Глава 2

– Ты вот ездишь с Петровичем, ты ему хотя бы раз сказал, что мы тех, кого допросили, – убиваем? – спросил Молодой Игоря Васильевича.

Это удивительное умение Молодого говорить «ты» всем подряд раздражало и изумляло Игоря, тем более что Молодой был почти подросток или производил такое впечатление своей змеевидной сутулостью и жирными русыми патлами с зализанной в сторону челочкой над прыщавым лбом. Когда он присоединялся к ним в курилке на третьем этаже, доставал свои вишневые сигарки и уверенно закуривал, Игорю каждый раз хотелось дать ему подзатыльник и прогнать прочь. Но Игоря Васильевича такое поведение нисколько не смущало, и этому были, видно, какие-то причины.

– Я делал ему туманные намеки, что все не так просто, – отвечал сверху вниз Игорь Васильевич.

– Ты как мой батя, он тоже туманные намеки делал, что скоро свалит, а потом оказалось, что хоп – и свалил, хоть в розыск объявляй. Кстати, объявили, а оказалось, что он не пропал, а ушел, загодя всех предупредив. Так и тут.

– Ты задолбал, честно говоря, истории про своего батю травить, – сказал Игорь Васильевич. – Я его уже лучше, чем себя, знаю.

Фил улыбался на это с подоконника возле пепельницы-ведра с засохшей известкой – сам он не курил, но ходил за компанию. Филу было где-то около тридцати, он походил на актера, играющего положительные и героические роли, но в его нынешнем положении было что-то комическое, каждую его реплику Молодой и Игорь Васильевич комментировали в контексте любви к мальчикам. Игорь все ждал, когда Фил сорвется и полезет драться или хотя бы даст по морде Молодому, но Фил, казалось, был непроницаем для шуток и только смеялся вместе со всеми. Игорю не хотелось думать, что на самом деле творится у Фила в голове, в области настоящего отношения к тем, с кем Фил работал, и в области сексуальных фантазий.

Вот уже почти неделю они то и дело коротали рабочее время, собираясь в курилке. К ним никогда не присоединялись ни Сергей Сергеевич, ни Ринат Иосифович – первый, понятно, не курил и был тяжеловат, а второй – непонятно почему. Болтали на всякие темы, какие только приходили им в голову. Со скуки травили Молодого за любовь к компьютерным играм, обсуждали семейные дрязги, новости, ютьюбовские ролики. Фил обычно располагался на подоконнике, Молодой и Игорь Васильевич облокачивались на стены возле окна, а сам Игорь упирался задом в перила и курил так, то и дело поднимаясь на одну ступеньку, чтобы подойти к ведру и стряхнуть пепел.

Этот разговор возник после обсуждения садово-огородных дел Игоря Васильевича, все заметно волновались, узнав утром от Сергея Сергеевича, что ночуют сегодня не дома.

– Ты, Петрович, не переживай, – успокоил его Игорь Васильевич. – Твое дело, можно сказать, сторона. Никто тебя кровью связывать не собирается. Не хочешь – не участвуй. Если ничего экстремального не случится, можешь даже выйти в другую комнату. Твое дело допросить. Вот и все.

– А оружие нам тогда зачем? – спросил Игорь.

– Ну, там, собака, мало ли, всякой херни хватает, – сказал Игорь Васильевич. – Один раз авторитетика какого-то местного брали, так там целую кучу народу пришлось перехерачить. Люди же разные бывают. Но в основном алкаши да наркоманы, так что особо не грейся. Пускай главный греется и Ренат, что мы что-нибудь там из инвентаря потеряем.

– Что-то я все равно нагрелся, – признался Игорь и наткнулся на искреннюю улыбку Фила. – То есть просто берем и убиваем?

– Да, просто, – сказал Игорь Васильевич. – Советую, кстати, поспать, у тебя работа нудная, можешь носом начать клевать.

– Первый раз вряд ли заклюет, – уверенно сказал Молодой. – А вот если несколько вызовов подряд, то и я начинаю путаться.

Игорь послушно спустился в комнату отдыха на первом этаже, где обычно обитал Фил, лег на диванчик, но вместо того чтобы уснуть, переводил взгляд то на холодильник «Юрюзань» в углу, то на стол со стопкой чистых тарелок и рядом граненых стаканов, в один из которых был воткнут букет из алюминиевых ложек и вилок, то смотрел на серый чуть выпуклый экран выключенного древнего телевизора. У него не шла из головы история двухлетней давности, когда обычного понтоватого воришку из соседнего района, который безобидно постукивал на местных ментов одному из бывших сокурсников Игоря, обнаружили мертвым посреди криминальной сцены в духе итальянских разборок времен сухого закона, что было совсем воришке не по чину. Трое дружков воришки, пять проституток, домработница и бог знает кто еще были разбросаны в лужах крови по всему частному дому, стены дома были изрешечены так, будто их решетили целенаправленно. Один боец, подрабатывавший у воришки кем-то вроде телохранителя, лежал в ванне с перерезанными венами – на него все и списали, решили, что это посттравматический синдром и обилие алкоголя сыграли с бывшим афганцем злую шутку. Еще тогда Игорь засомневался в версии следствия, да что там, сами следователи, похоже, сомневались в своей версии, но теперь Игорь засомневался еще больше. Опять же, он не был уверен, что это массовое убийство и упоминавшийся Игорем Васильевичем случай одно и то же дело, ведь на разборку в особняке понадобились бы силы десятка Игорей Васильевичей, а никак не одного, пусть даже при моральной поддержке скромного педофила и прыщавого полуподростка. Но перебирая в памяти всякие необычные криминальные эпизоды, происходившие в городе за несколько лет, Игорь не мог вспомнить случая, когда заметную криминальную фигуру убили бы именно дома.

Поняв, что уснуть не удастся, Игорь поднялся к себе и полез в Интернет через телефон, чтобы Молодой, в обязанности которого входило администрирование, не узнал, про что Игорь копает. Он, конечно, догадывался, что кто-нибудь все равно следит за его движениями в Интернете, но абстрактная фигура анонимного соглядатая не вызывала такого отторжения, как фигура Молодого, изогнутого знаком вопроса, играющего в «ВоВ» и параллельно смотрящего в логи Игоря. Копание скрасило Игорю часы ожидания, его уверенность в том, что убийство воришки совершили именно те, с кем он в данный момент работал, – несколько укрепилась.

Игорь совершенно по-новому посмотрел на этих людей, но от того, что он уже знал их какое-то время, его отношение к ним не могло измениться сразу же, он не мог им не симпатизировать хотя бы потому, что они в общем-то приняли его в свою компанию. С хорошим приемом трудно бороться, даже если компания, в которую тебя принимают, занимается неизвестно чем.

За окнами совсем стемнело, когда в кабинет Игоря заглянул запыхавшийся Молодой.

– Вот ты где, – сказал он. – Мы тебя сначала на диванчике поискали, потом решили, что ты свалил от греха, потом посмотрели, а машина на месте. Помоги кое-что загрузить.

– Сразу не могли тут глянуть? – запоздало спросил Игорь, но послушно поплелся за Молодым в его кабинет, где пришлось хватать за углы какую-то громоздкую штуку, завернутую в полиэтилен.

– Мы потом ее еще обратно попрем, – кряхтя заметил Молодой, когда они выволокли ее в лестничный пролет. – Хотя, может, без нас обойдется, впряжем здорового и Рината.

– Впряжешь ты Рината, как же, – сказал Игорь, невольно постукивая жестяным боком переносимого груза о перила. – Далеко тащить-то?

– Да до гаража, – сказал Молодой, – когда до земли дойдем, легче будет, главное, на льду не поскользнуться у выхода, там и без этой хреновины убиться можно.

На выходе их встретили курящие под наддверным фонарем Игорь Васильевич и Фил. Игорь Васильевич сказал:

– Давайте, давайте, – как бы подгоняя своих крепостных.

– Ты вообще мог бы один эту штуку стаскивать и затаскивать, – отвечал ему Молодой.

– Ага, – сказал Игорь Васильевич. – Мне нельзя. Я уже старый.

Фил присоединился к Игорю и Молодому, чтобы как бы помочь, но взяться за бандуру, что они несли, было негде и поэтому он, смущенно улыбаясь, пошел рядом, глядя, как они то и дело спотыкаются на замерзших автомобильных следах. Возле самого гаража – кирпичного куба около дальней от шлагбаума стороны забора – Фил забежал чуть вперед и предупредительно приоткрыл створку железных ворот, которая проскрежетала об лед нижней кромкой и загудела, как гонг.

– Я машину так-то уже прогрел, – сказал Фил.

– Зашибись, – сказал Молодой, первым протискиваясь в образовавшуюся щель, освещенную изнутри желтым светом нескольких лампочек. Игорь благодарно кивнул Филу, на что тот только махнул рукой.

Они загрузили бандуру через задние двери белой «Газели» в пространство между сиденьями и вытерли пот.

– Я тут спину оставлю когда-нибудь, – мрачно пообещал кому-то Молодой. – Сколько там еще осталось? Поссать я успею сбегать?

Это был риторический вопрос, но Игорь и Фил посмотрели на часы, хотя Игорь не знал, когда они выдвигаются, и видел, что Молодой сам полез за телефоном, чтобы узнать время.

– Телефон оставь, сколько говорить, – сказал Фил с обычной своей улыбкой. – Спалимся когда-нибудь из-за тебя.

Молодой не стал отшучиваться в своей обычной манере человека, стоящего на ступеньку выше, чем все его собеседники, а послушно скрылся во мраке ночи, так что Игорь даже слегка онемел от неожиданности. От Фила не скрылось удивление Игоря, но он только скорчил неопределенную гримасу, вроде «такие дела» или «вечно одно и то же». Игорь на всякий случай похлопал себя по карманам, хотя точно помнил, что оставил телефон на столе, это тоже не укрылось от Фила, он понимающе улыбнулся.

Еще было полчаса всякой возни, во время которой Ринат Иосифович выдавал им пистолеты, а они расписывались и, ковыряясь с комбинезонами, напяливали каждый свою кобуру, и это походило на то, как будто каждый из них был лошадью и запрягал сам себя.

– Вам, Александр, я бы, будь моя воля, вообще бы ничего не давал, – выразил свою тайную мысль Ринат Иосифович, обращаясь к Молодому. – Вы меня пугаете даже когда держите в руках степлер.

– Ты бы вообще никому ничего не давал, – сказал Молодой. – Будь твоя воля, мы бы пешком до места ходили и обратно.

В лице Рината Иосифовича мелькнуло что-то такое, будто Молодой озвучил мысль, какую не решался озвучить сам Ринат Иосифович.

Игорю Ринат Иосифович вручил запечатанный конверт формата А4, который некуда было деть, кроме как сунуть за карман комбинезона на животе.

– Вот какой смысл? – опять встрял Молодой. – Дал бы уже ему эти листочки, он бы их в карман сунул, все равно ведь мы там же будем и все услышим.

Игорю Васильевичу Ринат Иосифович выдал стеклянный пузырек с одиноко позвякивающей внутри пилюлей. При этом оба они, не сговариваясь, посмотрели на Молодого, видимо, ожидая от него очередных реплик, но тот промолчал. В том же молчании, от которого волнение Игоря начало усиливаться до легкой дрожи в руках, они, то есть Игорь, Молодой и Игорь Васильевич, погрузились в заднюю часть «Газели», а Фил сел за руль.

– Хоть бы Эсэс вышел удачи пожелать, – сказал Молодой, когда они выехали и открывший шлагбаум Ринат Иосифович помахал им вслед.

– Все тебе не так, – заметил Игорь Васильевич, – волыну, кстати, дай сюда.

Молодой не стал спорить, вытащил пистолет и протянул его рукояткой вперед.

– Обойму хоть не успел вставить, балбес? – сказал Игорь Васильевич, проверяя пистолет на отсутствие патронов. – Фил, возьми от греха.

Он пролез по салону, отдал пистолет, вернулся и сел напротив Игоря, который ожидал, что Игорь Васильевич траванет пару баек про Молодого и пистолет. По крайней мере, обстановка и многообещающее лицо Игоря Васильевича как бы к этому располагали, но тот начал совсем про другое.

– Ты не волнуйся, – сказал он. – Мы же тут не сверхлюди какие. Мы же тут всякая шваль. Но при этом работаем же. И те люди обычные, а может, не совсем обычные, не зря же мы к ним ездим. Но производят они впечатление именно обычных людей. Ты таких тысячами на улице видишь. Посмотри на Молодого, он вон придурок придурком, а пару лет уже здесь зависает, справляется, с ума не сошел, мух с себя не ловит. А у тебя, считай, опыт какой-никакой есть, не в этой области, конечно, но ведь не совсем с нуля.

Такое утешение слабо порадовало Игоря.

– Что ты мне рассказываешь, – ответил он Игорю Васильевичу. – Буду на месте, сам посмотрю.

Он не знал, куда они едут, а город в ночное время стал совсем неузнаваемым. Пробок не было – понятно, время уже перевалило за полночь. Игорь поймал себя на мысли, что жалеет о том, что нет пробок, ему хотелось оттянуть начало знакомства с непосредственным действом как можно дальше.

– Блин, сколько раз говорил, не ставь ноги на эту херовину, – сказал Молодой.

Игорь Васильевич, правда, поставил ноги на бандуру, мирно лежащую на полу, из-за чего Игорю казалось, что они едут в катафалке, а бандура – свежий, нераспечатанный гроб с фабрики гробов.

– Ты же ставишь, – резонно отбрехнулся Игорь Васильевич.

Молодой, не убирая подошв брезентовых ботинок с бандуры, пояснил:

– Я знаю куда ставить, а ты – нет. Ее и так колыхает на каждой кочке, как бы не грохнуть.

– А что это вообще такое? – спросил Игорь.

– Да это показания снимать во время допроса, – сказал Молодой.

– Так мы ее за собой потащим, что ли? – спросил Игорь, на секунду потрясенный этим обстоятельством больше, чем предстоящим убийством. – И на какой этаж?

Игорь Васильевич и Молодой радостно заулыбались выражению лица Игоря.

– Нет, – сказал Молодой. – Здесь только данные будут собираться через блютуз, вот от этой вот…

Молодой постучал по какому-то предмету под своим сиденьем, предмет этот Игорь в полумраке «Газели» принял за ведро. Под костяшками пальцев Молодого это и звучало как ведро.

– Он тут останется, – кивнул Игорь Васильевич на Молодого. – Последит и за мейлофоном, и чтобы колеса не сняли.

– Чаще, конечно, таджиков отгонять приходится, – сказал Молодой. – Они теперь как бы парковки организовали на придомовой территории, и если мы паркуемся, то, типа, денег просят.

Масштаб творящейся вокруг глупости стал вырисовываться перед внутренним взором Игоря все более отчетливо. Под впечатлением от него Игорь смолк до конца пути. Пришел в себя, только когда вылез на мороз через распахнутые Филом задние двери и принял из рук молодого то, что раньше казалось ему обыкновенным ведром.

– Это на бошку надевать, только не себе, а тому, с кем разговаривать будешь, – пояснил Молодой. – С той стороны, короче, где датчиков нет, – перед.

Игорь кивнул, изображая понимание.

Игорь Васильевич, кряхтя, пробрался по проходу мимо Молодого и тоже выпрыгнул наружу.

– Давайте, – махнул им рукой Молодой, прежде чем Фил захлопнул его в машине.

Выяснилось, что Фил припарковал машину с четной стороны улицы, а им нужно было на нечетную. Фил шагнул было уже к водительской двери, но Игорь Васильевич придержал его за плечо:

– Да ладно тебе, перейдем.

Они перешли двухполоску перед медленной, гудевшей как пылесос, мигавшей оранжевым огнем уборочной машиной и двинулись в обход длинной пятиэтажки хрущевских времен, стоявшей у самой дороги.

– Уборщик встретил мужика с пустым ведром, – сказал Игорь.

– Ну да, – ответил Игорь Васильевич.

В своих синих курточках и комбинезонах они напоминали Игорю сотрудников какого-нибудь Интернет-провайдера или какой-нибудь технической службы, смущало только то, что на куртках не было никаких логотипов, взгляд за это сразу цеплялся.

Игорь Васильевич уверенно провел их к третьему подъезду и рывком открыл дверь, отчего домофонный магнит печально и слегка непечатно ахнул.

– Мы вперед, – вежливо отодвинул Игоря с дороги Фил и пошел вслед за взбегавшим по ступенькам Игорем Васильевичем.

На площадке второго этажа из щели приоткрытой двери на них смотрела старушка с озабоченным лицом, из-за соседней двери была слышна музыка – Высоцкий пел своих коней каким-то не своим уже голосом из-за того, видимо, что кассетный магнитофон, коим его воспроизводили, порядком поизносил и себя, и кассету.

– Я уже милицию хотела вызывать, – пожаловалась Игорю Васильевичу старушка.

– Так мы, бабуля, и так из милиции, поступил сигнал, – сказал ей Игорь Васильевич.

– Это форма у вас новая? – спросила она.

– Да, бабуля, выдали после переаттестации, вы, давайте, закрывайтесь, сейчас тихо будет через минуту.

Старушка послушно закрыла дверь, но Игорь чувствовал, что она смотрит через глазок, поэтому постарался встать так, чтобы его не было видно.

– Сколько раз он соседей заливал – не пересчитать, – послышался старушечий голосок.

Фил уверенно влез в распределительный щиток и щелкнул тумблером, отчего музыка сразу же смолкла, а за дверью послышался возмущенный вопль как минимум двух человек.

– Вот где люди набираются так? Вроде бы запретили после одиннадцати, – громким шепотом возмутился Фил.

– Они по ходу пивом обхлобучились, – тоже громким шепотом пояснил от двери Игорь Васильевич.

Между тем в шумной квартире послышались решительные шаги, звякнула металлическая задвижка, дверь не успела еще открыться, а Игорь Васильевич уже помог ей, сунул внутрь уверенную руку и шагнул в темноту. Темнота, впрочем, была недолгой, потому что Фил опять щелкнул тумблером, снова, басовито мяукнув, запел Высоцкий.

– Дверь за собой закрой, – сказал Фил Игорю и тоже быстро шмыгнул в квартиру.

Игорь двинулся за ними. Пока он закрывал дверь, косясь на дверь ванной, оттуда раздался короткий грохот осыпающейся с полочки мелкой утвари, судя по звуку – груды баллончиков с пеной для бритья. И все стихло.

Магнитофон в задымленной кухоньке замолк сразу же после грохота. «Э-э-э», – возмущенно произнес чей-то незнакомый голос, но тут же осекся. Игорь продолжал топтаться в прихожей, разглядывая замызганные оранжевые обои с бледным рисунком, какую-то полку у себя над головой, заваленную всяким хламом вроде разноцветных лыж и пыльных трехлитровых банок, а Игорь Васильевич уже выскочил из ванной и быстро прошел сначала в одну комнату, потом в другую, затем пошел к Филу на кухню и призывно помахал оттуда Игорю. Игорь двинулся следом, сомневаясь, что там хватит места им всем.

Места оказалось еще меньше, потому что посреди кухни лежал вниз лицом какой-то мужчина в тельняшке, и как-то сразу было видно, что он мертв. Еще один, удерживаемый за шиворот Филом, сидел на табурете возле окна и наблюдал, как Игорь Васильевич роняет пилюлю из стеклянного пузырька в кружку с пивом и размешивает ее ручкой столовой ложки. Это был худенький мужичонка неопределенного возраста, в одних семейных трусах, с этакой алкоголической щетиной на лице. Игоря всегда удивляло, что за всю свою жизнь он ни разу не видел запойных алкоголиков с бородой – они были или чисто выбриты (как отец Игоря), или носили такую клочковатую щетину (как бывший сосед Игоря по подъезду или сосед по даче).

Лицо у мужичонки было задумчивое, он смотрел в пол, как будто что-то соображая, и дышал с присвистом, казалось, что его вот-вот стошнит.

– Вас Верка, что ли, послала? – спросил, наконец, мужичонка линолеум у себя под ногами. Игорь увидел синие от грязи ногти, венозные растрескавшиеся ступни мужичонки, и его замутило сильнее, чем от вида трупа.

Игорь Васильевич на секунду перестал помешивать ложкой:

– Можно и так сказать, – отвечал он. – Все беды ведь из-за баб. Наверно, и твоя тоже подкидывает проблем.

Мужичонка опять обратился к линолеуму:

– Да она брешет все.

– А вот мы сейчас проверим, брешет или не брешет, – сказал Игорь Васильевич, кладя ложку на кухонный столик между грязной синей пепельницей и хлебницей, черной от времени. – Вот, пей давай.

Он двинулся к мужичку, тот протянул было руку к кружке, но Игорь Васильевич отпихнул его кисть в сторону и пояснил:

– Рот открой, дубина.

Мужичок послушался и, запрокинув голову, открыл рот. Игорь увидел его ясные, голубые, как у младенца, глаза, окруженные почти черными складками век и сухих морщин. Горло мужичка задергалось, как у котенка или цыпленка, когда он стал глотать то, что вливал в него Игорь Васильевич. Не глядя на Игоря, Игорь Васильевич вытянул пластмассовый табурет ногой из-под стола и сказал через плечо:

– Садись давай.

Игорь послушно подтянул табурет и сел.

– И долго? – спросил он.

– Когда как, – ответил Игорь Васильевич. – Ну тут, вроде, с алкоголем, да низкая масса. Пара минут.

Все они замерли в ожидании, даже мужичок, вместо того чтобы вырываться и сигать в окно, опять опустил голову и поставил руки на колени. На левом предплечье у него была размытая татуировка, от которой разобрать можно было только буквы «ДМБ», но нельзя было разглядеть год, в который он дембельнулся. На левом же плече была вытатуирована чайка, вроде мхатовской.

Чтобы хоть как-то занять себя, Игорь принялся давить еще дымившийся в пепельнице окурок, оставленный, видимо, спешившим открыть дверь гостем мужичка. В наступившей тишине было слышно, как в хлебнице что-то шуршит. Из пивной лужицы на дальнем от Игоря конце стола, шевеля длинными усами, лакомился здоровенный таракан. Только теперь, когда стихла суматоха, Игорь заметил, что Игорь Васильевич и Фил когда-то успели надеть перчатки телесного цвета, а сам он был без перчаток, ему их даже не выдали.

– У тебя проводка, что ли, слабая? – встряхнул мужичка Фил.

– Чего? – спросил тот.

– Горит что-то, – сказал Фил.

Тут Игорь, заглядевшийся за неимением того, на что можно заглядываться, на раковину, с крана которой свисала тяжелая капля, но все никак не могла упасть, почувствовал запах паленого пластика. Игорь зачем-то посмотрел на газовую плиту, убеждаясь, все ли конфорки закрыты.

– Может, я чего не так выдернул из розетки, – предположил Фил и дернул подбородком на розетку рядом с плечом Игоря. Игорь понюхал розетку, но запах гари шел не оттуда, а откуда-то из-под стола. Передав Игорю Васильевичу свою ведровидную ношу, Игорь, невольно косясь на жуткие ноги мужичка, полез под стол. Там он, изрядно изваляв ладони в пепле, пыли, кухонном жире, наконец обнаружил окурок, закатившийся за край линолеума возле плинтуса и тихонько тлевший. Игорь затушил его об батарею, шипя прихлопнул тление руками и вылез наружу.

– Ох, че это такое вы мне налили, ребята, – сказал мужичок вяло и посмотрел своими ясными глазами на Игоря Васильевича. – Меня так прет, так прет.

Игорь Васильевич, словно и не обратив на слова мужичка никакого внимания, сказал Игорю:

– Ну и руки у тебя.

Игорь, переступив через труп, сунулся к кухонной раковине, но она была забита посудой почти под самый кран, ни моющего средства, ни мыла на раковине не было.

– В ванную не советую ходить, – угадал мысль Игоря Игорь Васильевич. – Проблюешься еще с непривычки, там открытая чеэмтэ лежит.

Игорь замер, беспомощно нюхая свои ладони, пахнувшие теперь как носки.

– Просто сполосни, да об штаны вытри или вон об штору, – посоветовал Фил, он уже увидел, как Игорь с сомнением косится на серое полотенце, висевшее на вбитом в стену гвоздике, рядом с блестящей от чистоты теркой, висевшей на таком же гвоздике. Игорь осторожно приоткрыл кран, несколько раз сполоснул руки и вытер их об штанины с задней стороны бедер. Он не успокоился, пока руки не стали пахнуть пыльной тканью.

– Чистота – залог здоровья, – сказал на это мужичок.

– Порядок – прежде всего, – продолжил его мысль Игорь Васильевич. – Ты, главное, потом их с хлоркой вымой, прежде чем до еды добраться. Да что до еды, я бы с такими руками по-маленькому бы боялся сходить.

– Вы бы не умничали, – заметил Фил. – После нашего-то туалета здесь просто Версаль.

– Кстати, да, – согласился Игорь Васильевич, – уже несколько месяцев собираюсь как-то оживить там обстановочку, но все руки не доходят.

– Считай, неделю балду пропинали, – сказал Фил.

– Ну так ты там живешь, кому как не тебе удобства обеспечивать, – сказал Игорь Васильевич.

– Нормально, – саркастически высказался Фил. – Я душ, между прочим, на свои деньги отгрохал, эту кабинку, плитку тоже, пол, по которому вы ходили, когда еще клей не просох, а теперь еще и туалет, имейте совесть, ребята.

– Димон, кстати, вот такой сантехник, и по плитке, – встрял в разговор мужичок и показал на труп возле их ног. – Он все по-божески, за нормальные деньги.

Игорь Васильевич встряхнулся, будто избавляясь от наваждения, и протянул Игорю прибор, похожий на ведро.

– Давай сам, включается вот здесь.

Игорь принял ведро, щелкнул переключателем, где ему показали (прибор опасно загудел, как трансформаторная будка, но больше ничего, что указывало бы на то, что он работает, не произошло). Затем Игорь наискось перешагнул труп, задев плечом Игоря Васильевича, и надел прибор на голову мужичка.

– Темно, – гулко сказал мужичок изнутри.

– Сейчас тебе вопросы будут задавать, ты на них будешь отвечать, – постучал по ведру Игорь Васильевич. – Ты все понял?

Ведро утвердительно покивало.

– Я понял, – ответил мужичок – ему, видимо, так понравилась гулкость собственного голоса, что он постарался ее усилить, заговорив низко и нараспев: – Цветочек аленькой.

– Еще бывает, про тайну золотого ключика втирают, – поделился с Игорем Игорь Васильевич.

– Мне уже приступать? – спросил Игорь и, получив от Игоря Васильевича утвердительный кивок, снова сел на табурет, достал конверт, который стал влажным с одной стороны от его собственного пота. – Вы хоть форточку откройте – жарко же, – попросил Игорь.

Фил, отпустивший загривок мужичка и стоящий со скрещенными на груди руками, развернулся к форточке, уронив с подоконника пустую, частично ржавую жестянку с надписью «Сахар» и крупными красными горошинами на боках, а когда нагнулся, чтобы поднять ее, Игорь Васильевич сказал:

– Не надо, это тебе жарко. Ты на мандраже. А Фил застудит шею, будет потом улыбаться, как собака, шею потирать. Тебя же самого совесть замучает.

– Я немного открою, – все-таки сказал Фил. – Тут, правда, слегка тяжко.

Сухая сторона конверта была почти пуста. В верхнем левом углу стоял мелко пропечатанный номер «146», а в правом нижнем – штрих-код. Игорь прощупал конверт, пытаясь определить, где лежит запечатанная в него бумага, чтобы не повредить ее при открытии, затем бережно оторвал полоску сбоку. Судя по спокойным лицам Игоря Васильевича и Фила – Игорь сделал все правильно. Нашарив двумя пальцами содержимое, Игорь вытянул наружу обычный листок формата А4. С одной стороны был напечатан какой-то текст, набранный мелкими буквами, а другая сторона была пуста.

– Конверт и огрызок сюда давай, – протянул лапу Игорь Васильевич, хотя сам уже подхватил со стола оборывок-полоску. С тем, что получил, Игорь Васильевич, ушел в туалет, откуда раздались многократные звуки разрываемой на мелкие клочки бумаги и последовавшие за этим всплески унитазного смыва.

– По ходу, я угадал его любимую комнату, – кивнул на мужичка Игорь Васильевич, когда вернулся, – и его любимую книгу.

Он вытащил из кармана маленький, похожий на брелок предмет, в котором Игорь узнал небольшой диктофон, и положил его на стол.

– Вот, – сказал Игорь Васильевич, – пользуйся. Тут он включается, если не знаешь. Задавай вопросы, следи за реакцией.

– Как я могу следить за реакцией, если у него лица не видно.

– Как хочешь, так и следи, – сказал Игорь Васильевич.

Игорь включил диктофон (а Игорь Васильевич завис над ними обоими – диктофоном и Игорем, – чтобы проверить, все ли правильно делается) и сунул нос в листок.

Все строчки были пронумерованы, последним значился вопрос под номером «сто шестьдесят восемь», Игорь вернулся в начало текста и озвучил первую строку:

– Какие кошки вам больше нравятся, белые или рыжие?

Игорь Васильевич протянул руку к диктофону и выключил его:

– Второй дубль, – объяснил он свое движение. – Говори номер вопроса, а потом задавай. Начали.

Игорь под похожей на дубовую сенью Игоря Васильевича, снова включил диктофон, озвучил номер вопроса и сам вопрос. Мужичок же, видимо, задремав у себя под ведром или потерявшись под действием выпитой таблетки, и не думал отвечать. Фил постучал по ведру сверху, мужичок встрепенулся.

– Давай отвечай, когда спрашивают, – сказал ему Фил. Мужичку нравились черепаховые кошки с белым брюхом и подбородком.

– Вопрос номер два, – сказал Игорь. – Любите ли вы разгадывать кроссворды?

– Я раньше любил, – ответил мужичок, – когда их в «Труде» печатали и в журналах, на последней странице «Человека и закона».

– Вопрос номер три, – сказал Игорь. – Имеете ли вы разряд по шахматам?

– Юношеский третий, – ответил мужичок.

Фил посмотрел на него с некоторой долей уважения и сожаления.

– Вопрос номер четыре, – произнес Игорь уже несколько автоматически, он не понимал, какую реакцию он должен видеть, поскольку отвлекался теперь уже на лицо Фила. – Посещали ли вы когда-либо Казанский Кремль?

– Может, в детстве, – сказал мужичок, – у меня бабка в Казани жила. Но точно я не знаю.

– Вопрос номер пять, – сказал Игорь. – Какими словами вы описали бы яблоко?

– Красное, – ответил мужичок, – круглое, зеленое, кислое.

– Вопрос номер шесть, – сказал Игорь. – Вы когда-нибудь жгли во дворе листья?

– Кто же их не жег, – усмехнулся мужичок.

– Вопрос номер семь, – сказал Игорь. – Сколько друзей у вас было во время службы в армии?

– Трое, – ответил мужичок, – Васян, Гошка Еремеев и Серега Долгих.

– Вопрос номер восемь. Часто ли вы точите кухонный нож?

– Ну, как затупится, так и точу, сами можете посмотреть, – сказал мужичок и попытался приподняться, чтобы, видимо, показать нож, но Фил удержал его на месте.

– Вопрос номер девять. Забывали ли вы когда-нибудь что-нибудь в транспорте?

– Я друга один раз пьяный в троллейбусе забыл, – сказал мужичок, – а в восемьдесят девятом у меня в трамвае всю зарплату вытащили.

Игорь замолчал, решив, что мужичок продолжит перечислять забытые в транспорте предметы, потому что интонация его была многообещающая; говоря про зарплату, он как бы закончил свое предложение не точкой, а чем-то другим, вроде многоточия или запятой, но мужичок молчал.

– Давай дальше, – прошептал Игорь Васильевич, – а то он опять задремлет.

– Вопрос номер десять, – сказал Игорь. – Вы помните какое-нибудь стихотворение из школьной программы?

Мужичок стал читать Асадова, он так и сказал: «Асадов. Цыгане поют». После второй минуты чтения Игорь было засобирался остановить его, но Игорь Васильевич показал указательный палец, предостерегая от этого.

– Еще я «Бородино» знаю, – сказал мужичок, покончив с Асадовым.

– «Бородино» не надо, – остановил его Игорь. – Вопрос номер одиннадцать. Бывают ли у вас приступы головокружения?

– «Вертолеты», что ли? – не понял мужичок. – По молодости бывало, сейчас реже, а так я высоты боюсь, когда едем по мосту, я стараюсь в окно не смотреть.

– Вопрос номер двенадцать, – сказал Игорь и осекся, потом все-таки прочитал вопрос. – Боитесь ли вы высоты?

– Говорю же – боюсь, – сказал мужичок, повысив голос от того, что его спрашивают об одном и том же, и добавил: – До усрачки, можно сказать, боюсь.

– Вопрос номер тринадцать. Ели ли вы в детстве сырую крапиву?

– Неет, – уверенно ответил мужичок. – У нас только один пацан мог так делать, сворачивал листок, говорил, что вкусно, но никто за ним повторять не рискнул.

– Вопрос номер четырнадцать, – сказал Игорь. – Умеете ли вы водить автомобиль?

– Умею, конечно, – ответил мужичок.

Вопросы были составлены удивительным образом, Игорь пожалел, что не прислушался к совету сходить поспать, потому что на шестидесятом вопросе его уже поволокло в сторону. На шестьдесят седьмом Игорь внезапно для самого себя зевнул. Вслед за ним принялись заразительно зевать Фил, Игорь Васильевич и мужичок под ведром. Что до Фила, то он не только зевал, но, хотя и оставался на ногах, все равно стал как-то сползать то в одну, то в другую сторону, стал часто менять положение тела. Он облокачивался на подоконник то обеими руками, то одной, чуть ли не локтем. Игорь Васильевич переминался с ноги на ногу, затем поднял валявшийся в углу табурет и сел на него, подперев щеку кулаком. Задавая вопросы, Игорь покосился на Игоря Васильевича – тот слушал как ребенок, когда ему читают уже не раз читанную сказку.

Среди вопросов попадались воистину странные, например, «висели ли вы когда-нибудь вниз головой до потери сознания», «какая футбольная команда вызывает у вас бо́льшую неприязнь», «сколько всего у вас было собак за всю вашу жизнь», «пробовали ли вы бросить курить, если да, то сколько раз», «где вы предпочитаете встречать Новый год». Игорь уже не только задавал вопросы, но и сам мысленно отвечал на них и сравнивал свои мысли с ответами мужичка, Игорю не нравилось, когда тот отвечал остроумнее, чем он сам. В итоге он так углубился в текст, что совсем забыл, что будет в конце.

– Вопрос номер сто шестьдесят восемь, – сказал Игорь. – На каком этаже вам хотелось бы жить, если бы вы могли выбирать?

Игорь перевернул листок, еще раз убеждаясь, что спрашивать больше нечего, а в это время мужичок ответил:

– Я и так выбрал на каком, я этот дом, можно сказать, своими руками строил в восемьдесят втором.

Безо всякого сигнала со стороны Игоря, Игорь Васильевич встал с табурета и снял ведро с головы мужичка, тот даже не успел сощуриться от света, как Фил, облокотившийся на локоть и сонно помаргивающий в пустоту, соскользнул локтем с подоконника (Игорь даже решил, что Фил задремал), схватил мужичка, поймал его шею в локтевой сгиб, прижал к себе, отпустил – и тот молча повалился на бок. Игорь услышал свист воздуха, выходившего из расслабленных легких мужичка. Он падал в сторону стола, потом скользнул плечом по краю столешницы и завалился лицом вниз, головой прямо под ноги Игоря. Все произошло так быстро, что Игорь не успел даже вскочить. Глядя на все так же облокачивающегося на подоконник Фила, Игорь подумал, что вскакивать уже глупо, и спросил.

– Что теперь?

Игорь Васильевич выдернул бумажку с вопросами у него из пальцев и опять ушел в туалет.

– Вот так это и делается, – сказал Фил безо всякой бравады, словно мясник, десятый раз показавший тупому ученику, как разделывать тушу.

Игорь подумал, что Молодой ходит по очень тонкому льду, когда достает Фила своими шуточками.

Из туалета опять раздались звуки разрываемой бумаги и плески унитаза, Игорь Васильевич вышел обратно и сказал от кухонного порога:

– Вроде ничего не забыли.

– Вроде ничего, – сказал Фил. – Ты все комнаты проверил?

– Охренеть тут комнат, – не без сарказма заметил Игорь Васильевич, бросая табурет, на котором сидел во время допроса, обратно в угол. – Пошли уже.

Они вышли на лестничную площадку. Бабулька, может, уже и уснула, успокоенная тишиной, но к ее глазку Игорь все равно старался держаться спиной.

– Тут вроде замок с защелкой, – задумчиво пробормотал Игорь Васильевич и хлопнул дверью, потом подергал дверную ручку. – Точно, с защелкой.

– И что, никто на нас не подумает? – спросил Игорь уже на улице.

– Да бытовуха обычная, – сказал Игорь Васильевич, – такая каждый день происходит. Новости посмотришь – и без нашего участия такие вещи творятся, что у меня самого волосы дыбом на жопе встают, а спина изморозью покрывается. Двое, короче, сели в шахматы играть, один выиграл, другой обиделся – пять трупов. Мы, конечно, не дело творим, но мы хоть по приказу родины, и у этого всего цель есть. Спору нет, страшно, что у страны цели такие могут быть. Но еще ведь страшнее, что граждане сами друг друга безо всяких целей херачат налево и направо. Я вроде много повидал, но некоторым поступкам объяснения дать не могу. Какой-нибудь неманьяк – бац, сына по башке табуретом за неубранные игрушки. Жена суп пересолила, мужу не понравилось, она его чик ножом пятнадцать раз, а потом ребенка в окно. Главное, не сама в окно, а ребенка почему-то. А дорожные разборки? Вообще мрак. А игра «Поймай на бампер старушку на переходе – получи два года»?

– Так-то это самооправдания всё, – вздохнул Фил.

– Перед тобой страна тоже оправдывается, – сказал Игорь Васильевич. – Она тебе разрешает, даже приказывает убивать людей, но при этом запрещает пацанов трахать, курить в общественных местах, оскорблять чувства верующих и покупать алкоголь после одиннадцати.

– Ты меня на лояльность проверять, что ли, вздумал? – безобидно глядя в землю и не сбиваясь с шага, спросил Фил.

– Нет, – твердо сказал Игорь Васильевич. – Я на полном серьезе. Вот в чем по-твоему провинились эти бедолаги сегодня?

– Значит, в чем-то провинились, – все так же глядя в землю, сказал Фил.

– Да ну тебя, дуешь уже на холодное.

Фил широко улыбнулся какой-то своей мысли.

– Нет, ну правда, – вполголоса, то есть в том тоне, в каком и шел весь разговор, возмутился Игорь Васильевич. – Тебе уже некуда уже падать. У тебя же депрессняк, от тебя жена ушла, с которой у вас, не знаю, что-то ведь было, дочку же родили, ты живешь на работе. Тебя позвали к нам, ты пошел. Ради чего? Ради высшей цели? Явно ведь не из-за карьеры. Ой-ой, хоть кому-то я нужен.

– А если и ради цели? – поинтересовался Фил.

– А если бы ради цели нужно было пацанов трахать? – тут же спросил Игорь Васильевич, и лицо у Фила закаменело. – Вот сказали бы, вперед, Фил, ради страны, ради высшей цели.

Фил ничего не ответил. А Игорь Васильевич продолжил:

– А тут ведь речь о человеческих жизнях идет, Фил. Может, это вообще какая-то ошибка. Всплывет это все через несколько лет в результате очередной перестройки, и будем мы с тобой, и с тобой, – он указал на Игоря, – типа сталинских палачей. И окажешься ты, Фил, в еще большей жопе, чем был. Как тебе такая перспектива? И твое же государство будет тебя клеймить, те же люди, что тебе приказы отдавали.

– Ты к чему все это? – спросил Фил.

– Да ни к чему, – сказал Игорь Васильевич.

«Достоевщина какая», – подумал Игорь.

За разговором они подошли уже к своей «Газели» и стояли возле нее, продолжая спорить. Фил сменил идейность на расчет и утверждал, что собирается просто дослужить до пенсии и уйти копать огород, Игорь Васильевич все равно не отставал от Фила и разрушал его безыдейную базу, утверждая, что тот сойдет с ума на пенсии, потому что копать огород – это не для Фила. Несколько раз Игорь Ва-сильевич употребил фразу «трахать пацанов» в том или ином ключе, и у Игоря сложилось впечатление, что Игоря Васильевича эта тема интересует гораздо больше, чем самого Фила. Молодой приоткрыл задние двери и с удовольствием на лице слушал их обоих, потом не выдержал и сказал:

– Давайте, может, уже внутри продолжим диспут о сексе с несовершеннолетними?

– Он еще в столб врежется, когда начнет аргументы искать, он мрачный такой становится, когда ему объясняешь… – проворчал Игорь Васильевич, но тем не менее полез в машину.

– Не буду я ничего искать, я все уже нашел, – ответил ему в спину Фил и пошел на водительское место.

– Ну как прошло? – спросил Молодой, когда машина тронулась.

– Вот что ты себя терзаешь? – взвился на Фила Игорь Васильевич. – Ты вон иногда по нескольку человек за ночь убиваешь – и еще терзаешься, что тебя на мальчиков тянет. Так же с ума можно сойти. В этом прямо какой-то разлом нездоровый есть. Или ты никого не убиваешь – и святой, или убиваешь – и не терзаешься насчет мальчиков. Я просто боюсь, что это когда-нибудь плохо для нас всех кончится. Нельзя одной ногой стоять в одном лагере, а другой ногой – в другом. И ладно бы ты правда кого-то изнасиловал, так ведь нет, тебя же сразу спалили, на первом же пацане, может, ты сорвался, потому что у тебя витаминов каких не хватало, может, это биохимия была, другой бы на дурака отъехал и еще бы радовался, какие вокруг идиоты.

– Он часто так по мозгам катается, – поделился с Игорем Молодой. – Если запала хватит – он и меня, и тебя начнет жизни учить.

– Хрена ли тебя учить? – перекинулся на Молодого Игорь Васильевич, постепенно ослабляя жар, словно Молодой открыл в Игоре Васильевиче аварийный клапан. – Тебя надо было драть с самого рождения армейским ремнем вплоть до сегодняшнего дня, да и то толку бы не вышло.

– Так как все прошло-то? – спросил Молодой.

– Да нормально все прошло, – ответил Фил.

– Не видишь, что ли, все живы-здоровы, – подтвердил Игорь Васильевич. – В штатном режиме. Правда, лишних двоих зацепили. Прикинь, зашли люди пивка попить к старому товарищу. Ладно, хоть детей не было или собаки.

Игорь внутренне содрогнулся, он и не предполагал такой возможности и не представлял, что бы было.

– Один раз вообще хреново получилось, – признался Игорь Васильевич. – Мужик один жил, видно, когда его отслеживали. Отслеживали, отслеживали, да не отследили: он за это время то ли пить бросил, то ли колоться, ну и вернулась к нему жена с сыном – а тут и мы нарисовались. Там и елка стояла в игрушках. Ад, короче.

Это, видно, была не очень легкая тема, поэтому Молодой вроде бы и открыл рот, чтобы что-то сказать, однако все-таки промолчал, косясь на Игоря Васильевича. Игорь внезапно вспомнил, как заваливался набок, а потом вперед мертвый мужичок. Представил на его месте своего сына и, в приступе внезапно накатившей тошноты, задергал ручку двери, а когда она открылась, свесился лицом к выезжавшей снизу дороге, пойманный прыгнувшими на него одновременно Игорем Васильевичем и Молодым – и его несколько раз вывернуло желчью.

Фил неторопливо свернул к обочине и плавно затормозил.

– Давайте хоть газировки купим, – предложил Игорь Васильевич, успокаивающе похлопывая Игоря по спине.

Игорь отрицательно помотал головой, а Молодой сказал:

– Я сбегаю, тут недалеко, – перепрыгнул через голову Игоря и ускакал.

– Сына своего представил в таком положении? – догадался Игорь Васильевич.

Игорь покивал дороге и стал подниматься. Он не просто представил, это было как наяву. Он даже видел, во что сын одет – бабушка подарила ему связанные из разных цветных ниток носки, – и он полюбил скользить в этих пестрых носках по ламинату, как на коньках. Дома сын носил майку – или с пижамными штанами, или с трусами с героями «Тачек». Вот в этих трусах, в этих носках, которые были почти как гольфы, и в майке сын возник в его видении. Игорь вспомнил, как выходил воздух из расслабленных смертью легких мужичка, и его снова начало выворачивать.

– В следующий раз, если будет тянуть поблевать, – не стесняйся, блюй прямо здесь, – сказал Игорь Васильевич. – Не хило было бы, если бы тебя пришлось с дороги соскребать, а потом твоей родне объяснять, как ты коньки отбросил. О семье думай.

– Да может, просто укачало, – попробовал оправдаться Игорь, утирая слезы и отдыхиваясь. – Так совпало просто.

– Все равно, давай без каскадерства, подыши пока поглубже.

Как бы забыв о запретах Молодого, Игорь и Игорь Васильевич поставили ноги на валявшийся агрегат и закурили переданные Филом в салон сигареты.

– Ни хрена ты соску купил, – сказал Игорь Васильевич подбежавшему с двухлитровой бутылью Молодому, а когда он, поскользнувшись на ступеньке, едва не упал головой об пол, добавил: – Давай, еще ты башку разбей.

– Лапы убрали, – приказал Молодой, отряхнувшись, и они безропотно поджали ноги под сиденья, сам же Молодой, вспомнив о своих непосредственных обязанностях, передал бутыль Игорю Васильевичу и принялся накрывать полиэтиленом бандуру в проходе.

– Мне дайте хлебнуть, – попросил Фил.

– Ага, – сказал Игорь Васильевич, и пена из бутылки полилась на полиэтилен.

Молодой громко заматерился на смех Игоря Васильевича и Фила.

– Если бы вы знали, сколько эта штука стоит, – вы бы два раза поседели, если бы вас просто рядом с этой хреновиной стоять попросили, – сказал Молодой.

– Ну и сколько она стоит? – спросил Игорь Васильевич, ожидая, когда Фил передаст бутылку обратно. – Может, загоним ее на цветмет, а перед Ренатом будем пустую коробку таскать, корячиться, чтобы он чувствовал удовлетворение.

– А это мысль, кстати, – сказал Молодой, принимая бутылку от Игоря Васильевича, отхлебывая из нее и тоже роняя газировку на полиэтилен. – Педофилия, кстати, через слюну не передается, нет?

– Лишь бы ты девственностью своей никого не заразил, – тут же сказал на это Игорь Васильевич так, что Молодой подавился.

– Давайте, закрывайте уже двери, выстудили все вконец, – по-хозяйски скомандовал Фил, – залили тоже. Пить аккуратнее нельзя разве?

Игорь Васильевич перешагнул через ноги Игоря и закрыл двери.

– Полегчало? – спросил он.

Проветрившейся голове Игоря и правда стало полегче, а спазмы в желудке улеглись, он оторвался от бутылки, из которой пил мелкими глотками вязнущую на зубах и отдающую углекислотой в нос жидкость, и кивнул.

– Погнали, давай, дальше, – скомандовал Игорь Васильевич, впрочем, Фил и без его команды, как только хлопнули двери, начал трогаться с места.

– Тебя не поменять? – спросил Игорь Васильевич Фила. – А то ты вялый какой-то был, когда Игорек отходную читал.

– Да не, нормально всё, – ответил Фил, блеснув глазами в салон.

– Я тогда покемарю малясь, – сказал Игорь Васильевич.

– Да тут недалеко уже, ты не успеешь, – сказал Фил.

Молодой незаметно забрал газировку из рук Игоря и вытянул в одну морду почти половину бутылки. Игорь смотрел в заднее окно, он поймал себя на мысли, что желтое мигание светофоров его успокаивает. В некоторых многоквартирных домах, мимо которых они проезжали, горели одно-два окошка, и это тоже действовало на Игоря успокаивающе, хотя в квартирах с включенным светом, как уже Игорь убедился, могло происходить все что угодно. Он загляделся на небоскреб, отстроенный в центре совсем недавно, – во всем здании было темно, и только этаже на пятнадцатом, на лестничной площадке, горела одинокая лампочка. Там же, освещенный ее чахлым светом, похожим на аварийный, стоял маленький человек и, кажется, курил.

– Что ты говоришь, недалеко, мы вон через центр едем, – предъявил Игорь Васильевич Филу.

– Мы через край центра, – объяснился Фил.

– Тебе бы таксистом работать, – сказал Игорь Васильевич.

– Счетчики отменили, смысла нет, – снова отбился Фил ровным своим голосом.

– Через тракт выехал бы сразу, – не сдался Игорь Васильевич. – Там по объездной вчистил бы.

– Не знаю, че-то накатило.

Игорь Васильевич смирился и замолк. Сначала Фил окунул их в переулки, становившиеся все мельче, но увешанные светящимися вывесками и рекламами, почти каждое дерево по пути было оплетено мигающими гирляндами. Из-за сумрака и движения не было видно грязи и легшего там и сям снега, проулки казались этакими европейскими предновогодними улочками. Потом вывесок стало меньше, но они не исчезли совсем, а стали попроще, оплетенные гирляндами деревья попадались все реже. Наконец, выехали на улицу, которую Игорь хорошо знал и по которой сам каждое утро ездил на работу, – это была широкая улица с тополями и высокими фонарями по бокам. За деревьями стояли высоченные новостройки, но сейчас их было не видно – фонари хоть и освещали асфальт под собой, сгущали мрак за пределами пятна света и образовывали целую стену темноты. Затем был мост, с которого, когда они по нему ехали, Игорь увидел пассажирский поезд, бесшумно двигавшийся, освещенный изнутри плацкартным ночным светом.

Через несколько минут дорога перестала быть ровной, сначала их кидало на ямах, пробитых в асфальте грузовой техникой, потом и вовсе пошла грунтовка. Молодой принялся придерживать агрегат и шипеть на Фила, чтобы тот ехал осторожнее.

– Ты туда ехал нормально же, – сказал Молодой.

– Так то – туда, – как бы объяснил Фил, но Игорь не понял этого объяснения; когда их особенно тряхануло и внутри аппарата что-то зазвенело, как на пружинах, Молодой взъелся на Фила одним только нечленораздельным возгласом.

Возле шлагбаума их уже поджидал Ринат Иосифович.

– И давно ты тут сторожа изображаешь? – сунув голову к Филу, метясь, видимо, в приоткрытое водительское окошко, крикнул Игорь Васильевич.

Игорь не услышал, что ответил Ринат Иосифович, потому что мерзлая земля как-то особенно загрохотала под холодной резиной колес, когда Фил сбавил скорость, а Игорь Васильевич, видимо расслышал, потому что понимающе сказал:

– А-а, – и добавил, скорее всего, отвечая на вопрос: – Да нормально. Гладко, в принципе.

Они приехали, Игорь спрыгнул на бетонный пол гаража, и по тому, как тяжело толкнулся бетон в подошвы, понял, как устал, как затекли ноги во время поездки.

– Одну таблетку я тебе сэкономил, – сказал Игорь Васильевич подошедшему к ним Ринату Иосифовичу и потряс бутыльком, вынутым из кармана.

Ринат Иосифович недовольно поморщился и потер висок, Игорь Васильевич толкнул локтем стоящего рядом, потягивающегося, как после сна, Фила, и они оба – Игорь Васильевич и Фил – заулыбались. Игорь не удержался и тоже улыбнулся. В свете гаражных лампочек, похожих на лампочки в какой-нибудь подсобке или за кулисами (ребенком Игорь играл новогодние спектакли в местном клубе и знал, какой свет бывает за кулисами), все произошедшее казалось глупой мистерией, а усталость, накладываясь на декорации гаража, где началась поездка, создавала впечатление, что вообще ничего не было. Казалось, они пришли в гараж, простояли несколько часов и теперь должны были повторить все свои действия – выдачу табельного оружия, погрузку агрегата в «Газель» – в обратном порядке.

Все они, гуськом, как утята, двинулись за Ринатом Иосифовичем в его подсобку и повторили спектакль – Ринат Иосифович придирчиво изучал оружие и считал патроны, а они расписывались. За потраченную пилюлю Игорю Васильевичу пришлось заполнять объяснительную, все остальные стояли полукругом возле столика, где он это делал. Игорь готов был молиться, чтобы Игорь Васильевич заполнил бумагу с первого раза.

– Диктофон не потеряли? – спросил Ринат Иосифович, и у Игоря екнуло сердце, но Игорь Васильевич сунул руку в карман штанов и хлопнул диктофоном о столик, как доминошкой, и, хитро оглянувшись, полюбовался бледностью Игоря.

– Осторожнее, пожалуйста, – попросил Ринат Иосифович. – Передайте Игорю Петровичу и распишитесь.

– Ринат, блин, – сказал Игорь Васильевич, – ну сколько просить, давай по-человечески, можно же утром или послезавтра.

– Послезавтра уже концов видно не будет, – резонно заметил Ринат Иосифович.

Пока загрузили обратно в каморку Молодого его бандуру, пока Фил прибирал в машине, а все стояли и смотрели, как он это делает, пока Игорь принимал диктофон на свой баланс, наступило раннее утро. Где-то за забором один за другим загрохотали первые трамваи. Игорь не знал, хочет он спать или уже не уснет, настолько его усталость уже перешагнула через сонливость. Когда Игорь, Фил, Молодой и Игорь Васильевич собрались в курилке, Игорь чувствовал себя так, словно выпил десять чашек кофе подряд. За окном курилки начинал синеть демисезонный рассвет.

– Ох, и зрачки у тебя, Петрович, – заметил Игорь Васильевич. – Руки вон подрагивают. Ты меня как подбрасывать до дома будешь?

– Когда тебе уже твою таратайку починят? – возмутился Молодой. – Хватит тебя, может, уже катать.

– Да все обещают, обещают, – уклончиво сказал Игорь Васильевич.

– Довезу уж как-нибудь, – обнадежил Игорь.

– Нет, ну серьезно, нашел таксиста, – опять встрял Молодой.

– Я тебе говорю, возьми мою, – предложил Фил. – Мне-то тут все равно сидеть.

– Ага, спасибо, – воодушевленно начал Игорь Васильевич, – а если мне ее кто царапнет или еще что? С ДВУМЯ машинами потом трахаться?

– Так страховка же, – сказал Фил.

– А если не все покроет? А мало ли что еще?

– Ну ты и пессимист, – сказал Фил, – как моя тетка.

– Мне все равно по пути, – влез Игорь, чтобы их примирить.

– Так на него же бензина уходит, как на троих меня, подвеска потом, кресло это туда-сюда, оно у меня уже не закрепляется, по-моему, после этих поездок, – встрял Молодой, чтобы снова начать свару.

– У меня вроде все нормально, – сказал Игорь.

– Это пока, – утешил Молодой.

Утренние сумерки сменились какими-то полусумерками, походившими уже на свет дня, до полной дневной яркости осталось совсем немного, когда они, зачем-то несколько раз попив чая и кофе у Фила в каморке, отправились по домам.

– Ренат, сука, еще затемно свинтил, – ругнулся Игорь Васильевич на свежий автомобильный след, тянущийся по рыхлому снежку.

Игорь покосился на него со своего водительского места. За время работы в этой конторе он так привык, что Игорь Васильевич ездит с ним, что ему показалось бы странным возвращаться домой без кого-то гундящего рядом. Игоря интересовало, как Игорь Васильевич добирается до работы, но он почему-то стеснялся об этом спросить. Еще его интересовало, чья машина будет стоять на улице, когда машина Игоря Васильевича вернется из ремонта, но и об этом Игорь не решался спрашивать, потому что подозревал, что на улице окажется его собственная машина.

– Хорошо вот так с утреца ехать, – сказал Игорь Васильевич. – Мы с тобой первый раз, считай, едем вот так вот спокойно. Доедем, как при Союзе. Не знаю, помнишь ты, нет, но раньше в городе каждому засранцу похоронную процессию устраивали, перлись посреди улицы, елочки разбрасывали, сейчас так попробуй. Линчуют на хер.

Игорь Васильевич ходил все в том же костюме, только с наступлением холодов накидывал на пиджак дубленку, в которой позвякивали амбарные, судя по звуку, ключи от дома. Игорь Васильевич всегда бросал дубленку на заднее сиденье, а Игорь опасался, что ключи выпадут во время поездки и придется возвращаться от дома обратно к дому Игоря Васильевича. Игорь так отчетливо и детально видел, как он подъезжает к подпрыгивающему от холода Игорю Васильевичу, синеющему на крыльце подъезда, что на самом деле у ключей не было ни малейшего шанса быть забытыми на полу или сиденье машины.

Замечание Игоря Васильевича о допотопных похоронах Игорь почти пропустил мимо ушей, но да, он помнил эти времена, когда по дорогам ездили почти одни только троллейбусы и автобусы, просто не хотел говорить об этом.

– Я жене позвоню, – сказал Игорь.

– Давай, звони, – разрешил Игорь Васильевич.

– Оль, привет, – сказал Игорь, когда жена взяла трубку, – у меня сегодня выходной образовался после ночи, я Мишку из садика заберу.

– О, зашибись, – сказала жена. – Я сегодня как раз задержусь немного.

– Блин, Оля, – слегка возмутился Игорь. – Ты просишь же побольше бывать вместе. А выходит, то я задерживаюсь, то ты.

– Да мы тут закрываем отчетность, – сказала жена. – Нужно застрять немного, хорошо, что ты сегодня свободен.

– Ну на дом возьми, – предложил Игорь. – Иногда же берешь на дом.

– Перед Новым годом не хочется еще и дома возиться, а так приду – и все.

– Да ну тебя, – сказал Игорь.

– Ну, Игорек, ну не обижайся, – протянула жена.

– Тогда ты потом тоже не обижайся, – сказал Игорь, но знал, что жена будет обижаться, если возникнет такой же повод, – она почему-то имела право капать ему на нервы, если он задерживался, а он – нет.

– Ладно, не буду, пока, – сказала жена и отключилась.

Игорь не успел даже договорить свое: «Что значит пока?» – как она оставила его с гудящей трубкой.

– Ёлки-палки, – шепотом сказал Игорь в лицо телефону, а именно в лицо сыну, чья фотография была у него на рабочем столе мобильника.

Игорь Васильевич, судя по всему, решил тактично промолчать, но надолго его не хватило.

– Она тебе не изменяет, нет? – спросил Игорь Васильевич, чем поставил Игоря в тупик, потому что он как-то над этим не задумывался.

– Да нет, наверно, – сказал Игорь. – Знаешь, не подливай масла в огонь. Мы и так только в отпусках видимся, нам еще, знаешь, ревности не хватает в наших терках. Еще, может, следить за ней предложишь.

– А ты? – спросил Игорь Васильевич.

– С кем, с Эсэсом, что ли, мне ей изменять? – возмутился Игорь.

– Ну да, – согласился Игорь Васильевич, – Молодому бы в самый раз по девкам бегать, а даже он не успевает.

– Кстати, – вспомнил Игорь вопрос, который вечно забывал задать, – он-то к нам за что?

– Да он рецепты бомб в Интернете вывешивал, подстрекал, там, чурок резать от лица скинхедов, а русских от лица кавказцев, веселья ему, видишь ли, в жизни не хватало. Еще он страничку прокурора ломанул во «ВКонтакте» и всякой экстремистской херотенью ее забил, перессорил его с кучей друзей. Некоторые до сих пор прокурора после этого случая лимоновцем считают. Молодому сколько-то там светило, но его папашка отмазал, он же генерал – хоть и бросил семью, но о сыне позаботился. Хотя, если рассудить, на хер такую заботу, с зоны он бы уже откинулся, а сколько у нас будет, бедолага, зависать, хрен знает.

Игорь Васильевич подумал и добавил:

– Хотя, если разобраться, он сам ведь не уходит. Значит, что-то его устраивает у нас.

– Его устраивает, что он, типа, на фээсбэ, работает, при том что делать в основном ни хрена не нужно.

– Это ты после выходных посмотришь, как делать ни хрена не нужно, – отвечал на это Игорь Васильевич. – Ты сейчас отойдешь от того, что увидел этой ночью, а там и новое дело подоспеет, ты даже не заметишь, как время пролетит.

Игорь покивал, понимая правоту Игоря Васильевича.

– Как вообще, мандраж прошел? – спросил Игорь Васильевич.

– Пока не знаю, – честно ответил Игорь. – Сейчас мне вообще кажется, что ничего не было.

– Главное, ты новости на выходных не смотри криминальные, – посоветовал Игорь Васильевич. – Давление может подскочить. И кинцо всякое с зарубами тоже не советую, так накатит с непривычки, что можешь в запой уйти. Смотри, типа, «Виасат», диснеевское что-нибудь, у меня канал есть с советскими детскими фильмами, у тебя, наверно, тоже есть. Вот его и смотри. Можно, кстати, побухать сейчас, сбросить стресс на время.

Они уже подъехали к дому.

– Да нет пока никакого стресса. Не дошло еще полностью, – признался Игорь, желая показать, что разбирается в себе лучше, чем полагает Игорь Васильевич.

– Ну ладно, хорошо. Если что – звони, делись, нельзя такие вещи в себе держать, – уже забравший дубленку с заднего сиденья и вышедший из машины Игорь Васильевич похлопал машину по крыше, как бы желая Игорю удачи, и пошел к дому, звякнув ключами.

Игорь все равно, на всякий случай, глянул на заднее сиденье и только потом тронулся с места, медленно, чтобы убедиться, что Игорь Васильевич зашел в подъезд.

Все произошедшее казалось сном. Мозг отбрасывал всякую возможность того, что убийство ночью произошло на самом деле, но все равно, даже когда Игорь добрался до дома и уснул, и потом, когда вел сына из детского сада, казалось, что изгоняемое воспоминание следует за ним, как какой-то черный небоскреб на колесиках с одним курящим человеком на освещенной лестничной клетке.

Вечером он поймал себя на том, что смотрит на сына, играющего в гостиной на полу с коллекцией «Тачек», и не видит его; что уже пару часов разговаривает с ним и как-то шутит, но не помнит ничего из разговора и шуток. Телевизор по совету Игоря Васильевича крутил детский канал, но Игорь совершенно не замечал, что показывали. «Эк меня расколбасило», – недовольно подумал про себя Игорь, он всегда считал, что расшатать его нервную систему трудно, а теперь сам себе казался медузой на берегу.

Игорь почувствовал себя совсем уже тряпкой, когда вздрогнул от щелчков ключа в дверном замке.

– Мама! – крикнул сын и помчался к двери.

Игоря кольнула ревность – сын никогда не встречал его с такой радостью. Игорь вяло удивился тому, что его еще волнуют такие вещи, а потом удивился своему удивлению, почему, собственно, его не должно волновать, любит его сын или нет. Эта мысль зациклилась, затерялась, а ступор вернулся.

Игорь тоже пошел встретить жену, и пока вешал ее пальто, Ольга, видимо, заметила всю его вялость, туповатость в глазах, поэтому спросила:

– Что ты такой пришибленный сегодня, вчера еще светился. Тебя что, опять выгоняют?

Игорю хотелось сказать ей прямо у порога, чтобы она брала ноги в руки и переезжала вместе с сыном куда-нибудь подальше, в какую-нибудь глубинку, но сдержался.

– Прекрасного ты мнения, – Игорь сделал вид, что оскорблен, но сыграл как-то вяло.

– Устал после ночи? – попыталась угадать жена, Игорь же согласно кивнул, потому что она была отчасти права.

Жене некогда было разбираться с проблемами Игоря – она переключилась на сына, всячески его тиская, а сын принялся виснуть на ней, они о чем-то заговорили, но Игоря опять накрыло мрачностью и усталостью, и он только смотрел на милующихся сына и жену, словно на экран приглушенного телевизора.

– Что было-то? – спросила жена.

Игорь только махнул рукой.

Как робот, Игорь сопроводил жену в ванную, выгнал оттуда пытающегося помыться с матерью сына, потом пошел за нею на кухню, затем слушал, как она читала Мишке, сидя в ногах на детской кровати, так что сын в итоге перебрался к нему на колени. Так же автоматически он занялся сексом с женой и лежал, глядя в потолок, пока она не уснула. Чтобы не беспокоить ее своим ворочанием с бока на бок, Игорь ушел на кухню, встал у окна, закурил и не успокоился, пока не опустошил всю пачку.

Жена, разбуженная пустотой возле себя, пришла, бесшумная, как призрак в своей ночной рубашке. Игорь увидел, как мелькнуло белое отражение в окне, подпрыгнул от испуга и возненавидел себя за это. Жена положила руки ему на плечи и спросила, все ли нормально. Игорю не хотелось отвечать, далеко внизу компания молодых людей играла ногами в хоккей на старом катке возле школы, шайбой им служила пластиковая бутылка из-под пива. Игорь, глядя на них, подбирал слова, чтобы ответить жене и не напугать или как-то неосторожно не обидеть ее.

– Просто сон что-то перебил, – наконец сказал Игорь как можно более непринужденным голосом, но ему самому не понравилось как фальшиво это прозвучало. – А так-то все нормально.

– Надеюсь, вы там не по саунам зависали с особым заданием, – с легкой усмешкой заметила жена, обнимая его поперек живота. – Пойдем спать.

– Я бы предпочел контрафактом заниматься, – сказал Игорь, и ему понравилось, как вернулась его обычная шутливая интонация, которую даже не нужно было играть. – Бытовой техникой. Сейчас еще выкурю пару окурков из пепельницы – и пойду. Все нормально, правда.

– Мои возьми, они уже лет шесть лежат в столе, – предложила жена и протянула пачку, вытянутую из ящика. – Я пойду, ты с собой точно ничего не сделаешь? Выглядишь, как бассет-хаунд.

Игорь честно рассмеялся от такой заботы о нем и ущипнул жену, когда она уходила. На миг черный небоскреб исчез у него из-за спины, но когда жена ушла, все накатило с новой силой.

– Все нормально, – сказал он шепотом молодым людям, гоняющим бутылку по катку. – Все нормально, правда.