Я отверг предложение остаться переночевать у них дома, хотя Блейк и особенно Ариэль очень беспокоились о моей безопасности по дороге домой. Но я сказал, что не имею права выказывать страх перед Фредди и компанией – это именно то, чего они ждут. Не пойду домой – значит, девальвирую свою победу.

– Не станет он на меня нападать, особенно сегодня, – уверял я их, хотя сам далеко не был уверен в этом. – Убежал, скотина, к папочке под крылышко. Вот пусть там и продумывает планы страшной мести.

– У него, чтобы отомстить вам, куда больше возможностей, – возразил мне Блейк, но все-таки им нехотя пришлось меня отпустить.

Едва я вышел за калитку, как сразу же заметил мужчину, стоящего в тени деревьев у парка. Сначала я подумал, что меня все-таки поджидает Фредди, но затем понял, что передо мной лепрекон, потому просто пошел к нему. Мужчина неторопливо двинулся мне навстречу, и я увидел, что это всего лишь Барт. От него весьма ощутимо пахло пивом, но на вид он был совершенно трезв.

– Какими судьбами? – мой вопрос прозвучал несколько иронично, потому что я догадался, зачем он здесь.

– Решил вас встретить, – просто ответил он. – И проводить до дома. А то мало ли что может случиться с человеком в нашем городке…

– Да-да, в тихом Хоулленде Фредди водится, – засмеялся я. – Зря все это, мне нечего бояться. Но все равно спасибо.

– А вы молодец, док, – в голосе Барта слышалось неподдельное одобрение. – Хорошо вы ему наваляли.

– Ну, я бы не сказал, что я ему так уж и навалял, – ответил я. – Наша битва тянет на суровую мужскую ничью.

Но Барта было не переубедить:

– То-то он убежал, только пятки засверкали. Не скромничайте, док.

Я отмахнулся, спорить было бесполезно. Кажется, в Хоулленде никого не интересовало, что ты сам о себе думаешь: если тебя назначили врачом – будь добр, лечи. Ну а если тебя назначили героем…

Внезапно мне почему-то вспомнился Игги. Его назначили архитектором, видимо, решив, что археолог, архитектор – разница невелика. Но построенные им здания стоят, да и многие мои пациенты избавляются от своих хворей. Что-то в этом есть.

– Какая-то магия… – сказал я вслух, не заметив того. Мы как раз выходили на площадь у цирка. Я заметил новую неоновую вывеску, причудливым образом украшавшую древний брох. Чудно все-таки это. Представьте себе сияющий неон на Колизее… Рядом с будкой билетера, свернувшись калачиком, дрых Кэмерон.

– Хорошая песня, – добродушно заметил Барт. – Или это вы про цирк? Кстати, вы тоже верите в проклятье?

– Как-то я его на себе не заметил. Если, конечно, не считать прилипалу Фредди, город пока никакого зла мне не причинил, да и брох тоже, хоть в цирке я бываю частенько.

– Кому проклятье, кому благословенье, – философски изрек Барт. – Вот шефы мои, так они во всю эту чушь свято верят. Их в цирк и палкой не загонишь. Правда, деньгами, которые они получают от представлений, они не брезгуют.

– И Кохэген тоже? – уточнил я.

– Он еще почище Харконена. Всякий раз, как подхватит «белочку», твердит, что это то самое проклятье лепреконов, что он вот-вот превратится в уродливого карлика. Он даже у себя в кабинете отметочку сделал на косяке и всякий раз сверяет с ней свой рост – не уменьшился ли, – Барт хохотнул. – Чудак-человек.

Я вновь вспомнил историю Джереми.

– А если проклятье все-таки существует? – спросил я. – Но на лепреконов оно по каким-то причинам не действует… а вот на остальных…

– Тогда мне и вам это тем более до лампочки, – беззаботно ответил Барт. – Мы-то с вами лепреконы.

– Я когда-то был большим, – машинально ответил я, внезапно осознав, что по каким-то непонятным причинам совершенно выбросил из головы то, что же все-таки произошло со мной, какие силы изменили меня. Я, конечно, читал все, что писали по этому поводу, раздумывал сам, но так и не нашел удобоваримого объяснения своего феномена. Реактор реактором, а механизм его воздействия на меня так и остался неясен.

Но самое парадоксальное – я его, честно сказать, и не искал! Я, ученый до мозга костей, можно сказать фанатик своего дела, как будто приказал себе не касаться этой темы. Не исследовать. Не интересоваться. Для меня достаточно было формального объяснения – в результате воздействия сильного комбинированного электромагнитного поля на нанометры в моем теле изменилось межмолекулярное расстояние. Это было совершенно очевидно, непонятно было только одно – что послужило причиной.

И я не попытался найти эту причину, словно это меня никоим образом не касалось. Почему?

– Мы пришли, док, – напомнил мне Барт. – Я постою здесь, пока вы в дом не войдете. Что-то вы какой-то задумчивый сегодня…

Я очнулся:

– Спасибо, Барт. Как вы завтра на работу выйдете? Уже очень поздно.

– Ой, я вас умоляю, – проворчал он. – В мои-то годы грех тратить время на сон. – Он внимательно посмотрел на меня: – О чем вы все-таки задумались, док? У вас был какой-то потерянный вид, от цирка до дома. Не из-за Фредди же, надеюсь. О проклятии думали, что ли?

– Проклятие Медвежьего озера, – пробубнил я.

– Чего?

– В Канаде есть такое Большое Медвежье озеро. Индейцы считали его проклятым. Потом там нашли золото, приехали старатели, начали вести добычу – и тут же молодые, здоровые мужчины стали умирать прямо в расцвете лет. Мерли, как мухи.

– Это правда или вы мне ужастик какой-то пересказываете, что ли? – недоверчиво спросил Барт.

– Нет, это было на самом деле. Потом все выяснилось. Просто там возле озера были залежи урановой руды.

Барт аж вздрогнул:

– Док, вы чего, хотите сказать, что в Хоулленде…

– Все в порядке, здесь нет никакой радиации, – поспешил успокоить его я. – Эту версию я сразу же проверил.

– Фу-ух, – облегченно вздохнул Барт. – А то станется еще, живешь-живешь и не знаешь, что у тебя, а главное – у твоих детей, под боком фукусима какая-нибудь. Ну, и зачем так устроен этот мир? Поневоле задумаешься. – Он посмотрел мне в глаза: – И все-таки, это очень хорошо, что вы приехали к нам, док! – сказал он. – И даже если вы все здесь вверх дном перевернете, думаю, это будет только к лучшему. Так что действуйте…

– А с чего это вы взяли… – начал было я, но он меня не дослушал:

– Да это же очевидно, с вашим приездом тут все сразу завертелось, – он помолчал, словно что-то обдумывая, и продолжил: – Вот Фредди на Ариэль глаз положил, попользоваться девчонкой хотел, а вы ему по рукам надавали. Теперь уж Харконены не успокоятся, будут всеми силами выживать вас из города. Не сразу, конечно, без нахрапа, с ленцой, так что у вас есть время ударить первым. И надо это сделать. – Он подмигнул: – В городе многие недовольны тем, как обстоят дела. Но никто и палец о палец не ударит, чтобы хоть как-то изменить эту ситуацию. Они как послушные овечки, им пастух нужен. Они на одной попытке надорвались, ну а теперь боятся. Так что вас, док, здесь очень не хватало.

Я долго не мог заснуть и спал очень беспокойно, а проснулся задолго до будильника. Наскоро перекусив, я помаялся немного, раздумывая, что мне делать, а потом махнул рукой и поехал к Кэрриганам. Откровенно говоря, мною владел неясный страх, что с Ариэль или Блейком ночью что-то могло случиться. К счастью, обошлось без неприятностей.

Я отверг предложенный ими завтрак и только выпил кофе в компании на удивление радостной Ариэль, после чего подбросил ее до работы. Барт уже был на своем месте, тоже кофейничал, сидя на крылечке в компании своего «вегетарианского» автомата. Мы подмигнули друг другу. На вид он был свеж, как огурчик. Я попрощался с Ариэль, договорившись, что заеду за ней к концу рабочего дня, перекинулся парой слов с Бартом и уехал к себе в аптеку.

День я провел словно на иголках, но все было спокойно. Днем ко мне заскочила Барбара. Вид у нее был донельзя довольный.

– Я так понял, новостями делиться с вами нет смысла? – насмешливо сказал я. – Похоже, вы и так все знаете. Просто не город, а стеклянный улей!

– Док, вы такой молодец! Просто слов нет… – ответила она невпопад. – Я рада, что не ошиблась в вас.

– Да ладно вам. Это вы молодец, Барбара. Спасибо вам.

– За что? – подняла она брови.

– За то, что предупредили Ариэль.

– Любой бы так поступил, – сказала она, пожав плечами, а потом протянула мне вкусно пахнущий сверток. – Это вам от Мэри-Сью. Она тоже вами гордится.

Я почувствовал, что краснею. Вот уж прославился, так прославился. К счастью, Барбара быстро улизнула.

В половине шестого мне позвонила Ариэль. Я поинтересовался, как у нее дела на работе. Она сказала, что все в порядке, а подробнее расскажет по дороге. Голос у нее был бодрый, и я несколько успокоился. Даже не помню, чем я занимался потом, но, наконец, закрыл аптеку и поехал за Ариэль. Мы вместе заехали за Блейком и к семи были «У Лепрекона». Там нас уже ждали Бенджен, Барт и неожиданно Барби. В нашей, скажем прямо, невысокой компании она выглядела как Белоснежка среди гномов.

– Решила к вам присоседиться, – заявила она. – Не возражаете?

Ариэль подошла к ней и неожиданно обняла. Барби, наклонившись, обняла ее в ответ и что-то шепнула на ухо.

– Она сказала, что ее пригласила Ариэль, – объяснил Бенджен.

Ариэль подтвердила:

– Думаю, участие Барби нам не помешает.

Мы расселись за столом в углу зала. Для файв-о-клок было, конечно, поздновато, но тем не менее вскоре мы пили чай с круассанами и нетерпеливо ожидали, кто начнет говорить первым. Никто, однако, не решался. Молчание несколько затягивалось. Наконец, Блейк деликатно кашлянул и начал:

– Ну что же… Кажется, нам пора обсудить сложившуюся ситуацию и в связи с этим наши действия.

И вновь воцарилось стесненное молчание.

Тогда слово взял я:

– Насколько я понимаю, до моего приезда в город все всех устраивало. Может быть, нам и не стоит…

– Нет, нет, вы понимаете совершенно неправильно, – поспешно перебил меня Бенджен. – Нельзя утверждать, что всех все устраивало. Желание перемен у нас зрело давно. Ваш приезд просто послужил неким катализатором.

– Это как хронический радикулит, – ехидно добавил Барт. – С ним живут годами, но нельзя сказать, что он кому-то нравится. Но если есть доктор, способный вылечить застарелую хворь, то…

– Почему вы считаете, что я сумею это сделать? – пожал я плечами.

– С радикулитом у вас получается. И не только с ним… – с лукавой усмешкой заметил Барт, а Бенджен добавил:

– Потому, что вы нездешний. Вы смотрите на нашу жизнь со стороны. Наши противники, как и все мы, родились и воспитаны в сложившейся системе. Вы же способны выйти за ее рамки.

– Хорошо, – согласился я. – У каждого из нас есть претензии к этой системе. Но тут возникают два вопроса – во-первых, не слишком ли много мы на себя берем? Возможно, наши действия повредят городу? И второй – исчерпаны ли все возможности изменения системы изнутри, без радикальных действий? Вспомните события на Украине. Этот их … эээ… Майдан… ни к чему хорошему не привел. Страна утратила свою целостность, в ней тлеет гражданская, или, если угодно, гибридная война. А потерпели бы до выборов – ничего этого, глядишь, и не было бы.

– Док, мы не призываем к Майдану, к мятежу… – начал было Бенджен, но его перебил признананный эрудит Барт.

– «Мятеж не может кончиться удачей, – в противном случае его зовут иначе…» – с удовольствием процитировал он и продолжил: – Вы слишком мудрено выражаетесь, док. Если я вас правильно понял, то отвечу так. Во-первых, как я вчера вам говорил, в городе нет довольных. Да, разумеется, люди привыкли. Да, один раз им показали, что система сильнее, чем они. Но смирение и довольство – разные вещи. Поэтому молодежь при первой же возможности уезжает из города. Если дело пойдет такими темпами, то Хоулленд скоро вымрет.

– А что касается других методов воздействия, – добавил Бенджен, – то они, как показали все попытки, неэффективны. Если кого-то устраивает сложившаяся ситуация, то прежде всего Кохэгенов с Харконенами. Вы знаете, как я отношусь к охране порядка, так что, прежде чем решиться встать на вашу сторону, я все серьезно обдумал.

Я обвел взглядом всех сидящих за столом. «Мы похожи на расшалившихся детей… И откуда, скажите на милость, взялась эта «моя сторона»?..» – подумалось мне. Как-то все это выглядело несерьезно, но при этом было более чем серьезно.

– Тогда выходит, что Харконенам с Кохэгенами пора уйти, – подытожил я.

– Вопрос в том, как их спихнуть, – буркнул Барт. – Один раз мы уже попытались, закончилось все это плохо.

– Спихнуть-то просто, – вмешалась Ариэль. – У меня в системе выборов два варианта бюллетеней – один на два имени, второй, резервный, – на три. Я просто заменю рабочий бюллетень на резервный.

– Ага, и народ сразу же проголосует за нашего кандидата, – скептически прокомментировал Блейк. – Многие еще помнят, чем все закончилось в прошлый раз, и не захотят рисковать.

– В прошлый раз с нами дока не было, – заметил Барт.

– Барт, вы меня слишком переоцениваете, – замахал я руками.

– Ничуть, – возразил мне не он, а Бенджен. – Народ действительно воодушевлен вашим приездом и поддержит вас. Это я знаю точно, поскольку уже поговорил со многими людьми. Вы действительно катализатор. Так уж получилось.

– Стоп-стоп, – вскочил я и даже вышел из-за стола. – Вы что, вознамерились выдвинуть меня в президенты?

– Мы бы с удовольствием, – со вздохом сказал Бенджен, – но по нашей Конституции президентом может быть только урожденный хоуллендец.

– Вот и хорошо. И кого же мы выдвинем? – спросил я, успокаиваясь и усаживаясь на свое место.

– Барта, – предложил Блейк.

– Я уже раз пробовал, – Барт с сомнением покачал головой. – Ничего хорошего из этого не вышло, так что мы остановили свой выбор на вас, Блейк.

– На мне? – искренне опешил Блейк. – Но почему на мне?

– Цирком вы управляете, и управляете весьма хорошо, – рассудительно сказал Бенджен. – Думаю, с государством тоже справитесь.

– Цирк и страна – совершенно разные вещи, хотя иногда и становятся похожи друг на друга, – проворчал Блейк. – И как я смогу совмещать управление одним и другим?

– Ну, наша экономика и так наполовину держится на вашем цирке, – заметил Бенджен. – И потом вы будете не один. Ариэль, поправьте меня, если я ошибаюсь, ведь по Конституции кандидата в президенты выдвигает партия, правильно?

– Да, – ответила Ариэль. – Минимальный состав партии – пять человек, имеющих гражданство Хоулленда.

– А нас тут шестеро. Предлагаю создать собственную партию, назовем ее, скажем, «Партия Перемен». Вы сможете ее зарегистрировать?

– Прямо сейчас – нет, а завтра, когда буду на работе, смогу. Мне нужен будет только протокол заседания или его копия.

– Протокол мы сейчас составим…

Следующий час прошел невероятно продуктивно по меркам неторопливых западных демократий. Был составлен учредительный протокол. Меня назначили председателем партии, Ариэль – секретарем. Мы поставили подписи под тремя экземплярами документа. После этого обсудили наши дальнейшие действия.

– Итак, мы выдвигаем своего кандидата на выборах, – горячо говорил Бенджен. – Агитации мы никакой не вели, но даже без нее многие проголосуют за нас. Тем не менее нам нужно что-то еще. Во-первых, программа.

– А программу можно взять мою, – предложил Барт. – В городе с того времени ничего не поменялось, так что все остается в силе: улучшение качества доступного медицинского обслуживания, качественное доступное образование, социальная пенсия и страхование, достойная оплата труда, улучшение социально-бытовой сферы в целом. Ну и все такое… Вы же помните, что тогда мы все тщательно проработали…

– Прозрачность бюджета и подконтрольность органов власти, – добавил я.

– Хорошо, – сказал Бенджен. – Барт, у вас есть эта программа в электронном виде?

– У меня ее и в напечатанном-то виде не осталось, только в голове. Но завтра я напишу ее по памяти, – ответил тот. – Но программа – это, конечно, хорошо, а вот как сделать так, чтобы народ предпочел нас привычной стабильности? Как это!.. Стагнации вроде бы… Что у нас есть, кроме лозунга «С нами док!»?

– Для этого нам надо показать, что власть двух домов не просто застой, но и регресс, – сказал я. – Странно, ведь хоуллендцы смотрят телевизор, неужели они не видят, как далеко ушел вперед большой мир?

– Лепреконы – реалисты, – ответил Блейк. – Они не верят, что сами могут добиться такого же. Им кажется, что они для этого слишком маленькие.

И тут Ариэль положила на стол флешку:

– Это копия данных финансовой базы страны, – она обвела присутствующих взглядом. – Док велел мне скопировать ее, и я это сделала, предварительно проглядев документ по верхам. Просто не успела просмотреть более детально. Но и так в нем очень многое настораживает…

По блеску глаз Ариэль я понял – рыбка клюнула! Что-то там есть, за что можно будет зацепиться. Отлично!

– Наши бонзы оказались великими махинаторами, – немного смущаясь, заговорила Ариэль. – Кохэген уже давно возвращает себе в виде возмещения все налоги, что платит в казну. Он-де градообразующее предприятие, ему нужны средства для реструктуризации, модернизации… – Ариэль сморщила носик.

– А Харконен? – спросил я.

– А Харконен «инвестирует» в свои предприятия средства из госбюджета, а прибыль кладет себе в карман. Он даже ставки в казино и на скачках делает из этих денег. Причем неизбежные потери списывает на внешние валютные риски, оттого каждый раз закрывает бюджет с дырой.

Ариэль хищно улыбнулась. Я чуть не рассмеялся, настолько это не вязалось с ее ангельским обликом.

– Более того, Харконену кровь из носу нужно сейчас стать президентом, чтобы получить доступ к казне. Дело в том, что он так подсел на азартные игры, что даже стал делать ставки из собственных ресурсов. «Харконен Энтерпрайзес» в любом другом государстве давно объявили бы банкротом, но у них в «Гробу» ни разу не было ни одной налоговой проверки.

– Вот-вот, – сказал я. Все с интересом уставились на меня. – Если Бог позволит Блейку стать президентом, нам в первую очередь нужно будет провести эти проверки, а до этого арестовать активы обоих. Бенджен, вы сможете это сделать? У «Харконен Энтерпрайзес» есть охрана?

– Нет.

– А в «Гробу»?

– Тут все как-то напряглось… На днях Кохэген нанял какого-то мутного типа по кличке Бельмондо, как раз вроде бы для этого. Я навел справки об этом Бельмондо: парень – бывший член одной частной военной компании, «дикий гусь», засветился в недавних украинских событиях, после чего ушел из этого бизнеса, вроде даже со скандалом. Если мое чутье не подводит, то у нас он банально прячется, так что…

Барбара кашлянула и сказала:

– Постойте, Бен, не спешите. Сначала все-таки надо узнать поподробнее, что это за Бельмондо. Это я возьму на себя.

– Почему?

– Потому, сэр, что, если он действительно бывший «дикий гусь», с ним могут возникнуть нешуточные проблемы. «Дикие гуси» – крутые ребята, а зачем вам ненужные жертвы среди ваших парней?

– И что ты предлагаешь?

– Слабый пол сильнее сильного в силу слабости сильного к слабому, – очаровательно улыбнувшись, сказала Барби. – Полагаю, я справлюсь с этим Бельмондо. Если, конечно, он не предпочитает мальчиков. Тогда, Бенджен, действовать придется вам… По профессиональной линии, конечно, – засмеявшись, быстро добавила она.

Мне показалось, что она уже что-то знает про этого Бельмондо. Может, уже видела его и даже успела познакомиться, она ведь у нас неугомонная.

Я смотрел на своих знакомых и не узнавал их. Они словно расцвели. Бенджен, Барт и Блейк будто сбросили по десятку лет, Барби превратилась в женщину-кошку, сексуальную и опасную, а Ариэль вообще стала язычком живого пламени. Возможно, их азарт и вера в успех передались и мне, поскольку к концу заседания я вновь почувствовал такой же душевный подъем, как и вчера.

«Этак и я помолодею…» – подумал я. Не зря же говорят, что адреналин – лучшее лекарство от старости. Судя по моему нынешнему самочувствию, этого лекарства в моей крови было полным-полно.

Я отвез Ариэль и Блейка домой, и мы допоздна просидели над скопированной Ариэль информацией. Картинка получалась – просто загляденье: в маленьком Хоулленде коррупция цвела буйным цветом. К часу ночи у нас уже был материал для убойного «предвыборного ролика», которым мы решили заменить тот, что кандидаты крутят на теледебатах вечером накануне выборов. О «дне тишины» в Хоулленде, похоже, не имели ни малейшего представления.

Неожиданно для меня отчетливо прояснился еще один животрепещущий вопрос. Мистер Харконен опрометчиво хранил на винчестерах государственного сервера бухгалтерию «Харконен Энтерпрайзес». Я обратил внимание, что Харконен регулярно пользовался неким источником средств, судя по всему довольно солидным – в год из этого источника он получал порядка двух миллионов фунтов. Я начал раскручивать эту историю и вышел на некий счет в одном из ирландских банков, но никак не мог понять, откуда на этот счет в таких количествах поступают средства.

Тогда Ариэль воспользовалась одним из кодов доступа «Харконен Энтерпрайзес». Мне ее действия казались чем-то сродни волшебству, чем-то близким к тому, что называют хакерством. Но сама Ариэль скромно объяснила, что, поскольку все денежные операции Харконенов и Кохэгенов ведутся через все тот же сервер, коды доступа сохраняются в логах. А вот пароли для осуществления транзакций не сохранялись, иначе мы могли бы взломать банковские счета обоих семейств, а жаль. У меня, признаюсь, появилась шальная мысль: наказать Харконена с Кохэгеном еще и фунтом.

И что же выяснилось?

Деньги на счет поступали из доходов от продажи билетов цирка! Харконен с Кохэгеном с такой же регулярностью деньги со счетов снимали.

Вот это сюрприз!

Теперь у меня появился вопрос к Блейку, и я его тут же задал.

– Блейк, почему вы перечисляете деньги на этот счет? – удивленно спросил я. – Вы отдаете четыре пятых выручки цирка…

– Почему-почему… по договору, – неохотно ответил Блейк. – Когда-то в давние времена Харконены с Кохэгенами ссудили моему прадеду деньги, чтобы он купил у них брох, но дали эти деньги под кабальные проценты. Со временем долг вырос настолько, что мне приходится отдавать почти все, чтобы погасить только набегающие проценты. Вот и приходится крутиться…

– Дорогой Блейк, – проникновенно сказал я. – Я, конечно, не банкир, но мне кажется, вашего предка банально кинули. Это же отработанная схема. Вы слыхали выражение «овердрафт»?

Когда я объяснил, как работает эта схема, Блейк заревел, как раненый бык:

– То есть все это время я с моим цирком содержал этих дармоедов? А они, с барского плеча, кидали мне огрызки от купленного за мой счет пиршества.

– Ага, именно так, – подтвердил я. – Но мы положим этому конец. Вы как трассат сделки имеете право установить режим обслуживания счета. Завтра я еду в Дандолк, мне там нужно забрать посылку. Вы могли бы поехать со мной? Мы зайдем в банк и, не раздумывая, положим конец этой бессовестной обдираловке.

– Завтра же у меня представление, – взмолился Блейк.

– Вот что, – вмешалась в наш разговор Ариэль. – Вы с папой и вправду поезжайте, а я послежу за цирком. Беспокоиться за меня не нужно. В цирк они не сунутся, Харконены его как огня боятся.

– Знать бы еще, отчего они его так боятся, – вздохнул я.

– Понятное дело, помнят о проклятии, – усмехнулся Блейк.

– А сами вы что думаете об этом проклятии? – спросил я напрямую.

Блейк пожал плечами:

– Если оно существует, то на лепреконов почему-то совершенно не действует. Вокруг цирка всегда было много… странного.

– Например?

– Например, деревья. Вы никогда не обращали внимания на то, какие деревья растут возле цирка?

Теперь плечами пожал я:

– Не помню я никаких деревьев. Вроде кустарники какие-то, никаких деревьев я там не видел. А вообще не присматривался…

– А это и есть деревья, – улыбнулся Блейк, – береза и ольха. Высокорослому по грудь, а выше они и не растут. И трава возле цирка тоже растет совсем коротенькая, словно подстриженная…

– И это происходит только возле цирка?

– Не знаю. В других местах все нормально вроде бы. Я специально не смотрел.

– Все это действительно странно, – озадаченно протянул я. – Но этим мы займемся позже. Пока у нас актуальны совсем другие вопросы.

В конце концов я принял настойчивое приглашение Кэрриганов и заночевал у них на диване. Мы с Блейком решили отправиться в путь с утра пораньше: дел было много, а хотелось все-таки вернуться до начала циркового представления.

Мы выехали рано утром, на пригородных полях еще лежало густое, ватное одеяло тумана. Сначала мы с Блейком дружно зевали и хмуро помалкивали, потом, когда уже день разошелся, а Хоулленд остался далеко позади, наконец пробудились и принялись обсуждать наши будущие планы. Да, мы, двое взрослых, разменявших полвека мужчин, с воодушевлением подростков обсуждали, как нам обустроить Хоулленд. Блейк даже делал пометки в блокноте. За этими разговорами и дорога показалась короче. Я и не заметил, как мы въехали в Дандолк и оказались у банка незадолго до его открытия. Время было, и мы успели выпить по чашечке кофе. Немногочисленные прохожие откровенно глазели на нас, а любопытные дети даже подбегали к нашему столику, но быстро отбегали под укоризненные окрики своих мамаш. Когда банк открылся, мы немедленно запросили аудиенции у управляющего, и нам, как владельцам счета с хорошим оборотом, ее немедленно предоставили.

Управляющий оказался веснушчатым полноватым парнем, видимо, ровесником Ариэль. Когда мы изложили суть дела, он попытался было гнуть пальцы:

– В нашем банке все сделки проводятся в соответствии с законодательством и условиями заключенных договоров. Деньги со счета снимает трассант; у него есть право второй подписи, и в договоре прописано, что он может снять со счета необходимую сумму по оплате задолженности трассатом.

– Снять единовременно или снимать постоянно? – в лоб спросил я.

Парень потупился:

– Вообще-то при подобных сделках предусматривается, что сумму трассант снимает единовременно по поступлении, за вычетом процентов, конечно. Откровенно говоря, я не совсем понимаю, каким образом эта сделка была оформлена овердрафт.

– А вы поднимите бумаги и проверьте, – предложил я.

– Но ведь у трассанта есть право подписи! – взбунтовался управляющий, но я его осадил:

– Второй подписи. А у трассата – первой, верно?

– Ну да. Так обычно…

– И он имеет право отозвать вторую подпись. Собственно, это мы и собираемся сделать, кроме всего прочего.

Я достал свой паспорт (английский, а не хоуллендский) и предъявил его управляющему:

– Вы, конечно, меня не знаете, но если у вас есть под рукой интернет, можете просто забить в Гугл мою фамилию. Или полистать Википедию – как вам удобнее. Время у нас есть, я подожду.

Парень опять хотел возразить, но что-то заставило его передумать. Обнаружив в Вики статью с перечислением всех моих регалий, парень насупился, как сыч.

– И пусть вас не смущает то, что со мной произошло, – усмехнулся я. – У меня достаточно знакомых в Лондоне и в Дублине, чтобы как следует раскрутить это дело. Даже если я его каким-то чудом проиграю, удар по деловой репутации банка, допустившего мошенничество длиной в сто лет, будет сокрушительным и непоправимым. Но, к счастью, у нас есть альтернатива.

– Какая же?

– А вот какая… Службы банка сами могут выявить факт этого мошенничества. Вы можете задним числом написать письмо, в котором раскроете, как недобросовестные мошенники водили за нос и нас, и вас. Тогда из соучастников этой аферы вы превратитесь в честных героев. Но сроки, увы, поджимают – письмо мне нужно через час. И притом заверенное по всей форме.

– Да о чем это вы! Я же не успею! – на лице управляющего было явственно написано отчаянье. – Вы представляете, что такое поднять все записи, все счета за сто лет! Тут надо целый отдел подключать…

– Успеете, – холодно ответил я. – Хочешь жить – умей вертеться. И добрый совет – у вас есть право самим закрыть вторую подпись для наших жуликов. Вот и закройте, пожалуйста. Это и в наших, и в ваших интересах.

Парень закусил губу:

– Хорошо. Подождите, пожалуйста, меня в комнате отдыха. Я отдам распоряжения и тотчас вернусь.

Мы с Блейком ушли в комнату отдыха, небольшую, но уютную. Впрочем, нам с Блейком комната не казалась такой уж маленькой. Вот еще одно преимущество маленьких людей: обычные помещения им кажутся огромными дворцами.

– Он сейчас, конечно, свяжется с Дублином, – вслух размышлял я. – Выслушает от начальства, какой он козел, отделается легким испугом и все сделает, как надо.

– Вы, док, как я погляжу, еще и в экономике разбираетесь! – восхитился Блейк.

Я небрежно махнул рукой:

– Будь на месте этого желторотика кто-то поопытнее, поматерее, вряд ли нам это удалось бы. Летели бы от нас клочки по закоулочкам. Пришлось бы подключать мои лондонские связи. Но, вероятно, Бог любит карликов, байстрюков и сломанные вещи. Нам сэкономили кучу времени, – я вздохнул. – Но, боюсь, приблизили конфронтацию с нашими «друзьями» из Хоулленда.

Управляющий примчался быстро, не прошло и получаса:

– Мы всегда рады помочь нашим клиентам, – сказал он, по-американски неискренне щерясь. – Вот вам ваша бумага. Вы желаете закрыть счет прямо сейчас или…

– Если на счету для этого достаточно денег, буду рад избавиться от этой обузы, – ответил Блейк.

– Тогда пройдемте в кабинет, – любезно пригласил юноша. – Я отдам необходимые распоряжения. И кстати, я готовлю для вас консолидированную выписку за все эти годы с движениями по счету.

До этого я сам, кстати, не додумался. А идея-то была очень даже хороша!

– Вот теперь я могу искренне поблагодарить вас, юноша, – сказал я. – И приложу все усилия, чтобы ваши старания не прошли для вас даром.

Управляющий испуганно посмотрел на меня, и я добавил:

– В хорошем, конечно, смысле этого слова. Можете передать руководству, что к банку со стороны мистера Блейка не будет никаких претензий.

– Только консолидированная выписка будет готова не раньше четверга, – с облегчением выдохнув, сообщил он. – Но я вам сразу же отправлю ее с курьером, куда вы скажете.

– Как насчет хоуллендского цирка? – поинтересовался Блейк.

– Я же говорю, куда скажете.

– Денег для погашения суммы кредита на счету вполне достаточно, – заявил управляющий, деловито сверившись с компьютером. – Сейчас заполните форму, и мы тут же прикроем счет. Но мы бы хотели предложить вам не прерывать сотрудничества с нашим банком и в дальнейшем. Гарантирую вам, что теперь мы не допустим ни малейшего отклонения в…

– Этот вопрос, уважаемый, мы рассмотрим позже, когда эмоции немного утихнут, – ответил я.

И, выдержав паузу, спросил:

– А пока объясните-ка нам, как так вышло, что деньги, перечисленные цирком, до сих пор задержались на счету и никто их, как водится, не обналичил?

– Все очень просто, – ответил тот, поворачивая ко мне монитор, – деньги с этого счета автоматически списываются в конце месяца и разбрасываются на два других счета. Это тоже овердрафты, но полностью «выжатые», так что все уходит на погашение процентов по ним. И даже этого не хватает, владельцы овердрафтов регулярно доплачивают с других счетов.

Ага!

– Я понимаю, сэр, что у вас существует банковская тайна, – сказал я, – и вы не можете назвать мне ни владельцев этих счетов, ни того, откуда приходят остальные деньги. Давайте мы сделаем так: я назову вам две цифры, ориентировочно являющиеся суммой доплаты в прошедшем месяце. Если я угадал, просто кивните, хорошо?

Он согласился. Я достал свой планшет и озвучил две цифры. У управляющего глаза на лоб полезли:

– Откуда вы…

Я приложил палец к губам:

– Тише. Чтобы вы имели полное представление, какую мошенническую схему сейчас раскрыли, я вам скажу, что это средства из госбюджета Хоулленда.

Управляющий, забыв известную примету, присвистнул.

– Не свистите, чертей призовете, – заметил Блейк. – По-хорошему ваше руководство вас еще и наградить должно. Даже если вся эта история выплывет.

– Особенно если выплывет, – солидно подтвердил я. Похоже, Блейк поймал нужную волну.

– Я подготовлю выписки и по этим счетам, – управляющий явно испытывал прилив бодрости. – Но, сами понимаете, затребовать их могут только официальные лица государства.

– Ну, это мы постараемся обеспечить, – пообещал я. – Хорошо, тогда мы ждем вашего курьера и, – я глянул на бейджик, – уважаемый Дубхадра, мы с коллегой полагаем, что и дальше будем сотрудничать с вашим уважаемым банком.

– Дубхадра? – спросил меня Блейк, когда мы выходили из банка.

– Ну, его так зовут, – я пожал плечами. – Вероятно, его родители были люди с незаурядной фантазией.

– А вот, пожалуйста, и черти, – сказал Блейк, глядя на остановившееся у банка такси, из которого выходило правительство Хоулленда в полном составе – понурый Кохэген, Харконен-старший и явно берущий пример со своего пока еще президента отпрыск вышеупомянутого канцлера. – Пожаловали всем кагалом. Насвистел… Работает, значит, старая примета!

– Шутки шутками, но они сейчас узнают ну очень неприятную для себя новость, – сказал я. – Обратной дороги у нас нет.

– А они не могут отработать все назад? – с тревогой спросил Блейк.

– У вас на руках бумага с исходящим номером, заверенная мокрой печатью. Вы лишили их права второй подписи, а без этого они не смогут проводить какие бы то ни было операции по вашему счету. Да и сам счет, возможно, уже ликвидирован и уж, во всяком случае, находится в стадии ликвидации. Так что тут у нас все в полном порядке.

– Зачем они вообще-то в банк приперлись? – удивился Блейк.

– Так выборы же на носу! – пояснил я. – Видать, им наличка нужна на предвыборную гонку, и немалая. Так что наши непримиримые конкуренты в трогательном единстве решили ограбить вас, чтобы получить средства для борьбы друг с другом. Вот это, дорогой Блейк, и называется «демократия». – Я посмотрел на часы и сказал: – Вот что, Блейк, дружище, позвоните-ка Ариэль и скажите, чтобы носу не казала из цирка. И пусть предупредит остальных наших карбонариев, что база заговора переносится из «Лепрекона» в цирк. Там, кстати, и оборону держать легче.

– Тьфу на вас, – воскликнул Блейк, доставая телефон. – Скажете еще, «оборону»… Против кого? Вся полиция в ведении Бенджена, а армии в Хоулленде отродясь не бывало, разве что из ИРА ребята иногда скрывались.

– Не стоит недооценивать противника, – ответил я. – На всю полицию Хоулленда один действующий пистолет – у Бенджена. А кто даст гарантию, что наши супостаты не запаслись оружием заранее? И не пригласили каких-нибудь головорезов, чтобы обеспечить конституционный порядок? Появился же у них некий Бельмондо.

– Вы перестраховщик, – пробурчал Блейк. – Но вы правы. И потом, если что, в цирке труппа их задержит, а Ариэль за это время спрячется. Она в цирке выросла, все входы-выходы знает, – в это время Ариэль ответила на вызов, и Блейк отвлекся на разговор с ней. А я подумал: может, проще было бы взять Бенджена, Барта с его высокотехнологическим копьем и арестовать обоих казнокрадов прямо на рабочем месте?

Но я тут же отмел эту мысль. Нет-нет… Не хочу участвовать в государственном перевороте, даже и справедливом. Пусть смена власти произойдет демократическим путем, а там видно будет.

– Вот чертовка! – возмутился Блейк. – Ариэль вместо того, чтобы сидеть на месте, поехала в кабинет министров, решила поставить пару терминалов в цирковом фойе. Я ей сказал, чтобы она немедленно возвращалась в цирк, но не факт, что она послушается. Ох уж эта девчонка!..

– Не переживайте, у нас еще есть время. Пока эти деятели во всем разберутся, пока вернутся в город…

У Блейка зазвонил телефон.

– Да? – ответил он. – Мистер Кохэген? Да, рад вас… Что? Да, конечно, я. А как вы сами думаете, почему?

Повисла тишина. Затем Кохэген что-то ответил, и Блейк сказал:

– Как раньше, больше не будет. И прошу вас, не угрожайте мне, пожалуйста, мой телефон все записывает.

Кохэген что-то рявкнул, но я все равно не понял, что именно, после чего дал отбой. Блейк посмотрел на меня. В его глазах поблескивали озорные искорки.

– Если верить нашему пока еще президенту, нам с вами конец. Вот так-то! И что вы собираетесь по этому поводу предпринять?

– Как что? Съездить за своей посылкой. Конец там или не конец – кто его знает, а мое оборудование мне очень нужно.

Мы забрали «посылку», оказавшуюся внушительным железнодорожным контейнером. К счастью, я знал, что объем «посылки» будет большим, и заранее договорился о транспорте в Хоулленд. Машину я взял на местной винокурне, выпускающей несколько известных марок ирландского виски. Водитель седельного тягача несколько раз возил в наш город товары и хорошо знал дорогу.

– Ого! Ну и махина! Что у вас там, док, в вашей «посылочке»? – поинтересовался Блейк. – Неужто лекарства?

– Оборудование для моей лаборатории. Примерно половину объема занимает портативный электрогенератор. Думаю, он нам еще пригодится.

Мы сели в машину и двинулись вслед за трейлером.

– Вот что, – подумав, сказал Блейк. – Я считаю, вам целесообразно размещать все это оборудование в брохе. Там хватает пустующих помещений, ведь нашему цирку не так уж и много требуется. Особенно если учесть, что из животных у нас одни только лошади. Да еще псина Байрона.

– А почему, кстати, так мало животных? – поинтересовался я. – Политика у вас такая или…

– Или… Вы представляете себе, во сколько обходится содержание животных? Для наших лошадей я, например, арендую у двоюродного брата луг под выгон и сенокос и отдаю за это сто фунтов в месяц круглый год. И это еще по-божески, он делает изрядную скидку, как для своего.

– Ну, теперь-то таких проблем у вас не будет, – усмехнулся я.

Блейк рассеянно кивнул:

– Но это ерунда по сравнению с тем, сколько я отдаю за отопление и освеще…

Блейк застыл, пораженный какой-то внезапной мыслью:

– А если эти канальи отключат нам электричество? Котельная у меня своя, да и не нужна она сейчас… А вот что мы будем делать без света?

– Не думаю, что Харконен пойдет на это, – возразил я. – В конце концов, не будет цирка – он сам вскоре останется на бобах. В крайнем случае, врубим мой генератор. Какое-то время продержимся.

У Блейка отлегло от сердца:

– Надо будет сегодня напрячь Байрона, он у нас штатный электрик, кроме всего прочего. А сколько топлива жрет ваш агрегат?

– Порядка двенадцати галлонов в сутки, – спокойно сообщил я.

– Ого! – забеспокоился Блейк. – А где…

– Воды, – поспешил я его успокоить. – Это инновационный водородный генератор. Там дорого не топливо, а катализаторы, которые надо менять раз в месяц. Но у меня есть некоторый запас.

– Вы что, предусматривали такой ход событий? – искренне удивился Блейк.

– Береженого бог бережет, как говорил мой отец, – ответил я.

– Да, – неожиданно встрепенулся Блейк, – кроме дороговизны, есть еще одна причина, по которой мы не держим в цирке животных. Они там плохо себя чувствуют, беспокоятся, болеют…

– Вот как! – воскликнул я и погрузился в раздумья. Животные, растения…

До Хоулленда мы добрались без происшествий, но на въезде нас остановил мистер Коннингтон собственной персоной.

– С чего это ты тут? – поинтересовался Блейк, опуская стекло. – Сегодня вроде не твоя смена.

– А чего дома сидеть? – ответил Бенджен. – Погода-то хорошая.

И наклонился ниже, после чего Блейк вкратце поведал ему о наших приключениях. Узнав о суммах, фактически украденных из госбюджета, Бенджен пришел в неописуемую ярость.

– Значит, на экипировку полиции у них денег нет, – сказал он зло, а затем спародировал Харконена: – «И вообще, мистер Коннингтон, зачем вам такой штат? У нас даже футбольных матчей в городе не бывает…» Да за такие деньги можно было бы в Хоулленде Уэмбли отгрохать!

– Ну, это ты, положим, перегибаешь, – возразил Блейк. – Но я зол не меньше твоего, – он лукаво прищурился. – И что ты теперь думаешь про наш status quo?

В одном красочном, эмоциональном, но при этом совершенно непечатном выражении Бенджен высказал, куда следует засунуть вышеупомянутый status quo и что с ним в упомянутом месте следует сделать.

– Я их арестую, – запальчиво заявил он. – Как только они в город вернутся. И Кохэгена, и Харконена вкупе с их стрючком Фредди.

– Не горячись, Бен, – урезонил его Блейк. – Всему свое время. А пока не показывайся поблизости от цирка. Штаб у нас будет там.

Бенджен кивнул:

– Ну, вы и наворотили делов, док! Все перевернули. Ни дать ни взять Гулливер в стране лилипатов.

– Лилипутов, – поправил его Блейк. – Самообразованием занимаешься на досуге? Или пиво пьешь?

Бенджен смутился:

– Какое пиво?.. Внучке сказки читаю. Хотя и самому интересно. В молодости мне как-то не до книг было. Это Барт у нас знаток…

– Ага, зато ты не пропускал ни одной юбки.

– Да иди ты, – отмахнулся Бенджен. – Ладно, к делу… Если спросят про вас, что я должен ответить?

– Скажи, как есть – въехали в город с контейнером и отправились к цирку.

– Кстати, я, как таможенник, должен его проверить. Что в нем, надеюсь, не «узи» с подствольными гранатометами?

– Нет, только пара ядерных бомб, – с невинным видом сказал Блейк, а я тем временем протянул опись груза, точнее, специально снятую с нее копию. Бенджен честно попытался ее прочитать, а затем просто сложил вдвое и сунул себе в папочку:

– Половины из того, что там написано, я не понимаю. Скажу только, что медицинская техника и ввоз медицинского оборудования у нас беспошлинный, а у вас все закуплено у «Фишер и К». Раз компания выпускает медтехнику, значит, это медтехника.

– Угу, а ружье «Ремингтон» – печатная машинка? – кивнул Блейк.

– Конечно, сэр! – ответил Бенджен, а потом спросил: – Кстати, док, зачем вам вся эта хиромантия?

– Для ловли кроликов, вестимо, – я вспомнил, как впервые увидел Бенджена, и тут же воспоминание о том дне, об Ариэль мягко стиснуло мне сердце.

– Я этого как-то не заметил, – покачал головой Бенджен. – С тех пор как вы приехали, вы много чего сделали – и хорошего, и интересного, но вот кроликов на холмах меньше не стало.

Я вздохнул:

– Почитайте внучке «Алису в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, – посоветовал я.

Бенджен хлопнул себя по лбу:

– Ох, вы и шутник, сэр! – сказал он. – Надеюсь, вы в этой передряге не потеряете голову.

– Тогда я крикну: «Вы просто колода карт…» – ответил я. – А с чего бы мне голову терять?

– Кажется, сэр, на вас объявили персональную охоту, – серьезно ответил Бенджен. – Ходят слухи, что новый начальник охраны мистера Кохэгена нанят вовсе не для того, чтобы сторожить «Гроб». Говорят, что это профессиональный киллер. И охотится этот самый Бельмондо, или как его там, возможно, за вами.

Приехав в цирк, мы с Блейком тут же бросились на поиски Ариэль. К счастью, долго искать ее не пришлось: она была в брохе, работала за одним из только что установленных электронных терминалов и тут же бросилась навстречу, едва мы вошли.

– Мы за вас очень волновались, – сказал я. – Не надо было вам все-таки выходить из цирка.

У Ариэль искрились глаза, ее волосы в лучах солнца, падающего сквозь оконные проемы, пламенели.

– Мне надо было привезти сюда консоли, – сказала она, озорно улыбаясь. – И потом все равно мне завтра на работу.

– Боюсь, что нет, с твоей работой возникает вопрос, – сказал Блейк и рассказал Ариэль обо всем случившемся.

– Значит, получается, что все эти годы они просто нас грабили? – с интересом уточнила Ариэль.

– И жили за ваш счет, – подтвердил я. – Но мы с Блейком поставили на этом точку.

Блейк тем временем вместе с цирковыми рабочими занялся разгрузкой оборудования. Главной «движущей силой» у них был бородатый женщина, бугрившийся мышцами.

Для моей лаборатории он выделил просторное помещение между электрощитовой и котельной. Отчасти, вероятно, в расчете на то, что от моего генератора можно будет запитать электросеть цирка.

Впрочем, он и не думал этого скрывать:

– С другой стороны, вы можете подключать оборудование к электрощитовой, если с вашим генератором что-то случится.

Я знал, что с генератором вряд ли что-то случится: это был девайс работы фирмы «Симменс и Гальске», причем документацию по нему они купили, насколько я знаю, у российского Министерства обороны. Но Блейку я не стал говорить об этом, просто кивнул, соглашаясь.

– Байрон поможет вам все подключить, – сказал Блейк, – и, Фокс, я был бы вам благодарен, если бы вы сегодня с Байроном вместе посидели в щитовой. На случай, если мои заклятые друзья все-таки решат сильно укоротить нашу программу.

Я снова согласно кивнул.

Пока представление не началось, я спустился в фойе. Там уже торчал Барт с внуками и девушкой-лепреконом, чьи глаза были словно клонированы с глаз Барта. Я поздоровался с ними, после чего Барт отвел меня в сторону и сказал:

– А что сегодня в канцелярии-то нашей творилось! Прилетели наши голубки и устроили знатную разборку. Крик стоял до небес. Чем у них все закончилось, я толком не знаю, но Кохэген, как дракон, улетел к себе в «Гроб» чернее тучи, а сын Харконена, похоже, опять сидит под замком. Не советую Ариэль завтра туда соваться. Пусть лучше увольняют к чертям, здоровье дороже.

– Я и сам так думаю, – серьезно сказал я. – Но больше всего я боюсь, что выборы накроются медным тазом.

– Не накроются, – убежденно заявил Барт. – Фредди хоть и увалень, но по ариэлевским инструкциям во всем разобрался. Еще одна причина, по которой нельзя соваться туда: Ариэль им больше не нужна. Они могут с ней что угодно сделать. Я теперь уже сомневаюсь, что тот археолог действительно сам с причала сковырнулся.

– О чем это вы болтаете? – к нам подбежала Ариэль.

– О вас, – честно ответил я. – О том, что вам завтра на работе появляться не стоит. А там видно будет…

– Знаю. Мне полчаса назад кто-то забанил доступ к системе, только через форму голосования. И так по всем терминалам. Даже в «Лепреконе». – Ариэль лукаво подмигнула: – Хорошо, что я это предусмотрела. Все, что мне надо было сделать, я описала скриптом, а на доступ к ряду разделов прикрепила пароль. Теперь ни я не могу вмешаться в процесс, ни они…

– Умница, – похвалил ее я.

– А еще, – с невинным видом сообщила мне Ариэль, – я поменяла их ролик на свой. Так что в субботу вся страна ну очень удивится, узнав, чем на самом деле занимаются ее высшие эшелоны.

– И эти эшелоны мы пустим под откос, – ухмыльнулся в ответ я.

– Очень на это надеюсь, – вздохнула Ариэль. – Но на этот момент меня больше беспокоит Барби.

Я вспомнил, что еще несколько недель назад Ариэль считала Барбару своим лютейшим врагом. О женщины!..

– С ней невозможно созвониться. Мобильный и рабочий телефоны молчат, а Мэри-Сью говорит, что она с утра улетела куда-то… как она выразилась? «Расфараоненная», кажется.

– Расфанфароненная, – подсказал я. – Может, у нее свиданье?

– С кем же? – удивилась Ариэль.

И тут я вспомнил, что Барби взяла на себя этого самого таинственного киллера или охранника Кохэгена, и мне стало тревожно.

Но тревога моя оказалась совершенно напрасной: незадолго до начала представления, к нашей вящей с Ариэль радости, в фойе вошла Барбара, но не одна, а в компании. «Расфанфароненная»? О, нет, не то слово! Я бы сказал, что Барбара просто расцвела. Вместо перманентно усталой худой женщины средних лет перед нами, словно Венера из морской пены, явилось воплощение мужских вожделений. Барбара казалась хрупкой, изящной, словно фарфоровая статуя, а ее некогда тускло-рыжие волосы струились по плечам сияющим медным потоком. Я понял, что мне очень нравятся рыжие женщины…

Компанию Барбаре составлял мужчина из тех, которые после достижения половой зрелости практически перестают меняться. Невозможно было точно определить его возраст, и очень сложно, отвернувшись, описать черты лица. Он был под стать своей даме худощав, но за этой худобой чувствовалась скрытая сила, какая бывает у солистов балета или гимнастов. Черты лица были тонкими, но не мелкими, нос с горбинкой и блестящие черные глаза вкупе со слегка волнистыми черными волосами говорили о его южном или юго-восточном происхождении, но кожа была бледной и слегка веснушчатой.

А главное – Барбара рядом с ним словно ожила. Нет, дело было совсем не в макияже, не в элегантной, в меру откровенной одежде – что-то поменялось даже в ее глазах.

– Блейк, Ариэль! – обрадовалась нам Барбара и повернулась к своему спутнику. – Познакомьтесь, это Пьер, мой друг.

Слово «друг» Барби произнесла с такой теплотой, с какой дети говорят о своих новорожденных младших братьях… до того, как их увидят.

– Очень приятно, – сказал мужчина, пожимая мне руку. – Весьма наслышан… док.

– Мне лестно, – улыбнулся я, – вы, похоже, недавно в городе?

– Как и вы, – вежливо ответил он. – Но думаю здесь задержаться, мне здесь нравится. Удивительное место!

– Я, кстати, первый раз в цирке, – сказала Барби. – Пойдем, Пьер, посмотрим здесь все, пока не началось выступление.

Мы с Ариэль остались наедине, если не принимать во внимание пару сотен туристов, толкущихся в проходах в ожидании представления.

– Я сегодня не смогу составить вам компанию, – вздохнул я. – Буду сидеть в щитовой. На всякий случай.

– Вы заметили, как сияет наша Барби? – спросила меня Ариэль. – Первый раз вижу ее такой. Как я рада!

– А чему вы радуетесь?

– Тому, что Барбара нашла себе этого мужчину. Интересно, он нанялся к Харконенам или к Кохэгенам?

На миг я подумал, что Барби привела с собой пресловутого Бельмондо, о котором говорил Бенджен. Но… нет, этот интеллигентный парень не тянул ни на наемника, ни на киллера. Он был похож на музыканта, ученого, инженера, но с автоматом наперевес я его себе представить решительно не мог.

И какой из него Бельмондо? Примерно такой же, как из меня Питер Мейхью.

Я сидел в щитовой, и мне было грустновато. Причин этой грусти я понять не мог, просто сидел и грустил. Такого раньше со мной не случалось: я жил, не испытывая сильных эмоций – ни радости, ни грусти, ни страха, ни гнева, ни влюбленности. Разве что восхищение было мне знакомо. В Хоулленде я стал совсем другим, как говорится, палитра моих чувств обогатилась множеством новых красок, и я удивлялся этой перемене.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем в дверь осторожно постучали. Ариэль? Но когда дверь открылась, я увидел не ее, а Барбару.

– Какое разочарование, да? – спросила она, входя и усаживаясь на незанятый стул из двух, находившихся в помещении. – Вы ждали не меня, ведь так?

– Никого я не ждал, – я взял чашку чая, оставленного Ариэль, и отхлебнул. Чай совсем остыл.

– Фокс, все ученые мужи такие или вы какое-то непонятное исключение? – ехидно поинтересовалась Барбара.

– Смотря в чем, – чистосердечно ответил я. – Но вообще-то я никогда не считал себя таким уж исключительным.

– Вы все время уходите от разговора! – сказала она с ноткой раздражения. – Нет, вы вообще все время уходите.

– От чего? – спросил я. Мне было интересно, что ей от меня нужно настолько, что она оставила своего элегантного Пьера и пришла в мое скучное узилище.

– От своего сердца! – едва ли не воскликнула она. – От своих чувств, черт побери! Такое впечатление, что все это видят, кроме вас.

– Что, собственно, видят все?

– То, что вам нравится Ариэль. А вы нравитесь ей.

– Барбара, не говорите глупости. Я же вам говорил…

– О да! Вы бы еще лекцию прочитали! Но только никакие разговоры, никакие слова не сделают правду неправдой, не погасят чувств, которые испытываете вы и которые испытывает она.

– Да откуда вы знаете?! – Я поставил чашку на стол с такой силой, что даже испугался, что она разобьется. – Вы мысли читать умеете, что ли?

– Ах так? Тогда скажите мне честно, что вы чувствуете к Ариэль.

– Что я чувствую к Ариэль?

– Да!!! Не переспрашивайте. Вы же не глухой и не дурак. Я задала простой вопрос, отвечайте. Но честно. Нет, честно-честно. Как самому себе. Больше, чем самому себе.

– Я… – и вдруг я понял, что ничего не могу сказать. Что я чувствую к Ариэль?

Передо мной пронеслось все, что было связано с ней. Наша случайная встреча в поезде, внезапная остановка и последующий разговор в тамбуре, хромая собака, «Макдоналдс» и поездка в Хоулленд. «Дыра». Цирк. Визит домой.

Я снова видел ее в приемной Харконена за «Макинтошем». И в машине с Фредди. Я слышал ее голос в трубке телефона и видел ее номер на сброшенном звонке. Я вновь врывался в ее маленькую комнатушку, пытаясь защитить ее от сынка канцлера, я вез ее домой с работы…

Что я чувствовал? Я чувствовал страх за нее и желание ее увидеть, чувствовал боязнь встретить ее и радость от этой встречи, я чувствовал уют наших бесед и теплоту ее щеки на моем предплечье. Я…

– Фокс, вы, кажется, лишились дара речи? – язвительно спросила Барбара. – Или мне ответить за вас? У вас все написано на лице, у вас это в глазах, и каждый, кто не слеп, это может увидеть. Почему, почему вы не решаетесь назвать это своим именем?

Почему? Потому что я прожил на свете пять десятков лет в пробирке, отгороженный от мира людей тонким лабораторным стеклом. Потому что у меня была семья, которая не была семьей. Была жена, с которой меня не связывало ни одно общее воспоминание, был ребенок, который…

– Да скажите уже! Это же так просто! Фокс, я знаю, вам необходимо это сделать. Без этого вы так и протопчетесь на пороге… на пороге. Просто скажите, о'кей? Назовите это чувство, дайте ему имя, примите его!

– Барбара, вы говорите, как пастор, – сказал я, внутренне раздражаясь от собственного бессилья, но чувствуя, что вот-вот капитулирую.

– Мне хочется ударить вас, Фокс, – прошипела она. – Влепить вам этакую хорошую оплеуху, чтобы вы немного очнулись, пришли в себя и увидели очевидное. Неужели вы, док, человек, способный поставить на уши целое государство, пусть и маленькое, неужели вы так и не решитесь…

– Я ее люблю, – сказал я, удивляясь тому, как я произнес эти слова. На мгновение в глазах у меня потемнело, будто Кохэген все-таки повернул рубильник где-то у себя на щитке, отключая свет в цирке. Но потом вновь стало светло.

– Вот так бы и раньше, – устало сказала Барбара.

Я отвернулся и продолжил, радуясь, что могу свободно говорить об этом:

– Да, я ее люблю. Довольны? И что мне с этим делать? Ей двадцать шесть. Мне сорок девять. Между нами разница в четверть века, в ту самую четверть, когда рухнула Берлинская стена, когда распался Советский Союз, в те четверть века, когда появились компьютеры и эволюционировали от шкафа с телевизором до миниатюрной коробочки, меньше пачки сигарет. Куда мне деть эти годы, в которых ее не было?

– Фокс, вы – зануда, – улыбнулась Барбара. – Мы же с вами об этом уже говорили. Какая, в сущности, разница? Она любит вас, и даже если бы вам было не пятьдесят лет, а двести пятьдесят, как Луи де Понт дю Лаку из «Вампирских хроник», все равно любила бы. Просто забейте на это, ок?

– Вам легко говорить, – хмыкнул я.

Она отвела взгляд:

– Мне? Мне совсем не легко. И я вас очень понимаю. Только у меня еще хуже, у меня в эти годы были не только берлинские стены, компьютеры со всей их эволюцией и номинации на Нобелевскую премию… – Она зябко и беспомощно поежилась: – Мне пора, Пьер может забеспокоиться. Я сказала ему, что пойду «припудрить носик». Мне совсем не хочется, чтобы он отправился на мои поиски и заблудился в этом страшном месте.

– Страшном? – я встал. – Что же здесь страшного?

– Не знаю, – ответила она. – Я чувствую, что от него у меня мороз по коже. С Пьером еще ничего, а так…

Мы вышли в темный коридор. Я даже обернулся, чтобы проверить, почему в коридоре нет света, не вырубили ли нам питание, но огоньки на пульте показывали, что все в порядке.

– Блейк выключил все, что только можно, – объяснила Барби. – Сказал, что, если вырубится внешняя электроподача, они некоторое время протянут на каких-то «упсах», а там вы включите генератор.

Я провел ее до выхода в зрительный зал, а затем вернулся в коридор. Но до щитовой я не дошел.

Из какого-то проема, вероятно, ведущего в одну из многочисленных ниш, частью обращенных во внутристенные шкафы, частью заброшенных, появилась тень. Она была выше меня фута на два, если не больше.

– А вот и вы, док, – сказал человек тихо, с мягким французским акцентом. – Я ждал вас.

Раздался тихий щелчок, и я увидел вспышку.