Книга: Отдел
На главную: Предисловие
Дальше: Глава 2

Алексей Сальников
Отдел

Глава 1

Жена пятый раз за полтора часа позвонила Игорю и спросила, когда он будет дома. С той поры, как его выгнали из органов, она стала удивительно властной язвой. Все пять раз, что она звонила, жена намекала, что задержится на работе, поэтому он должен забрать сына из детского сада.
– Слушай, – не выдержал наконец Игорь, – тебе что там, заняться нечем, кроме как названивать?
Его раздражение было легко понять, он кружил по району на машине, как какой-то залетный бомбила, в поисках дома, где должно было состояться собеседование, но gps, «Яндекс-карта», «Гугл-мэпс» и прохожие, как один, указывали ему на одинокое здание, красная кирпичная труба которого, несколько выщербленная временем, торчала из-за кривого бетонного забора. Низкое октябрьское небо, на фоне которого торчала труба, медленно гнало куда-то одну сплошную, широкоформатную, от края до края, тучу, и небесное движение это приводило Игоря в еще большее отчаяние. Здание с трубой, к которому вела глинистая грунтовка, перегороженная облезлым деревянным шлагбаумом, никак не могло быть фээсбэшной конторой, куда несколько дней назад Игоря настойчиво зазывал офицер со смутно знакомой фамилией.
Жена позвонила шестой раз, Игорь подумал: «Я как бы забыл телефон», – и действительно оставил телефон в машине, вышел и полез под шлагбаум. За забором было еще более уныло, чем казалось снаружи, дело, видимо, было в том, что до этого Игорь глядел через шлагбаум из теплого сухого автомобиля и не чувствовал и не слышал того ветра запустения, который непрерывно двигался через огороженную территорию, роняя капли редкого дождя. С внутренней стороны углы забора, заросшие какими-то кустами, выглядели, как забывшие о бритве подмышки. Грунтовка знаком вопроса огибала здание с трубой, как бы интригуя тем, что вход в здание находится со стороны, обратной въезду; с той стороны, где стоял Игорь, были только большие окна, состоявшие из множества квадратных стеклышек, настолько пыльных, что тем, кто был внутри, если внутри кто-то имелся, не нужны были шторы. Справа от окон располагалась водосточная труба с оторванным низом и чернотой на том месте, где секции трубы соединялись друг с другом. Возле водосточной трубы стоял крупный хмурый мужчина в потасканном синем комбинезоне и курил сигарету. Игорь помахал ему рукой, надеясь, что тот задержится и как-то разъяснит весь этот занимавший Игоря топографический идиотизм, но мужчина, завидев повиливания Игоря в свой адрес, бросил окурок, пошел прочь, открыл дверь где-то сбоку здания и пропал. «Вот сука», – почти без злобы подумал Игорь.
Внутри здания с трубой, если не считать двух паровых котлов и запаха туалета, смешанного с запахом хлорки, было пусто. Игорь походил туда-сюда, изучая выцветшие плакаты с правилами техники безопасности, пустой противопожарный щит с силуэтами багра, топора и треугольного ведра, нашел две двери в подсобки с надписями «Сварщики» и «Слесаря» и безрезультатно подергал дверные ручки. Шум отразился от кафельного пола эхом, похожим на цоканье каблучков, Игорь вспомнил про жену, и легкая волна злорадства слегка притушила ту досаду, что была у него на душе. Наконец Игорь нашел дверь, ведущую на лестничный пролет, который вел, в свою очередь, куда-то наверх. Наверху был сумрачный коридор без единого окна, освещенный парой сорокаваттных лампочек, по обеим сторонам коридора находились двери, Игорь без стука сунулся в первую из них.
В кабинете кафель сменялся линолеумом, старые половицы заскрипели под ногами Игоря, и полный, приземистый человек, сидевший спиной ко входу, лицом к экрану ноутбука и что-то набиравший на бесшумной клавиатуре, блеснул абсолютной лысиной, озвучивая равнодушный вопрос.
– Чего надо? – спросила лысина тусклым голосом.
«Шоколада», – захотелось ответить Игорю, он замялся, соображая, как оформить вопрос, чтобы не выглядеть совсем уж глупо, и человек за ноутбуком, почувствовав заминку, глянул через плечо.
– А-а, – сказал человек даже как бы с разочарованием. – Ну, садись, садись.
Он показал на стул сбоку от стола. Загипнотизированный его разочарованием, Игорь послушно сел. Человек продолжил шарить по клавиатуре толстенькими пальцами, кольца на безымянном пальце правой руки не было. Он будто забыл об Игоре минут на десять. За это время Игорь успел устать, скашивая глаза на убранство кабинета, более походившего на вотчину советского директора школы, со всеми этими стеклянными шкафами, где хранились журналы, потускневшими вымпелами на стене, пыльными спортивными кубками на подоконнике, красным дисковым телефоном на столе. Стул под хозяином кабинета поскрипывал. Спортивный костюм человека за ноутбуком не вязался с его одышливым посвистывающим дыханием. Возникал вопрос: если лысый так дышит, когда просто сидит, то что же происходит с его дыхалкой, когда он передвигается.
– Пришел, значит, – сказал человек так внезапно, что Игорь подпрыгнул от неожиданности на своем онемевшем от сидения заду.
Толстяк с нескольких попыток выдвинул перекосившийся ящик стола, вытащил оттуда канцелярскую папку с надписью «Дело», развязал тесемочки, сверился с тем, что внутри, и спросил, как-то по-особенному сотрясая щеками:
– Игорь Петрович? Так?
– Так, – кивнул Игорь.
Толстяк бросил папку обратно в ящик стола и с нескольких попыток задвинул его. Он обратил глаза в сторону посетителя, и от этого взгляда Игорю стало как-то нехорошо, у него создалось впечатление, что к толстяку приделаны глаза от кого-то другого, будто швейцарской овчарке пересадили глазки питбуля.
– Давай сразу на ты, Игорь Петрович, – сказал толстяк. – Меня зовут Сергей Сергеич, я тут главный, я тебе и звонил.
Толстяк не сделал никакого движения, хотя бы намекающего на то, что он собирается протянуть руку для рукопожатия, Игорь подумал, что если протянет руку первым – это будет как-то унизительно в свете того, что устроили ему на прежней работе, и в свете того, что творилось у Игоря в семье. Он решил, что унижений ему хватит, и через это в знакомстве Игоря и Сергея Сергеевича образовалась неловкая пауза с пятисекундными гляделками.
– Ты знаешь, чем мы тут занимаемся? Справки у бывших коллег не наводил? – в последнем вопросе толстяка сквозила некая, понятная им обоим, издевка. Игорь невольно хмыкнул, а Сергей Сергеевич расценил это хмыканье иначе, нежели это мыслил Игорь. В хмыканье Игоря должна была угадываться горечь, типа, какие, на хрен, бывшие коллеги. Сергей Сергеевич же угадал какую-то насмешку над деятельностью своей и своих коллег.
– Нет, ну понятно, – вздохнул Сергей Сергеевич, – но при этом ты же пришел сюда. Или совсем все плохо? Даже начальником охраны никуда не берут? Даже бухгалтером в какое-нибудь СМУ не хотят?
– Не хотят, – честно сказал Игорь.
– Вот, – удовлетворенно заметил Сергей Сергеевич, – теперь ты уяснил, куда ведет неправедный путь коррупции.
Игорь оценивающе пригляделся к лицу толстяка, пытаясь угадать, насмешничает он или нет, но только загляделся на мелкие малиновые прожилки на щеках Сергея Сергеевича, с самого детства такие прожилки на лицах пожилых людей пугали его.
– То, что ты неразговорчивый, – это хорошо, – сказал Сергей Сергеевич, тоже, видимо, приглядывающийся к Игорю и сделавший для себя кое-какие выводы. – Потому что если у тебя раньше были поводы молчать, то теперь у тебя их только прибавится, если согласишься работать по специальности.
«Был бы я таким неразговорчивым раньше, я бы тут не сидел», – с легкой тоской подумал Игорь.
– Так чем нужно будет заниматься? – спросил Игорь.
Сергей Сергеевич скрипнул стулом, закрыл ноутбук и посмотрел на Игоря так, что у того вспотели ладони.
– Всем, чем я скажу, нужно будет заниматься, Игорь Петрович. Это второй шанс, ты сам понимаешь, если тебе его государство дало, нужно ценить. Если ты сюда пришел, значит, этот шанс тебе нужен, так ведь? – Сергей Сергеевич не стал дожидаться ответа и продолжил: – Мне нужны такие люди, которые, если я скажу поехать в Таиланд и притвориться бригадой тайских блядей, спросят только, когда выезжаем, а как предохранить их от СПИДа и предохранять ли вообще – моя забота. Я хочу знать, что они не побегут в ближайшую газетенку со сведениями о том, что фээсбэ крышует сиамские бордели и поставляет им своих сотрудников.
Игорь понял, что это шпилька в его адрес, и кровь несколько прилила к его лицу.
– А косметика? – спросил Игорь исподлобья.
– Что косметика? – не понял Сергей Сергеевич.
– Косметику в Тайланд свою брать, или вы на месте выдадите?
– Юмор – это хорошо, – с тем же выражением лица одобрил выпад Игоря Сергей Сергеевич. – Юмор, особенно вот такой беззлобный, позитивно действует на коллектив, но учти, что у меня, кроме тебя, таких клоунов уже несколько штук есть, не устанешь соревноваться?
«Не устану», – подумал Игорь, но промолчал. Он не понимал, что опять привело его сюда, под крыло этих людей, чьи корочки и звездочки на погонах что-то решают в судьбах других людей – без корочек, без звездочек или с количеством звездочек, соответствующих низшему рангу. Это был необъяснимый магнетизм причастности к защите страны. Многие люди, очарованные этим магнетизмом, строили генеральские дачи или крышевали бизнес, или, как Игорь, безропотно выслушивали шутки про тайских блядей, при том что если бы такую шутку высказал какой-нибудь другой работодатель, не имеющий этого флера причастности к высшей цели, звездочек, корочек, Игорь уже попытался бы разломать столешницу его жирной мордой.
Молчание Игоря Сергей Сергеевич расценил по-своему и сказал:
– Значит, Игорь Петрович, история такая. Я тебя обманывать не буду. Формально мы, конечно, фээсбэ принадлежим, то есть ты сможешь как раньше корочками по пьяни светить, на дороге там, если проблемы возникнут, тоже. Но если на реального фээсбэшника напорешься, то тут он по всем статьям обыгрывает, типа, у тебя восьмерка, а у него туз. Так что если начнешь не по делу залупаться, то и отсюда вылетишь. Ты тут до первого косяка – и без тебя придурков хватает. И еще такое дело. Проект совместный с Минобороны, секретный на всех этапах, поэтому деньги попилили уже на стадии выделения и пилили еще несколько раз, прежде чем они до нас дошли, сам видишь, какая у нас конторка через это образовалась, в сортир лучше дома ходить, ботинки целее будут. Карандаши, ручки, картриджи для принтера самому придется покупать, по крайней мере, пока. Кадры у нас тоже такие, что даже ты ахнешь. Я имен называть не буду, но один хрен свидание одиннадцатилетнему пацану назначил в Интернете, скандал был, ну его, короче, выперли из органов, но за прежние заслуги все-таки решили пристроить хотя бы сюда до пенсии. Его жена из дома выгнала, так он прямо тут и живет, ему, бедолаге, приходится терпеть все здешние удобства, но это, наверно, все равно лучше, чем из дырявой ложки есть. Сюда даже дочку одного генерала пытались всунуть, когда она семью на пешеходном переходе бодро переехала, но потом решили по старинке, типа, отсрочка приговора до времени, когда ее ребенку исполнится четырнадцать лет, а она даже не беременна еще, прикинь.
– Прикинул, – сказал Игорь.
– Я тебя в детали, конечно, посвящать не могу, меня самого не во все посвятили, – продолжил Сергей Сергеевич, – но, вообще, работа не пыльная. Это даже, я бы сказал, иллюзия работы. Я, честно тебе скажу, сам не могу поверить, чем тут занимаюсь. Я иногда сижу дома и несколько охреневаю, и тебя это чувство посетит, тут только Молодого оно не посещает, ну так у него при нынешнем строе, считай, вся сознательная жизнь прошла. А ты же еще до перестройки родился?
– В деле всё есть, – заметил Игорь.
– Да, – то ли признал правоту Игоря Сергей Сергеевич, то ли отвечал каким-то своим мыслям. – Короче, бардак, конечно, но ты ведь и раньше с этим сталкивался, и надеюсь, что пыл поумерил, варежку уже не будешь разевать.
Из-за этого сказанного добродушно «разевать варежку» кровь опять прихлынула к лицу Игоря.
– Тут просто нельзя играть в разоблачителя, реально, – пояснил Сергей Сергеевич. – Если начнешь видеообращение к народу на ютьюб закидывать или документы сканировать для «Викиликс» про то, какой идиотизм здесь творится, то сразу говорю, ты ничего не докажешь. Это в лучшем случае, а в худшем, конечно, твои старые грешки могут припомнить, и будет твоя жена передачки в тринадцатую колонию возить, сам понимаешь.
Игорь совсем не был уверен, что его жена будет возить передачки в тринадцатую колонию, он не был уверен теперь, будет она их хотя бы слать или хотя бы отвечать на письма, и, видимо, эти мысли как-то отразились на мимических мышцах Игоря, потому что Сергей Сергеевич спросил.
– Ну что, есть какие-нибудь вопросы, может, детали какие остались непонятные? Ты не стесняйся, лучше сразу узнавай, чтобы потом не было соблазна героя из себя строить. Лучше сразу представь, что тебе предложили охранником в Освенциме работать, чтобы шор каких-то романтических не оставалось, если они у тебя еще остались с прошлого раза.
– Курить здесь можно? – спросил Игорь.
– Вообще, я противник этого дела, – признался Сергей Сергеевич. – Я, как видишь, больше пожрать люблю в нерабочее время. – Да и в рабочее тоже, – угадал мысль Игоря Сергей Сергеевич. – Но так-то можно – только форточку открой, а пепел в кубок вон тот стряхивай, потом вымоешь.
Возникла очередная заминка, связанная с тем, что Игорь выкурил все сигареты, пока искал здание конторы, и ожидал, что Сергей Сергеевич поделится куревом – Игорь решил, что проблемы с сосудами на лице возникли у будущего начальника от того, что он злоупотреблял алкоголем и табаком. Теперь Игорь не знал, как сказать об этом повежливее, а Сергей Сергеевич ждал, когда Игорь начнет свое задумчивое курение под форточкой. Игорь стал ищуще хлопать себя по карманам.
– А, так ты так завуалировано стрельнуть пытался. Извини, – Сергей Сергеевич, хрустнув костями стула, привычно снял трубку с телефона, зажал ее между плечом и щекой, схватил тело телефона одной рукой, чтобы тот не скользил по столу, а указательным пальцем второй раза два повращал телефонный диск.
Только теперь Игорь заметил круглые настенные часы над входом в кабинет, они показывали тридцать восемь минут пятого. Только без двадцати пять отчетливые гудки в телефонной трубке сменились каким-то хрипением, а Сергей Сергеевич возмущенно засопел в ответ на это хрипение.
– Ты спишь, что ли, там? Сигаретку занеси мне, дорогой.
Трубка что-то коротко вопросительно или возмущенно прошипела.
– А на что ты нанимался? – не без язвы спросил Сергей Сергеевич. – Давай, короче, неси, потом поругаемся, заодно познакомишься.
Трубка опять похрипела, на этот раз как будто вопросительно. Сергей Сергеевич после этого вопроса оценивающе глянул на Игоря.
– Не, ну хер знает, – сказал Сергей Сергеевич, – может, Филу и понравится, а тебе вряд ли, хотя если еще пару месяцев в таком темпе придется работать, мы тут все друг к другу заприглядываемся. Короче, иди сюда, хорош уже кокетничать.
Сергей Сергеевич хлопнул трубку обратно на рычаг и, как показалось Игорю, облегченно вздохнул.
– Вот так вот, – сказал он, как будто объясняя Игорю что-то.
Через минуту в дверь аккуратно постучали.
– Ёлы-палы, – громко высказался Сергей Сергеевич вместо приглашения зайти, и на пороге появился тот самый здоровяк в синем комбинезоне, что проигнорировал махания Игоря возле шлагбаума.
– А, этот, что ли, – сказал здоровяк с некоторым разочарованием, пока Игорь изучал его заляпанныегрязью брезентовые ботинки. – Это ведь тот самый, крыса который? – спросил он так, будто Игоря не было в кабинете, считая, скорее всего, что телосложение дает ему право задавать такие вопросы в таком тоне и в присутствии Игоря.
– Да, да, – ответил Сергей Сергеевич, попадая в тон здоровяку, так, что у Игоря создалось впечатление, что он вообще исчез. – Он самый. Пятно на чистом лике государственной службы. Он твой тезка, кстати, только Петрович.
– А-а, ну хорошо, – одобрил здоровяк и пояснил свое одобрение: – Хоть запоминать особо не нужно, а то этот, то ли Ренат, то ли Ринат…
– Ринат, – сказал Сергей Сергеевич.
– Ну ладно, – отвечал здоровяк, – пойдем, что ли, покурим, Игорь, э-э-э…
Игорь понял, что пора подняться и пожать руку.
– Игорь Петрович, – сказал он здоровяку, пытаясь показать, что его рукопожатие не такое слабое, как может показаться на первый взгляд, что впечатление обманчиво.
– Игорь Васильич, – представился здоровяк и тут же бросил через плечо Игоря: – Смотри-ка, вроде женатый, а рука правая сильнее, чем у Молодого.
Игорь пропустил шутку здоровяка мимо ушей, а Сергей Сергеевич оставил ее без ответа. Игорь обратил внимание, что у Игоря Васильевича, как и у Сергея Сергеевича, не было обручального кольца.
– Ладно, Игорь Петрович, пойдем, правда, покурим в другом месте, – Игорь кивнул, они вышли, и здоровяк сказал в еще не закрытую дверь: – А то опять начнет, у меня из-за вас астма, диабет, давление.
Они вышли на лестничную площадку и поднялись на этаж выше, может, и там тоже был коридор, но дверь в него была заколочена двумя толстыми досками крест-накрест. Здесь ступени заканчивались и лестничная площадка выглядела свежее из-за своей заброшенности, она была как будто только что побелена, побелена была даже заколоченная дверь – и сразу же брошена малярами, в углу еще стояли их кисти, покрытые известкой, на подоконнике полуоткрытого окна стояло ведро с белыми подтеками. Игорь Васильевич показал на это ведро и сказал:
– Пепельница.
Потом протянул Игорю сигарету, закурил сам и дал прикурить Игорю.
– К нам, значит, собираешься, – сказал здоровяк после первой затяжки.
Игорь покивал и спросил:
– А что тут, вообще?
Игорь Васильевич ухмыльнулся.
– А тебе главный мраку напускал? – Игорь покивал. – Обещал командировку в Тайланд? – Игорь опять покивал.
– Да тут все по-всякому считают, – сказал Игорь Васильевич, пуская дым на макушку Игоря. – Молодой говорит, что мы, типа, инопланетян допрашиваем. Говорит, что кто-то наверху выслужиться решил еще при Медведеве, типа, если тот от инноваций на внеземной разум переключится, ему сразу нас предъявят: вот, у нас уже это есть, и документы имеются и все остальное – список операций, протоколы допросов. Но ты не парься особо, что все это правда, на самом деле эта история еще при Союзе началась. Но я не могу тебе рассказать, потому что у меня с Эсэсом договор языком не трепать. Ренат думает, что мы черных риэлторов покрываем каким-то макаром для кого-то сверху.
Игорь не знал, чем ответить на такой пространный спич и неопределенно похмыкал, делая вид, что понимает, о чем говорит Игорь Васильевич.
– А я вот надеюсь, что не у всех же наверху крыша поехала, если держат нас тут, значит, есть какой-то смысл, система определенная прослеживается. Отчетности ведь всякой требуют наверх даже больше, чем обычно; тут, блин, столько бумажной работы – даже ты, бухгалтер, охренеешь. Да и смысла не было бы все так скрывать, если бы это была криминальная схема под крышей фээсбэ. Ты ведь не один такой несчастный, что никуда приткнуться не можешь, тут половина народу согласилась бы на любую криминальную байду сразу, если бы ее прямым текстом предложили, а вторая половина поломалась бы, поломалась и согласилась после некоторых раздумий. Ну, что я тебе говорю, если согласишься, может, сам до чего додумаешься, даже интересно, что тебе в голову придет.
– А зарплата как?
– Ну, мне хватает, – уклончиво ответил Игорь Васильевич.
Игорь мысленно усмехнулся, его всегда удивлял этот стыд людей при разговоре о зарплатах. Все, кого когда-либо знал Игорь, с легкостью рассказывали о каких-то гомосексуальных опытах в юности, о том, как у них не стоит на жену, о самых интимных деталях семейной жизни, но сразу же стеснительно замыкались, когда разговор заходил о деньгах, которые они честно получали за свой честный труд, – какое-то сложное табу на финансовую наготу. Игорь и сам стеснялся говорить, сколько зарабатывает. Он хотел озвучить эту мысль, но почему-то не решился, пялясь на огромные боты Игоря Васильевича, тому тоже резко не о чем стало говорить, поэтому остаток перекура они провели молча.
Они спустились к Сергею Сергеевичу, здоровяк зачем-то ободряюще похлопал Игоря по плечу, но сам в кабинет заходить не стал, а пропал за одной из дверей коридора. Игорь уже понял, что Сергей Сергеевич отчего-то не любит стуков в дверь и вошел сразу, как и в первый раз. Сергей Сергеевич снова шарил пальцами по ноутбуку и спросил лысиной:
– Что, наслушался про черных риэлторов? Решил?
– А что, других вопросов не будет? Всяких там, кем я вижу себя в вашей компании через год или через пять лет?
Сергей Сергеевич шевельнул головой, как бы пытаясь развернуть ее в сторону Игоря, чтобы метнуть в него какой-нибудь взгляд, но развернуться так, чтобы встретиться взглядом с Игорем, у него не получилось, и он сказал только:
– Иди к Ринату в пятый кабинет, он тебе покажет, как и что.
Пятый кабинет оказалось найти легко – он единственный был обозначен цифрой. Игорь рассудил, что аура начальственного запанибратства должна распространяться на всю контору и сунулся в пятый кабинет без стука, но тут же откуда-то справа, из-за стеллажа с папками, услышал вопрос, не учили ли его стучаться. Огорошенный замечанием, он не сразу удивился тому, что пол пятого кабинета покрыт не линолеумом, а паркетом и что дверь пятого кабинета, в отличие от остальных дверей – обычных деревянных, покрытых масляной краской, – сделана под евроремонт. Помимо стеклянных стеллажей и паркета в кабинете были также вполне современный компьютерный стол и вертящийся стул с подлокотниками, окна оказались пластиковые, невидимый кондиционер нагонял в кабинет теплый сухой воздух.
– Я от Сергея Сергеевича, – сказал Игорь стеллажу.
Из-за стеллажа выскользнула подобная самому Игорю канцелярская крыса, даже вроде бы одного с Игорем возраста, разве что сам Игорь был в костюме-тройке, а канцелярская крыса в таком же, как у Игоря Васильевича, синем комбинезоне, только чистом и лучше подогнанном по размеру, чистой синей рабочей курточке, а под комбинезоном и курточкой крысы виднелись белая рубашка и синий, в цвет комбинезона, галстук. Вместо брезентовых ботинок – какие-то берцы с белыми шнурками, и если бы не золотой держатель для галстука, Ринат напоминал бы советского инженера-проектировщика в третьем поколении.
– Ринат Иосифович, – представился новый знакомый. – Ринат, – повторил он, особенно надавливая на звук «и», в то время как Игорь невольно представился в ответ и попытался вообразить, при каких обстоятельствах родители отца Рината Иосифовича, пытаясь польстить загсу и вождю народов, нарекли сына Иосифом. В целом Ринат понравился Игорю своей аристократической бледностью, ботанической выправкой, цепкими татарскими глазами на славянском лице и тем, как прямоугольно выпирала сигаретная пачка в кармане его комбинезона.
– Сергей Сергеевич сказал, вы введете меня в курс дела, – сказал Игорь, и Ринат Иосифович деловито кивнул, не делая попыток перейти на ты, чем стал Игорю еще более симпатичен, махнул рукой с обручальным кольцом, приглашая следовать за собой, и скользнул за стеллаж.
За стеллажом стоял огромный, в человеческий рост, сейф, в замке которого Ринат Иосифович шумно поковырялся вынутым неизвестно откуда ключом. Из недр сейфа был извлечен еще один ключ с болтавшейся на нем бумажной биркой с цифрой «8» и две печати – одна круглая, другая прямоугольная, подушечка для печатей, снизу которой чем-то красным, вроде бы лаком для ногтей, был начертан еще какой-то номер. Игорь уже протянул руки, чтобы принять это все во владение, но Ринат Иосифович протестующе покряхтел:
– Под роспись, под роспись, – и они пошли обратно к столу Рината Иосифовича, так что Игорю стала непонятна манипуляция с заманиванием его к сейфу.
Ринат Иосифович выкатил откуда-то еще один вертящийся стул, посадил Игоря сбоку от стола, достал из-под столешницы бумажку и шариковую ручку, а на вопросительный взгляд Игоря сказал, будто умственно отсталому:
– Заявление о приеме на работу, все, как положено. На имя Сергея Сергеевича Веретнина.
– А в пункте «место работы» что писать? – спросил Игорь.
– Пишите «отдел», – ответил Ринат Иосифович, как вдохновением захваченный процессом вынимания из стола и из стеллажа канцелярских книг и складыванием их возле заполняемой Игорем бумажки.
– А должность какая? – спросил Игорь.
– Пишите «оперативник».
Когда Игорь составил заявление и сказал «всё», Ринат Иосифович взял бумажку за угол двумя пальчиками, бегло посмотрел на нее, сказал:
– Дата, подпись, – и сунул Игорю обратно.
Игорь вернул заявление с датой и подписью, Ринат Иосифович опять взял его двумя пальчиками, снова бегло посмотрел, недовольно морщась почерку Игоря, как учитель начальной школы, и опять сунул обратно.
– «Отдел» нужно с маленькой буквы и в кавычках, – Игорь начал исправлять большую букву на маленькую и попытался пририсовать кавычки, в ответ на эти ухищрения лицо Рината Иосифовича перекосилось, он выдернул бумажку прямо из-под шариковой ручки и сунул Игорю новый листок: – Лучше перепишите.
За подписью к Сергею Сергеевичу Игорь пришел уже взмокший, прохлада в кабинете главного казалась ему живительной. Сергей Сергеевич угадал состояние подчиненного по лицу, которое Игорь загнанно вытер пиджачным рукавом.
– Укатал тебя наш татарин.
Ринат Иосифович рассмотрел подпись и печать Сергея Сергеевича так придирчиво, словно Игорь мог подделать их в коридоре или Сергей Сергеевич мог поставить их как-то не так.
– Ладно, – с непонятным Игорю разочарованием сказал Ринат Иосифович, убирая заявление в стол, – теперь давайте фотографии для удостоверения. Вы ведь сделали фотографии? Теперь пойдемте принимать кабинет, вот только распишитесь за ключ, печати и штемпельную подушку.
Игорь думал, что прошел все семь кругов канцелярского ада, когда переписывал заявление пять раз подряд, но по сравнению с принятием кабинета номер восемь заявление показалось разминкой.
В кабинете номер восемь было очень мало предметов: шаткий желтый лакированный стол, подобный столу Сергея Сергеевича; на нем – клавиатура, настолько грязная, будто на ней резали мясо, и компьютерная мышь залапанная, как дверца общественного туалета; принтер, системный блок и старенький монитор с экраном чуть больше почтовой открытки выглядели не лучше. На окне кабинета Игоря висели светло-зеленые шторки, у Сергея Сергеевича Игорь таких не заметил, зато не было вымпелов и кубков, стеклянный шкаф у стены пустовал. Были еще стулья, телефон, бюстик Чайковского, коврик возле двери. Казалось бы, передача этих немногих предметов во временную собственность Игоря не должна была занять много времени. Сначала все пошло действительно очень бодро, как будто даже не в манере Рината Иосифовича; Игорь успел расписаться за шторы, шкаф, бюстик, коврик, но уже на компьютерной мыши, названной в одной из канцелярских книг Рината Иосифовича «Манипулятор типа “мышь”, производитель “Леново” инвентарный номер “715”», возникла некоторая заминка. Производителем мыши оказалась не «Леново», а «Хьюлетт-Паккард», а инвентарного номера на ней и вовсе не было.
Ринат Иосифович настоятельно попросил Игоря никуда не уходить, вырвал мышь из гнезда и ушел минут на пятнадцать, затем вернулся вроде бы с той же мышью, но уже какой-то более удовлетворенный.
– Тааак, – сказал он и, по-кошачьи щурясь, стал листать одну из своих канцелярских книг. – Есть еще два стула.
– На одном пики точёные? – едва слышно пробормотал Игорь и осекся под взглядом Рината Иосифовича, который перестал быть кошачьим, а стал очень внимательным.
– Что? – спросил Ринат Иосифович. – Со стулом что-то не так?
– Нет-нет, я так просто, – сказал Игорь.
У стульев оказались не те инвентарные номера, и Ринат Иосифович, схватив оба, опять скрылся, оставив Игоря, который безнадежно присел на угол стола. Вернулся Ринат Иосифович опять же с двумя стульями, правда, на этот раз они оказались лучше и чище прежних. Дальнейшая сверка с канцелярией показала, что в кабинете Игоря не хватает настенных часов, и, принесенные и подвешенные на место, а именно над дверью, они показались Игорю удивительно похожими на часы из кабинета Сергея Сергеевича. Несколько раз Ринат Иосифович срывался с места, как гриф с пустынных высот, пропадал и приносил в Игорево логово что-то новенькое, а именно: ведро с красными масляной краской написанными буквами «М. Т.» на боку, чугунное пресс-папье, желтый от времени графин и граненый стакан, швабру, как бы сплетенное из пластмассы мусорное ведро.
Когда Ринат Иосифович сунулся к окну, Игорь испугался, что тот начнет пересчитывать дохлых мух в оконной раме и приносить недостающих, но Ринат Иосифович нашел там гранитную пепельницу, успокоился, дал Игорю расписаться в ее получении и тут же закурил. Игорь жадно втянул чужой дым ноздрями, но Ринат Иосифович оставил это его телодвижение без внимания, хотя видно было, что он его заметил. Игорь перехватил его скошенный в сторону выхода задумчивый взгляд, там, на дверной ручке, болтался, будто перегрызенный, обрывок веревки.
– Мне собаки служебной не полагалось? – спросил Игорь, пытаясь съязвить, и кивнул головой в сторону веревки.
– Нет, не полагалось, – рассеянно сказал Ринат Иосифович и очень серьезно посмотрел Игорю в глаза: – Вы будьте внимательнее. Они готовы все помещение по кирпичикам растаскать. Они способны две пачки сигарет за день пострелять, я как-то чисто из академического интереса посчитал. Сейчас пойдем спецодежду получать, два комплекта, вы с ней аккуратнее, это на год и ботинки тоже на год.
– Вот, – говорил он спустя несколько минут, уже внизу открывая каморку с надписью «Слесаря», здесь ваш шкафчик, видите, цифра «восемь», вот ключ от него, здесь распишитесь, ага. Оружие вы все время с собой таскать не сможете, только перед операцией, только под роспись, но вы и не похожи на того, кто в этом потребность испытывает, вы, кстати, вообще, стрелять умеете?
Игорь не успел ответить, как ему под нос была сунута книга по технике безопасности, в которой он, не вчитываясь, как под гипнозом, расписался.
– Теперь умеете, – сказал Ринат Иосифович.
– Значит так, – инструктировал Ринат Иосифович, когда они опять вернулись в восьмой кабинет. – Вот эта печать, – он, как погремушкой, тряс круглой печатью у Игоря перед носом. – Этим заверять протокол допроса, если вас до него допустят, а этим, – он опять тряс печатью, но на этот раз прямоугольной, – детали операции, а вот это, – он тряс картонкой, похожей на игральную карту, – ваш логин и пароль от компьютера, логин и пароль менять не нужно, возьмите и не потеряйте. Печати убирайте в этот ящик стола, он запирается, держите ключ, – и он протянул очередной ключ с биркой.
– Если монитор кажется вам маленьким, несите из дома свой, флешек из дома носить не нужно, из дома можно носить все, отсюда уносить ничего нельзя. Вот распишитесь, что согласны с этим.
Когда Игорь остался один, он несколько минут сидел лицом ко входу, все время выглядывая из-за монитора. Смотреть на болтающийся на дверной ручке обрывок веревки ему не улыбалось, и он поставил стол так, чтобы сидеть спиной к стеклянному шкафу у стены, чтобы окно было слева, а дверь справа. Устаканив себя таким образом, он сел перед компьютером, даже не пытаясь включить его, и какое-то время просто приходил в себя после бури, которую устроил вокруг него Ринат Иосифович.
Он чувствовал себя так, будто его стремительно прогнали через все позы канцелярской Камасутры, ощущение усталости во всех мышцах смешивалось с ощущением непонятного удовлетворения во всем организме.
Игорь еще не вышел из этого состояния, когда к нему без стука опять заглянул Игорь Васильевич.
– Ты домой собираешься или, как Фил, будешь здесь ночевать?
Они вместе посмотрели на настенные часы, которые показывали полседьмого.
– Не подкинешь меня? Я тут недалеко живу, – опять сказал Игорь Васильевич. – А то моя машинка в ремонте, отдал каким-то алкашам местным, они ее уже неделю ковыряют, меня уже все возили, ты еще нет. Только подожди меня под шлагбаумом, пока я переоденусь.
Игорь не мог представить здоровяка ни в чем другом, кроме этого обшарпанного комбинезона и обшарпанных ботинок, отчасти именно это обещание и любопытство, как же выглядит коллега в своей повседневной одежде, убедили его остаться в машине возле шлагбаума и подождать. Ожидание Игорь скрашивал руганью с женой по телефону, количество пропущенных вызовов от которой он даже не стал глядеть, чтобы не расстраиваться заранее.
Получилось и правда неловко, очень взвинченным тоном жена поведала Игорю, как ей позвонили на работу, как она спешила через пробки, чтобы забрать сына из детского сада, как воспитатель притворялась, что ничего не случилось, но готова была сожрать жену Игоря на месте. Она очень расстроилась, когда узнала, что муж опять подался во внутренние органы.
– Ты опять с этими мудаками связался, – сказала она. – Тебе мало одного раза. Тебе мало, что остальные уже по двое детей имеют, одного старшеклассника и одного маленького, я как старая дева выгляжу среди подруг, которая напоследок что-то отхватила. И вообще, ты скоро домой собираешься?
– Как только, так сразу, – сказал Игорь.
– О, вот, прекрасно, узнаю старые времена. Где был, что делал, говорить нельзя, что у меня происходит – слушать не хочешь, чего ты вообще хочешь-то?
Она так завелась за несколько часов молчания Игоря, что проносилась упреками через всю их совместную жизнь туда и обратно, словно играла на ней гаммы. Когда Игорю становилось совсем уж тоскливо от ее упреков, он откладывал телефон на соседнее сиденье, слушал, как нечленораздельно попискивает динамик, бессильный донести до него слова жены, и смотрел, как на лобовом стекле копятся капли полудохлого дождя. Затем, догадываясь по шуму того же динамика, что жена спрашивает его о чем-то, он опять брал трубку, говорил в нее нейтральное «да, да» и опять клал телефон на соседнее сиденье. Наконец, увидев появившегося на горизонте Игоря Васильевича, сказал:
– Извини, дома уже поговорим как следует, сейчас правда некогда, – и сбросил звонок. Несколько секунд он опасался, что за год его бездействия жена могла научиться игнорировать все эти «извини, мне некогда», могла позвонить снова и продолжить свой монолог на еще более повышенных тонах, но телефон молчал. Пока здоровяк шагал по глине в его сторону, Игорь, чтобы не искушать судьбу, успел набрать эсэмэску: «Я перезвоню, когда освобожусь». И, временно успокоенный этим своим тактическим матримониальным ходом, сунул мобильный телефон в нагрудный карман пиджака.
От влезающего в машину здоровяка не ускользнуло это движение, он понимающе показал Игорю свою окруженную мимическими складками улыбку, состоявшую из ровных зубов, как бы высаженных в десны с равным промежутком в миллиметр между ними.
– Поругался? – спросил здоровяк и ткнул Игоря пальцем в бок. – Она у тебя хохлушка, нет?
– Да нет, вроде из Сибири у нее отец с матерью, – ответил Игорь.
– А моя хохлушка была, – сказал Игорь Васильевич, подстраивая сиденье под себя и протягивая ремень безопасности через свою обширную грудь, напоминая этим почему-то революционного матроса с пулеметной лентой. – Она и руки распускала, пользовалась тем, что я сдачи дать не могу – я ведь сразу убью на хер. Меня спасало только то, что она до головы до моей не дотягивалась – так, все в туловище колотила. Ну что, поехали.
В быту Игорь Васильевич носил серый костюм, пиджак которого он не застегивал ни на одну пуговицу, белую рубашку без галстука и желтые ботинки из матовой кожи. Этот приличный наряд не делал самого Игоря Васильевича приличнее, и костюм и ботинки все равно сидели на нем, как комбинезон и брезентовые боты, поэтому, когда Игорь Васильевич достал из кармана футляр и напялил на нос очки в тонкой оправе с прямоугольными стеклами, Игорь едва не рассмеялся. Желание смеяться, впрочем, у Игоря пропало, как только он увидел, сколько глины натащил в салон Игорь Васильевич на своих ботинках.
Сначала их дорожный разговор как-то не заклеился.
– Да, кстати, – начал было Игорь Васильевич, вытащил из кармана красные корочки и отдал их Игорю. – Не потеряй, – сказал он.
Но Игорь только кивнул в ответ и спрятал корочки в нагрудный карман.
Потом, видно от скуки, здоровяк стал шарить глазами по салону и обнаружил сзади детское кресло:
– Сколько лет? – спросил он.
– Шесть, – коротко ответил Игорь.
– Один? – спросил Игорь Васильевич, на что Игорь только вздохнул в ответ, и они опять замолкли на какое-то время, качаясь на кочках промзоны, куда их обоих угораздило попасть работать.
Игорь косился на Игоря Васильевича и вроде был не прочь поговорить, но темы, которые поднимал здоровяк, не могли не исчерпаться парой фраз. Что мог ответить Игорь на вручение корочек? Произнести торжественную речь? Как он мог ответить на вопрос о ребенке? Спросить, есть ли у Игоря Васильевича дети? Тот бы ответил что-нибудь про старшего сына раздолбая или дочь, которая тянет деньги на тряпки. Можно было спросить про внуков, тем более в машине, вблизи, Игорь разглядел, что здоровяк похоже одного возраста с Сергеем Сергеевичем, а тому уже явно больше пятидесяти, но внуки бывают очень больной темой. Бывает, что их не заводят, или бывшая жена не дает встречаться с детьми и внуками, или, что еще хуже, они есть, и есть их фотографии в кошельке, а еще хуже, в телефоне, и там же видеозапись, и все это нужно просмотреть и следить при этом за дорогой.
– Тут всегда пробки, – предупредил Игорь Васильевич, – давай в объезд, налево.
Игорь послушался здоровяка, но на том пути, каким они поехали, сломался трамвай, машины, пытавшиеся его объехать, перегородили трамвайные пути, так что встречные исправные трамваи не могли проехать и выстроились в очередь, как и те, что выстроились за неисправным и перекрыли дорогу окончательно. Среди бензинового и газового пара, среди психованно перекликающихся автомобильных гудков, в гуще беспомощного автотранспорта ковырялся озабоченный, мокнущий регулировщик.
– Все бы отдал, чтобы вот так же, на спокойной работе, – кивнул на регулировщика Игорь Васильевич.
– Так вроде бы все спокойно у нас, как мне показалось, а что, бывают сильные запарки? – спросил Игорь.
– Скоро обещается бурный денек и бурная ночка, – сказал Игорь Васильевич. – Ты жену предупреди, что тебя не будет.
– Ага, «предупреди», может, сейчас позвонить и сказать, – усмехнулся Игорь.
– А, ну да, ну да, – тоже усмехнулся Игорь Васильевич, – я уже подзабыл слегонца, как это бывает. А-а-а, опять, опять тебя не будет, тебя уже дети только по фотографии узнают.
– Нет, ну не до такой степени, – возразил Игорь, – у нас до такого не доходит, да и не доходило, но некоторое напряжение, конечно…
– Некоторое напряжение, – зачем-то повторил за ним Игорь Васильевич. – Тут такое иногда творится, я прихожу домой и радуюсь, что никого дома нет, что никто не спрашивает, как дела, потому что дела на самом-то деле хреново всегда.
– Так жестко все? – несколько напрягся Игорь.
– Нет, ну это все, конечно, зависит от того, где ты раньше работал. А я знаю, где ты раньше служил, поэтому думаю, что все это тебе покажется жестковатым. С другой стороны, многим бумажная возня кажется невыносимой, более даже невыносимой, чем в поле работать, а у тебя тут все в порядке должно быть.
– А почему ты вообще не уволился? – спросил Игорь. – Тебе вроде бы по возрасту можно уже.
– Я идейный, – сказал Игорь Васильевич, но улыбнулся так, что неясно было – шутит он или нет.
Игорь мрачно задумался, мрачность усиливалась еще и тем, что они углубились в пробку, а какой-то хрен на машине сзади раздражался видом багажника или номерного знака автомобиля Игоря и то и дело давил на сигнал. Чтобы отвлечься, Игорь включил радио.
– Да ты не грейся, – угадал его телодвижения Игорь Васильевич, – если бы ты не подходил, тебе бы не позвонили. Тебя основательно проверяли, за тобой даже следили. Я тебе больше скажу, я тебя знаю лучше, чем ты сам себя знаешь, я тебя выбрал, точнее, мы с Сергеем Сергеевичем. Ты ведь достаточно уравновешен, ты, может, сам не знаешь, насколько ты спокойный – как удав. Конечно, ты любопытный, но это не большой недостаток. Отчасти это даже достоинство. Если тебе интересно, что происходит, значит, ты будешь ответы искать, возможно, ты даже их найдешь, может быть, даже ответами этими с нами поделишься.
Игорь даже не заметил, как закурил, видимо, он достал сигарету, когда услышал, что за ним следили.
– Я так понимаю, что информации мало даже наверху, – сказал Игорь Васильевич. – Это заметно, когда наверху мало знают, они тогда еще больше тумана напускают. Фух, охота тебе бензином дышать, закрой окно, я лучше пассивным курильщиком буду.
Игорь послушно закрыл окно.
– Ты статистику изучал? – спросил Игорь Васильевич.
– Мне никто статистику еще не давал, – сказал Игорь.
– Ты не так понял, – поморщился здоровяк, – вообще, статистику как науку.
– А, в этом смысле. Ну, в институте вроде преподавали, только это когда было-то, больше десяти лет назад. Да и непрофильным чем-то считалось, типа философии, английского.
– Ну понятно, – грустно вздохнул Игорь Васильевич. – Но ты ведь хоть и после перестройки учился, но до этого дурдома? Не так, как сейчас учат этих лопухов малолетних: какой-нибудь менеджер двух слов грамотно написать не может в явке с повинной? Или эти с пятерками по русскому языку, которые по-русски вообще не говорят.
– Так ведь если вы меня изучали… – начал было Игорь.
– Да это риторический вопрос был, я такими до смерти тебя заговорить смогу, это возрастное, наверно.
Водитель сзади продолжал то и дело гудеть. Игорь Васильевич несколько раз сказал: «Да что же это такое?» Когда Игорь, для того чтобы выбросить окурок, опустил стекло, а сосед сзади прогудел еще раз, через открытое окно звук этот достиг ушей Игоря Васильевича особенно отчетливо, здоровяк вздохнул и шустро вылез наружу. Освобожденный от его тяжести автомобиль облегченно качнулся.
Игорь Васильевич подошел к машине раздражительного автолюбителя и произвел возле его окна какие-то манипуляции, слаборазличимые для Игоря в уже наступившем мраке, свете фар и уличных фонарей.
– Даже корочками не пришлось светить, – вздохнул здоровяк, опять нагрузив собой машину Игоря. – Хватило одного вида моей мрачной будки. Вот такой, – он изобразил сумрачное лицо, Игорь невольно улыбнулся тому, что это выражение не было состроено по его поводу.
Они проваландались в этом заторе еще минут сорок и, хотя водитель сзади унял свое раздражение, Игорь Васильевич периодически поглядывал назад и чему-то ухмылялся. Игорю не нравилось это, как ему казалось, глумление над поверженным противником, но он молчал.
– Ладно, спасибо, хотя я бы пешком, наверно, быстрее добрался, зато в тепле, – сказал Игорь Васильевич вместо прощания, когда в спальном районе, неподалеку от обычной пятиэтажки, освобождал салон от своего тела.
Игорь пожал ему руку, подумал, стоит ли возвращать пассажирское сиденье в прежнее положение, но не стал с этим возиться, а сразу же позвонил жене.
– Купить чего-нибудь? – спросил он озабоченным голосом, притворяясь, что у него только что был серьезный разговор, чтобы скрыть виноватые ноты, которые только завели бы жену в новый скандал.
За то время, что ей было запрещено звонить, жена, видно, перекипела, обзвонила всех – от подруг до матери – и как-то поуспокоилась, потому что теща в общем-то хорошо относилась к Игорю, и распад их семьи был ей не нужен – она хотела еще наладить свою семейную жизнь после смерти тестя, и внук, сплавляемый бабушке ссорящимися дочерью и зятем, путал бы ей карты в амурных делах. Теща, возможно, была даже довольна, что Игорь вернулся в органы, ей нравилось «пробивать по базе» всех своих потенциальных ухажеров, прямо она этого дочери не говорила, находила другие слова, покрасивее, но на дочь они действовали успокаивающе.
– Ты скоро там? – спросила жена надтреснутым вечерним голосом, каким она всегда говорила, когда уже намазывалась кремами, потому что идти было уже некуда, ничего не нужно было уже готовить, а в гости к ним никто не собирался.
– Да скоро, скоро, минут через пятнадцать буду, – сказал Игорь. – Купить ничего не надо, говорю?
– Ну, йогурт какой-нибудь купи, не знаю, мелкому. А лучше просто домой иди.
Это было сказано настолько мирным голосом, что Игорь напрягся, чуя засаду, но на всякий случай решил поторопиться. Консьержка в подъезде посмотрела на него осуждающе, как будто была уже в курсе, сын в своей комнате сидел за компьютером в наушниках, как бы готовя себя к очередной родительской ругани и собираясь в случае чего добавить звук на полную катушку и не слышать, как они обмениваются упреками в зря проведенных совместных годах. Но жена встретила Игоря, в общем, радушно, а не сидя в гостиной перед телевизором, или не сидя в спальне за ноутбуком, или не сидя в кухне за стаканом вина со скептическим взглядом, направленным на холодильник. Она вышла его встречать, мягко ступая в тапочках, они даже поцеловались, она сказала: «Фу, ты мокрый, когда успел», а Игорь ответил: «Да там хлещет».
Пока он раздевался и разувался, жена спросила:
– Что за место-то хоть, ничего?
– Я сам пока не разобрался, – сказал Игорь. – Но так вроде ничего, правда, все занюханное там, знаешь, такой офис в стиле соцреализма.
– С бюстиком Дзержинского? Или с портретом?
– Да нет, там бюстик Чайковского у меня в кабинете почему-то.
Жена хихикнула, сын, краем глаза увидевший свет в прихожей, выглянул из комнаты, с легким опасением разглядывая обоих родителей (Игоря кольнула совесть), подошел, обнял Игоря за ноги и спросил:
– Ругаться вы не будете?
– Не будем, не будем, – сказала жена.
Сыну хватило этого обещания, чтобы тут же забыть об отце и в некоторой спешке уйти обратно, к экрану, где что-то происходило.
Когда Игорь принимал душ, жена стояла и смотрела на него каким-то странным взглядом, так что Игорь даже спросил, что это она так смотрит.
– Я просто думаю, не такой уж плохой год был, пока ты себя искал, типа, – вздохнула жена.
Игорь опасливо посмотрел на нее сквозь воду, стекавшую со лба, и не нашелся, что сказать на это. Лишь отметил про себя, что курить она бросила сразу, как только узнала, что беременна, но до сих пор стояла возле раковины так, как делала еще в институте, в общажной кухне: опершись копчиком на раковину, скользя тапочками по кафелю и поминутно перебирая ногами, чтобы совсем не соскользнуть на пол, а пальцы поднесла ко рту. На ум Игорю пришла, конечно, фраза «Ты знала, за кого выходила», но он уже произносил ее раньше, и ничего хорошего из этого не получалось. Он так часто злоупотреблял этой фразой, что если герой какого-нибудь фильма произносил ее, жена могла начать ругаться (и что интересно, в самом фильме, параллельно, жена главного героя тоже начинала скандал после таких слов).
– Мне даже нравилось, какой ты был пришибленный, как котеночек, – сказала жена.
– Ну, знаешь, мне не очень нравилось быть пришибленным, – спокойно ответил на это Игорь. – Это ужас какой-то был. Не совсем кромешный ужас, но неприятно было болтаться не при делах. Ты еще крысилась иногда, как не знаю кто, как сегодня вот.
– Да ладно тебе, крысилась, – не обидевшись, сказала жена.
– Давай, списывай все на пэмээс, – предложил Игорь.
– А почему бы не списать? У тебя зато первое время после увольнения такие перепады были, куда там до пэмээс, прямо климакс какой-то, а теперь, смотри, как и не увольнялся. Даже позвоночник как будто выправился обратно, – она полезла к нему и поскребла его по спине между лопаток.
– Ага, и жопа обратно выросла, – сказал Игорь, – буду опять табуреты собой ломать.
– Нет, ты все-таки расскажи поподробнее, – попросила жена, когда умытый и высушенный Игорь переместился в кухню и стал поедать свой ужин. – Интересно же, кто там, как. Вот ты говорил, что когда уволили – ужас был, а там не будет такого же ужаса, но уже на работе?
– Я пока точно не знаю, будет ужас или нет. Ты прямо… Ты на кого работаешь, вообще?
Жена засмеялась.
– Нет, ну правда, – сказал Игорь, – меня же только-только взяли, я всего несколько человек видел, что я могу рассказать?
– Ну, расскажи, кто там главный у вас, молоденький? Мне нравится, когда молоденький, а уже в звании, и его старперы вроде тебя терпят. У нас такой менеджер в соседнем отделе был, сын главного, ох как всякие пенсионеры психовали.
– Это который грибов нажрался и в окно вышел?
– Ну да, ну да, этот, но все равно.
– Нет, тебе бы главный не понравился, он на твой вкус староват, – сказал Игорь. – Он еще и толстый.
– Фу, – ответила на это жена.
– Он реально очень крупный такой кабанище, – сказал Игорь.
– Еще и лысый небось, – угадала жена.
– Ну, так не разобрать: лысый, бритый, – Игорь показал лицом, что он не специалист в парикмахерском искусстве. – Но вроде лысый, как-то органично его лысина сочетается с его толстотой. А еще он, прикинь, в спортивном костюме на работе. Только, знаешь, золотой цепи на шее не хватает и перстней с наколками.
– Ага, – сказала жена. – И наколотых перстней. А секретарша у него?
– У него нет секретарши, он, похоже, сам себе секретарша, – Игорь помедлил, ожидая, пока шутка оформится в его голове и добавил: – Во всех смыслах этого слова.
До жены не сразу дошел смысл сказанного, но она с готовностью улыбнулась, услышав в голосе Игоря юмористическую интонацию, а когда шутка до нее дошла, жена улыбнулась еще раз, но уже искренне. Только после этих ее улыбок Игорь почувствовал, что вернулся, наконец, домой, потому что до этого все было каким-то пограничным. До этого ему казалось, что он в какой-то разведке на оккупированной территории. Лампочки в гипсокартонном потолке, ввинченные по периметру, засветились с теплотой елочной гирлянды, хотя и гипсокартонный потолок, и эти лампочки жена выбивала в семейном споре перед ремонтом какими-то жуткими оскорблениями (Игорь хотел круглый светильник, одиноко свисающий с потолка), и каждый раз, глядя на эти лампочки, Игорь чувствовал себя проигравшим. И кухонные шторки, которые они выбирали вместе всей семьей, но купили те, что решила жена, не вызвали в Игоре коробящих его воспоминаний, а показались даже симпатичными. Да и сама жена, без косметики, вечерняя, с собранными в хвост на затылке волосами, казалась роднее и проще. Игорь вдруг вспомнил, как бесили его в подростковом и юношеском возрасте собственные родители с этими их вечерними посиделками на кухне и бессмысленными разговорами и спорами, бесил отец, сидящий за столом в трусах и голубенькой майке, подпираемой изнутри небольшим пузом, и обнаружил себя самого, сидящим в одних семейниках, обсуждающим начальство и отпускающим по его поводу довольно-таки глупые шуточки. Словно в ответ на его мысли, как-то по-особенному потопывая, появился сын и попросил чего-нибудь поесть.
– Суп ведь ты не будешь, – сказала сыну жена.
– А йогурта нету никакого? – спросил сын.
– Какие тебе йогурты, ты уже в майку не влезаешь, – ответила на это жена.
– Да она просто ему мала уже, – сказал Игорь, поглядев на сына, у которого между пижамными штанами и нижней кромкой майки действительно наблюдался просвет в пару сантиметров.
Сын подтянул штаны, и жена сказал на это:
– Давай-давай, ты до подмышек собрался подтягивать? Может, чаю попьешь? – сын согласно покивал.
– Давай, рассказывай дальше, – сказала жена, возясь возле сына.
– Он, знаешь, старой закалки, ну, понятно, он ведь еще в Советском Союзе начинал, то ли с гэбэшными, то ли с армейскими замашками, потыкал меня носом в мое дело, конечно. Так что пришлось немножко пообтекать. Он все с подколками намекал, что это не должно повториться. Мне это вообще нравится: все такие честные лица делают, и никто как будто ничего не знает, но все ведь знают, как было, и все знают, что я вижу, что они знают. Ну, мы на эту тему уже…
Сын смотрел на Игоря из-за края кружки, и видно было, что хотел что-то спросить, но его могли выгнать из кухни, а послушать, о чем говорят родители, ему пока было интересно, поэтому спросить он не решался.
– Второй еще есть, тезка мой, – сказал Игорь, – на вид типа Валуева. Этот как будто из театра – играет резонера. Даже непонятно, что в нем не так. Он такой соответствующий своему образу. Правду-матку режет и про себя, и про других, в движениях уверенный. Шутит грубо. Но такое чувство, как будто пригласили актера из ТЮЗа сыграть антагониста начальству – вот он и чешет по роли, в которую вжился. Импровизирует. Но в целом производит впечатление нормальное.
– У нас Сережка такой, – встрял сын. – Он решил, что он Бэтмен, и хочет, чтобы его все «Бэтмен» звали, а его все равно Сережкой зовут.
– Иди, иди отсюда, – погнала сына жена. – Уши он тут свои… Выпил свой чай – иди. А то потом будет…
– Потом еще татарин есть, он вроде бухгалтера и завхоза, – продолжил Игорь, когда за сыном стукнула дверь. – Этот вообще кадр, но основательный, если бы там все такие были, как он, да и вообще, везде такие, как он, были, и бардака бы такого повсюду не было бы. Ну представь, татарин с немецкими замашками, я бы даже сказал нацистскими, ему только формы не хватало.
– Ой, ну не надо, татарин с немецкими замашками, да еще и завхоз и бухгалтер, про это фильм есть «Совершенный человек», – пошутила жена.
– Нет, ну реально, – сказал Игорь, убеждающее приложив руку к сердцу. – По-моему, там на нем вся материальная база держится. Он прямо как постигший бухгалтерский дзен выглядит. У него у одного кабинет нормально отремонтирован. От него одного шорох по всему заведению стоит. Он бы тебе понравился.
– Только не начни у этого гуру, как в прошлый раз, бухгалтерскую отчетность копать, – сказала жена.
– Даже если доберусь, вряд ли что найду, – убежденно сказал Игорь. – По его уверенной морде видно, что хрен подкопаешься, у него, скорее всего, какая-то чистейшая схема есть, безупречная, видно же, что он не дурак и не просто так пользуется положением. Там явно не в должности дело, а в чистоте документов.
– Вот нравится мне, когда у тебя так глаза начинают блестеть, – сказала жена. – Вроде ничего хорошего это не обещает, а все равно симпатично, как у Мишки, когда он грипповал в четыре года.
– А мне вот не совсем это нравится, – ответил Игорь. – Так что если заметишь, сразу пресекай.
– А с девушками у вас как на новом месте? – спросила жена.
Этот вопрос возникал постоянно еще с первых дней их брака, когда-то тема была очень острой, потому что жена по опыту собственных родителей считала, что все мужчины только и думают, как сходить «налево», и ревновала ко всему, к чему только можно, самой нездоровой ревностью. Но со временем вопрос стал каким-то обыденным, Игорь не подтверждал ее подозрений, и это отсутствие ревности Игоря даже обижало, ему казалось, что раньше жена еще питала относительно него какие-то надежды, но в настоящее время полностью убедилась, что он рохля.
– Там, по-моему, совсем нет женщин, – сказал Игорь, – и не было похоже. Потому что обычно какие-то следы остаются после вас. Допустим, плакат на Восьмое марта где-нибудь валялся бы, или бутылка из-под мартини где-нибудь стояла – хоть что-то было бы. А там этого нет. Не знаю, может, специально так коллектив подобрали.
– Может и специально, – признала жена. – У нас вот коллектив наполовину мужской, наполовину женский, но между женщинами терки вечно какие-то, заговоры непонятные, обиды. Я иногда смотрю сериал, тот же детективный, где герои пополам такие, пополам сякие, и удивляюсь, какие у них сугубо деловые отношения. Компьютерщицу загнобили бы остальные бабы за ее цветные тряпки и пальцем у виска крутили, сколько бы докторских степеней у них ни было при поступлении в фэбээр.
– Это да, – улыбнулся Игорь. – Помнишь, у вас сисадмин приперся на корпоратив в футболке с конями, сколько они ему это вспоминали?
– Они ему этих розовых лошадей до сих пор припоминают, причем не в глаза, а так, считают его придурком за спиной у него. Ну, так-то он правда придурок, зажатый какой-то, хотя почти под тридцать, с мамой еще живет, как маньяк.
Сам Игорь не считал сисадмина маньяком, но покивал, хотя идея пожить с мамой, а еще лучше одному, холостой жизнью хоть какое-то время ему в принципе была симпатична.
– Это вообще не вполне нормально, по-моему, – продолжила жена. – Он ведь гораздо умнее многих наших гусей, которые тачки и жен меняют. Но класть свой ум на алтарь тупорылой скромности, может, считать себя умнее других, втайне радоваться их идиотизму (я, например, дура полная в компьютерах) – это у него точно что-то нездоровое. Опять же этот корпоратив, ему ведь мать стала в десять названивать, где он и как, и судя по его лицу несчастному, она ему небось угрожала своим сердечным приступом. Я бы такую мать сама подушкой давно бы задушила.
Игорь вспомнил, как она сама названивала ему днем, но никак не выдал того, что вспомнил.
– Да ты и сам такой был в начале студенчества, – сказала жена. – Просто тогда с сотовой связью были проблемы. Помнишь, твоя мать говорила, что я стерва, что рожу обязательно не от тебя ради квартиры. Помнишь?
«Насчет “стервы”, она не так уж ошибалась», – беззлобно, со скошенной улыбкой подумал Игорь, а сам сказал:
– Нет, ну мне-то она в глаза этого не говорила, так, шушукалась с сестрой и отцом, отец, кстати, за тебя был. Твоя мать тоже считала бог знает что. Что ты залетишь, а я тебя сразу же брошу. Тоже думала, что все из-за квартиры и из-за дачи, огорода этого бабки твоей. И звонили тебе тоже, боялись, что я тебя не на свидание повел, а сдавать в бордель или на органы.
Они посидели и повспоминали всякое из их ранней супружеской жизни, отчего Игорю стало еще уютнее. В детстве у него была подруга во дворе, они вот так же обсуждали какую-нибудь книгу, вместе ходили в библиотеку, вместе катались на велосипедах, и от сходства того общения и теперешнего разговора жена казалась еще родней.
– Мне читать кто-нибудь будет? – крикнул сын из своей комнаты. – Или у вас там романтика?
– Ох, точно, вот мы следим за режимом, – сказала жена, перевернув к себе лицевой стороной сотовый телефон на кухонном столе. – Давай ты сегодня почитаешь. А я пока серию досмотрю, а то скачала…
Сын уже сам выключил свет в своей комнате, включил ночник, укрылся и смотрел из-под края одеяла, как смотрел из-за края кружки, темными, как у жены, глазами.
– Папа, – перебил он, когда Игорь взял книгу и открыл уже было рот.
Было тихо, только долбился о жестяной карниз и о стекло несильный, но ровный дождь, еще было слышно, как забубнил телевизор в их с женой спальне.
– Папа, – повторил сын, – а ты меня сводишь на актера посмотреть?
– Какого актера? – не понял Игорь.
– Ну, ты же сказал, что у вас есть актер на работе.
– Аа, этот, да он не актер, просто похож на актера на сцене, – сказал Игорь, а сам подумал, что неплохо было бы совсем теперь не знакомить Игоря Васильевича и сына, потому что Мишка сразу припомнит Игорю Васильевичу слова, сказанные о нем в тесном семейном кругу.
– Все равно, – некапризно сказал сын, – интересно посмотреть.
– Может, и свожу, – соврал Игорь, – но там ничего интересного нет, это как у мамы на работе, такие же дяденьки и тетеньки, только тетенек нету.
– Я по телевизору смотрел, там фээсбэ террористов ловили, – сказал сын. – Ты к ним устроился теперь?
– Так я и раньше там был, только ты уже не помнишь, – сказал Игорь.
Сын повозился под одеялом, видно, движение сложной мысли не могло не сопровождаться у него телодвижением.
– Нет, раньше ты был бухгалтер, как мама, а теперь у вас уже есть там бухгалтер, – сказал сын. – Ты теперь будешь ловить?
– У меня даже пистолет, на меня записанный, есть, – похвастался Игорь. – Только я его не смогу домой приносить, его под роспись выдают, а потом забирают. Тоже под роспись.
– Жалко, – сказал сын, у которого были на пистолет какие-то планы. – А кого ты будешь ловить? Террористов? У нас же в городе, наверно, нет террористов.
– Может, есть, – нашелся Игорь. – Может, их вовремя у нас просто ловят.
Сыну понравился такой ответ, и он еще повозился, но на этот раз ничего не спросил.
– А может, вовсе и не террористов, – зачем-то сказал Игорь, глядя в его довольные глаза. – Там почти все не понимают, чем мы занимаемся. Один считает, что мы пришельцев ловим, как люди в черном.
– Уау, – шепотом сказал сын. – Он, наверно, видел уже и поэтому так думает, а ты не видел?
Игорь вспомнил Сергея Сергеевича и сказал:
– Инопланетян не видел, а вот пришельца из прошлого – да. Он у нас главный и есть.
– А как он у вас главный, если он из прошлого? Может – из будущего? Может, ты перепутал?
– Нет, он точно из прошлого, – уверенно сказал Игорь. – Он не только себя к нам притащил, но и всю контору оттуда приволок.
– А ты расскажешь, когда поймаешь?
– Расскажу, конечно, – сказал Игорь. – Только ты никому не говори, – предостерег Игорь, зная, что сын все растреплет в детском саду.
Дальше: Глава 2