Элен выпустили из заточения на следующее утро после похорон. Нежно распрощавшись со своими тюремщиками и со смехом заявив, что может еще вернуться, она с ироничной улыбкой забрала свой залог и, подобно веселому кораблику, чьи выкрашенные борта ничуть не пострадали в штормах, а флаг бодро полощется на ветру, в сопровождении линкора и двух эсминцев благополучно вошла в родной порт, где их встретила Белла, с пыхтением спустившаяся с террасы. («И я, жалкая шлюпка с единственным гребцом, громко кричащим ура», – как позже скажет Эдвард.) Малышку нарядили в ее лучшее белое платьице и украсили ожерельем из незабудок, собственноручно сплетенным Беллой, и к всеобщей радости она впервые произнесла «бла-бла-бла», в котором все безошибочно распознали «мам-мам-мам».

Белла приготовила поднос с напитками, и все немного выпили.

– Мы впервые расслабились, с тех пор как Филип сообщил нам о смерти деда. А без тебя, Элен, все вообще стало хуже некуда, – сказала Пета, рассматривая бутылку с джином на свет и приходя к выводу, что там хватит еще на один присест. – Мы все словно с ума посходили, подозревали друг друга, злились и кусались. Вчера вечером мы с Клэр вцепились друг другу в волосы и вдрызг переругались, правда, Клэри?

– Ну, прямо вылитые Серафиты, – согласилась Клэр, повторяя слова Элен.

– Я обозвала Клэр старой девой…

– А я сказала, что Пета вешается на Стивена…

– Так оно и есть, – засмеялась Элен, дружески протягивая руку Пете.

– Я знаю, но зачем было ляпать это при Стивене? К счастью, ему и в голову не пришло, что она имела в виду его, и теперь он, вероятно, думает, что у меня тайный роман с каким-нибудь доктором из госпиталя, но на самом деле ничего подобного нет, потому что они все женатые и им лет под сто.

– Для Клэр наличие жены значения не имеет, – заметила Элен.

Эдвард весело нарушил неловкую паузу.

– У нас здесь была еще одна сцена, Нелл. Беллу прорвало, и она выдала тираду насчет того, как ей ненавистен Свонсуотер…

– Из-за незримого присутствия Серафиты?

– И мы все ужасно растрогались, а Пета в знак солидарности предложила выкорчевать все розы.

Элен несколько озадачило столь необычное проявление солидарности.

– Ясно же, что Белла меньше всех была заинтересована в убийстве сэра Ричарда. По первому завещанию она ничего не теряла, а по новому получала то, чего не желала, – заявила она.

– Остается вопрос, так ли уж сильно Белла не хотела получить Свонсуотер, что могла совершить убийство, лишь бы он не достался ей, – заметил Филип.

– Элен, мы забыли тебе сказать: Бро выдвинул гипотезу, что Белла впрыснула яд в тарелку деда, не слезая с подоконника…

– А Пета гениально предположила, что Клэр могла оставить следы еще вечером…

– И потом эти странности с отпечатками пальцев Петы…

– Похоже, вы неплохо проводили время в мое отсутствие, – сухо произнесла Элен. – Перед допросом считалось, что никто из нас не мог убить сэра Ричарда, а теперь выясняется, что это мог сделать любой. А тут еще Бро…

Элен хотела сказать «до кучи», но, пощадив чувства Беллы, пробормотала что-то нечленораздельное.

Последовал шквал протестов.

– Кто бы там ни убил деда, но укокошить Бро никто из нас просто не мог. Коки до сих пор не может понять, как убийца умудрился войти и выйти из павильона. Между Бро и дверью простираются просто акры нетронутой пыли.

И снова вспыхнуло взаимное раздражение. Элен легко говорить про Бро, когда она уж точно здесь ни при чем и может посматривать свысока, как они переругиваются, обвиняя друг друга. Сама-то она осталась в стороне. Конечно, это ужасно – попасть в тюрьму, но еще хуже присутствовать на дедушкиных похоронах, когда на тебя все глазеют и шепчутся, подозревать друг друга и бесконечно твердить об этом, кружась на одном месте, как белка в колесе. И вообще, кто она такая, эта Элен? Она не принадлежит к их семье, она чужачка, которая сидит тут и пользуется их радушием, принимая его как должное, относится к ним как к детишкам, прыгающим через обруч, чтобы ее развлечь, и мягко укоряет их за то, что они перессорились в ее отсутствие.

– Она меня просто бесит, – заявила Пета Эдварду, когда после обеда они поплыли на лодке вверх по реке, чтобы немного отвлечься. – Это трудно объяснить, Тедди, но вчера вечером для меня не было ничего важнее, чем вызволить бедную Элен из тюрьмы, а теперь, когда ее выпустили на свободу, я уже жалею, что это не она совершила убийства. Ведь тогда бы наша семья – ты, я, Филип, Клэр и Белла – была избавлена от этих жутких подозрений.

В ветвях деревьев мелькнул зимородок, казалось, собравший всю голубизну мира. Ивы опускали в бегущий поток свои зеленые руки, чтобы потом стряхнуть с них россыпь сверкающих бриллиантов. На цветущих лугах паслись ленивые коровы, а за ними привольно раскинулся Свонсуотер в узоре темных дубов, бледных лиственниц и горящих медью буков. И на какое-то мгновение Эдвард забыл о страшной загадке, владевшей их умами.

– Когда я слышу слово «Англия», у меня перед глазами возникает именно эта картина. А у тебя, Пета?

– Да, но здесь еще должен быть крикет.

– Мальчики, которые могли бы играть в крикет, сейчас сидят в бомбардировщиках или в подлодках, или просто маршируют по полям, но все они заняты одним делом – убивают людей.

– А мы здесь все в ужасе и переживаниях, потому что убито два человека, причем старых и уже проживших жизнь.

– Да, это странно, – задумчиво проговорил Эдвард.

Когда он отталкивался шестом, на его тонких юношеских руках перекатывались мускулы.

– Если бы я мог знать наверняка, что это не моих рук дело, я бы пошел к настоящему психологу, чтобы он сказал, что со мной все в порядке и я могу быть летчиком или кем-то в этом роде. Как ты думаешь, Пета, у меня бы получилось?

– Думаю, да, но только если ты перестанешь валять дурака. Я лично считаю, ты только не обижайся, что тебе надо выбрать что-нибудь поскромнее, чем летчик, потому что ты слишком нервный. Ну, то есть ты любишь рисоваться и все драматизировать.

Эдвард немедленно представил себя выполняющим какую-то незаметную работу в самом опасном армейском подразделении: к примеру, самоотверженно вывозящим взрывчатку из горящих зданий. («Капрал Тревис, вы же понимаете, мы не можем поднимать шума, ни о какой публичности даже речи быть не может. Но генерал велел вам потихоньку передать: наш полк гордится вами, мой мальчик!») Однако через минуту он с несчастным видом произнес:

– Ну, что об этом говорить, Пета? Даже если мою вину не докажут, сам-то я никогда не буду в этом уверен.

– Но только если не найдут настоящего убийцу.

– Да, кого-то из вас, а это еще хуже. Вообще-то лучше, чтобы это был я. По крайней мере у меня не было никаких дурных намерений. Просто я был не в себе.

– Ах, Эдвард, ты просто прелесть.

Они причалили к маленькому островку, где еще детьми играли и устраивали пикники.

– И сам не знаю, что лучше – я или Элен, – неуверенно произнес Эдвард, когда они растянулись на траве, потягивая через соломинку лимонад, которым снабдила их Белла. – Здесь я не берусь судить. Но что касается вас с Беллой и Клэр, тут конечно… и потом, лучше уж сумасшедший я, чем нормальный Филип.

– Не представляю, как он вообще мог это сделать, поэтому лучше сосредоточься на нас четверых.

– В конце концов, мы его практически не знали, хотя он и наш кузен. И познакомились с ним, только когда он приехал из Америки. Не вижу причины, почему я должен особо переживать, если он окажется негодяем.

– Никто тебя не заставляет, милый. У тебя просто бзик на этот счет.

Эдвард подул в соломинку, и в бутылке что-то зловеще ухнуло.

– Пета, а тебе нравится Филип?

– Да, очень даже. Я его просто обожаю. Хотя когда он появился, я была от него не в восторге.

– Мне тогда было лет двенадцать.

– Он был какой-то особенный и без комплексов. Хотя он, наверно, чувствовал себя неловко, потому что дед, как всегда, возбудился, стал суетиться и хотел завещать поместье ему как единственному наследнику мужского пола, который может продолжить род.

– Но для тебя-то какой облом!

– Да я особо не переживала. Как тебе удается производить такие звуки?

Эдвард объяснил механику явления, и какое-то время окрестности оглашали мрачные стоны.

– Я, правда, никогда не верила, что дед лишит меня наследства ради Филипа, – сменила тактику Пета, опасаясь показаться неискренней. – Но зачем было обнадеживать Филипа? Ведь он тоже живой человек.

Эдвард сел и стал бросать камешки в реку, чтобы услышать, как они булькают. При третьем броске он вдруг застыл с поднятой рукой, словно пораженный какой-то мыслью.

– Господи, Пета, а вдруг Филип это вовсе не Филип?

– Что ты имеешь в виду?

– Боже мой, это просто потрясающе: допустим Филип – это какой-то человек, который был знаком с настоящим Филипом в Америке. Тот мог умереть или что-нибудь в этом роде, и фальшивый Филип завладел его дневником и узнал про его детство, про деда и про нас, а потом приехал сюда и выдал себя за настоящего Филипа. И стал рассказывать всякие истории, о которых могли знать только мы и наш Филип. Когда тетя Энн отправилась в Америку?

– Они уехали, когда Филипу было лет пять-шесть.

– Ну, вот. А за это время Филип мог очень сильно измениться. И самозванцу даже необязательно многое помнить. Что взять с маленького несмышленыша!

– А мы еще удивлялись, как странно ведет себя Филип, возвратившись домой, – медленно произнесла Пета.

– Я знаю. Что же тут удивительного. И он, наверное, здорово обработал деда, чтобы тот изменил завещание в его пользу.

– Боже мой, Эдвард!

– Ужасно, правда? Поедем домой и расскажем об этом всем.

– Нет, нет, не делай глупостей, мы не должны об этом говорить ни одной живой душе – будем просто следить за ним, как сумасшедшие, и собирать доказательства.

Тем не менее Пета немедленно вскочила и прыгнула в лодку.

Против течения идти было гораздо труднее, и по мере продвижения Эдвард все больше терял свою бодрую уверенность.

– Честно говоря, я не вижу здесь особой разницы. У Филипа нет причин убивать деда, неважно, настоящий он или нет.

– Дед мог внезапно разоблачить его! – предположила Пета.

– Черт, а ведь правда!

– С другой стороны, у Филипа просто не было такой возможности, кем бы он там ни был. В тот вечер он и близко не подходил к павильону, а на следующее утро одевался у себя в комнате, когда прибежала Клэр и сказала, что дед умер.

– Она сказала, ей показалось, что он умер.

Они уставились друг на друга с противоположных концов лодки.

– Но… он был мертв уже вечером, – заметила Пета. – Он всю ночь просидел за столом.

– Если только он не встал с постели и не ждал, когда ему принесут завтрак. Возможно, он просто сидел неподвижно, и Клэр решила, что он умер, а на самом деле он был жив.

– Или у него был совсем крохотный сердечный приступ.

– А Филип ворвался в комнату и, когда Клэр отвернулась, быстренько вкатил ему лошадиную дозу адренола, от которой дед и отдал концы. В общем-то, эта отрава была только у Филипа. И он так усиленно о ней упоминал, словно старался отвести от себя любые подозрения! И потом Филип отлично знал, как обстоит дело с дорожками, потому что провожал Стивена до ворот.

Шест, которым энергично работал Эдвард, чтобы поскорее сообщить семье свои волнующие догадки, в конце концов увяз в илистом дне. Он рывком попытался его вытащить и, пошатнувшись, с трудом удержал равновесие. Пета ринулась к нему, инстинктивно желая помочь.

– Но, Эдвард… Эдвард, осторожнее, дорогой! Но тогда получается, что Филип никак не мог убить деда. К утру тот уже несколько часов был мертв. Филип же сказал об этом Клэр. «Он мертв уже несколько часов» – это ведь его слова…

– Но это ведь Филип сказал! – воскликнул Эдвард и, окончательно потеряв равновесие, рухнул в воду, подняв фонтан брызг.

Пока родственники пытались успокоить свои расстроенные нервы, споря и обвиняя друг друга, бесконечно пререкаясь и перебегая из одного стана в другой со смешанным чувством раздражения, растерянности и стыда, инспектор Кокрилл рыскал по дому и саду, проявляя недюжинную бдительность. Временами он задавал какой-нибудь въедливый вопрос или стоял под дверью, бесцеремонно подслушивая, или злорадно подливал масло в огонь, неожиданно встревая в чужие разговоры. И все время подгонял своих людей, чтобы те шустрее искали завещание.

– Оно где-то здесь. Целое или в виде обрывков, но оно находится в пределах поместья. Оно сгорело? Да, его могли сжечь, но я в этом сомневаюсь. Убийца наверняка его припрятал на случай, если оно вдруг понадобится, такова уж человеческая натура. Подписанное или нет, оно продолжает существовать, и я бы не возражал, чтобы вы перекопали весь участок, – делайте что хотите, но его нужно найти.

– Кто-то носит его с собой, – доверительно сообщил сержант Трут своим подчиненным. – Эта бумага нигде не закопана и не спрятана. Просто ее все время носят туда-сюда.

Миссис Бро с презрительной улыбкой наблюдала за поисками.

– Они даже не знают, чего искать, – сказала она Белле, проходившей мимо ее домика.

– Они ищут завещание, – сухо ответила та.

Она полностью разочаровалась в миссис Бро и только ждала удобного случая, чтобы избавиться от нее каким-нибудь приличным образом.

– Завещание? А какое завещание? Их ведь два, ваша светлость. Неважно, где там новое завещание. А вот где старое, хотела бы я знать!

– У мистера Гарда в конторе, разумеется, – ответила Белла, с трудом удерживаясь от замечания, что это не служанкиного ума дело.

– Там же про брошку для Рози написано, – сказала миссис Бро, словно прочитав ее мысли.

– Я уверена, что брошка упоминается в обоих завещаниях. Миссис Бро, вы достаточно давно меня знаете и можете не сомневаться, что ваша Рози в любом случае получит брошку, раз сэр Ричард этого хотел.

– Да, ваша светлость, – смиренно ответила миссис Бро. – И вежливо осведомилась: – Если новое завещание не найдут, тогда, видать, и старое сгодится?

– Вероятно, это будет решаться в суде, – объяснила Белла, с неудовольствием вспомнив, что их будущее зависит от показаний миссис Бро.

– Понятно, – пробурчала та и сразу же спросила: – Я так понимаю, ваша светлость, что вы со всем семейством придете завтра на допрос про моего Бро?

Белла не была знакома с процедурой, но раз от нее того ожидали, с глуповатой сердечностью ответила, что, конечно, они придут.

– Опять одна болтовня будет, – неприязненно проговорила миссис Бро. – Интересно, кого на этот раз приплетут. Как пить дать, Черепаху.

– И поделом ей за то, что наговорила всяких гадостей про мистера Эдварда, – чуть улыбнувшись, ответила Белла. Для старых слуг чудачества Эдварда не были секретом.

– На этот раз у них не выйдет повесить это на мистера Эдварда, – торжествующе произнесла миссис Бро. На мистера Эдварда ей было наплевать, но дух противоречия заставлял ее выступать против «них». – Бро женщина убила, ваша светлость, это ясно как день. Ни один мужчина не додумался бы до такого фокуса.

– Какого фокуса? – удивленно спросила Белла.

– Да с пылью фокуса.

Белла посмотрела на соседний павильон. Маленькая симпатичная толстушка в сером летнем трауре резко контрастировала с высокой костлявой женщиной в бескомпромиссном черном облачении. У миссис Бро очередная жуткая версия?

– Вы хотите сказать, что знаете, как убийца прошел через коридор? – нервно спросила она.

– Хочу, – заявила миссис Бро, складывая руки на животе. – Полицейские проверяли, можно ли было кого-то внести в дом – видно, думали, что Бро сам внес убийцу, вот я и подумала, что это женщина.

Белла с ужасом представила, как Бро игриво вносит в роковой дом «невесту», и его тонкие ноги подгибаются под тяжестью увесистой Петы, полной Элен или даже стройной и маленькой Клэр.

– Но, миссис Бро, я просто не могу себе представить, с какой целью он мог это сделать.

– Я тоже не могу, – холодно ответила миссис Бро. – Нет-нет, ваша светлость, пришел-то он туда один, тут и говорить нечего. Говорят, перед рассветом завыла сирена, только я ее не слышала. Но Бро, наверное, проснулся, надел халат и тапочки и зачем-то пошел в павильон. Зачем, не знаю, хотя могу догадаться. Он снял полицейскую пломбу, аккуратно, чтобы потом поставить ее обратно – руки-то у него были золотые, а вот про следы на пыльном полу не подумал. А эта злодейка вошла вслед за ним. Не знаю, что там у них произошло, ваша светлость, и о чем они там говорили, но она ткнула Бро этим мерзким шприцем, и он умер в мучениях, бедняга.

Миссис Бро отвернулась и стала смотреть на кусты рододендронов, растущих вдоль подъездной дороги.

– Какое горе для вас, – сказала Белла, еще раз рискнув проявить доброту.

– Я его не слишком-то любила, – отрезала миссис Бро. – Жить-то с ним было не сахар – неграмотный всезнайка, характер отвратный, да еще ловкач в придачу. Но он был моим мужем, и я с ним тридцать лет прожила. И такой смерти даже собаке не пожелала бы.

Белла промолчала.

– Это она его убила, – заключила миссис Бро. – И в коридоре были ее следы, вот вам мой сказ.

– Вы все время говорите «она».

Миссис Бро в упор посмотрела на Беллу.

– Говорю вам, это женских рук дело, мне ли не знать.

Ничего не ответив, Белла пошла по посыпанной песком дорожке, с которой уже сняли все ограждения, и вошла в павильон через французское окно. В комнате она обнаружила инспектора Кокрилла, задумчиво разглядывавшего пол коридора – семь квадратных футов пыли, ничем не потревоженной, кроме трех следов и аккуратной надписи. И никаких других отметин. Инспектор не возражал против чужого присутствия, и Белла встала рядом с ним, тоже глядя на пол. Через минуту она спросила:

– А где моя закорючка?

– Какая закорючка? – удивился Кокрилл.

– В тот день, ну, когда Ричард умер, я приходила сюда вместе с ним. Коридор был не убран. Я сказала, что это неважно, и просто закрыла туда дверь. Но перед этим я носком туфли нарисовала на полу маленькую закорючку и сказала, что за год здесь скопилась уйма пыли, потому что коридор больше года никто не убирал. Так где же эта отметинка?

Кокрилл хлопнул по лбу рукой и, сжав кончик носа пальцами, вытаращил глаза на Беллу.

– Боже правый! В самую точку!

Убрав с лица руку, он уже более членораздельно произнес:

– Эту пыль убрали, а потом снова рассыпали!

– Что за вздор, Коки! Зачем это делать?

– Один бог знает. Но именно это и произошло. Пол подмели, а потом снова посыпали пылью.

– Но почему? Зачем ее снова рассыпать? Даже если это вообще возможно. Почему просто не вытереть пыль, а потом пройти по чистому полу, не оставляя следов?

– Ну, это объясняется просто. Из-за признания. Убийца вдруг понял, что все можно обернуть себе на пользу: разыграть самоубийство Бро и подделать его признание в убийстве сэра Ричарда. Оставалось только убедить всех, что в павильоне был один Бро, и тогда снимается подозрение со всех остальных и все устраивается наилучшим образом.

– Я рада, что вы говорите о нем в мужском роде, – заметила Белла, еще не оправившаяся от суровых откровений миссис Бро.

Но Кокрилл, казалось, ее не слышал.

– Он убрал с пола всю пыль – это было несложно, тем более что рядом стоял пылесос.

– Пылесос не подходит для плиточного пола, он предназначен для ковров, – как опытная домохозяйка заметила Белла.

– Но пыль-то он всосать может, – возразил Кокрилл, беря в руки насадку для чистки штор. – Если держать эту штуку близко от пола, она уберет всю пыль. А потом он снова покрыл пол ровным слоем пыли – хотя черт его разберет, как он это сделал, – с помощью спички написал на ней «признание» и бросил ее на пол. Затем снял с Бро тапочки – тот, как вы помните, был найден без них, – пятясь, прошел в них к входной двери и, стоя на ступеньке, бросил их обратно к телу. Если допустить, что пыль на полу уже не та, что была изначально, то все складывается в очень четкую картину.

Теперь уже не слушала Белла. Она смотрела на пыльный пол и пылесос с наполовину заполненным мешком для сбора пыли. Вдруг она рванулась вперед и, отсоединив мешок, высыпала часть его содержимого на пол, потом размотала шланг и, надев на него плоскую насадку для удаления пыли из щелей, включила пылесос на обратный ход. Кучка пыли зашевелилась, и ее аккуратно раздуло по полу. Следы и надпись на полу постепенно скрылись под слоем пыли. Выпрямившись, Белла молча смотрела на пол. Позади нее, во французском окне, появилась тень, и громкий голос произнес:

– Кому, как не вашей светлости, знать про этот фокус.

Стивен Гард сидел на лестнице, спускающейся к реке, когда к берегу причалили Пета с Эдвардом.

– Эй, Эдвард, не отряхивайся, как собака, ты меня обрызгаешь!

– Тедди, лапочка, скорее беги переоденься. Если Белла тебя увидит, ее хватит удар!

– Но, Пета, мы же должны рассказать все Стивену! Ладно, пойду переоденусь, только не говори ему ни слова, пока я не вернусь.

– Клянусь, но только давай быстрее!

Эдвард вприпрыжку побежал домой.

– Что у вас за тайны? – поинтересовался Стивен, привязав шлюпку и сев на траву рядом с Петой.

– Стивен, это просто ужасно. Мы с Эдвардом выяснили, что Филип… Нам кажется, мы знаем, кто убил деда, только я должна молчать, пока не вернется Эдвард. Но если ты догадался, то, пожалуйста, ничего не говори. Я, конечно, буду рада, если то, что мы думаем, окажется правдой и он не настоящий Филип, но если он настоящий, тогда это ужасно. Хотя, конечно, если он Филип, зачем ему это делать? – окончательно запуталась Пета.

– Конечно, моя милая, – беспомощно произнес Стивен.

– Это ты просто так меня назвал или со смыслом?

– Просто так.

– А… Ну, я тебе пока ничего не скажу, раз уж обещала Эдварду, но, Стивен, ты просто обалдеешь, когда узнаешь правду.

– Пета, ты такая забавная, – сказал Стивен и, взяв девушку за руку, поцеловал в ладонь и осторожно загнул ее пальцы, словно пряча поцелуй.

В окне спальни появилась голова Эдварда, который махал руками, пытаясь влезть в рубашку, и тем самым слегка напоминал огородное пугало.

– Эй, Пета, ты ему ничего не сказала? – крикнул он.

– Нет, только давай быстрее! – прокричала в ответ Пета, не разгибая пальцев.

Эдвард исчез, потом снова появился в окне, слегка извиваясь, чтобы натянуть брюки.

– Я вот что подумал, Пета, а вдруг он проделал то же самое с настоящим Филипом?

– О господи! – простонала Пета, прижимая кулак ко рту. – Какой кошмар! Ты думаешь, это возможно?

– А почему бы и нет?

Эдвард выскочил из дома и помчался по лужайке, на ходу вытирая голову полотенцем.

– Она тебе ничего не сказала, Стивен?

– Ни слова, – торжественно произнес тот.

Сев по правую и левую руки от Стивена, они взволнованно и чуть испуганно изложили ему свою версию, в которую сами не очень верили.

– Вы хотите сказать, что Филип убил вашего деда практически на глазах у Клэр? Но патологоанатом подтвердил, что сэр Ричард был мертв уже несколько часов.

– Да, но это относится к времени, когда его осмотрел доктор Ньюсом, а он пришел только в час. А установить время смерти с точностью до минуты получается только в книжках.

– Видишь ли, есть некоторая разница между одиннадцатью-двенадцатью и двумя-тремя часами.

– Вскрытие проводил старик Ньюсом, отец молодого доктора Ньюсома, а он такой древний, что мог напортачить. Филип ведь врач и мог ввести его в заблуждение, а старикан повелся на его россказни, наверняка так оно и было.

Но убедить Стивена было непросто.

– Филип ничего не выигрывал от убийства сэра Ричарда. В конце концов, ему причиталось всего пять тысяч фунтов, а это не такой уж большой куш, – заметил Стивен, у которого сроду не было и таких денег. – У Филипа прекрасная практика, он не нуждается в деньгах.

– Но стал бы нуждаться, если бы ушел к Клэр. Со всеми этими несчастьями мы совершенно забыли, что он собирался навострить лыжи. Нет, мы не считаем, что он убил из-за денег, просто дед обнаружил, что он не настоящий Филип.

– Конечно, настоящий, – засмеялся Стивен.

– А вот мы думаем, что нет.

– Тогда мне придется искать другую работу. Вы всерьез думаете, что я, адвокат вашего деда, мог допустить, чтобы к нему втерся какой-то проходимец, выдавший себя за его внука, и не навел соответствующие справки, тем более что сэр Ричард хотел сделать его главным наследником. И потом посмотрите на него – он же копия сэра Ричарда, хотя и не такой внушительный.

– Так это и навело проходимца на мысль выдать себя за Филипа. А настоящего Филипа он убил.

– А что вы так вцепились в Филипа?

– Если убил не он, значит, это сделал кто-то из нас – Тедди, я, Белла или Клэр. Тедди говорит, что лучше уж он, сумасшедший, чем мы, которые в здравом уме. Но он тоже предпочел бы, чтобы это был Филип, особенно если он ненастоящий.

– Если послушать, как ты гогочешь, Пета, любой подумает, что ты тоже с приветом, – заметил Стивен.

– К счастью, с головой у нее полный порядок. Вообще-то грустно сознавать, что ты не только убил собственного деда, хотя и не нарочно, но еще и вправду псих и не можешь служить в армии, чтобы убивать там людей, – с долей иронии закончил Эдвард.

– Если подумать, то самый подходящий кандидат – это Эдвард, – проговорила Пета, будучи заинтересованным лицом.

Стивен, сцепив руки под коленями, задумчиво смотрел на воду, тихо журчащую внизу.

– Эдвард, я знаю тебя целую вечность, с тех пор как ты был ребенком. Я старше тебя на пятнадцать лет, что дает мне право судить о тебе объективно. И я никогда не считал тебя ненормальным, что бы там ни болтали все эти жуликоватые психоаналитики. Не считаю и сейчас.

– Стивен, все это прекрасно, но мы же не знаем, что может со мной произойти, даже если я выгляжу вполне нормальным. Ну, то есть я могу потерять сознание, отключиться и не отдавать себе отчет в своих действиях. В конце концов, факт остается фактом: после того как я разыграл эту сцену со стаканами и покривившимся венком, то же самое произошло на следующий вечер. Но я ничего не помню. Если я это сделал и забыл, то мог точно так же убить деда и потом ничего не помнить. Если это не я уронил вазу, тогда кто? Ты можешь сказать, что это сделал убийца, – но зачем? С какой целью?

– Чтобы подозрение пало на тебя, Эдвард. Именно так и произошло.

Эдвард замолчал и бросил в реку камешек.

– Мне не хочется об этом думать. Если бедного деда убил кто-то из родственников, это просто омерзительно. Но ты же не хочешь сказать, что кто-то из них намеренно пытается подставить меня?

Белла, Клэр, Пета, Филип, Элен – невозможно представить, что кто-то из них мог так низко пасть.

– И все же это меньшее преступление, чем само убийство, – заключила Пета.

На лужайке появился Филип, направлявшийся в их сторону. В белых фланелевых брюках, небрежно подпоясанных цветным шнуром, он выглядел весьма авантажно.

– Белла приглашает всех на чай. Он накрыт на передней террасе.

Пета протянула руку, чтобы ей помогли подняться.

– Привет, Филип, мы только что обсуждали твою причастность к убийству.

– Замолкни, дуреха, – шикнул на нее Эдвард.

– Может, это и не ты, но, Филип, если ты не Филип Марч, а самозванец из Америки, признайся сразу, потому что мы об этом догадались и все равно докопаемся до правды. Но я лично этому не верю, – подвела черту Пета, несколько смущенная своей непоследовательностью.

Филип громко расхохотался.

– Ну и родственнички! Сидят и смешивают с грязью своего бедного кузена!

– Но ты был какой-то не такой, когда вернулся, и потом вся эта мутная история с завещанием, которое дед хотел изменить в твою пользу…

Филип перестал смеяться.

– Вы считаете, что я на него надавил?

– Нет, Филип, конечно, нет, ты не так понял.

– А я еще столько нервов потратил, чтобы отговорить старика! Черт побери, это уже слишком! Да, я чувствовал себя очень неловко: вломился в незнакомую семью, где меня сразу захотели сделать наследником. Что я, по-вашему, чувствовал, отнимая поместье у Петы? Естественно, я тогда не знал его так хорошо, как сейчас, не знал, что он меняет свое завещание чуть ли не каждые пять минут. Ты перегнула палку, Пета, – обиженно проговорил Филип. – Это ты подбила Эдварда на такую глупость. Я сыт по горло всеми этими идиотскими версиями и разоблачениями: сначала убийцей признали Элен, потом Клэр, а теперь вот добрались до меня! А истина состоит в том, что, измени он завещание, существенно пострадала бы только ты, Пета! И только из-за твоей инфантильности и глупости никто не думает на тебя. А ты легко могла подлить адренол в тот стакан, что стоял на кухне, а то, что на нем не осталось отпечатков твоих пальцев, довольно легко объяснить. Ведь на телефоне, к которому ты прикасалась, их тоже не нашли.

– И как, по-твоему, я ухитрилась это сделать? Надела перчатки?

– Там в шкатулке была пара перчаток Серафиты.

– Дорогой мой Филип, там лежат длинные черные перчатки! Интересно, что подумала бы Белла, увидев меня в них?

– Белла уже не девочка, и зрение у нее уже не такое, как в молодости. Она могла просто не заметить.

– Учитывая, что Белла забрасывает сахар прямо в пасть Боббину с расстояния нескольких футов, она бы уж точно заметила, если я бы предстала перед ней в черных перчатках по локоть!

– Господи, да прекратите вы пререкаться, – остановил их Эдвард.

Когда они шли по лужайке, он спросил у Петы:

– Ты ушибла руку? Она у тебя какая-то скрюченная.

Покраснев, Пета быстро разжала пальцы.

– Она занимается йогой, – пошутил Стивен, шагавший рядом с Петой. Сердце его ликовало: как трогательно она сохраняет его поцелуй. – Пытается сжимать кулак, пока ногти не прорастут сквозь ладонь. Я вижу, ты опять вернулась к бычьей крови! – с сожалением добавил он.

– Да, я пользовалась прозрачным лаком, пока мы не похоронили деда, просто из уважения к нему. Но теперь ему, бедняжке, уже все равно, так что я могу вернуться к прежней раскраске – это поддерживает мой боевой дух.

– Прозрачный лак! – произнес Филип.

– Филип, какое у тебя странное лицо. Похоже, ты тоже немного свихнулся.

– Прозрачный лак! – вскричал Филип.

– Эдвард, похоже, не ты один будешь признан негодным к военной службе. У Филипа совсем помутилось в голове.

– Да неужели? – сказал Филип, хватая Пету за руку и разглядывая ее ногти. – Посмотрите на них! Посмотрите! Твердый блестящий лак! Эдвард, посмотри на них, и ты тоже, Стивен. Ведь прозрачного лака совсем не видно! Это тонкая блестящая пленка на ногтях. Такая, какая была у тебя в тот вечер, когда был убит дед. Господи, за пять минут до того, как пойти в павильон, ты сидела на террасе и на глазах у всех покрывала ногти прозрачным лаком! А заодно покрыла им и кончики пальцев!

Клэр сидела на поваленном дереве в лесочке у реки и ждала Филипа. Сквозь ветки светило солнце, оживляя вечернюю прохладную тень. По стволу сбежала белка и, устроившись на ветке, сложила лапки и стала искоса посматривать на нее маленькими блестящими глазками, в лугах за рекой заливался жаворонок, переполненный радостью жизни. Между деревьями показался Филип все в тех же белых фланелевых брюках, небрежно подпоясанных шнуром.

– Ты похожа на лесную фею в окружении маленьких лесных жителей, столпившихся у ее крошечных ножек! – приветствовал он Клэр.

– Которых ты распугал своим топотом, – ответила она, посмотрев на белку, скрывшуюся в ветвях.

– Элен укладывает малышку, – сообщил Филип, усаживаясь рядом с Клэр, и начал рассеянно ковырять кору соседнего дерева. – Антония все повторяет «бла-бла-бла», вселяя в нас надежду, что скоро скажет что-нибудь еще.

Клэр почувствовала, что сейчас будет сцена. Искренняя и непритворная сторона ее натуры восставала против этого, в то время как эгоистическая, показная и экзальтированная торжествовала и приветствовала происходящее.

– Что ты мнешься, Филип?

Филип перестал обдирать кору.

– Клэр, Элен только что приперла меня к стенке: она поставила меня перед выбором – ты или она.

Клэр показалось, что жаворонок замолк, а лес и река затихли, чтобы в наступившей тишине громче раздавалось биение ее сердца. Наконец она произнесла:

– И что ты ей ответил, Филип? Элен или я?

– Элен.

Снова наступила тишина. Потом Клэр театрально произнесла, как бы обращаясь к себе самой:

– Значит, я снова одинока!

– Она… она купала малышку, – запинаясь, начал Филип. – А я сказал, что вчера это делала Пета, и рассказал Элен, как отчаянно Пета боролась за право заботиться об Антонии, потому что обещала это делать. Я сказал это в шутку, совершенно не упоминая тебя. Но она сразу же подумала о тебе, резко выпрямилась и перебила меня на полуслове, словно ей было невыносимо все это слушать. И в лоб спросила: ты или она. Я проявил постыдную слабость – и совершил ошибку, Клэр. Вы обе были нужны мне, и в каждой я находил что-то свое, невольно причиняя вам страдания, – и это полностью моя вина. Я, конечно, мерзавец, слабый, никчемный тип. Но когда Элен поставила вопрос ребром, я выбрал ее. И говорю тебе об этом прямо. Лгать тебе было бы бесчестно. Я презираю и ненавижу себя за свою слабость…

– И что же сказала Элен?

– Она ничего не сказала. Посмотрела на меня, откинула волосы со лба и продолжала мыть малышку.

– Элен нечасто увидишь неприбранной, – сказала Клэр после мучительной паузы.

– Я… Она засучила рукава, я подошел к ней и поцеловал ее голую руку. А потом сразу ушел.

Песня жаворонка вдруг стала пронзительной и неблагозвучной, лес сомкнулся, словно собираясь ее задушить. Клэр представила, как он целует пухлую белую руку Элен, и содрогнулась от отвращения, внутри у нее что-то оборвалось.

– Ты мог бы не сообщать мне о своих заигрываниях с женой, – резко бросила она, желая его уколоть.

– Отчего же? Как ты верно заметила, она моя жена.

– Ах, да, я совсем забыла, извини, – процедила Клэр.

Боль ее была так велика, что не оставила места привычной театральности. Она смотрела на реку, и ее красивое лицо было спокойно и неподвижно.

– Вот что я скажу тебе, Филип. Возможно, для тебя это будет неожиданностью, но по крайней мере избавит от лишних угрызений совести. Мы с тобой сошлись, потому что мне был нужен мужчина – и не обязательно ты. Любой мужчина, которого я могла бы любить, настоящий друг, на которого можно опереться и который решит все мои проблемы. Короче, я хотела мужа! – усмехнулась Клэр, чуть пожав плечами.

Вдруг она осеклась и вцепилась Филипу в руку.

– Кто это там?

Это была миссис Бро, бесшумно идущая к ним по тропинке.

– Так и думала, что найду вас здесь, – сказала она с нехорошей улыбкой. – Вы ведь частенько сюда похаживаете?

– Вы что-то хотите, миссис Бро? – спросила Клэр.

– Так, ничего особенного. Просто хотела с вами поговорить.

– О чем? – резко спросил Филип.

– Да о завещании, доктор. О том, в котором вас с мисс Клэр лишили наследства.

– Спасибо, конечно, но мы и так его знаем в общих чертах. Так что там с этим завещанием?

Сложив большие руки на животе, миссис Бро взирала на них с почтительностью, в которой сквозила издевка. В черном платье, высокая и худая, она была похожа на темное пятно, проступившее на веселой зелени деревьев.

– Бро сильно переживал насчет этого завещания, доктор. Когда вышел из павильона с ним в кармане, так прямо и сказал, что это нечестно.

– С завещанием в кармане?

– Сэр Ричард подписал его при нас, доктор, а потом положил в конверт и сказал Бро: «Утром отнесешь в контору мистера Гарда. Собственноручно отнесешь. Когда утром будешь возвращаться со своего пожарного дежурства».

– Боже милосердный! – воскликнул Филип.

– Ну, Бро и взял его с собой и больше про него не думал, а когда после дежурства хотел пойти в контору, пришло известие, что сэр Ричард умер. Миссис Хоггин с телефонной станции вместе со своей дочкой сразу же разносят все по деревне, – фыркнула миссис Бро.

– Да, мы знаем. Они всегда так делали.

– Ну, вот Бро и подумал: «Надо бы подсобить доктору. Кто знает, что старик вчера подписал завещание? Никто, кроме него самого да нас с моей хозяйкой, а мы с ней умеем держать язык за зубами, когда дело нас не касается». Это он про вас с мисс Клэр. Так что он оставил завещание в кармане, пошел домой и никому ничего не сказал. Решил подождать, что там будет дальше.

– Господь Всемогущий! – опять воскликнул Филип.

– Но это же противозаконно, миссис Бро, – запротестовала Клэр. – У него могли быть огромные неприятности.

– С чего бы это, мисс? – спокойно спросила миссис Бро. – Если что, он мог спрятать бумагу в саду, а потом сделать вид, что случайно ее откопал – он же садовник, что с него взять. Не такой Бро был человек, чтобы рисковать понапрасну.

– Я, конечно, благодарен ему за труды, – с трудом произнес Филип. – Хотя и не вполне понимаю, что именно он желал получить взамен.

– Ах, вы про это, – ласково произнесла миссис Бро после короткой паузы. – Я же сказала, что Бро был не из тех, кто рискует понапрасну.

Филип громко присвистнул.

– Понятно. Вот ради чего он старался. Интересно, на какую сумму он рассчитывал?

– Он прикинул, что двадцать процентов не так уж много для человека, которому позарез нужны несколько тысяч фунтов. Вам и мисс Клэр.

– Что вы хотите сказать? При чем здесь я? – возмутилась Клэр.

Миссис Бро лишь слегка подняла бровь.

– Я же знаю, мисс, что вы частенько бываете тут вдвоем.

Филип с негодованием вскочил на ноги.

– Не берите нас на пушку, миссис Бро. Мы с мисс Клэр часто гуляем здесь, сидим и разговариваем. Мы двоюродные брат и сестра, так что здесь нет ничего особенного.

– А вот мой Бро так не считал, доктор, – спокойно возразила миссис Бро. – Он не раз на вас натыкался, ведь он садовник и везде тут ходил. Прошлой осенью вы приезжали сюда каждые выходные, вот он вас и застукал. «Миссис Элен это уж точно не понравится, – сказал он мне, имея в виду вашу жену, доктор. – Но я буду нем как рыба. А с другой стороны, этой парочке ведь нужны деньги, и моя выгода в том, чтобы его не лишили законных прав. Надо только выждать, а потом сделать доктору небольшое предложение. Я скажу ему: вы даете мне две с половиной тысячи и получаете с мисс Клэр свои двенадцать тысяч на двоих. Тогда я отдам ему завещание, и он сможет его разорвать или делать с ним все, что хочет. Я не буду его обманывать, а прямо отдам ему бумагу, чтобы он ее уничтожил. И тогда в силу вступит старое завещание, потому как про то, что новое было подписано, знаем только мы с тобой, старуха», – вот что мне говорил Бро. Чистой воды шантаж, правда, сэр? – закончила свою тираду миссис Бро, добродетельно потупив взор.

– Да, и ваш Бро сразу бы за это поплатился, потому что я немедленно сдал бы его в полицию вместе со всей его компанией и ворованным завещанием.

– Но тогда бы все узнали про ваши с мисс Клэр делишки, – возразила мисс Бро, качая головой, словно сама мысль об этом была для нее невыносима.

Филип сразу же осекся.

– Черт! Он собирался тебя шантажировать, чтобы вытрясти из тебя чудовищную сумму – две с половиной тысячи фунтов! – дрожа от негодования, воскликнула Клэр.

– А вам какая сумма кажется справедливой, мисс? – быстро спросила миссис Бро. – Я лично прошу всего две тысячи. Вас это больше устроит?

Жаворонок по-прежнему пел в поднебесье, тихий вечерний ветерок шевелил листву, река журчала, пробегая между усеянных цветами берегов, а в лесу безмолвно смотрели друг на друга трое: девушка в ярком платье, мужчина в белых фланелевых брюках и высокая некрасивая женщина в бесформенном черном платье. Наконец Филип нарушил молчание:

– Завещание у вас с собой?

– Нет, я не такая дура, – ответила миссис Бро. – Но я знаю, где оно находится.

– Уже хорошо. Ладно, миссис Бро. Ваша взяла. У меня просто нет другого выхода. А сейчас вам лучше уйти – никто не должен видеть нас вместе. И потом, мне надо поговорить с мисс Клэр. Увидимся завтра вечером после ужина.

– Две тысячи, – осторожно повторила миссис Бро.

– Хорошо, две тысячи фунтов.

Она повернулась, чтобы идти.

– И, пожалуйста, без фокусов. У меня живое воображение и трезвый ум. Если начнете вилять, я всем расскажу, что вы вытворяли здесь в лесу, такого наговорю, что вы ушам своим не поверите! Но другие поверят. Бедняга Бро, он, конечно, был сволочь, но жаль, что не дожил до этого дня.

С этими словами миссис Бро удалилась.

Ниже по течению находился старый причал и сарай для лодок, перестроенный Серафитой в мраморную террасу с одной из бесчисленных беседок. Когда Филип с Клэр появились из лесной чащи, там сидела вся семья плюс Стивен и инспектор Кокрилл. Было очень жарко, и Белла принесла поднос со стаканами и огромный кувшин с суррогатным лимонадом. Филип налил себе и Клэр. Словно забыв про обвинения, брошенные им Пете, он уселся на балюстраду и, болтая ногами, спросил:

– Пета, как сильно ты хочешь завладеть Свонсуотером и сотней тысяч фунтов?

Сегодня Стивен поцеловал ей руку. Слегка, скорее поддразнивая ее, чем всерьез, и все же… Могла ли она рассчитывать на его любовь, если бы не была богатой наследницей?

– Не так, чтобы уж очень, – ответила она, отводя глаза.

– Ну, вот и отлично, – проговорил Филип. – Потому что ты ничего не получишь, дорогая.

– Что ты хочешь сказать, Филип?

– А то, что ты нищая, радость моя. И мы с Клэр тоже. А владелицей Свонсуотера будет Белла, хочет она того или нет!

Кокрилл соскочил с плетеного кресла и быстро поставил свой стакан на столик.

– Вы хотите сказать, что нашлось новое завещание? И вы знаете, где оно?

– Я не знаю, а вот миссис Бро это известно, – спокойно произнес Филип. – Мы с ней только что разговаривали в лесу. Она заявила, что мы с Клэр занимались там чем-то ужасным, и пригрозила, что если я не выкуплю у нее это завещание, чтобы его уничтожить, она расскажет Элен о моих похождениях и навек разрушит мое семейное счастье. К счастью, Элен знает, что, несмотря на все слухи, я остаюсь с ней и клянусь ей в супружеской верности. – Взглянув на жену, он чуть жалобно спросил: – Правда, Элен?

Элен никогда бы не стала злорадствовать по такому поводу.

– Да, теперь я знаю, – просто ответила она. Но, чуть подумав, решила пояснить собравшимся: – Клэр с Филипом решили, что на них нашло временное помешательство, и мы с ним патетически примирились над ванночкой, где я купала малышку.

Тем не менее она была безмерно счастлива.

Белла изумленно взирала на Филипа.

– Ты хочешь сказать, что этот… мемориал будет принадлежать мне?

– Похоже на то, старушка. И еще сто тысяч фунтов в качестве утешения. В конце концов, тебе необязательно здесь жить. С такими деньжищами ты можешь позволить себе что угодно, а мы с Клэр и Петой, нищие и бездомные, будем проветривать помещение и вытирать пыль с реликвий, пока ты будешь резвиться где-нибудь в Майами или на юге Франции.

– Но это совсем не то, чего хотел Ричард, – грустно запротестовала Белла, оглядываясь на дом. – Теперь я здесь пожизненная пленница.

И она надолго замолчала.

Пета, лежавшая в шезлонге, чуть побледнела под слоем косметики. Не каждый день молодая девушка теряет капитал и не имеет ничего против. А вдруг Стивен ее совсем не любит?

– Коки, голубчик, разве вы не собираетесь броситься к воротам и выбить из миссис Бро признание, куда она спрятала завещание?

– Пожалуй, я так и сделаю, – согласился инспектор.

Он пошел в дом, чтобы дать распоряжение своим людям, но быстро вернулся на террасу, где родственники обсуждали новый поворот событий. А вдруг выяснится, что все это дело рук миссис Бро? Ну, прямо подарок судьбы! Или они вместе с Бро убили деда, а потом она убила самого Бро. Ведь это возможно?

– Нет, – отрезал Кокрилл.

– Но почему, Коки?

– В тот вечер, когда убили сэра Ричарда, миссис Бро с восьми часов находилась в хозяйском доме. Так что она здесь ни при чем – по времени не совпадает.

– Но Бро же она могла убить.

– С какой стати?

– Ну, она же его ненавидела.

– Не настолько, чтобы убивать. В любом случае, почему бы не подождать, пока он сдерет деньги с Филипа? Почему не дать ему сделать всю грязную работу и свалить вину на него, если Филип не поддастся шантажу? Бро ведь рассчитывал получить приличные деньги.

– Но это значит, что убийство совершил кто-то из нас?

– Подумайте сами.

В этот вечер Белла выглядела на редкость привлекательно. Крутые локоны были зачесаны наверх, в ушах сверкали неброские бриллиантовые серьги, серое платье выгодно подчеркивало фигуру. Рядом в шезлонге лежала Пета, худая и долговязая, но при этом поразительно грациозная, словно дикая роза, попавшая в оранжерею и трепещущая от своей неуместности среди изысканных соседей. На втором плане расположилась Клэр, красивая и бледная, в золотой короне роскошных волос. Потерпев поражение, она, казалось, успокоилась и обрела безмятежность. С ней резко контрастировала Элен, темноволосая, яркая, живая и чуть настороженная. На балюстраде сидел Филип с высоким стаканом в руке. От деда он унаследовал изящество и шарм, но вот величия и несколько неразумного блеска сэра Ричарда был начисто лишен. На ступеньках, сбегающих к реке, примостился Эдвард, зажав в коленях тонкие загорелые руки. Красивое семейство, простые милые англичане в типично английской обстановке. Белла, Пета, Клэр, Элен, Филип, Эдвард. И один из них – убийца, подумал Кокрилл. Один из шести. Не хотелось в это верить, но такова печальная истина. Хотя в последние пять дней он потратил уйму времени, чтобы это опровергнуть.

Эдвард бросил Боббину резиновый мячик.

– Это точно один из нас, Коки?

– Не стоит спрашивать у инспектора такие вещи, дорогой, – остановила его Пета. – Это дурной тон. Но этот чудный лимонад, который нам приготовила Белла, как-то встает поперек горла, правда, Коки?

Было очень жарко. Но всех пробирал холодок. Каждый остро ощущал всю необычность сегодняшнего вечера и понимал, что над одним из них сгущаются тучи, бросая на остальных ужасную тень, – ждать осталось недолго, и очень скоро этой жуткой игре в прятки придет конец. И как бы в унисон с этими подспудными мыслями завыла сирена, за ней другая, третья, и скоро их зловещие вопли слились в один сплошной рев, разбивший ледяную стену молчания. Когда все затихло, Эдвард медленно поднялся со ступенек и посмотрел на своих родных. Лицо его побледнело, руки дрожали, на лбу у самых волос заблестела испарина. Он начал говорить, сначала медленно и вяло, но потом в голосе его послышались истерические нотки:

– Коки, мне все это надоело… Я сыт по горло. Одно и то же до бесконечности – разговоры, споры, обвинения – у меня больше нет сил это выносить. Почему вы тянете? Почему не арестуете меня и не посадите куда там положено? Вы же понимаете, и мы все ясно видим, что это я – кто же еще? Они знают, что это я, но делают вид, что ни о чем не догадываются. Сам я этого не помню. В глубине души я не верю, что мог это сделать, но ведь у меня провалы в памяти. К примеру, эта ваза: ее нашли разбитой в гостиной, а венок на портрете висел криво. Я не помню, как ее уронил, значит, и дальше мог сделать что-нибудь бессознательно. Со мной и раньше такое случалось.

Жалобно посмотрев на родных, Эдвард протянул к ним тонкие руки, словно моля о пощаде.

– Ведь вы не… Они не… Меня ведь не отправят в сумасшедший дом? Я этого не перенесу.

Стивен, сидевший рядом с Филипом на балюстраде, молча смотрел на сигарету, догоравшую в его руке. Когда родственники поутихли, он встал и, взяв Эдварда за руку, силой усадил его на стул.

– Послушай, старина, помнишь, я сказал там у реки, что считаю тебя совершенно нормальным? И я лишний раз в этом убедился. Ты не убийца. Я знаю это наверняка.

Эдвард измученно взглянул на него, и на его мальчишеском лице мелькнул проблеск надежды.

– Вся эта история с покривившимся венком была задумана, чтобы свалить вину на бедного парня, – сказал Стивен, обращаясь прежде всего к Кокриллу. – Криво висящий предмет мог привлечь его внимание и заставить быстро поднять глаза. А людям, впадающим в транс и склонным к автоматизму и всяким таким штукам, нельзя резко поднимать взгляд, поскольку это может вызвать приступ. Это известный медицинский факт. Я не знаю, Эдвард разбил эту вазу или кто-нибудь другой. Клэр нашла ее на полу, когда около девяти вошла в дом, так ведь, Клэр? Но ты, вероятно, помнишь, что я сказал, когда увидел, как ты собираешь осколки в гостиной?

– Ты, кажется, сказал: «Снова Эдвард?»

– Не совсем. Я сказал что-то вроде: «На этот раз не Эдвард?» Ты ведь помнишь?

Клэр недоверчиво взглянула на него.

– Точно не помню. Но я тогда сказала, что это, наверное, Эдвард, потому что Пета его дразнила и он расстроился. Боюсь, я просто приняла как должное, что это он разбил вазу. И всегда так считала.

– Мы все так считали, – вмешалась Белла. – Вазу уронили, она разбилась, и розы рассыпались по полу. Все это мы увидели на следующее утро. А венок на портрете Серафиты висел криво.

– Именно это только что сказал Эдвард, – заметил Стивен. – Венок висел криво.

– Но, Стивен, все так и было, – подтвердила Пета.

– Но только не тогда, когда я на него смотрел.