Над головой шумели проезжавшие автомобили. От брошенного на траву окурка, пролетевшего в нескольких футах перед глазами, поднимался дым. Мейтланд смотрел, как этот дым раздваивается в высоких стеблях, склонявшихся к лицу. Они качались в послеполуденных солнечных лучах и словно понуждали его встать на ноги. Он сел, стараясь прояснить мысли. Все тело пропитала лихорадка, и лицо под щетиной горело.

Со всех сторон вокруг острова по автострадам двигались автомобили. Пытаясь прийти в чувства, Мейтланд сосредоточил взгляд на отдаленных машинах. Он кое-как поднялся на ноги, повиснув на костыле, как скелет на крюке мясника. Высоко над ним, как огненный меч в темном небе, сверкала освещенная поверхность дорожного указателя.

Мейтланд нашел в кармане последний обгоревший резиновый шланг и на высохшем бетоне начертил:

Буквы вились вверх и вниз по склону. Мейтланд сосредоточился на правописании, но через 10 минут, когда он вернулся после неудачной попытки добраться до «Ягуара», буквы исчезли, словно их стер недовольный экзаменатор.

Мейтланд подождал в высокой траве у откоса, что будет дальше, но глаза сами закрылись. Когда он открыл их, послание уже стерлось.

Он сдался, не в состоянии разобрать собственную надпись. Трава успокоительно колыхалась, зазывая охваченное лихорадкой пугало в свое лоно. Стебли вились вокруг, открывая десятки проходов, каждый из которых вел в райские кущи. Понимая, что если не доберется до «Ягуара», то не переживет следующую ночь, Мейтланд направился через автомобильное кладбище, но через несколько минут уже безвольно следовал за травой, вьющейся спиралями вокруг.

К его удивлению, трава вывела его на более крутой холмик над самым большим бомбоубежищем. Мейтланд пополз вдоль, прислушиваясь к шороху травы. Западная стена бомбоубежища была обнесена каменной оградкой. Мейтланд задержался там. Покатая крыша ниспадала на обе стороны, исчезая в густой поросли, пробивавшейся со дна ямы.

Теперь трава молчала, словно ожидая, когда Мейтланд сделает знаменательный шаг. Спрашивая себя, зачем лезть в бомбоубежище, Мейтланд бросил взгляд на перевернутое такси и из последних сил свернул к «Ягуару», но не удержался и поскользнулся на мокрой от дождя крыше бомбоубежища. Упав, он заскользил с закругленного склона и, как ныряльщик, нырнул в траву и крапиву и исчез в глубинах подземной пещеры.

Погрузившись в этот зеленый шалаш, Мейтланд какое-то время лежал в гамаке из примятой крапивы. Густая трава и листва низкорослого кустарника скрывали все, кроме легкого свечения вечернего солнца, и он чуть ли не поверил, что лежит на дне спокойного, безмятежного моря, а сквозь океанское безмолвие проникают редкие лучи слабого света. Эта тишина и успокаивающий органический запах гниющих растений умерили его лихорадку.

По ноге пробежала какая-то маленькая тварь с острыми ножками, ее коготки цеплялись за поношенную ткань брюк. Короткими перебежками зверек продвинулся от колен до паха. Открыв глаза, Мейтланд всмотрелся и различил в тусклом свете длинную морду и нервные глазки бурой крысы, ее привлек запах сочащейся из ляжки крови. Форму крысиной головы искажала открытая рана, оголившая череп, словно крыса недавно вырвалась из капкана.

– Убирайся! А-а-а!

Мейтланд вскочил, из ветвей бузины над головой выхватил металлический костыль и стал неистово хлестать листву, сбивая стены своей зеленой клетки.

Крыса убежала. Мейтланд просунул левую ногу сквозь ветви на землю и вышел на меркнущий вечерний свет. Он стоял в заваленном проходе, шедшем вдоль западной стены убежища. Здесь растительность была скошена и открывала грубый склон, который вел к двери убежища.

– Инструменты!..

Возбужденно шевеля костылем, Мейтланд нетвердой походкой двинулся по проходу, забыв о лихорадке и больной ноге. Добравшись до двери, он стер струящийся по лбу и лицу пот. Дверь оказалась заперта на хромированный замок и цепочку. Мейтланд просунул под цепочку костыль, дернул и сорвал ее с креплений.

Толкнув дверь, он ввалился внутрь. Его встретил сладковатый, но довольно приятный запах, словно в логове какого-то большого смирного животного. В тусклом свете было видно, что убежище служило приютом какому-то бродяге. С потолка свисал ряд линялых тряпок, такие же тряпки покрывали стены и пол. Кипа одеял образовала небольшое ложе, а единственной мебелью были деревянный стул и стол. Со спинки стула свисало драное акробатическое трико, линялый костюм какого-то довоенного циркача.

Мейтланд прислонился к кривой стене, решив провести ночь в этом заброшенном логове. На деревянном столе стояло множество металлических предметов, как церковная утварь на алтаре. Все они были сняты с автомобилей – выносное зеркало заднего вида, обломки хромированной форточки, куски разбитой фары.

– «Ягуар»?..

Мейтланд узнал значок производителя – точно такой же, как был на его собственной машине.

Взяв значок, чтобы осмотреть, он не заметил широкую мощную фигуру, наблюдавшую за ним из дверного проема, по-бычьи опустив голову между ходящими вверх-вниз плечами.

Прежде чем Мейтланд успел поднести значок к свету, тяжелый кулак выбил его у него из руки. Вырванный из другой руки костыль взлетел в воздух. Сильные пальцы сжали его плечи и развернули к двери. Несколько секунд после того, как его швырнули на землю, Мейтланд видел в последних лучах дневного света лишь тяжело пыхтящую бычью фигуру, которая тащила его вверх по склону.

Незнакомец колотил Мейтланда кулаками и, похрюкивая, катал туда-сюда по сырой земле, словно стремился открыть какой-то секрет, таящийся в его израненном теле.

Теряя сознание, Мейтланд успел заметить проходящие по автостраде машины. Меж взмахами рук нападавшего он заметил рыжеволосую женщину в камуфляжной куртке, бегущую к ним, подняв в сильных руках его металлический костыль.