Гражданин Галактики: богач, бедняк, нищий, вор
Шел 1956-й год, одиннадцатый год сотрудничества Хайнлайна с издательством «Scribner’s». Вчерашние дети, подсевшие на Хайнлайна с «Ракетного корабля „Галилео“», уже скоблили по утрам подбородки и приобщались к пиву и чиксам. Им предстояло поджариться во Вьетнаме и оставить следы рубчатых подошв на лунном пепле. На смену им приходило новое поколение, которому предстояло совершать цифровую революцию и построить постиндустриальное общество в отдельно взятой стране, и даже юный Билл Гейтс уже сучил ножками и пускал молочные пузыри в своей колыбельке.
Хайнлайну же предстояла рутина поиска сюжета, долбежка на машинке и новые дрязги с редакцией детской литературы в лице Алисы Далглиш. Рутины Хайнлайн не любил. И вообще – ему хотелось расти как писателю. В голове его бродили новые схемы и методы (Вирджиния потом убила годы жизни, пытаясь собрать его разрозненные заметки о литературных методах в нечто удобоваримое, но так и не смогла), и кое-что из этих наработок готово было выплеснуться в детский роман. На этот раз он решил отказаться от проверенных методик и не писать роман, укладывающийся в одно-два события из жизни подростка. Постоянные сетования Алисы, что возраст героя закрывает рынок для более старшей (или, наоборот, младшей) аудитории, сыграли свою роль, и Хайнлайн решил написать настоящий роман взросления, который охватит весь диапазон от 10-летнего мальчика до 25-летнего молодого человека. Роман задумывался как откровенно «взрослый», за вычетом темы взаимоотношения полов, естественно. Теоретически, у Хайнлайна должна была получиться универсальная вещь для широкой целевой аудитории, прием, который в постмодернизме назвали двойным кодированием.
А началось все с известной детской считалочки: «Rich man, poor man, beggar man, thief…»
Полный текст поэтического шедевра:
Rich Man, Poor Man,
Beggar Man, Thief,
Doctor, Lawyer,
Indian Chief.
Даже если вы не родились в Америке, вам наверняка знакома ее первая строчка: «Богач, бедняк…»
Далее следуют:
Нищий, вор,
Врач, юрист,
Индейский вождь.
В другом варианте вместо юриста (Lawyer) фигурирует торговец (Merchant). В книге, как мы знаем, будет предостаточно вождей, торговцев, юристов и прочих. Но начинается все с богача, бедняка, нищего и вора.
Хайнлайн добавил к считалочке атмосферу «Тысячи и одной ночи» и оставил намек на твеновских «Принца и нищего».
«Наш герой – нищий-вор в большом городе, сирота, которого воспитывает дядюшка Джулс (не родня), возможно, что-то вроде Феджина, наставника Оливера Твиста».
В другой части заметок, впрочем, история начинается с корабля космических торговцев: «Дэйв Девро захвачен космической гвардией, семья распадается, и Дэйва отправляют в (государственную) школу для мальчиков его возраста. Остальная часть книги может быть посвящена его усилиям вырваться оттуда, чтобы вернуть свою семью и снова выйти в космос».
Позднее Хайнлайн скомбинировал два независимых сюжета в один, положив начало полифонии «Гражданина Галактики». Роман был написан за три недели, с 12 ноября по 8 декабря 1956 года. Он занял 238 страниц и составил сто с лишним тысяч слов. 11 декабря Хайнлайн писал своему литагенту: «Он так безобразно растянут, что мне понадобится две или три недели на сокращения. Я надеюсь, что обгрызенный вариант окажется в руках машинистки до Рождества, и тогда я смогу послать Вам экземпляр для возможной продажи в журналы где-то в середине января».
Еще он писал, что хочет сделать журнальную версию немного отличной от детской: «…Хочу на сей раз попробовать слегка улучшить текст, немного сдвинув акценты, по-своему для каждой аудитории».
За время работы над текстом Хайнлайн четырежды менял рабочее название. Предпоследним было «The Chain and the Stars» – «Цепи и звезды». Или «Кандалы и звезды». Как обычно, Хайнлайн запрятал в нем различные двусмысленности. Например, намек на «Звезды и полосы». Хайнлайн заменил его уже в чистовике на более обтекаемого «Гражданина Галактики».
В «Scribner’s» роман внезапно имел оглушительный успех.
8 февраля 1957 года
Лертон Блассингейм – Роберту Э. Хайнлайну
Алиса Далглиш назвала «Гражданина» лучшей историей Роберта на настоящий момент.
А поскольку секс в романе изначально отсутствовал, придирки редактора свелись к минимуму: добавить ссылку, что бабушка на «Сису» была шокирована неприличными картинками, развешенными в кубриках (на самом деле вполне безобидные пинапы, которые в переводах почему-то сливаются с порнушкой, извлеченной из-под матрасов, в единое целое), убрать неприятие Баслимом государственной религии Джаббалпура и убрать упоминание порнографических журналов, которые торговцы продали чужакам.
28 февраля 1957 года
Лертон Блассингейм – Роберту Э. Хайнлайну
Больше никаких сокращений в «Гражданине», это очень компактная история, из нее больше нечего изымать. Мисс Далглиш хочет только одно очень маленькое сокращение, о государственной религии.
Однако у Хайнлайна на этот счет было совсем иное мнение, которое он, поначалу согласившись с необходимостью исправлений, не преминул высказать:
29 апреля 1957 года
Роберт Э. Хайнлайн – Алисе Далглиш
Эта государственная религия – порочная штука, она поддерживает рабство, позволяет гладиаторские бои, подает императора как бога или полубога с божественными атрибутами… и что мне прикажете теперь делать? Показать, как старик учит малыша уважать эту религию?
Написано было вполне корректно. Но Хайнлайн, естественно, не сумел выдержать дипломатический тон и закончил письмо требованием вернуть рукопись и уведомлением о невозможности далее работать с издательством «Скрибнер»:
…У меня никогда не вызывала симпатии политика, ставящая своей задачей ублажение самодовольных лицемерных предрассудков всяких невежд и недоучек, с целью продать побольше книг…
По счастью, перед отправкой это письмо прочитала Джинни. Она пришла в ужас и убедила его отредактировать наиболее острые моменты. После чего Хайнлайн, как обычно, побежал жаловаться своему другу и литагенту Лертону Блассингейму:
17 мая 1957 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
Спасибо за предложение о передаче сюжета на одобрение мисс Далглиш, но мы пробовали это несколько раз, и каждый раз это вызывало неприятности. Она одобряла сюжет, изложенный в синопсисе, но меняла решение, когда видела готовый текст, несмотря на то что я строго придерживался сюжетной линии. Именно по этому поводу мы с ней больше всего собачились по «Красной планете»… которая в итоге оказалась главным бестселлером в ее списке, несмотря на то что я отказался от всех отклонений от одобренного сюжета, на которых она настаивала. Нет, уж если представлять ей на рассмотрение еще одну книгу, то без всякого предварительного ознакомления, пусть либо «да», либо «нет».
Я знаю, что так и не пояснил, почему две правки, по общему признанию легкие и незначительные, бросили меня в штопор и отняли у меня десять дней работы с большими мучениями. Я не знаю, как мне это объяснить, но это правда. Часть причин можно найти в моей чикагской лекции, которую Вы недавно читали. Я с неизбежностью пишу научную фантастику, руководствуясь единственным принципом – принципом экстраполяции и перемен, – но как только моя вещь попадает к редактору (как в данном случае), ее начинают проверять на соответствие куда более древним принципам, которые гласят, что наша нынешняя культура в высшей степени безупречна и я не должен лезть своими грязными руками ни к одной из ее деталей, которые дороги сердцу любого критика, который может прочитать мою историю. И это дошло до той стадии, когда я уже не могу продолжать. Могу ли я писать по-другому, пока не знаю. Не смогу, пока не вернется нормальное настроение. И я не знаю, как ей сказать, что я, похоже, не смогу выдать ей ту историю, которую она от меня ожидает, – я пробовал шесть или восемь раз, потратил впустую много дней, и все способы, которыми я могу выразить это, кажутся грубыми или неадекватными. Я знаю, что это выглядит глупо, но это правда.
Чуть позднее он признавался Лертону: «Я чувствую, что мы зашли в тупик с этой ювенильной серией».
Затем депрессия сменялась моментами самоотреченного просветления, и он бросался писать Алисе Далглиш чуть ли не покаянное: «…Вы можете редактировать меня, потому что с этим Вы справляетесь лучше, чем я; другим редакторам я не позволю ничего менять, потому что они не столь хороши. Короче говоря, я хочу продолжать писать книги для ребят, и я хочу писать их для Вас. А если у нас это не получится, я, видимо, не буду их писать ни для кого другого…»
Затем он рвал письма и снова погружался в депрессию.
Между тем журнальная версия романа продвигалась все дальше в сторону производства. Джон Кэмпбелл, по давней традиции, захотел поменять ее название:
5 апреля 1957 года
Джон В. Кэмпбелл-младший – Роберту Хайнлайну
Ты знаешь, Боб, у меня руки чешутся переименовать эту твою историю в «Раба». Торби был рабом на каждом этапе своего пути – включая финальную. Маргарет указала ему на его рабство у вольных торговцев; генерал авиации Смит указывает на его рабство в конце книги.
Одним заходом дело не ограничилось:
3 мая 1957 года
Джон В. Кэмпбелл-младший – Роберту Хайнлайну
Я не буду менять название на «Раба», но, несмотря на то что в списках «Ежедневного индекса [научно-фантастических рассказов]» нет вещей с названием «Гражданин», мне кажется, что «Гражданин Галактики» не столь мощное название, какого заслуживает этот сюжет. Как насчет чего-нибудь типа «Там нет свободы»? Так или иначе, но в названии должна отражаться эта мощная ирония, что Торби свободен в качестве раба последнего нищего и полностью закабален в качестве диспетчера галактической власти.
Хайнлайн отвечал предельно вежливо:
17 мая 1957 года
Роберт Хайнлайн – Джону В. Кэмпбеллу-младшему
Пожалуйста, не меняй название «Гражданина». Я признаю, что в сюжете есть что-то типа «Там нет свободы»; но это не моя тема, моя основная тема о том, что все создания повсюду ограничены их обстоятельствами, но зрелое создание (то есть «гражданин») готово встречать принуждение с позиции зрелости, не уклоняясь, не сбегая, не выбирая путь наименьшего сопротивления. И это, разумеется, не делает его рабом, хотя может потребовать от него самодисциплины более строгой, чем внешне навязанная дисциплина раба…
Но самое главное – это то, что книга поступит в продажу под этим названием, и я не хочу, чтобы какой-нибудь клиент купил эту книгу по недоразумению. Если есть необходимость изменить название, поговорите об этом со «Скрибнер» и согласуйте между собой другое название, но оно должно быть единым. Да назовите хоть «Хижиной дяди Тома в небе», если вы оба согласны на подобное. Я же всего лишь хочу играть честно с деньгами покупателей.
Тогда Джон попросил вставить словосочетание «гражданин Галактики» в текст, чтобы прояснить его использование. На это Хайнлайн согласился.
Он сделал вставку в самом конце книги, в последней сцене. В книжный вариант это исправление не вошло, а журнальный выглядит следующим образом:
«– У меня на завтра назначен званый обед.
– Ничего подобного.
– Но это так, Джим, и теперь я обязан.
– Знаю, – согласился старик, – обязанности есть у всех граждан. Вот что такое гражданин: человек, обремененный обязанностями. И если он не гражданин какой-нибудь зачуханной деревеньки, а как ты – гражданин Галактики, его обязанности запросто его же и сведут в могилу. Должно быть, лучшие твои деньки пролетели, когда ты был рабом.
– Так оно и было.
– И не сомневался. Но в том, чтобы быть гражданином, есть ведь и свои плюсы, и это куда больше пристало взрослому человеку. Как бы ты ни пытался все провернуть за один день – даже стальному кораблю периодически нужен отдых. Так что бросай-ка живо свои дела.
Торби глянул на стопку бумаг и сказал:
– Хорошо».
Кстати, вы осознаете, что до сих пор читали «детский» вариант «Гражданина Галактики»? Между тем у «взрослого» есть некоторые плюсы, и неплохо было бы эти две версии как-нибудь совместить…
Наконец в 1957 году оба варианта романа нашли своих читателей – всех возрастов. Рецензент из «Galaxy» Флойд Гейл похвалил роман, написав: «Хайнлайн неизменно логичен. И, как всегда, интересен». Вильерс Герсон из «The New York Times» также похвалил роман, заявив, что он лучше, чем девносто девять процентов научно-фантастических произведений, которые выпускают каждый год, несмотря на структурные проблемы и слабую концовку. Алекс Паншин вскользь упомянул его сексуальные аспекты в книге «Heinlein in Dimension», Леон Стовер в своей монографии «Robert A. Heinlein» фактически проигнорировал «Гражданина», Деймон Найт в своей книге «In Search of Wonder» отвел ему несколько страниц, а лаборант iwan-san в отзывах на Фантлабе написал: «По-моему, главный смысл книги в том, что у детей должно быть детство». В этой цитате приведен весь текст отзыва, и я считаю его самым лучшим из всех отзывов на роман, которые я прочитал.
Насколько мне известно, при жизни Хайнлайна роман не пытались экранизировать или превратить в радиопьесу. В нулевых годах по роману были записаны аудиокниги, и это все. «Гражданин Галактики» многими критиками и подавляющей массой читателей считается лучшим «юношеским» романом Хайнлайна, но никаких наград он никогда не получал.
Через три года Джон Браннер написал роман «Работорговцы космоса», и тема космического рабства и галактического гражданства зажила своей собственной жизнью.
С. В. Голд
notes
