Если полиция Кента и получила какую-либо пользу от конференции, проводимой в этом году в Лондоне, то вовсе не благодаря регулярному присутствию на ней своего представителя, детектива-инспектора Кокрилла. Коки с отсутствующим видом рисовал крошечных человечков на крошечных лошадках, подрисовывал им крошечные доспехи, штандарты и развевающиеся плащи. Он набросал план сцены и задней комнаты в Элизиум-холле, изобразил кривоватое лицо, добавил к нему густой куст пружинистых светлых волос, выстриженных в форме боба, как у мальчишек-газетчиков… Лучше бы выстригла их в форме павлина, подумал Кокрилл. Или дерева, растущего из ванной. Он превратил боб в ванну и пририсовал к нему небольшое деревце. В наше время девушки носят стрижки и почуднее…

Коки встал, шепотом извинился перед коллегами и вышел из зала. Перпетуя, до утра промучившись бессонницей, наконец заснула, но звонок Кокрилла разбудил ее, и она сразу взяла трубку.

– Как ты, Пеппи?

– Хорошо, Коки, спасибо, – сказала Перпетуя.

– Испугана?

– Ну… есть немного. Изабель ведь все-таки убили, правда? И Эрла, возможно, тоже. Осталась только я. Трудно не думать о том, из каких кустов выпрыгнет тигр. – Она нервно рассмеялась.

– Разве у тебя нет друзей-мужчин, которые могли бы позаботиться о тебе?

– Ну… нет, – ответила Пеппи. И объяснила извиняющимся тоном: – Понимаешь, я ведь встречалась с Эрлом. А когда он бывал в отъезде… я никем не интересовалась. Да и он меня не интересовал… Порой он брал меня с собой на вечеринки, в другие дни я просто сидела дома.

– Хорошо, тогда просто сиди дома, – сказал Коки. – Я что-нибудь придумаю.

Инспектор резко бросил трубку, вышел из телефонной будки и надел на великолепную голову любимую шляпу. «Может, мне переквалифицироваться в сиделки, да и дело с концом?» – раздраженно спросил он себя. Что в этом нежном, красивом, до ужаса беспомощном юном создании так взывало его к сочувствию и заботе? Глубоко уйдя в свои мысли, Кокрилл потопал прочь, перекинув потрепанный старый макинтош через руку. Он повернул раз, другой и направился в Кенсингтон.

Двойной Брайан проживал в «комнате с обслуживанием»: маленькой, залитой солнцем мансарде с «пользованием общей ванной». Завтрак приносила на чистом подносе вечно усталая девица, которая, однако, считала Брайана ужасно милым и готова была в любой день подняться и больше чем на два этажа, лишь бы увидеть его в дивном халате из цветастого шелка, непричесанного, с вихрами на голове. Инспектор Кокрилл к вихрам был невосприимчив, а халат в одиннадцать утра почитал чуть ли не за грех. Он сел в жесткое кресло, достал бумагу и табак и задумался, с чего бы начать.

– Я сейчас разговаривал с мисс Кирк.

Двойной Брайан пожал плечами: мол, ему плевать на мисс Кирк.

– Эта дамочка болтает совершенную чепуху! Как я мог затолкать ее в ту комнату? Глупость!

– Мне очень хотелось бы прояснить ситуацию, – сказал Коки.

Брайан нетерпеливо поднялся со стула и, сунув руки в карманы халата, стал расхаживать по комнате, словно зверь в крошечной клетке.

– В то время, когда, предположительно, должна была происходить вся эта чепуха, я сидел на своей лошади в задней комнате. Как я мог сидеть на лошади и одновременно связывать женщину за полдюжины дверей от меня?

– Кто-то сидел на лошади и одновременно душил другую женщину на не менее значительном расстоянии! – напомнил ему Коки.

– Что ж, я не волшебник, – нетерпеливо сказал Брайан. – Зачем мне убивать Изабель Дрю? Зачем нападать на Перпетую Кирк? Я познакомился с ними обеими всего нару недель назад.

– Но вы были знакомы с Джонни Вайзом, а обе эти женщины некоторым образом причастны к его смерти.

Брайан вцепился в свои красивые волосы.

– Оставьте, ради бога! Джонни Вайз! Да, я был с ним знаком. Ну и что? Когда я бывал в Малайе, мы виделись иногда на вечеринках. Отличный парень, всеобщий любимец – что-то было в нем такое свежее и… как бы сказать… настоящее. Мне, как и остальным, он нравился, но только как знакомый, как приятель, не более. Когда он уехал в Англию, он писал всем друзьям, рассказывая о своей Перпетуе, а также об Изабель Дрю, которая их познакомила. Когда я приехал сюда, я разыскал Изабель. Я хотел больше узнать о том, как умер Джонни. – Взгляд его голубых глаз стал жестким и злым. – Похоже, они и правда убили его – Изабель Дрю и Перпетуя Кирк.

Бедная, растерянная, милая Пеппи… В ту ночь она тоже была убита – живым осталось лишь ее тело.

– Она была очень молода, – сказал Коки. – Почти ребенок. Изабель Дрю и Андерсон ее подпоили. Вряд ли она соображала, что делает. Потом она говорила, что весь вечер был для нее размытым пятном, пока она не очнулась внезапно в объятиях Эрла Андерсона – и Джонни стоит в дверях. Андерсону она понравилась, а Изабель, надо думать, была на его стороне, поэтому она позволила мальчику войти. Я помню Пеппи Кирк в дни их помолвки. Она была веселой маленькой непоседой – не великий разум эпохи, конечно, и не Грета Гарбо, но хорошая счастливая девочка, по уши влюбленная в Джонни Вайза. Сейчас вы такого о ней не сказали бы, правда? После той ночи она стала похожа на засохший лист. Она проводит свою жизнь в оцепенении, мучаясь от угрызений совести и бесконечной скорби. У нее нет друзей, нет душевной силы, нет защитника. Теперь день и ночь над ней витает угроза убийства… Поэтому я хочу, чтобы вы стали ей другом… чтобы позаботились о ней.

Брайан уже не расхаживал. Его золотистая голова четко, словно камея, выделялась на фоне грязной стены.

– Значит, вы думаете, я не убийца?

– Не представляю, как вы могли убить, – сказал Коки. – А это для нас с вами гораздо важнее, чем то, что я думаю.

На губах Двойного Брайана мелькнула улыбка.

– Я и правда не убийца. Девушка будет со мной в безопасности. Я за ней присмотрю! – Явно горя желанием перейти к исполнению этой почетной обязанности, Брайан достал костюм из маленького шкафа, порылся в комоде в поисках чистой рубашки и начал аккуратно и ловко одеваться. – Только пусть поймет, что я никуда ее не заталкивал!

– Как вы и сказали, вы сидели на лошади, – кивнул Коки.

– Ну да! Как я мог наброситься на нее, если сидел в это время на своей лошади?

– Возможно, она полагает, что вы не сидели на лошади? – мягко проговорил Коки.

Рубашка дико размахивала рукавами, пока Брайан продевал в них руки.

– Все могут подтвердить, что я сидел на лошади.

– Все и подтвердили, – сказал Коки.

– Однако вы все равно не верите?

– Вопрос в том, поверит ли Перпетуя.

– Но как она себе это представляет? – воскликнул Брайан, так раздраженно и торопливо застегивая рубашку, что та рисковала остаться без пуговиц.

Коки поразмыслил над его вопросом.

– Что ж. Как она это представляет… Например, она может представить, что вы сидели на лошади не все время. Одни рыцари сидели в седлах, другие стояли возле лошадей, все кругом садились и спешивались. Перпетуя может представить, что вы выехали в заднюю комнату, там заняли свою позицию, а затем незаметно слезли, вернулись, проделали с ней свое черное дело, прошли на сцену и вновь сели в седло. Лошади хорошо обучены, и ваша стояла бы смирно.

Брайан расхохотался.

– Как просто у вас получается!.. Только я не слезал с лошади. Часть моей работы состояла в том, чтобы занять свою позицию и вести рыцарей. Каждый следовал за плащом определенного цвета, и все вместе следовали за белым.

– Перпетуя могла представить, – сказал Коки, крутя сигарету в пальцах, – что именно это они и делали: следовали за плащом!

Брайан уставился на него зачарованно; в голубых глазах плясали искры.

– Вы полагаете, что кто-то другой сидел на моей лошади?

– Я полагаю, что на лошади не сидел никто.

Лицо Брайана вытянулось.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я просто делаю предположения о том, что может подумать Перпетуя, – напомнил ему инспектор. – Она могла вспомнить о запасном доспехе. Вы ведь легко сумели бы усадить его на своего жеребца в конюшне, а если лошадь чуть ударить, то это обученное в цирке создание кротко пошло бы вперед, верно? И заняло бы свое место перед аркой. Вы проделывали это много раз. Вы тренировались несколько недель.

– Вы думаете, я отправил на лошади пустые доспехи? Но… – Брайан открыл рот, подыскивая слова, и помахал рукой, словно пытался нащупать в воздухе опровержение этой дикой идеи. – Но… А, мисс Сволок! Я разговаривал с ней, и она знает, что я был в седле.

– Так и есть, – улыбнулся Коки. – Как говорится, вовремя сказанное слово может спасти жизнь.

Брайан стал обмахиваться рукой, комично изображая облегчение.

– Вы меня напугали. Я тут понаблюдал работу вашей полиции… Если им придет в голову эта идиотская версия…

– Однако надо учесть, – задумчиво проговорил Кокрилл, – что мисс Сволок говорила с вами до эпизода с Перпетуей. Комната была набита пешими и конными, и среди всей общей неразберихи ничто не мешало вам спуститься с лошади, усадить в седло запасные доспехи, выскользнуть в коридор и снова вернуться…

Но Брайана второй раз не застанешь врасплох.

– Теперь вы просто шутите! Те смешные доспехи – они не будут неподвижно сидеть на лошади. Они не станут держать штандарт.

– Древки штандартов закреплены в седле. Штандарт как раз и поддерживал бы доспехи!

– А как я уговорил бы свои доспехи держаться за штандарт? «И еще, пожалуйста, возьми поводья в левую руку. Я через минуту вернусь». – Брайан снова рассмеялся. – Вы и сами в это не верите.

– Очень хочется вписать в сюжет запасные доспехи, – со смехом признался Коки.

– И потом… если на вашу Пеппи напал я, получается, я и убийца, так? Наверное, вернувшись, я помог своему пустому костюму слезть с лошади, велел ему подняться в башню и убить мисс Дрю?

Брайан подошел к туалетному столику и встал перед ним, чуть согнув ноги в коленях, чтобы низко висящее зеркало оказалось на уровне глаз. Золотые волосы выпрямлялись под взмахами щетки и вновь упрямо ложились мелкими волнами. Кокрилл подумал, что если он приложит чуть больше силы, вполне может снять с себя скальп.

– Полегче со щеткой! Мозги поцарапаете!

– В Англии нехорошо иметь глупые кудри, – сказал Брайан, без передышки нанося локонам новые удары. – Вашей Перпетуе это не понравится, она не захочет меня в защитники, а меня очень заинтересовала перспектива ее защищать.

Он отложил щетку, подошел и встал напротив инспектора; натянул пиджак, одернул рукава, поправил галстук.

– Я готов. Но прежде чем пойдем, хотел бы сказать вам кое-что. Как бы мы ни шутили про доспехи, я не убийца. Даю слово чести, инспектор: ваша драгоценная Перпетуя будет со мной в безопасности.

Любят эти иностранцы высокопарные речи!.. Тем не менее Коки пожал протянутую ему руку.

– Не сомневаюсь, мой мальчик, – сказал он.

…Теперь хотя бы можно спокойно сидеть на проклятой конференции…

Еще в первые недели репетиций мистер Порт порекомендовал мисс Сволок свой пансион: конечно, там не те условия, к каким он привык, однако время такое, что приходится брать что дают. Чего в пансионе не давали, так это завтрака в постель, и поэтому каждый день в девять утра они встречались в столовой. Чувствуя, что пережитое потрясение их сблизило, мистер Порт и мисс Сволок сели вместе за один из расшатанных столиков. Спали оба плохо, оба выглядели усталыми, но если приятному лицу Сьюзан Сволок беспокойство придало почти юный вид, то на лице мистера Порта оно лишь четче прорисовало морщины и обвисшие щеки. Ему не терпелось поговорить о случившемся.

– Смотрите, люди бредут на завтрак, словно стада коров на пастбище, и не знают, что статьи в сегодняшних газетах – о нас…

– Ужасно так говорить, мистер Порт. Тем более Изабель Дрю была вашим другом, насколько мне известно…

Он подлил себе кофе из маленького железного кофейника.

– Да, страшный удар. Я не спал всю ночь, все думал, но… Как вы полагаете, мисс Сволок, бывает такая вещь, как умышленная влюбленность? Я как бы играл в увлечение Изабель Дрю. В те дни, под игом японцев… Вам мне рассказывать не нужно, моя дорогая, вы все это знаете не хуже меня. И вы, наверное, понимаете, как после страха, беспокойства, голода и других физических лишений хочется… ну… простой человеческой радости, веселья, уюта, нежности и душевного тепла…

Эдгар Порт находил в Изабель веселье и уют? Несчастный старик! Нежность и душевное тепло? У Изабель, по мнению Сьюзан, нежности было не больше, чем у волка. С другой стороны, после страшных лет унижения, после забот о психически больной жене, после потери дома, имущества, друзей… неудивительно, что он временно растворился в этих медовых чарах.

– Теперь, когда она умерла, как ни странно, я не воспринимаю это как личную потерю. Я испытываю шок, ужас, однако… Видимо, на самом деле я не любил ее, вот и все. Я хотел, чтобы мои мысли были заняты красивой женщиной, хотел думать только о шоколаде и цветах и о том, сдержит ли Изабель обещание поужинать со мной в тот или иной вечер, хотел думать, что я влюблен… – Он поднял глаза из-под мешковатых век и добавил просто: – Мне много чего надо забыть.

– Да, – сказала мисс Сволок. (Вот так же некто положил беззащитное сердце к танцующим ногам, позволил себе утонуть в океане голубых глаз…)

– Теперь, когда ее нет, меня ужасает лишь то, как она умерла. И другие вещи… вышли на первый план. – Мистер Порт слегка откинулся на стуле, чтобы официантка могла поставить перед ним тарелку с морщинистой серой колбаской и скрюченной полоской бекона. – Моя жена, как вы знаете, еще в лечебнице. Но ей уже лучше, она скоро выйдет, и тогда… – Вилка в его дрогнувшей руке застучала о фарфор. – Что она подумает, если узнает, что все это время я возился с глупой дрянной выставкой, заигрывал с вульгарной дрянной женщиной? Я стал работать на выставке, только чтобы угодить Изабель: она хотела быть королевой в рыцарском представлении. Она заставила меня пробить постановку, и я сделал это, чтобы угодить ей, чтобы быть с ней рядом… Нелепо для человека моего положения, но я желал быть нелепым, желал делать глупости и быть беззаботным. Организаторы выставки вытянули из меня много денег – больше, чем знала Изабель. Поймет ли моя жена, что это было только… ну всего лишь реакция на… – Он жалко сморщился, замолчал и вытер вспотевший лоб. – Если она все узнает, то вновь может оказаться в лечебнице. И уже навсегда. Как я сказал Изабель… – Он резко замолчал.

Сьюзан Сволок задумчиво проговорила:

– Да, припоминаю. Вы поссорились с мисс Дрю, не так ли?

– Только из-за той глупой репетиции. Ничего особенного.

– Вы были в ссоре довольно долго.

– Не так долго, как вы думаете, – быстро сказал мистер Порт. – На самом деле несколько дней назад мы помирились. – И добавил твердо: – Я сейчас сказал, что не любил Изабель, но был «увлечен» ею. – Он внимательно посмотрел на нее и добавил с нажимом: – Вы меня понимаете.

– Почему же? – внезапно вздрогнув, спросила Сьюзан Сволок.

Он улыбнулся ей – любезно, но со значением и устало.

– Ох, дорогая, думаете, я не замечаю, как вы на него смотрите? Влюбленные, знаете ли, очень чувствительны к проявлениям чужой любви. Все эти недели репетиций я смотрел, как на вас надвигается любовь… подобно золотому облаку. Каждый раз, когда он смотрит на вас своими голубыми глазами, каждый раз, когда он так забавно говорит, каждый раз, когда он приглаживает рукой свои соломенные волосы… Вы думаете, я не вижу, что вы больны от любви к нему? Что вы едва можете удержаться и не произнести его имя, просто чтобы услышать его звучание? Едва удерживаете свои руки, чтобы не коснуться его рукава или того места, которое случайно задел его рукав?.. Моя дорогая девочка, я, возможно, играл в любовь, но я играл с полной отдачей. Мне все это знакомо, вплоть до малейших промельков отчаяния, вплоть до самых крох надежды… – Мистер Порт с легкой грустью смотрел на ее смуглое лицо, напряженно поднятые плечи и загорелые руки. – Вы любите Брайана Бриана. Хотя знаете, что он убийца.

Если не считать жужжания мухи, ползающей по остаткам мармелада на потрескавшемся белом блюдце, за столиком воцарилась полная тишина. Наконец Сьюзан тихо спросила:

– Вы тоже… были его другом?

– Я знал Джонни.

– Да. Она его убила. Она и Эрл Андерсон. Это никак не связано с моей любовью или нелюбовью к Брайану. Они убили бедного Джонни и заслужили смерть.

– Вы хорошо его знали? – спросил мистер Порт.

– Не очень хорошо. Но я любила его – его все любили, таким он был человеком. Почти ровесники, мы немного играли в теннис и гольф, катались верхом… ничего такого, я просто очень тепло к нему относилась, а он смотрел на меня почти как на сестру. Джонни был очень предан своей семье и больше всего на свете любил своего брата-близнеца. Вдали от них он часто проводил время со мной – ему постоянно требовалось человеческое тепло и общение. – Она отвернулась к мутному окну, выходящему на грязную площадь. – Да, я буду защищать любого, кто убил Изабель Дрю.

– Ударим по рукам, – сказал мистер Порт.

…Детектив-инспектор Чарлзворт приехал за мистером Портом. Мистер Порт сел в его маленькую машину с видом человека, идущего на казнь.

– Надеюсь, инспектор, вы не будете… бестактны с моей женой.

– Я вообще не стану упоминать о деле, – заверил его Чарлзворт. – Просто хочу, чтобы она подтвердила ваш рассказ о своем прошлом в Малайе. Вы должны понимать, насколько все осложнилось для нас из-за отсутствия каких-либо записей. Мы не можем никого и ничего проверить… Да, я знаю о вашем банковском счете, знаю, что мисс Сволок подтвердила вашу личность… Нет, послушайте, мистер Порт… – И к тому времени, как они прибыли в Хэмпстед, он был раздражен и сердит. – Еще одно слово, мистер Порт, и я развернусь и предоставлю эту работу нашим служащим в штатском. Такова обычная процедура, но я поехал лично, зная, что ваша супруга больна, хотел уберечь вас от неприятностей…

Лечебница располагалась в высоком здании, узкие окна которого производили впечатление поджатых губ и чопорной накрахмаленности. «Такое впечатление, – подумал Чарлзворт, обычно не склонный к причудливым фантазиям, – что дом сейчас повернется к своим соседям и прикажет им немедленно лечь в постель с грелкой у ног». В приемном покое к ним подошла сестра-хозяйка и, оплошав сама, естественно, стала изливать возмущение на бедного мистера Порта.

– Несмотря на мои строгие указания, произошло недоразумение, и в комнату вашей супруги попала одна из ежедневных газет. – Она грозно посмотрела на них. – Хорошенькие полчаса у нас были! Слезы, обморок, истерика – и теперь наша память вернулась к тому, с чего мы начали! Могу вас заверить, мистер Порт: подобные вещи вызывают большие проблемы в учреждениях нашего профиля.

Мистер Порт смотрел на сестру-хозяйку, не в силах поверить своим ушам.

– Вы позволили ей прочитать газету!

– Я не могу лично отвечать…

– Я дал вам ясные инструкции!

– Если бы джентльмены не впутывались в грязные истории…

Чарлзворт оставил их препираться, вышел из комнаты и тихо поднялся наверх. Дежурной медсестре он сказал:

– Миссис Порт меня ожидает.

И поскольку это было правдой, его провели в комнату, где в кресле у окна сидела женщина. Яркие цвета обстановки, казалось, вытянули из миссис Порт все те немногие краски, которые были ей свойственны. Но она мило улыбнулась гостю.

– Доброе утро. Кто вы?

– Меня зовут Чарлзворт. А кто вы?

– Я миссис Порт, – ответила она. – Разве вы не ко мне пришли? Врачи иногда так странно себя ведут.

– Нет, – сказал он. – И я не врач. Но раз уж я зашел, не позволите ли мне остаться и выкурить здесь сигарету? – Чарлзворт сел на подоконник, скрестил длинные ноги и улыбнулся. – Какая тесная комната… Должно быть, хотите поскорее поправиться, чтобы отсюда уйти?

Она ответила ему удивленным взглядом.

– Здесь безопаснее.

Чарлзворт имел дело с психически нездоровой женщиной и боялся сказать что-нибудь лишнее, что могло бы на нее неблагоприятно повлиять. Он от всего сердца пожалел, что явился один и приступил к этому разговору без разрешения.

– Мир сейчас довольно безопасен, плохие времена закончились.

Хотел бы он быть в этом уверен.

– Думаете, мне можно туда выйти?

– Ну, полагаю, да. Разве вы не хотели бы встретиться с друзьями? Здесь вам, наверное, одиноко.

– Я забыла всех своих друзей, – просто сказала миссис Порт. – Я так много всего забыла. Знаете, я ничего не могу вспомнить позже своей юности. Помню свадьбу, обрывочно помню путешествие… Понимаете, муж увез меня из дома… Говорят, мы поехали в Малайю, но я ничего из этого не помню. Я помню путешествие – не много, некоторые фрагменты. И помню, как снова очутилась на корабле, возвращаясь домой. Вот меня и держат здесь, пытаются помочь мне заполнить промежуток между этими воспоминаниями.

– Не понимаю, зачем, – сказал Чарлзворт, выпалив единственное, что пришло ему в голову. – Вероятно, между этими путешествиями произошли какието плохие события, вот вы про них и забыли. Зачем вспоминать? Я на вашем месте просто радовался бы настоящему и будущему, поправил, насколько смог бы, здоровье и начал все заново…

(«Я прямо как психотерапевт, – похвалил он себя. – Я, наверное, мог бы творить чудеса».)

Миссис Порт печально глядела на него; он с тревогой заметил, что ее пальцы беспокойно то складывали, то разглаживали складку на халате.

– Вы видели утренние газеты? – спросила она.

Он осторожно постучал сигаретой о пепельницу на столике, стряхивая пепел.

– Да, видел. Пишут, что убита женщина по имени Изабель Дрю. Кажется, ваш муж немного ее знал. Я тоже.

– Насколько хорошо мой муж ее знал?

Он подумал, что вопрос дался ей нелегко. В ее манере сквозили затаенный страх и достоинство, а пальцы замельтешили быстрее, не прерывая своего бессмысленного занятия.

– Думаю, не очень хорошо, – сказал Чарлзворт небрежно. – Журналисты любят раздувать подобные события, они ищут все, что может сойти за «сенсацию», а Изабель для этого была подходящей личностью. Она не стеснялась беспокоить людей с просьбами о работе для себя и друзей, и мистер Порт был к ней так же добр, как и к остальным. Насколько я понял, он имел финансовые интересы в выставке и поэтому использовал свое влияние, чтобы ей помочь. Он даже сам принял участие в спектакле, просто чтобы немного развлечься, пока вы здесь. Ему, наверное, скучно, ведь в Англии у него мало друзей. А рыцарский спектакль – вполне безобидный способ развлечься, не правда ли?

Ее пальцы замедлили движение.

– Да, полагаю, это действительно так…

– Затем случилось это происшествие, газеты о нем пронюхали и, конечно же, расписали, как сумели, – спокойно продолжал объяснять Чарлзворт. – Звучит неприятно, скандально и некрасиво, но это не значит, что все так и было. Ведь ничего нет плохого в том, что он участвовал в глупом маленьком шоу. Женщину убили, и, конечно же, полиция допрашивала его, как и всех прочих свидетелей. Вот и все. У меня есть несколько приятелей в разных газетах, если хотите, я постараюсь заставить их немного утихнуть.

Руки миссис Порт замерли и теперь лежали, бледные и неподвижные, у нее на коленях.

– Мы будем вам очень признательны, – сказала она.

Чарлзворт с облегчением отметил, что в свой ответ она включила и заблудшего мужа.

– Очень любезно с вашей стороны было объяснить мне все это. Конечно, я слышала о спектакле. Кажется, я даже встречалась с мисс Дрю, хотя и не помню ее.

– Она была неплохая, – легко соврал Чарлзворт. – Добрая и дружелюбная, не такая, как ее расписывают. Вам не о чем волноваться.

Довольный собой, он слез с подоконника и попрощался. Он выяснил, что хотел. Ничего больше о малайском прошлом своего супруга миссис Порт рассказать ему не могла.

– Что ж, мне пора. Спасибо, что разрешили посидеть у вас и выкурить сигарету. Поправляйтесь поскорее, хорошо?

Чарлзворт повернулся, чтобы уйти. В дверях стояла сестра-хозяйка, а за ее плечом маячило пепельно-серое лицо мистера Порта.

– Детектив-инспектор! Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? Мы думали, вы пошли в машину…

– Детектив-инспектор?! – воскликнула миссис Порт.

– Полицейский! Что наговорил вам этот человек, миссис Порт? Что вы ему рассказали? Миссис Порт! Миссис Порт!

Ее вопль, а затем истерический хохот преследовали инспектора, пока он торопливо спускался по лестнице и выбегал из здания на площадь.

…В тот час, когда Перпетуя жаловалась инспектору Кокриллу на отсутствие рядом с ней рыцарей, готовых ее защищать, а Коки, чувствуя себя добрым старым сутенером, отправился подыскивать друга ей в утешение, человек, который не моргнув глазом отдал бы душу ради того, чтобы оградить Перпетую от душевной боли, сидел в одиночестве, всеми позабытый. Слава богу, что хоть мать уехала в Шотландию: он не выдержал бы взгляда ее буравчиков-глаз, не вынес бы проницательности чересчур любящего материнского сердца. В гостиной, набитой скрипучей мебелью из белой березы с обивкой из имитации шкуры окапи, положив голову на руки, юноша отчаянно пытался стереть из памяти события прошлого вечера. Он вернулся мыслями к сцене, свидетелем которой стал несколько дней назад, к разговору, подслушанному возле дома Изабель, к заговору между Эрлом и Изабель, который сделал бы Перпетую супругой двоеженца, к грязной истории, которая много лет назад отправила возлюбленного Перпетуи на смерть, и в конечном итоге – к ненавистному, мучительному видению своей возлюбленной в объятиях Эрла Андерсона. Он с отвращением отталкивал мерзкую картину прочь, но юношеское воображение оживляло ее, играло с ней, конструировало, приукрашало и не могло оставить в покое. Злясь на себя и свои гадкие видения, он заставил себя подняться со стула, подошел к книжному шкафу и стал доставать том за томом: «правильные» книги, специально переплетенные по заказу матери «правильной», красиво обработанной кожей. Теккерей, Троллоп, Диккенс… Джордж пролистал страницы «Ярмарки тщеславия», где незадачливый герой в конце все же получает свою девушку, «Домик в Оллингтоне», где незадачливый герой терпит неудачу, «Крошка Доррит», где бедный Джон Чевери в тюрьме Маршалси составляет сто эпитафий на собственную смерть… Какова была бы эпитафия Джорджа Эксмута, если бы… Он присел за кованый алюминиевый столик Чарити и вырвал лист из ее записной книжки. «Здесь, в неосвященной земле, покоится тело Джорджа Эксмута, семнадцати лет, который ради спасения чести своей дамы…» Однако опасно помещать такие вещи на бумагу. Он исправил «свою даму» на «некую даму», а затем изорвал лист на клочки и поджег спичкой. Вдруг полиция обыщет дом.

Перпетуя, немного успокоенная телефонным разговором с Коки, подошла к двери квартиры и выглянула за дверь.

– Миссис Солли! У меня была ужасная ночь, и я собираюсь немного поспать. Не присмотрите ли за моей дверью, чтобы никто не звонил?

Уборщица весело ответила, что если вы устали, то отдых – лучшее дело, и, сама всю ночь провозившись с одним больным ребенком, не говоря уже о кашляющем втором и ужасном несварении желудка у Альфреда, из-за которого у него в животе словно свинцовый булыжник, продолжила с неослабевающим рвением полировать, скрести и тереть. Перпетуя взглянула на придверный коврик: газета и конверт – вероятно, всего лишь счет. Она оставила и то и другое на коврике и вернулась в постель.

В полдень ей позвонил детектив-инспектор Чарлзворт. Он ехал на квартиру Эрла Андерсона и приглашал поехать с ним. Она лучше, чем кто-либо, знает обстановку и сможет сказать, если что-нибудь пропало или лежит не на месте… Перпетуя, хотя провела в квартире Эрла гораздо меньше времени, чем многие думали, согласилась. Чарлзворт пообещал перезвонить через полчаса. Нет, к сожалению, вестей от мистера Андерсона пока не получали.

Она завернулась в шелковое кимоно и выглянула на лестницу. Газета и конверт все еще лежали на коврике, но к ним добавился маленький круглый букет и сложенная записка. Записка, подписанная просто «Б», гласила: «Перпетуя, инспектор Кокрилл подтверждает, что я не мог заманить вас в ту комнату. Когда это происходило, я сидел на лошади в задней комнате, а запасной доспех, насколько я знаю, все еще висел на стене. Пожалуйста, поверьте. И зачем бы я хотел вам навредить? Не бойтесь, мы все позаботимся о вас». Внизу Коки приписал неразборчивым, но хорошо знакомым ей почерком: «Дорогая Перпетуя, этому молодому человеку ты можешь вполне доверять».

Она окликнула миссис Солли:

– Кто принес цветы?

Уборщица ответила, что приходил очаровательный молодой джентльмен, несомненно, иностранец – потому что в такой жаркий день он надел макинтош и черную шляпу, как у мистера Идена. Джентльмен вбежал в подъезд, поднялся к ее двери и спросил у миссис Солли: «Она еще не вставала? Газета до сих пор на коврике». Затем сунул цветы ей в руку, попросил: «Передайте, что я вернусь», – и снова умчался.

– Куда этот джентльмен торопился, мисс?

– Право, не знаю, – сказала Пеппи. Она слегка улыбнулась, представив себе, как Двойной Брайан влетает в подъезд, оставляет букет на ее пороге и убегает, словно цветы были бомбой, и надо спешить, прежде чем они взорвутся. – Он просто… у него всегда такой вид, будто он торопится.

И он, конечно, действительно не мог напасть на нее в той маленькой комнате. По какой-то неясной причине она почувствовала себя гораздо спокойнее. «Не бойтесь, мы все позаботимся о вас». Это было очень любезно со стороны Двойного Брайана.

Вернувшись в квартиру, она положила на стол записку и цветы и вскрыла конверт. На штампе стояло вчерашнее число, однако внутри оказался не счет. Маленький листок содержал послание, отпечатанное на машинке: «Перпетуя Кирк, ты – следующая»…