38
Гортензия
Выйдя из дома, я вдруг обнаружила у себя идиотский рефлекс: прочесывать взглядом улицу, чтобы убедиться в том, что София не следит за мной из какого-нибудь укромного уголка. Я послала отцу вторую эсэмэску. В первой написала только «С воскресеньем! Целую, Эмма». И прибавила два смайлика – один с сердечками вместо глаз, а другой в черных очках, намекая на роскошное солнце, заливающее мою квартиру-студию.
Второе сообщение я набрала, уже сильно нервничая: «Отсутствие новостей – хорошая новость?» Пока отправляла, успела заметить, что не дописала слово «новость».
На улице – ничего не могла с собой поделать – я поминутно замедляла шаг, оборачивалась, а потом пускалась бежать. Меня не покидало ощущение, что она рядом и постоянно преследует меня. А что, если она отправилась в Буа-Коломб? Разве она не знает теперь, где живет отец?
В метро я почувствовала себя в большей безопасности, и мое поведение показалось мне диким. Ну не дура ли я, выдумала из ничего киношную историю! С презрением к самой себе я низко склонила голову. Какого черта мне продолжать общаться с этой женщиной и доводить себя до подобного состояния? Так мне и надо… Я дала себе клятву, что никогда больше не пойду к ней домой и в следующий раз, когда она явится в ресторан, буду держать дистанцию, следуя совету отца. София не должна обидеться, если я скажу, что стала работать по выходным и больше не могу приходить к ней на завтрак. Если понадобится, сообщу Максиму, что он может на меня рассчитывать по субботам и воскресеньям. Постепенно София от меня отвыкнет, да, так будет правильнее всего.
Я почувствовала себя гораздо лучше, когда выходила из метро на станции «Анвер».
Отец мне все еще не ответил. Но не было и повода для беспокойства – он часто забывал свой мобильник. Вдруг мне вспомнилось, как он говорил, что собирается на днях прогуляться до блошиного рынка. Конечно, туда он и отправился, ведь стоит замечательная погода. Утром он просто не захотел меня будить, вот и не предупредил. Но все равно он у меня еще посмотрит, когда соизволит позвонить! Ему отныне будет запрещено выходить без телефона. А он, как всегда, отшутится:
– Хорошо, согласен! Вот уж не думал, что дочь и дня не может без меня прожить!
И моим ответом будет:
– Ничего не поделаешь, ты мужчина моей жизни.
Мы зальемся хохотом, и он скажет, что приедет за мной после работы.
Третье мое сообщение было кратким: «Позвони, очень волнуюсь».
На улице Трюден мне пришло в голову, что я могла бы позвонить Изабелле, хотя я не люблю прибегать к ее посредничеству, чтобы узнать новости об отце. Она, по крайней мере, с сотовым не расстается. Неожиданно попала на автоответчик отца. Попробовала еще раз – то же самое. Сообщения я решила не оставлять.
Было уже одиннадцать часов тридцать минут, я опаздывала. Ну и пусть, не в интересах Максима сейчас спускать на меня собак. Все-таки это я делала ему одолжение, а не он мне.
И какого дьявола я согласилась сегодня работать… Раздумывая, не повернуть ли мне назад, я все же решила, что работа меня отвлечет.
Когда я приблизилась к дому Софии и посмотрела на окна четвертого этажа, то увидела, что ставни закрыты. Я представила, как она рыщет в полутьме по своей унылой квартире, безжизненной, как могила. Бедняга, подумала я, что у нее за жизнь – сущий кошмар. Заметив, что из дома Софии вышел молодой человек, я ускорила шаг. Он придержал дверь, кого-то дожидаясь, потом зажег сигарету. Вслед за ним вышла девушка, и я как раз успела юркнуть в дверь, прежде чем она захлопнулась. Что это на меня нашло? Скажу честно – сама не знаю! Очутившись в полумраке коридора, я включила свет на ощупь, но не решилась подняться на четвертый этаж. Во-первых, я не хотела ее видеть, а во-вторых, я уже здорово опаздывала. Поневоле взгляд мой задержался на дюжине почтовых ящиков, располагавшихся возле стены слева. Я постаралась разобрать написанные на них имена и фамилии. Нашлись тут и Фавье, и Трамоны, и Азары, везде либо имена, либо инициалы. Или просто «г-н и г-жа Франк-Бюжо», но нигде ничего похожего на «София» или хотя бы просто «С.» Почему до сегодняшнего дня я не замечала надписей на ящиках?
В дальнем конце коридора вдруг открылась дверь и появился мужчина лет пятидесяти, который, очевидно, поднялся из подвала. Я поневоле вздрогнула, словно меня захватили на месте преступления. Он спросил меня инквизиторским тоном:
– Ищете кого-нибудь?
Похлопав по сумке, я ответила:
– Да, ищу госпожу Софию, у меня для нее письмо.
Мужчина нахмурился:
– Госпожу Софию? Мне это ни о чем не говорит.
– Жаль, но мне известно только имя, хотя… наверное, я ошиблась домом.
– Это сорок два-бис, а вам какой нужен?
– Простите, я действительно перепутала.
– Бывает.
Очевидно, он ждал, когда я выйду. Я направилась к двери, всеми силами пытаясь справиться с волнением. Так, значит, она скрывала свои имя и фамилию? Перед тем как нажать кнопку двери, я, обернувшись к мужчине, сделала последнюю попытку:
– Эта дама живет на четвертом этаже, в квартире справа.
– Скорее всего, вы ошибаетесь.
Что мне было терять? Я принялась настаивать:
– В квартире справа на четвертом этаже никто не живет?
– Справа на четвертом живет мадам Делаланд, мадемуазель. Как, кстати, ваше имя?
Не ответив, я довольно фальшиво воскликнула:
– Да, конечно же! София Делаланд!
Я готовилась к тому, что он назовет сейчас другое имя, но он этого не сделал, а молча загородил собой лифт, давая понять, что мне не стоило подниматься. Потом произнес строгим голосом:
– Лучше вам отсюда уйти. Дайте мне письмо, я сам подсуну его под дверь квартиры госпожи Делаланд.
Неужели он собирается вызвать полицию, этот хам? Больше взбешенная, чем удивленная, я открыла дверь и выскользнула наружу. Пока дверь закрывалась, я услышала себе в спину:
– Так где же ваше письмо, мадемуазель?
Снова я умудрилась влипнуть в историю! К счастью, зазвонил мобильник: наконец-то отец решил мне позвонить! Я принялась копаться в сумке и нашла телефон лишь после пятого сигнала. Впопыхах я не обратила внимания на имя звонившего – им оказался Максим.
– Где ты застряла?
– Иду уже, через пять минут буду.
– Не вздумай меня кинуть, Эмманюэль! Народу пропасть, чтоб одна нога здесь, другая там!
– Да иду, говорю, я на улице Мучеников!
– Давай!
Отключившись, я вновь позвонила отцу. Голосовая почта запустилась, когда я уже подходила к ресторану. На самом деле, зал был набит битком. С трудом я протиснулась между стоявшими у входа клиентами и их чадами.
Максим, увидев меня, прокричал:
– Возьмись за террасу! С этим чертовым солнцем они все ринулись туда. И убери подальше телефон.
Только сейчас я заметила, что к моему уху до сих пор приклеен мобильник, и ответила на одном дыхании первое, что пришло в голову:
– Ну и жарища!
– Правда, но пусть лучше так, лишь бы не гроза. Терраса ломится от посетителей, и дождь нам ни к чему.
Для Максима ничего не существует, кроме бизнеса. От беспокойства я уже не находила себе места.
Поневоле включившись в работу, я сейчас хотела быть совсем в другом месте, а не терять напрасно время, обслуживая этих кретинов.
Показания г-на Франк-Бюжо, 63 года,
бухгалтера, проживающего в доме 42-бис по улице Мучеников,
75009, Париж, 15 июня 2015 г. Выписка из протокола.
[…] Я тогда как раз только что поднялся из своего подвала. Было ровно одиннадцать часов тридцать шесть минут, потому что я посмотрел на часы. Поведение молодой женщины, о которой идет речь, показалось мне странным, более того – подозрительным. Она сказала, что разыскивала госпожу Софию, и не смогла назвать ее фамилии. Якобы у нее было письмо для этой госпожи, и она собиралась опустить его в почтовый ящик. Но я сразу догадался, что это было неправдой, так как в руках у нее ничего не было. В наше время никому нельзя доверять. Она настаивала, и в конце концов я вспомнил, что эту несчастную госпожу Делаланд звали Софией, но она так и не захотела передать мне это пресловутое письмо, которое я пообещал подложить под дверь… Я вышел вслед за ней посмотреть, куда она идет. Перейдя на другую сторону дороги, она направилась к Наваринской улице. В тот момент я был твердо убежден, что девица задумала что-то дурное. Опасность может исходить не только от бродяжек, лейтенант. Поэтому я дождался, когда она скроется за углом Наваринской, прежде чем вернуться домой. Помню, что она, переходя улицу, звонила кому-то и даже не прореагировала, когда у нее перед носом затормозила машина. […] Раньше в нашем доме я ее не встречал. […]
ВОПРОС: Сколько времени вы живете в этом доме?
ОТВЕТ: В квартиру справа на третьем этаже мы въехали в ноябре 2005 года, прежде там жили Лубе. Это трехкомнатная квартира, такая же, как у госпожи Делаланд.
ВОПРОС: Приходилось ли вам у нее бывать?
ОТВЕТ: Мне – нет, но жена однажды к ней заходила, года два или три назад. В одной из комнат обнаружилась протечка с верхнего этажа, и жена отправилась к госпоже Делаланд. Вот только она так и осталась в дверях – та даже не пустила ее в квартиру. Правда, пообещала, что сделает все необходимое и возместит ущерб. Так и случилось, она быстро починила трубу и оплатила небольшой косметический ремонт, который нам потребовался, отдав пятьсот евро. Не знаю, воспользовалась ли она своей страховкой.
ВОПРОС: Часто ли вы встречали госпожу Делаланд?
ОТВЕТ: Да, почти ежедневно мы встречались с ней на лестнице, у нее был очень четкий распорядок дня, и она никогда не пользовалась лифтом. Но только «здравствуйте» и «до свидания», ничего другого. Она крайне редко появлялась на собраниях жильцов. София Делаланд вела очень скромный образ жизни, никого у себя не принимала, во всяком случае, на моей памяти. Поэтому я был очень удивлен, когда узнал, что она общалась с этой девицей.
ВОПРОС: Из ее квартиры когда-нибудь доносились крики или шум?
ОТВЕТ: Как я уже говорил, она жила тихо и спокойно. Иногда мы слышали, как звонил телефон, похоже, она много времени тратила на телефонные беседы, но, конечно же, о чем она говорила, мы не слышали.
ВОПРОС: Что произошло вечером 14 июня?
ОТВЕТ: Мы услышали громкий крик, потом все смолкло.
ВОПРОС: Вас это не встревожило?
ОТВЕТ: Немного. Жена даже уменьшила звук телевизора, но, поскольку мы больше ничего не услышали, то продолжили просмотр. Но были озадачены: неужели крик действительно доносился из квартиры госпожи Делаланд?
ВОПРОС: Который тогда был час?
ОТВЕТ: Начало девятого. Только что начался тележурнал. Но вскоре мы снова услышали крики и громкий шум. На этот раз у нас не возникло сомнений, что шли они из квартиры сверху. Это действительно было ужасно, жена очень испугалась. Она настояла, чтобы я не поднимался туда, а сразу вызвал полицию. […] Полицейские прибыли спустя четверть часа. Их было двое, в униформе, и мы проводили их до квартиры справа на четвертом этаже. Все это время крики и шум наверху не прекращались. Некоторые жильцы, привлеченные этой бурной ссорой, присоединились к нам на лестничной площадке. Полицейские позвонили в дверь. […] Только это мы и увидели, нам не разрешили войти вместе с ними. Но все мы поняли одно: в квартире госпожи Делаланд произошла трагедия. […]
ВОПРОС: Вы знали, что дочь госпожи Делаланд была похищена ее отцом?
ОТВЕТ: Да, как и остальные жильцы дома, хотя мы вселились туда гораздо позже. Эта история на всех произвела неизгладимое впечатление. Однако, насколько мне известно, она о ней никогда ни с кем не говорила.
ВОПРОС: Что вы думаете об этом похищении?
ОТВЕТ: Мы очень огорчились за госпожу Делаланд. Чудовищная, немыслимая история. Не дай бог кому-нибудь такое пережить. У нас не было возможности поговорить с ней об этом, да и будь она, вряд ли мы бы осмелились. София Делаланд была тихой и незаметной, как тень. […]
