Глава 21

Служанка, тащившая на руках Агнуса, выбежала из дворца с черного хода, перебежала задний двор, чудом увильнув от коней, солдат и метавшихся в панике слуг, выскользнула через калитку наружу и помчалась по узкому переулку.

Женщина тяжело дышала: Ангус весил прилично, да и сама она была в теле. Страх придал ей небывалые силы, но те быстро иссякли, и служанка перешла на шаг, хватая ртом холодный воздух.

Навстречу из-за угла попались трое солдат с обнаженными мечами. Увидев их, служанка остановилась как вкопанная и завизжала. Глаза солдат загорелись нехорошим блеском, и они с гоготом и ругательствами бросились к ней. Ангус закричал, словно заяц.

Служанка собралась с силами и отшвырнула его в сточную канаву. Мальчик пролетел по воздуху и шлепнулся в нечистоты. Он слышал истошные вопли служанки, сменившиеся животными стонами, страшные хриплые ругательства и смех солдат. Ангус потерял способность соображать, и тело вдруг начало подчиняться инстинктам.

Он поднялся из грязи и побежал по канаве прочь, оскальзываясь на бурой жиже и пригибаясь. Дорогая одежда и длинные красивые волосы потеряли всякий вид, и теперь Ангус был похож на жалкого бродяжку. Канава становилась глубже, и бежать было все тяжелее. Ангусу помогала только неуемная детская энергия, но его сил надолго не хватило бы.

— Эй, малыш! Детка, детка! — вдруг услышал он сверху и поднял голову.

С края канавы на него смотрела пожилая женщина в лохмотьях. Лицо было морщинистым и некрасивым, но светлые прозрачные глаза смотрели жалостливо.

— Малыш, Благие Небеса, как же ты туда попал? — запричитала женщина, опустилась на колени и протянула Ангусу руку.

Тот ухватился за нее и с трудом, упираясь ногами в земляные стены, выбрался из канавы, причем женщина его фактически вытянула, больно дернув и едва не вывихнув ему плечо.

— Скорее, надо спрятаться!

Женщина крепко схватила Ангуса и укрыла своей дырявой накидкой.

Мелко семеня, она побежала по переулку, прижимаясь к стенам и держась в тени. Не в силах видеть то, что происходило вокруг, Ангус крепко зажмурился. От нищенки кисло пахло немытым телом, луком и еще чем-то приторным. Мальчика затошнило, и он едва не потерял сознание.

Вокруг солдаты Бреса грабили, резали и насиловали горожан. Они вламывались в дома и либо убивали хозяев, либо, если те не сопротивлялась, забирали все, что приглянется. На грязную старуху, кравшуюся по стеночке, никто не обращал внимания.

Нищенка добежала до двухэтажного дома, из которого доносились вопли и грохот ломающейся мебели, нырнула вниз и торопливо спустилась в подвал. Там дрожащей рукой вставила висевший на веревке на шее ключик, открыла замок и проскользнула в темноту.

Она поставила Ангуса на пол, поскорее заперла замок, чем-то зашуршала и зажгла жировой светильник в маленькой плошке. Света от него почти не было. Нищенка посадила Ангуса на жесткую узкую кровать и прижала к себе.

— Бедный малыш, моя детка, моя детка, — бормотала она, гладя мальчика по волосам. — Моя деточка, мой маленький ягненочек.

У Ангуса слипались глаза и кружилась голова. Но тут, в тишине и полумраке, он вдруг ожил, и осознание всего случившегося ужаса обрушилось на него со всей безжалостностью. Он закричал, вырвался и вскочил на ноги.

— Я сын Старшего Ворона, мои мама и папа во дворце, я хочу к ним! Отведи меня к маме! — кричал Ангус, топая ногой, визжа и размахивая руками.

Нищенка снова поймала его и прижала к себе. Ангус верещал, боролся и даже пытался ее укусить, но взрыв энергии закончился так же внезапно, как начался.

— Бедный, бедный малыш, — бормотала нищенка, баюкая его. — Ведь твои родители мертвы, да примут их Небеса на поля радости и блаженства. Сирота ты теперь горемычная. Один, словно в поле былиночка. Ну тише, тише. Успокойся, поспи. И не надо больше говорить, чей ты сын. Теперь ты будешь мой сынок, я тебе стану песенки петь… Ах, когда-то был у меня сынок! Такой крошечка, такой маленький! Да я его оставила на чужих людей, а сама на заработки ушла. Он и умер, бедный мой, моя кровиночка, мой зайчик лесной…

Нищенка глухо зарыдала. Ее теплые слезы капали Ангусу на макушку. А слезы Ангуса текли и текли, насквозь пропитывая лохмотья нищенки и смачивая ее вздрагивающую грудь.

В огромном кабинете Аодха Ворона всегда было сумрачно и холодно. Серый камень стен и невидимые сквозняки изо всех углов мешали огню гигантского камина согреть помещение. Кроме того, с самой смерти Аодха кабинетом не пользовались, и теперь в нем витал дух нежилого помещения, хотя служанки и постарались вытравить его горячей водой с щелоком и ароматными сухими травами, настеленными на каменный пол.

Под потолком жила темнота, на стенах висели ростовые, потемневшие от времени, портреты Воронов, чьи имена теперь помнили лишь только архивные книги, пылившиеся в замковом святилище.

За круглым столом сидели: миледи Воронов, начальник стражи Каэрвен, лорд Медведь со старшим сыном, два лорда Волка (старый и молодой), лорд Вепрь, совсем юный, румяный, с испуганно-радостно блестевшими глазами, лорды Рысь, Росомаха, Горностай, Олень, Зубр, Тур и еще несколько лордов, не принадлежавших к древним родам Серых гор, названных по своим предкам из местной фауны.

Над столом царило угрюмое молчание: почти все роды отдали лучших сыновей и воинов в войско Эннобара, и во многих горных замках теперь стонали старинные плачи овдовевшие миледи, осиротевшие дети и дряхлые матери, потерявшие свою гордость — сыновей в самом расцвете лет и мужей, возглавлявших род. А еще черной тенью воронова крыла накрыла горы весть о том, что Брес занял Тамврот и разоряет замки и деревни.

Миледи Воронов казалась спокойной. Ее красивое лицо не портили ни заплаканные глаза, ни тени, ни морщины. Только жестче стали складки у рта да еще холоднее и проницательней — взгляд.

— Говорят, Брес не сжег Тамврот, а стоит там и обирает окрестные земли, — нарушил молчание лорд Медведь — седой, заросший бородой и серебристым пухом по самые глаза. Его мощные плечи сутулились, спина уже не держалась ровно.

— Скорее всего, он захочет пойти на нас или на Приморье, — отозвался молодой пригожий лорд Рысь. Он был старшим среди трех братьев, но остался дома, так как прошлым летом, охотясь в горах, упал с лошади и повредил ногу, превратившись в калеку. В голубых глазах лорда Рыси жила затаенная боль, тяжелое, страшное горе. Оба брата остались лежать рядом с телом лорда Кайси, а он торчал дома вместе со стариками и сейчас сидел за столом совета.

— Я послал к границам разведчиков, — сообщил старший лорд Волк. — Некоторые дошли почти до Тамврота, и дело плохо: повсюду ездят вооруженные отряды Лугайда, армия Бреса стоит в столице и по замкам в округе. Они запасаются провизией и отнимают оружие, хватают крепких мужчин и забирают в Тамврот, в тюрьму.

— Но разве Бресу выгодно сейчас бросать только что занятый Тамврот и лезть к нам, в горы? — робко подал голос лорд Вепрь, которому на днях исполнилось шестнадцать лет. Его отец, старший брат и даже племянник, сын старшего брата, погибли с войском Кайси, и теперь он стал главой рода, отчего ему было весело и страшно. А еще он испытывал гордость и мечтал о подвигах, в то же время не до конца веря, что это все не сон и он действительно как взрослый сидит на совете в Твердыне Воронов.

— Бресу сейчас выгодно свернуть шеи всем, кто стоит между ним и властью, — хрипло ответил старый лорд Волк. — Он разбил Эннобара и занял Тамврот. Ему кажется, что еще немного — и он возложит на голову императорскую корону, впервые с древних времен объединив все земли под своей рукой. Конечно, он не остановится. Особенно сейчас, когда у него еще вкус крови на языке не остыл, а голова кружится от всемогущества.

— Никто точно не знает, сюда он полезет или потопает по прямой гладкой дорожке в Приморье, — буркнул лорд Медведь. — Чего он в горах забыл? Когда у него до Приморья рукой подать, а там флот, плодородные земли и выход в море.

— Брес придет сюда, — негромко сказала миледи Воронов, глядя на один из портретов.

Лица изображенного мужчины было не разобрать, но еще виднелся его богатый, хоть и безыскусный наряд. Миледи смотрела на тщательно прорисованные золотые цепи — потускневший цвет золота продолжал сиять среди потемневших красок.

Повисло молчание. Лорды переглядывались. Каэрвен прочистил горло и обратился к миледи:

— Но разведчики пока не доставили верных сведений…

— Брес придет сюда, — остановила его миледи, и наконец посмотрела на мужчин.

Те, на ком останавливался взгляд ее льдистых, словно замороженных глаз, вздрагивали. В них всплывало что-то темное, страшное, нечеловеческое. Заставлявшее даже бывалых воинов отворачиваться, пряча лицо. Черные точки зрачков расширялись, заполняя светлую радужку, и тьма, такая, какая каждую ночь падала на горы, всплывала со дна этих неестественно красивых и бесстрастных женских глаз.

— Сейчас вопрос в том, как отстоять горы, — тем же тоном добавила миледи Воронов.

Лорды переглядывались, но никто не решался первым высказать свои сомнения. Наконец старый лорд Волк разлепил синеватые тонкие губы и в упор посмотрел на миледи:

— У нас двадцать тысяч воинов, и вести их будут такие старики, как я, и такие сопливые щенки, как лорд Вепрь. А у Бреса прекрасно подготовленное, выдрессированное войско, верящее в свою непобедимость.

Миледи снова обвела взглядом лица мужчин. Все они были согласны со словами лорда Волка.

— И что же вы думаете? — спокойно спросила она у всех сразу, но глядя на Волка.

— Надо договориться с Бресом, послать к нему послов и присягнуть на верность, — дернул острым кадыком старик. Седые длинные волосы гривой лежали на плечах, придавая ему величественный вид, и тем постыдней прозвучали его слова.

— Мы слыхали, что он предлагал Тамвроту сдаться, сохранив жизнь и имущество, — не поднимая глаз, добавил лорд Медведь.

— Просто военная хитрость, — поспешил вмешаться лорд Росомаха.

Единственный из всех присутствующих, он ездил с войском Эннобара, но получил стрелу в плечо в самом начале битвы, а потому повернул коня и таким образом спасся. Лорд Росомаха успел понять, что войско гибнет, и уехать прежде, чем поражение превратилось в разгром. Он загнал трех лошадей насмерть, но вернулся в свой замок еще до того, как Брес пересек границу Тамврота.

— Вы не видели, что это за воины. Не видели, сколько их и как они прекрасно вооружены, — говорил Росомаха, и глаза его блестели от воспоминаний и страха. — Брес сотрет нас с лица земли. Выходить против него все равно что против снежной бури.

При этих словах миледи вдруг усмехнулась. Ее лицо оживилось, взгляд стал ярким и заинтересованным.

— Ну-ну, — усмехнулась она. — Так вот как ведут свои военные советы мужчины? Ясно мне теперь, почему на них никогда не зовут женщин… Потому что после таких трусливых жалких речей, годных для овец и зайцев, а не для воинов, любая из ваших жен усомнится в вашем мужестве!

Сидящие за столом дружно покраснели: кто от злости, кто от стыда, кто от негодования. Но не согласны со словами миледи были все. Не давая никому и рта раскрыть, мать Воронов приподнялась в кресле и повысила голос.

— Неужели вы думаете, что Брес даст вам мир и прощение? — спросила она. — На чью милость вы надеетесь? На милость и честь человека, который не побрезговал глумиться над мертвыми телами? Который убивает детей и грабит деревни? Брес упивается кровью, как хорек, попавший в курятник и потерявший разум от убийства. Он явится и наплетет вам все что угодно, лишь бы впустили его в горы. А потом перевешает на стенах ваших же замков или заберет ваши отрубленные головы — украсить стены Лугайда! Но вы же трусы, вы боитесь выйти на защиту своих гор! Вам приятней верить, что, отдав Бресу свою честь, свое имущество, вы его умилостивите. Но даже если вы подложите под Бреса и его убийц собственных жен и дочерей, он все равно перебьет и вас, и ваших сыновей, потому что он вас ненавидит и боится так же, как ненавидели и боялись его отец, дед и прадед!

Миледи остановилась, но лица лордов уже не были прежними — их исковеркали стыд и ненависть. Юный лорд Вепрь даже привстал со своего кресла, губы его вздрагивали, словно он собирался расплакаться.

— Вы! — Миледи Воронов указала пальцем на лордов. — Неужели вы думаете, я не понимаю всего, что вы тут пытаетесь доказать? Неужели думаете, что я, потерявшая старшего и лучшего сына, а вместе с ним — всех сыновей и внуков разом, — неужели вы думаете, что я не понимаю всю тяжесть ваших потерь и всю безнадежность нашего положения? Но я понимаю. И знаю, вижу ясно, как светлый день: если мы не остановим Бреса, потеряем и то, что осталось, включая жизнь. И, что страшнее, честь! Не верите мне — спросите Каэрвена, пусть он скажет вам, что я знала о разгроме Эннобара и смерти своего сына еще до того, как пришли вести из Тамврота! Каэрвен! Говори!

Каэрвен побледнел и ссутулился.

— Это правда, — коротко сказал он, и в глазах его всплыл животный ужас — так дикий зверь, попавший в капкан, следит за приближением охотников и собак.

Вдруг сверху упал резкий крик, и огромный черный ворон слетел с потолочной балки, плавно опустившись на спинку стула миледи. На всех сидевших это произвело неизгладимое впечатление: от лиц отхлынула кровь, глаза широко раскрылись.

— Я говорю вам, — сквозь зубы произнесла миледи, и глаза ее горели страшным огнем, — что Брес не получит мои горы. Я обещаю вам сделать все, что в моих силах.

От ее тона по спинам лордов пробежали мурашки. Ворон распахнул крылья и пронзительно каркнул несколько раз подряд.

— Вороны и видения — это хорошо, — вдруг мрачно сказал высокий лорд Тур, который не пошел с войском Эннобара только потому, что не успел собрать свою дружину и опоздал в столицу. Сейчас он один смотрел на миледи Воронов без трепета. — Но мы будем иметь дело с реальным войском. А потому, если уж мы примем вызов Бреса, надо правильно его встретить.

— Затем вы тут и собрались.

Миледи откинулась на спинку стула.

— Но вдруг все-таки Брес пойдет на Приморье, а не сюда? — с надеждой спросил лорд Рысь.

— Брес придет сюда, и уже довольно скоро, — ответила миледи, снова устремляя взгляд на портрет. — Я знаю это наверняка, так же, как знаю, что мой старший сын мертв и зарыт вместе с остальными в общей могиле на пустыре при кладбище.

Ворон каркнул, подтверждая ее слова.