вышла из следственного комитета, то увидела около своей машины Дроздову. Она бросилась мне навстречу, засыпая вопросами:

– Что вам сказал Купцов? Он отпустит Степана?

– Пока нет.

– Но вы ведь показали ему фотографию со статуэтками? – уточнила она.

– Показала, – кивнула я.

– И что?

– Любовь Михайловна, все не так просто. – Я пыталась найти слова, способные обнадежить эту женщину. – Вам надо набраться терпения и ждать. Это тот случай, когда для того, чтобы оправдать одного человека, надо доказать вину другого. Я не нашла доказательств того, что ваш муж убил Анну, поэтому продолжу свое расследование. Мне надо возвращаться в Тарасов.

– Спасибо, что хоть вы верите в Степину невиновность. – Дроздова промокнула платочком уголки глаз и побрела в сторону своего дома.

Поездка в Дубковск не принесла мне ни одной улики, ни одной новой зацепки, но я все равно не считала ее бестолковой и не жалела о потерянном времени. Я поняла, что версия о мести Дроздова не выдерживает никакой критики, но вот Купцов ухватился за нее руками и ногами. И если я не преподнесу ему имя настоящего убийцы «на блюдечке с голубой каемочкой», Степан так и останется крайним.

Домой я вернулась поздно вечером, но вместо того, чтобы отдыхать, стала дальше изучать виртуальную жизнь Анны, которая потихоньку угасала. «Фауна» назначила нового модератора, так что пользователи соцсети, состоящие в группе этого зоомагазина, теперь забрасывали своими вопросами не Плотникову, а Веру Овчаренко. Лайки под Аниными постами еще множились, но не так интенсивно. Мессенджеры молчали, а вот на электронную почту продолжали поступать рекламные письма. Интересно, а на мобильный телефон ей кто-нибудь звонит? Валерий сказал, что оперативно-следственная группа изъяла его с места преступления. Интересно, Купцов запрашивал расшифровку ее звонков? Судя по тому, с каким ленивым равнодушием он говорил об этом деле, я поняла, что он мог и не делать этого.

Меня вдруг осенило – один из оставшихся невостребованными паролей мог быть ключом для входа в кабинет оператора сотовой связи. Мне не составило особого труда определить по номеру, каким именно провайдером пользовалась Анна. Я открыла на ее планшете нужную страницу, вбила в одну строку номер телефона, а в другую – один из паролей. Он подошел, стала загружаться страница личного кабинета. Я заказала детализацию звонков за неделю до убийства Плотниковой. Первое, что мне бросилось в глаза – Валерий звонил жене не так часто, как говорил. Оно и понятно, он знал, что она на даче, даже предположил, что она там с любовником, вот и оттягивал непростой разговор с ней. Первый раз Плотников набрал номер супруги в начале первого ночи, потом через полчаса, затем утром был еще один звонок, который, похоже, и разрядил смартфон. А вот Люда меня не обманула. Анна действительно ей звонила за несколько часов до своей смерти. Разговор длился всего три минуты, но этого оказалось достаточно, чтобы уговорить старшую сестру приехать в Поликарповку будто бы для продажи дачи. Перед этим звонком старшей сестре Аня дважды разговаривала с одним и тем же абонентом. Сначала он позвонил ей, а через полчаса – она ему. Накануне Плотниковой тоже звонили с этого номера. Может, это и есть покупатель дачи?

Время перевалило далеко за полночь, и я отложила расследование до утра.