24
Гортензия
В квартире Софии пахло лавандой, кругом царили порядок и чистота. Везде было убрано, но без души – ради самой уборки. Мебель у нее старая, но удобная, казалось, каждый предмет – на своем неизменном месте. Два чучела животных тоже произвели на меня не совсем приятное впечатление. Зато сама София ожила: она казалась посвежевшей, вернувшей себе уверенность.
– После завтрака я кое-что тебе покажу.
Произнесено это было голосом, в котором сквозила нежность. Я подумала, что она готова поделиться со мной чем-то для нее очень важным, так мне подсказывала интуиция.
– Покажите сейчас! – попросила я, заинтригованная.
– Нет, всему свое время, спешить некуда. – И прибавила с загадочным видом: – Я открою тебе большую тайну, но не теперь. Расскажи еще что-нибудь о себе.
Настаивать я не стала и продолжила начатый разговор. На ум приходили все те же истории, которые я уже рассказывала, но София словно не замечала повторов и слушала так же внимательно. Да и я не очень-то об этом заботилась, ведь воскрешать в памяти воспоминания о счастливых годах, проведенных с отцом, было для меня ни с чем не сравнимым удовольствием.
Я навещала Софию уже в третий раз, три субботы подряд. Первые два раза на чай, а сегодня она пригласила меня с ней позавтракать. Как и в предыдущие визиты, она принялась засыпать меня вопросами: буквально все ее интересовало. Но настроение у нее постоянно менялось – она то веселилась от души, то вдруг становилась серьезной. Помню, как она прервала мой рассказ восклицанием:
– Нелегко же тебе пришлось, доченька!
Взгляд ее потемнел, наполнился бесконечной печалью. Что, интересно, вызвало такую реакцию? Я говорила о Лусии, служившей в полиции, на которой отец собирался жениться в Белу-Оризонти, – настолько, по его словам, он был влюблен.
– Как же я обрадовалась! – объяснила я Софии. – Отец сразу получил мое благословение от чистого сердца. Из всех женщин, с которыми мы тогда жили, Лусия больше всех мне нравилась. Она стала для меня настоящей матерью, да я так и звала ее – мамой.
Лицо Софии исказила гримаса, на нем появилось растерянное, отстраненное выражение. Я взяла ее за руку.
– Что-то не так, София?
– Да нет, все хорошо. Просто немного душно.
Я почувствовала, что она лжет. Воспоминания о бразильской красотке Лусии, которую отец хотел взять в жены, очевидно, выбили ее из колеи. Мне совсем не хотелось ее огорчать, но я все же продолжила как ни в чем не бывало:
– Но, разумеется, никакой свадьбы не было, как и всегда. В один прекрасный день, вскоре после этого, мы сорвались с места и укатили в Рио, даже не попрощавшись.
Губы ее тронула улыбка.
– Ну а там, в Рио, появилась новая подружка. Очередная мама!
Произнесла я эти слова шутливым тоном, но заодно хотела ее испытать. Как я и ожидала, София снова замкнулась в себе.
Допивая жасминовый чай, я с нетерпением ждала момента, когда она раскроет мне обещанную тайну. Во время наших встреч я много рассказывала о себе, но о самой Софии почти ничего не знала – она всегда выкручивалась, чтобы не отвечать на вопросы прямо.
– Моя жизнь совсем не интересна, твоя куда занимательнее, – говорила София в таких случаях.
От наполовину закрытых ставен в гостиной, освещенной лишь настольной лампой, стоял полумрак. Все здесь было погружено в убаюкивающее, мертвенное оцепенение, нарушаемое лишь шумом вентилятора. Зато снаружи город испепеляло беспощадное майское солнце. Никогда еще в это время года на Париж не обрушивалась такая жара. Было тридцать два градуса, когда я ровно в полдень позвонила в дверь. София не любит, когда опаздывают, и я была рада доставить ей удовольствие своей пунктуальностью. Встретила она меня приветливой улыбкой. Даже в легком платье я пришла мокрая как мышь. Она тут же предложила мне принять душ, и я долго наслаждалась, подставляя тело прохладным струям. После душа София протянула мне тонкий, слегка отдающий корицей пеньюар.
В таком виде я и приступила к завтраку в ее компании. На плечиках возле окна сушилось выстиранное платье.
Я сама удивлялась тому, насколько мне нравилось сюда приходить. У Софии мне всегда было хорошо. Но в эту субботу мне хотелось лишь одного: чтобы она поскорее рассказала мне о себе, о своей жизни. Ведь она же обещала сообщить что-то важное! Болтая с ней обо всем и ни о чем, я сгорала от нетерпения.
София почти на тридцать лет старше меня, следовательно, у нас не так уж много общего, а между тем взаимная симпатия возникла с первой же встречи, вернее, с первого ее ужина в ресторане. С тех пор я иногда провожала свою новую приятельницу до дома, не обращая внимания на грозные взоры Максима. Обычно мы немного болтали при входе на лестницу, потом она поднималась на свой этаж, и я слушала, чтобы хлопнула дверь, и только тогда возвращалась. Смотрела, как из открытого окна гостиной она махала мне рукой, посылая воздушный поцелуй, а уж потом скрывалась за углом.
Трудно объяснить почему, но с каждым днем мой интерес к этой женщине возрастал, и я привязывалась к ней все больше. Чем-то София меня привлекала, и я не собиралась доискиваться до глубинных причин. И в дни, когда она не приходила в ресторан, то есть когда я не работала, мне ее немножко не хватало. Чувствительность и хрупкость Софии меня трогали, а ее тайны завораживали.
И если я так дорожила ее общением, то именно из-за этих тайн.
Я никому не рассказывала о нашей странной дружбе даже отцу, хотя обычно я от него ничего не скрывала. Знала, к чему это могло привести: ему не понравилась бы моя близость со старой отшельницей, и он стал бы снова меня уговаривать проводить больше времени со сверстниками.
Нет, София была моим «частным владением», и я не собиралась делить ее ни с кем. Неужели мне все еще требовалась мама, это в моем-то возрасте? Словно ее присутствие заполняло пустоту, образовавшуюся внутри меня. И мне даже казалось порой, что с ней происходит то же самое.
Когда я вошла, квартира Софии благоухала ароматом запеченной в духовке курицы.
– Не сомневаюсь, что ты любишь жареную курицу, – сказала она. – Особенно ножки, не правда ли?
Да, так и было. С детства мое любимое блюдо – курица-гриль.
София угостила меня картофельным салатом (сорт «ратт», лучший картофель на свете! – объяснила она) и черносмородиновым сорбетом. Выглядела она веселой и довольной.
– Баловать тебя – истинное удовольствие, – проговорила она. – Представь, ты вернула мне любовь к готовке.
– А вы ее утратили?
– Увы, – ответила она с такой усталостью, что мне захотелось обнять ее за плечи. Но я не осмелилась: может, из страха, что она меня оттолкнет, а я не хотела ничем омрачать эти драгоценные минуты.
Поставив чашку на стеклянный столик, я встала.
– Ну же, София, как насчет большой тайны?
– Ах да, – притворилась она, будто удивлена, тоже поднимаясь с места. – Ступай за мной.
Проходя по темному коридору, я невольно потянулась к выключателю, однако София остановила мою руку. В конце коридора находилась та самая комната, куда я в прошлую субботу по ошибке толкнула дверь, выйдя из ванной. Комната оказалась закрытой.
Остановившись перед дверью, София достала из кармана ключ и повернула его в замке.
– Входи, – произнесла она мягко.
Сердце мое бешено колотилось, я понимала, что там, за этой дверью, была жизнь Софии, ее истина. На лбу у меня выступили капельки пота.
Взявшись за ручку, я уже собиралась войти, как вдруг резким жестом она меня остановила.
– Нет, не сейчас, – сказала она холодным тоном.
– В чем дело, София?
– Нет, сегодня я не осмелюсь… Как-нибудь в другой раз.
– Не осмелитесь? – удивилась я.
Ничего не ответив, она снова закрыла дверь на ключ, опустив его в карман серого шелкового блейзера. Я не настаивала. Неожиданное отступление Софии еще больше разожгло мое любопытство. Что она там скрывала? Может, мне стоило проявить упорство? А ведь еще несколько минут назад София мне казалась такой близкой и родной!
В момент, когда дверь приоткрылась, в погруженной в полумрак комнате я скорее угадала, чем увидела, небольшую кровать. Вернее, кроватку. Это была детская.
– Как пожелаете, София! В другой так в другой…
Не стоило на нее давить. Наверное, с комнатой у Софии были связаны тяжелые воспоминания, и однажды она обязательно со мной ими поделится. Вопрос времени и терпения.
Неужели она все-таки испытывала ко мне недоверие? Я иногда чувствовала в ней какую-то сдержанность, необъяснимую скованность. Словно ее признание могло стать точкой невозврата. И она предпочла его отложить.
Глаза Софии вновь подернулись печалью, но она смягчила ее улыбкой.
– Пойдем все же выпьем чай, – предложила она.
– Хорошо, – ответила я, скрыв разочарование. – Но только быстро, мне пора уходить.
Взяв успевшее высохнуть платье, я отправилась в ванную, чтобы переодеться. Потом, стоя, выпила в гостиной чай. Мысль о том, что я могла опоздать, вдруг стала для меня непереносимой.
– Ты даже не присядешь?
Я посмотрела на часы – почти три.
Было видно, что она сгорала от любопытства, желая узнать, что я собираюсь делать дальше: ей было известно, что вечером я не работала.
– Встреча с дружком? – шутливо поинтересовалась она.
– Ничего-то от вас не скроешь, София!
– Тогда тебе повезло!
– Можно и так сказать…
На моем лице появилась вымученная улыбка. София старалась меня разговорить, но я и не думала обсуждать с ней невзгоды своей любовной жизни, рассказывая, как мне трудно было завязать сколько-нибудь стоящие отношения. Между тем у меня действительно была встреча с мужчиной – моим отцом. Мы договорились с ним вместе поужинать. Лишь бы он не притащил с собой свою подружку…
Я хотела отца только для себя одной, как в детстве.
На пороге, когда я уходила, София расцеловала меня в обе щеки.
– И как зовут этого счастливчика?
– Какого счастливчика?
– Твоего возлюбленного.
– Ах, вот оно что! Это мой секрет. У каждого свои секреты.
Я видела, что София с трудом держала удар, на мгновение она заколебалась. А что, если она передумает и все-таки впустит меня в запретную комнату?
– Хорошего вечера, доченька! Во вторник я приду поужинать в ресторан.
– Тогда до вторника!
Я поспешила уйти, но, пока ждала лифт, меня не покидало тягостное ощущение, что София наблюдает за мной через глазок.
В кабине лифта я, не справившись с внезапно подступившими слезами, горько разрыдалась.
