Глава 30

Брес убедился, что его побитое войско в безопасности, и распорядился, чтобы командиры развели воинов отдыхать по ближайшим деревням. Оставив Брандона с войском, король Лугайда с небольшой охраной поехал в Тамврот, отправив вперед гонца с плохими вестями. В сопровождении всего двадцати воинов он гнал коней в захваченную столицу.

Возвращение было нерадостным, а разграбленный, переживший осаду и пожар город выглядел угрюмо и убого. Брайен по приказу Бреса ввел комендантский час, и на улицах не было ни одной живой души. Только изредка тишину нарушали тяжелые шаги лугайдийских патрулей, да на площадях раскачивались на ветру трупы висельников.

Брес добрался до дворца глубокой ночью, но Брайен не спал, ожидая его. Не ответив на приветствие, Брес отправился в свои покои: привести себя в порядок с дороги и перекусить. Уже перед рассветом он прислал за Брайеном оруженосца, чтобы позвать родича к себе.

Король Лугайда сидел в бывших покоях Эннобара, в его личном кабинете, расположившись в большом мягком кресле. Он мрачно смотрел в камин, но выглядел таким же ухоженным и безупречно одетым, как всегда. Чистые волосы расчесаны волосок к волоску, усы приглажены.

— Тебе рассказали подробности, как я велел? — спросил Брес у Брайена, не отрывая глаз от камина.

— Да, — подтвердил тот и замолчал, ожидая, что король сам продолжит разговор.

— Я совершил ошибку, — сказал Брес, обращаясь прежде всего к самому себе. — Я недооценил эту ведьму — старую миледи Воронов. Надо было идти в Приморье, и сейчас бы эта проклятая шлюха, которая сношалась в горах со всеми демонами Бездны, оказалась в изоляции и подохла с голоду вместе со своими сыночками и дикарями, которые мнят себя лордами и думают, что стоят на одной доске с королями.

— Никто не мог предположить, что поднимется такая буря и что горцы перейдут горы с другой стороны, прямо из Лугайда, — вставил слово Брайен.

Брес наконец перевел на него взгляд.

— Могли. Погоду можно предусмотреть. И стоило дождаться вестей из Лугайда, о том, сколько этой швали было поймано и повешено после битвы. Я поторопился, а никто из вас не смог подсказать правильный путь. Эта ошибка могла стать роковой, а может, уже и стала. Но зато теперь я знаю, что никто из вас ни на что не годится.

Брайен только склонил голову. Он слишком хорошо знал Бреса и понимал, что тот в ярости. Король никогда не был склонен к бессмысленным проявлениям гнева, и до ярости его могло довести только одно: неоправдавшиеся расчеты, сбой в планах. Брес все и всегда тщательно и скрупулезно планировал. А если расчеты проваливались, впадал в холодное раздражение, которое было хуже любого безумного гнева.

— Что с заложниками? — внезапно спросил Брес.

— Все лорды, которые пришли под угрозой смерти преклонить колени перед тобой, мой король, оставили в залог сыновей или братьев, — поклонился Брайен. — Всего получилось около тысячи человек. Я отправил их всех в тюрьму.

— А куда дел преступников? — заинтересовался Брес.

— Которые хоть на что-то годились, продал на галеры на Острова. Остальных распорядился вздернуть или обезглавить, — отчитался Брайен. — По сути, все это время мы тут разгребали трупы: те, что остались после осады, и из городских тюрем. Теперь возле Тамврота есть несколько могильников. Я распорядился выставить там стражу, чтобы прогоняли любителей порыться в могилах и животных. Чума нам ни к чему. Я очень торопился: мы согнали на работы всех горожан, трудились день и ночь, и, хвала Небесам, никакой заразы не случилось.

— Зараза была бы катастрофой еще похуже Серых гор, — с одобрением в голосе заметил Брес. — Иногда, мой милый Брайен, тебе не откажешь в уме и умении сделать все как надо. Поэтому тебя я оставлю управлять Тамвротом до весны.

— Меня? — вырвалось у ошарашенного Брайана. Его лицо с тяжелыми чертами выражало крайнюю растерянность.

— Тебя, тебя, — посмеиваясь, кивнул Брес. — Наши люди устали, воины хотят к своим семьям, к своим женам и детям. Поэтому я заберу с собой всех, кто ходил на Серые горы. Им надо оправиться, отдохнуть и снова поверить в себя. До весны я буду собирать в Лугайде новую армию. Между нами с тобой ежедневно начнут ездить гонцы. Ты будешь описывать мне все, что здесь происходит.

— Что делать в первую очередь?

Брайен присел в свободное кресло, преданно глядя на короля.

— Во-первых, пусть шпионы следят за недовольными, — начал Брес, и лицо у него стало слегка сонным, а взгляд — жестоким. — Всех, кто собирается с целью заговора, — на плаху и костер, публично. Как можно жестче, чтобы даже не думали. Заложникам обеспечь достойное существование, в конце концов, нам нужны лорды покорные, а не озлобленные. Кому нужен полутруп вместо сына? Разрешай им видеться, но не часто: это милосердно, но безопасно. И, наконец, не сиди только в столице. Езди по лордам, чтобы они помнили: стальной кулак рядом. Если найдешь недовольных, казни нескольких заложников. Это отрезвляет.

— А что делать с теми, кто отказался преклонять колени, заперся в своих замках с воинами и будет доставлять неприятности? — спросил Брайен.

Брес помолчал, поглаживая рукой подлокотник кресла.

— Сколько таких? — спросил он.

— Около двух десятков. В основном всякая мелочь, но есть два лорда из четырех основных родов с немалыми силами, — ответил Брайен. — Они не привезли заложников и прислали тебе мешки с мертвыми петушиными головами и куриными телами.

— Лишний раз доказали свою глупость, — пожал плечами Брес. — Мне нет дела до идиотов, и хорошо смеется тот, кто смеется последним. Мелочь не трогай, она того не стоит. Но нужно по одному раздавить четырех главных смутьянов. Назови их имена.

— Лорд Нуад, лорд Карри, лорд Рональд и лорд Лурх, — перечислил Брайен.

Брес пощипал усы.

— Владения Карри лежат неподалеку от Лугайда. О нем не беспокойся: по пути в Лугайд я загляну к нему и потолкую о петушиных головах. Но остальные трое — твоя забота.

— Да, мой король, — склонил голову Брайен. — Тебе стоит отдохнуть.

— Да, — кивнул Брес. — Можешь идти, подробно обсудим завтра на совете. Но вот еще что: после совета соберем пир. Пусть все видят, что я праздную победу и все они для меня ничего не стоят. Я получил Тамврот и обратно не отдам.

В гигантском зале горели сотни свечей, и факелы пылали на стенах. Брес, в расшитой золотом мантии, увешанный золотыми цепями с подвесками из драгоценных камней, сидел во главе стола и смотрел на выступления менестрелей.

Здесь пировал цвет его лордов и те лорды Тамврота, что предпочли не ссориться с новой властью. Их было не очень много. За отдельным столом сидели те верные Эннобару лорды, которым Брес приказал явиться на пир в знак покорности и под угрозой расправы над заложниками. Эти были угрюмы, и еда на их тарелках оставалась нетронутой.

Брес выглядел довольным: он дружелюбно улыбался всем своим лордам, не выделяя никого и не обнося вниманием, и не выказывал презрения к побежденным. Он просто хотел показать им, кто теперь может их карать или миловать, и их покорность была важнее, чем головы.

Король Лугайда откинулся на спинку кресла и приложился к кубку с прекрасным легким вином. Ничего, кроме этого вина, именно из такого сорта светлого лугайдийского винограда, он никогда не пил.

Очередной менестрель закончил свою песню, и в центр зала вышла Эйнли, одетая в чудесно смотревшийся на ней народный костюм, с головой, убранной живыми цветами. Девушка закрыла глаза и запела, сразу же завладев вниманием зрителей.

— Хоть что-то хорошее Эннобар во дворце держал, — хмыкнул Брес, обращаясь к Брайену и указывая глазами на певицу. — Вот такие развлечения я одобряю: красивый голос, приятная внешность и веселая песня. Украшает пир и не зря ест свою овсянку. Во всем должен быть смысл, не так ли?

— Ты заберешь ее с собой в Лугайд? — спросил Брайен.

— Что? — удивился Брес. — Зачем? Это всего лишь звонкий голосок, инструмент для пира. А дома, если ты не забыл, у нас своих хватает.

— Но хорошими менестрелями и певицами гордятся и короли, — напомнил Брайен.

— А, — отмахнулся Брес, — если только те, кому больше гордиться нечем. Мне сейчас не до песен: Брандон привел войско, и через неделю я намерен выступить в Лугайд.

— С остановкой у лорда Нуада, — усмехнулся Брайен.

— Да-да, — засмеялся Брес. — Погощу у своего нового надельника. Надеюсь, он будет гостеприимным.

Они оба громко рассмеялись, хотя Эйнли все еще продолжала петь. Лорды Лугайда заулыбались, оглядываясь на своего короля, и выступление певицы вышло скомканным.

Эйнли закончила песню, поклонилась и вышла из Парадного зала. Она была бледной и выглядела так, словно перенесла тяжелую болезнь и сейчас не блистала в роскошном обществе, а копала могилы с остальными горожанами.

Девушка прошла через долгие галереи и оказалась в крыле, где теперь жили все слуги дворца. Эйнли принадлежал крошечный закуток в общей комнате, где обретались все дворцовые менестрели.

Она задернула занавеску из грубой мешковины и без сил опустилась на кровать. С трудом сдерживая слезы, Эйнли начала расплетать косы. Девушка думала только об одном — о Младшем Вороне. Эйнли ничего не знала о его судьбе. Краем уха она слышала, что почти все братья-Вороны погибли, и сердце ее обернулось покрывалом траура.

Эйнли не могла ни с кем поделиться своей болью: хорошо было уже то, что никто не напоминал о том, что она — из Серых гор. Те слуги, кто знал об этом, либо погибли во время захвата дворца, либо предпочитали молчать из сочувствия к ее красоте и молодости.

Поэтому девушка страдала молча, каждую ночь задыхаясь от слез. После пережитого кровопролития, после всех страшных сцен, которые ей довелось видеть, после того, как окровавленные тела королевы и Морны за ноги тащили по полу и их длинные волосы волочились следом, Эйнли чувствовала, что в ней что-то сломалось. Она не ощущала в себе сил для борьбы и жизни. Младший Ворон был мертв, а если и жив, они никогда не увидятся. Все, что ее ждало, — унылая и полная горестей жизнь при новом дворе.

Эйнли закрыла глаза и с трудом подавила судорожный всхлип. Она снова и снова прокручивала в голове сцену встречи с Младшим Вороном, его добрые глаза и смущенную улыбку, снова вспоминала прищуренный взгляд миледи Воронов и свое долгое путешествие в столицу. Сердце сжала горькая обида на несправедливость мира: почему Небеса только поманили ее счастьем и тут же забрали его, взамен обрушив на нее гранитную плиту беды?

— Мне все равно, — прошептала Эйнли, глядя в потолок. — Все равно, что со мной будет. Но пожалуйста, пусть он будет живым. И пусть мы с ним встретимся еще хотя бы раз. Хоть один-единственный раз поглядеть бы мне в его глаза. Пожалуйста.

В тишине крошечной каморки было слышно, как упали на подушку две ее прозрачные слезы.