Кайл был в бешенстве.

Об этом свидетельствовали плотно сжатые челюсти и побелевшие костяшки пальцев, сжимавших рулевое колесо. Эвелин он не сказал ни слова – молча привел ее к машине, усадил на пассажирское сиденье и повез к церкви, около которой собирались поисковые отряды. Там, на парковке, Эвелин оставила свой взятый напрокат автомобиль сегодня утром, перед тем как в одиночку отправиться к дюнам.

Девушка понимала, почему Кайл так раздосадован. Она сильно рисковала, подпустив к себе Дарнела, и к тому же не позволила Кайлу припугнуть его физической расправой, чтобы держался от нее подальше.

– Он застал меня врасплох. Такого больше не случится, – сказала Эвелин.

Кайл кивнул, и казалось, ему пришлось приложить усилие, чтобы разжать челюсти.

– Но ты все равно хочешь, чтобы он выследил тебя еще раз.

– Возможно, он Массовик-затейник. А если так, его распирает от желания похвастаться своими достижениями. Он хочет меня подразнить. – Эвелин подавила приступ тошноты при мысли, что ей нужно вынудить Дарнела рассказать о том, что он сделал с Касси.

Она использовала эту стратегию десятки раз в работе над другими делами, сидя в допросных комнатах наедине с подозреваемыми, которые тоже считали, что они умнее ее. Она справится и сейчас.

Но, судя по нахмуренным бровям, Кайл вспомнил недавнее дело серийного убийцы и то, чем закончилась попытка Эвелин сыграть роль приманки для маньяка. Она чуть не погибла.

– Этот человек не собирается меня убивать. Ему просто хочется дать понять, кто он такой, ни в чем не признавшись напрямую.

Кайл еще сильнее сжал руль.

– И что будет, когда ты все-таки заставишь его признаться?

Он сказал это так, будто не сомневался, что у Эвелин все получится, и у нее сразу потеплело на сердце.

– Я не позволю ему подобраться ко мне слишком близко, не останусь без защиты.

Кайл с облегчением вздохнул и накрыл ее руку своей. По быстрому взгляду, который он бросил на девушку, прежде чем снова сосредоточиться на дороге, она догадалась, что Кайл все понимает. Она рассказывала ему о похищении Касси, но умолчала о своей роли в этом деле, и теперь ей вдруг захотелось, чтобы он узнал обо всем без исключения. Захотелось объяснить, что с ней творится с тех самых пор.

– На местах похищений Массовик-затейник оставлял детские стишки-потешки. В стишке, найденном на кровати Касси после ее исчезновения, говорилось и обо мне.

Пальцы Кайла сжались на ее руке, он снова посмотрел на девушку, и в синих глазах было искреннее сопереживание. Вероятно, эти несколько слов прояснили для него множество вопросов: почему у Эвелин работа неизменно стоит на первом месте, почему она всегда такая серьезная и замкнутая, почему чувствует себя одиночкой.

Эвелин смотрела на свои колени, не решаясь поднять взгляд.

– Ты ни в чем не виновата, – сказал Кайл. – Ты же знаешь – не виновата.

Он сразу догадался, что именно не дает Эвелин покоя, понял самую суть проблемы, будто прочел в ее сердце. По определенным причинам он всегда ее понимал.

– Конечно, я знаю. Но это не избавляет меня от чувства вины. – Эвелин заставила себя посмотреть ему в глаза. – Я очень хотела тебе все рассказать, но обсуждать это сейчас не могу. Даже думать об этом не могу. Мне нужно сосредоточиться на другом.

Необходимо было справиться с эмоциями, запрятать их поглубже до тех пор, пока она не поймает Массовика-затейника. А потом она даст себе волю, отпустит свои чувства, чтобы наконец оплакать Касси. Но не сейчас. Сейчас это будет мешать ей продвигаться вперед, а может и вовсе сбить со следа, и тогда они не успеют спасти Бриттани, а дело Массовика-затейника так и останется нераскрытым.

– Только будь осторожна, хорошо?

Эвелин кивнула, глядя на их переплетенные пальцы – свои, цвета кофе с молоком, и белокожего Кайла, потомка ирландских переселенцев.

– Буду.

И вдруг до нее дошло, что только один человек был в курсе, куда она сегодня утром пошла искать Бриттани.

– Как ты нашел меня? – быстро спросила Эвелин.

– Долго расспрашивал всех подряд, потом Джек Баллок сказал мне, что ты направилась в дюны.

– Дарнел Конвей слышал ваш разговор?

– Это тот черный парень, с которым ты там столкнулась? Нет. Когда на сборном пункте оказалось, что тебя никто не видел, я пошел в полицейский участок.

– Гм…

– Ты думаешь о том, как Дарнел тебя нашел? – прищурился Кайл.

– Да. Я только Джеку сказала, куда собираюсь идти.

– Может быть, Джек кому-то проговорился, а Дарнел подслушал?

– Может быть, – скептически протянула Эвелин.

– Или ты подозреваешь, что Джек отправил его по твоему следу?

– Нет. Вчера вечером мы с Джеком вместе ездили к Дарнелу. Джек ни за что не сказал бы ему, где я.

– Ну, если это тебя утешит, я прошлой ночью навел справки о Джеке, и в его биографии нет ничего настораживающего.

– Джек не подозреваемый, – нахмурилась Эвелин.

– Просто мне не понравилось его поведение. Но у него безупречный послужной список. Давно женат и вообще производит впечатление приличного человека. Похоже, дело Массовика-затейника за последние восемнадцать лет – одно из немногих, которые ему не удалось раскрыть.

– По отношению ко мне он ведет себя странно. – Эвелин подозревала, что причина в цвете ее кожи, по крайней мере отчасти, однако не хотела обсуждать это с Кайлом сейчас. – Но какова бы ни была причина неприязни Джека, я готова его терпеть.

– Думаю, он бесится, потому что ты напоминаешь ему о профессиональной неудаче. И по-моему, он боится, что ты раскроешь дело, с которым он не справился сам.

– Восемнадцать лет назад Джек был новичком в полиции. Участок в Роуз-Бей возглавлял его отец.

– Ну, тогда тем более он считает своим долгом поймать похитителя и не переживет, если ты его обставишь. Поверь, я знаю, о чем говорю. – Кайл улыбнулся знакомой всеведущей улыбкой, которая всегда заставляла Эвелин чувствовать себя пятнадцатилетней девчонкой, только начинающей строить отношения с парнями. – Ты не забыла, что до службы в ФБР я был копом? Так мой старший брат. А наш отец – шеф полиции.

– Правда?

Кайл уже говорил ей о том, что он выходец из династии полицейских, но она не знала подробностей ни о нем самом, ни о его отце. Теперь же вдруг подумала, что скорый переход Кайла на службу в ФБР не случаен. Она попыталась представить его в полицейской форме, но, как ни старалась, Кайл возникал в ее воображении одетый в бронежилет и куртку со значком и надписью «ФБР».

– Я думала, ты попал в бюро так же, как и я.

– В смысле, что я всегда здесь был? – Кайл покачал головой. – А вот и нет. Я попал в бюро по чистой случайности. Однажды мы проводили совместную операцию с агентами местного отделения ФБР. Я в тот день спас ребенка и тем самым привлек их внимание. Один агент предложил мне написать заявление на перевод.

– И ты не разочаровался, когда стал работать в подразделении по освобождению заложников?

Кайл улыбнулся. Улыбка была задумчивой и немного печальной, совсем не такой, как его привычные широкие усмешки.

– В каком-то смысле даже наоборот, новая работа превзошла мои ожидания. Но ты же знаешь, чем занимается ПОЗ.

Эвелин знала. Оперативники ПОЗ не помнят лиц спасенных людей – только тех, кого спасти не удалось.

Возможно, между ней и Кайлом гораздо больше общего, чем ей казалось.

– Кайл…

Договорить ей помешал громкий автомобильный гудок – сигналил старенький серый седан, припарковавшийся рядом с ними. Тонированное окно седана опустилось, и Эвелин вздрогнула. Сразу закружилась голова.

Кайл вопросительно посмотрел на девушку, но она уже открыла дверцу, выскочила из машины и пошла к родителям Касси.

Пока Джули Байерс выбиралась из серого седана, Кайл, догнавший Эвелин, стоял рядом с ней. Он не прикасался к девушке, но его поза выражала готовность защитить ее в любой момент или оказать моральную поддержку. Вероятно, он быстро догадался, что за люди перед ним.

У Джули Байерс были такие же золотистые локоны, как у Касси, но теперь, вероятно, этот цвет был результатом химического окрашивания. Голубые глаза того же оттенка, что у дочери, запали от бессонных ночей, смотрели устало и печально. Губы, которые прежде легко и радостно растягивались в улыбке, теперь были плотно сжаты.

– Миссис Байерс, я… – У Эвелин дрогнул голос. – Простите, что я не зашла к вам, как только приехала…

На лице Джули все-таки появилась вымученная улыбка, а на глазах выступили слезы, когда она обняла девушку и прижала к себе.

– Спасибо, что ты здесь, в Роуз-Бей.

От нее пахло сиренью – Эвелин всегда не любила этот запах, хотя сама не знала почему. Джули была выше ее, но очень худая, совсем хрупкая, и Эвелин показалось, что, если она сожмет маму Касси в объятиях чуть сильнее, та сломается.

– Конечно, я здесь, – пробормотала Эвелин неверным голосом.

Джули отступила на шаг.

– Я всегда думала, что, если кто и найдет Касси, это будешь ты.

Эвелин снова почувствовала груз ответственности. Слишком многие в городе рассчитывали на нее.

– Я не уеду, пока не найду ее.

Джули скорбно кивнула, как будто была уверена, что увидит Касси только на похоронах, отсроченных на восемнадцать лет. Эвелин изо всех сил старалась сдержать слезы, а Джули поздоровалась с Кайлом, лишь сейчас его заметив. Он обнял Эвелин за талию и представился.

– Артур в машине, – сказала Джули, снова глядя на Эвелин. – Я везу его домой. Не хочешь с ним поздороваться? Он будет рад тебя увидеть.

Отец Касси. Эвелин с замиранием сердца двинулась к седану. Кайл не отступал от нее ни на шаг. Заглянув в салон, она не сразу узнала Артура Байерса. За тринадцать лет, с тех пор как Эвелин покинула Роуз-Бей, отец Касси как будто бы постарел вдвое. Костлявая рука, протянутая ей через окно, дрожала, взгляд был мутный и расфокусированный.

– Эвелин Бейн, – проговорил Артур, слабо пожав ее ладонь. – Джули говорила, ты вернулась, чтобы найти мою Касси.

– Да, – выдохнула Эвелин.

– И другую девочку. – Он посмотрел вдаль, в ту сторону, где работали поисковые отряды. – Все как восемнадцать лет назад… – Эти слова были адресованы уже не ей. Артур словно погрузился в воспоминания.

Память тоже вдруг отбросила Эвелин назад порывом горячего ветра. Она снова цеплялась за морщинистую сухую РУ^КУ бабушки, впереди цепочкой шагали добровольцы, прочесывавшие окрестности. Девочка Эвелин высоко держала голову и не позволяла себе разреветься – она искала лучшую подругу. Дни шли за днями, недели за неделями, проходили месяцы, добровольческие отряды становились все меньше, и наконец дедушка с бабушкой перестали отпускать ее на поиски. Эвелин начала слышать разговоры о том, что Касси никогда не найдут.

Перед глазами опять проступило настоящее. Гигантские вечнозеленые дубы, стоя на обочинах, тянут в вышине друг к другу ветви, и под этим балдахином царит спасительная тень. Запах автомобильных выхлопов в соленом воздухе. Ладонь Кайла уютно и ободряюще лежит у нее на пояснице. Он уводит ее прочь от седана. Голос Джули:

– … сердечный приступ.

Эвелин окончательно очнулась.

– А потом у него было еще несколько инфарктов, – говорила мама Касси. – Он не сдавался, искал ее. Все восемнадцать лет надеялся, и каждый год оставлял свой след на его сердце.

– Мне так жаль… – прошептала Эвелин.

Касси была единственным ребенком Байерсов. И теперь они прожили без нее дольше, чем с ней.

Джули взяла ее за руку:

– Мы знаем, как ты любила Касси, Эвелин. – Она обернулась и посмотрела на машину, в которой сидел ее муж, глядя невидящими глазами туда, где проходили поисковые отряды. – Мы очень рады, что ты здесь. Нам так нужна поддержка. Страшно подумать, что будет с Артуром, когда они найдут ее… – Джули всхлипнула, но тут же выпрямила спину и попыталась улыбнуться. – Ну, нам пора домой. Я увидела тебя из окна машины, и, хотя прошло уже столько лет… – Улыбка была настоящая, едва заметная, но искренняя. – Я сразу тебя узнала.

Эвелин постаралась улыбнуться в ответ, но не смогла. Она думала о том, как, наверное, тяжело Джули видеть взрослую женщину, с которой ее дочка дружила в детстве. Эвелин выросла, а у Касси отняли эту возможность.

– Передай от меня привет бабушке. Ты ведь ее часто навещаешь?

Эвелин кивнула.

– И маме тоже передай, если увидишься, хорошо?

– Маме?!

Джули, уже направившаяся к седану, повернулась к ней:

– Я была по делам на севере штата несколько месяцев назад. Твоя мама переехала туда с новым бойфрендом. И я подумала, что…

– О, понятно.

– Ты до сих пор с ней не разговариваешь.

Это был не вопрос, а утверждение, но Эвелин все равно сказала:

– Да.

Когда ей было семнадцать лет, у бабушки случился инсульт, и мать снова возникла в жизни Эвелин. К счастью, Эвелин закончила школу экстерном и, поступив в колледж, уехала в кампус, вместо того чтобы опять поселиться с матерью под одной крышей.

– Быть может, когда-нибудь ты все же зароешь свой топор войны, – вздохнула Джули и зашагала к седану.

Байерсы уехали, а Эвелин все стояла на том же месте, пока Кайл не отвел ее к машине. Усадив девушку на пассажирское сиденье, он заботливо спросил:

– Ты в порядке?

В его глазах ясно читалась тревога, и Эвелин понимала, что, судя по виду, она совсем не в порядке. Но еще она понимала, что, если сейчас просто кивнет в ответ, Кайл не будет донимать ее вопросами и позволит вернуться к работе. Она всегда умела справляться с душевным волнением, и он это знал.

Поэтому Кайл удивился, когда девушка вдруг прижалась к нему, обняла так крепко, что заболели руки, и уткнулась лицом в его ключицу. Он тоже обнял ее. Эвелин думала, что, как только руки Кайла, такие сильные и надежные, сомкнутся у нее за спиной, она уже не сможет сдерживать рыдания, слезы хлынут потоком, вырвутся на свободу, но этого не случилось.

Что-то подобное она чувствовала и восемнадцать лет назад, борясь со страхом и растерянностью. Чувствовала, что, если начнет лить слезы по Касси, та никогда не вернется домой.

Умом Эвелин давно понимала и признавала, что ее подруга не может быть жива. Но теперь, приехав в Роуз-Бей, чтобы докопаться до правды, она ощущала, как в сердце опять расцветает надежда. Глупая, противоречащая логике надежда, что каким-то образом Касси уцелела. И что, если Эвелин найдет ее, Касси вернется домой.

Держать крошечный чайничек было неудобно, но она все же налила неловкими пальцами еще немного воображаемого чая в чашечку. Игрушечный сервиз, пурпурный с цветочками, ей когда-то подарили, но случай поиграть в чаепитие представлялся редко, хотя она ужасно любила это милое развлечение. Вот и сегодня девочка, сидевшая напротив нее, наотрез отказалась от игры.

Девочка опять плакала, сжавшись в комочек, и не хотела понимать, что от нее требуется. Платье, которое она не снимала два дня, уже начинало попахивать, но девочка не желала переодеваться в новый наряд, разложенный для нее на кровати.

– Я хочу домой! – хныкала девочка.

– Ты уже дома.

Не хоромы, конечно, но она постаралась привести в порядок грязные, неровные стены и пол. Сделать их не такими ужасными.

Она была тогда совсем маленькой и начинала с простых вещей, в которых он не должен был ей отказать. Хорошенькое розовое покрывало для кровати, цветные карандаши, чтобы нарисовать картинку и повесить ее на стену. Он соглашался неохотно, выполнял просьбы редко, потому что украшение этого местечка не входило в число его главных задач. Карандаши она выпросила восемнадцать лет назад. От розовенького покрывала уже несло плесенью. Но все же здесь стало почти уютно. Как в жилище, которое кто-то обустроил для себя с любовью. Почти как в родном доме.

– Я буду о тебе заботиться. Раньше ведь о тебе никто не заботился. – Она повторила девочке слова, которые сама столько раз слышала от него. – Я никому и никогда не позволю опять сделать тебе больно.

– Кто вы такая, говорите. Не поняла! – Кики Новак, бывшая сожительница Дарнела Конвея, смотрела на Эвелин сквозь мутное стекло входной двери и сигаретный дым, плававший за ним.

Эвелин приложила к стеклу удостоверение.

– Эвелин Бейн, ФБР. Можно мне войти? Разговор всего на пять минут.

Она приехала на северную окраину Роуз-Бей через час после столкновения с Дарнелом в дюнах. Возможно, Дарнел и не подходил под составленное ею описание преступника, но он определенно был негодяем, и его поведение еще во время беседы в Трейтоне подняло этого человека в глазах Эвелин на первую строчку в списке подозреваемых. А если кто и мог рассказать о Дарнеле что-то важное, так это его бывшая, мать девочки, убитой двадцать лет назад неизвестным.

Жидкие прядки русых волос свесились на лоб Кики, когда она наклонилась, чтобы разобрать, что написано в удостоверении. Затем женщина выпрямилась и с опаской уставилась на Эвелин карими глазами:

– Ладно, входите.

Она открыла дверь, и Эвелин, переступив порог, оказалась в интерьере, являвшем собой полную противоположность обиталищу Дарнела. Кики жила на очень приличной улочке с чистенькими, респектабельными домиками и аккуратно подстриженными лужайками. Снаружи ее жилище тоже выглядело пристойно, но внутри царили беспорядок и запустение. Картонные коробки и стопки журналов валялись на немытом полу. Мебель была хорошего качества, но пыльная и грязная, как будто хозяйка сначала тщательно подбирала предметы обстановки, а потом махнула на них рукой.

Эвелин прошла за Кики в гостиную, уворачиваясь от облачков табачного дыма. Хозяйка махнула зажатой в пальцах сигаретой в сторону кресла, довольно удобного на вид, а сама уселась на драный, заляпанный чем-то диван, вздохнула, сделала пару затяжек и поинтересовалась:

– Что вам нужно?

У Эвелин уже першило в горле от дыма, но она постаралась не закашляться.

– У меня к вам несколько вопросов по делу Шарлотты.

Большие глаза Кики тотчас округлились и наполнились слезами. Она даже не донесла сигарету до рта – рука заметно задрожала. Замерев в одной позе, Кики молчала так долго, что с сигареты на диван упал столбик пепла – она этого даже не заметила.

Наконец женщина все же сделала такую глубокую затяжку, что губы побелели, и воткнула окурок в переполненную пепельницу.

– Мою дочь убили двадцать лет назад, – проронила Кики едва слышно. – Я думала, дело закрыто.

Эвелин почувствовала жалость и симпатию. Ей пришлось заговорить о деле Шарлотты, потому что оно было как-то связано с Массовиком-затейником, а Кики могла стать единственным источником информации о Дарнеле Конвее. Но эта женщина заслуживала не меньшего сочувствия, чем родители Касси. Кики отличалась от Байерсов лишь тем, что у нее уже не было надежды. Она похоронила дочь, однако до сих пор не знала, кто убил ее девочку и почему.

– Мне очень жаль, – вздохнула Эвелин. – Я знаю, как вам трудно. Но возможно, есть связь между убийством вашей дочери и похищением девочки в Роуз-Бей.

Кики посмотрела на нее с удивлением, затем кивнула, вытерла слезы и спросила голосом, прозвучавшим твердо:

– Что вы хотите узнать?

– Можете рассказать мне о том дне, когда вы… нашли Шарлотту?

Кики достала из пачки еще одну сигарету, но не закурила – просто держала ее в руке.

– Это было шестого августа. Шарлотте за неделю до того дня исполнилось десять лет. Я работала, и она должна была пойти после школы к подруге. Когда я пришла домой, оказалось, что Шарлотта еще не вернулась. Дарнел весь день был дома и сказал, что она даже не звонила. Шарлотта обещала вернуться к ужину, и я забеспокоилась.

– Где жила ее подруга?

– На той же улице. Мы тогда снимали квартиру в многоэтажном доме. Я позвонила родителям подруги Шарлотты, и оказалось, она к ним не приходила. Девочки поругались после школы. Шарлотта сказала, что пойдет домой.

Кики говорила монотонно, глядя в одну точку, как будто повторяла эти слова уже тысячу раз, и сейчас, снова произнося их, старалась не думать о смысле. Это было характерно для родственников жертв, вынужденных раз за разом давать показания полиции. Но это могло также означать, что Кики излагает заученную наизусть версию событий, вместо того чтобы говорить правду.

Желая сбить ее с отрепетированного текста, Эвелин сменила тему:

– В квартире жили только вы с Шарлоттой?

Кики моргнула, слегка оживившись:

– Нет, с нами жил мой бойфренд, Дарнел.

– Вы к тому времени долго жили вместе?

– Год или полтора.

– А до того, как он к вам переехал, вы уже встречались какое-то время?

– Да, около года. Мы давно знали друг друга.

Дарнел и Кики разошлись только два года назад. Значит, смерть Шарлотты не повлияла на их отношения, и Эвелин, много общавшаяся с семьями, которые потеряли детей, понимала, что это о многом говорит.

– Почему вы расстались?

– С Дарнелом? – Кики покусала нижнюю губу и нервно сцепила пальцы. – В общем-то даже не знаю. Однажды он просто попросил меня уйти. Вот так, без предупреждения и без объяснений.

– Понятно…

– А почему вы спросили? Какое отношение это имеет к Шарлотте?

Если бы Эвелин начала отвечать на вопрос, Кики замкнулась бы в себе, поэтому девушка опять сменила тему:

– Давайте вернемся в тот день, когда погибла Шарлотта. Вы узнали, что к подруге она не заходила. Что было дальше?

– Мы с Дарнелом позвонили в участок и начали ее искать. Дошли до школы, затем до автобусной остановки. Ее нигде не было. Я хотела вернуться в квартиру и дождаться копов, но Дарнел сказал, что нужно обыскать все здание. Я не думала, что Шарлотта может оказаться где-то еще – что ей делать на других этажах? – но все же согласилась. – Голос Кики дрогнул, и она вцепилась обеими руками в сиденье дивана, раздавив незажженную сигарету. – Мы нашли ее в прачечной, на нижнем этаже. Шарлотте никогда не нравилось туда ходить, она почему-то боялась этого места. Но мы в прачечную все же заглянули и нашли ее. Ноги моей дочери торчали из стиральной машины. – Кики закрыла глаза, ее била дрожь. – Она была мертва. Задушена. А ее одежда… – Она всхлипнула.

Эвелин взяла Кики за руку.

– Я знаю. Успокойтесь, пожалуйста. Мы не будем это обсуждать.

Шарлотту Новак изнасиловали перед смертью.

– Я бросилась к ней, – продолжила Кики, – думала, она придет в себя. Но Дарнел меня отстранил, проверил ее пульс – сердце не билось. Тогда он сделал ей искусственное дыхание, только вот не помогло…

Эвелин, прочитавшая материалы процесса, знала, что это сильно затруднило поиск улик. Поскольку Дарнел прикасался к Шарлотте и делал ей искусственное дыхание, его ДНК, найденная на трупе, находилась там на законных основаниях.

– Дарнел сказал что-нибудь, когда вы обнаружили тело?

– Что? – Кики вскинула на Эвелин полные слез глаза. – Я не помню. Мы были в шоке, плакали…

– Вы оба плакали?

– Конечно! Дарнел любил Шарлотту, как родную дочь.

– Но он ведь знал ее всего пару лет.

– Ну и что?! – гневно воскликнула Кики. – Мы были семьей!

Она вскочила, схватила фотографию в рамке, стоявшую между кипами старых газет на журнальном столике, и развернула ее к Эвелин. Снимок был сделан на пляже. Шарлотта стояла между Дарнелом и Кики, все трое улыбались, и девочка казалась счастливой, ее совсем не стесняло присутствие маминого бойфренда.

Эвелин попыталась сосредоточиться на светловолосой Шарлотте, ее непринужденной позе и озорном блеске в карих глазах, говорившем о веселом, общительном характере. Но перед мысленным взором упорно вставал образ другой девочки – тоже светленькой и веселой. Той, что постоянно жила в ее памяти.

– Посмотрите на него! – Кики указала на Дарнела. – Он любил ее!

– Хорошо. Но вы сказали, он был дома в то время, когда Шарлотта могла вернуться из школы, если она не пошла к подруге. Может быть, она все-таки возвращалась в квартиру в тот день?

– Нет! – возмущенно выпалила Кики. – Она бы не успела подняться в квартиру. Кто-то, наверное, перехватил ее по дороге от автобусной остановки!

– Но полиция все же заинтересовалась Дарнелом Конвеем. Его вызывали на допрос.

– А они нашли основания для ареста? – со злостью спросила Кики. – Нет! Потому что он ничего не сделал! Дарнел никогда не причинил бы вреда Шарлотте. Никогда!

Эвелин смотрела на злобно прищуренные глаза Кики, крепко сжатые челюсти, скрещенные на груди руки и понимала, что эта женщина просто не желает признавать возможную причастность Дарнела к убийству ее дочери. Либо она и правда не допускала и тени сомнений на его счет, либо запрещала себе верить в то, что он убийца, сама мысль об этом была ей невыносима, потому что она сама же и привела его в дом. Второе предположение казалось более вероятным, но получить доказательства своей правоты Эвелин не могла, поэтому сменила тактику.

– Восемнадцать лет назад Дарнел помогал в поисках жертв Массовика-затейника. – Эвелин не знала, так ли это, но на всякий случай произнесла фразу с утвердительной интонацией в надежде, что Кики опровергнет ее слова. – Вы были тогда вместе с ним?

При упоминании Массовика-затейника женщина вздрогнула всем телом.

– Нет. У меня тогда не было времени. Но Дарнел хотел помочь.

– Он сам вам так сказал? – Эвелин старалась сохранять невозмутимость и говорить ровно.

Кики опять злобно прищурилась:

– Дарнел никогда бы не обидел ребенка. И я не хочу больше говорить об этом! Уходите. – Последнее слово она произнесла едва слышно.

Эвелин кивнула. Пришлось смириться с неудачей, потому что возможности продолжить беседу не было.

– Простите, что заставила вас снова вспомнить ту трагедию. Спасибо, что согласились поговорить.

Кики ответила ей сердитым взглядом и проводила к двери.

Усевшись за руль взятой напрокат машины, Эвелин обдумала всё только что услышанное. Первыми жертвами многих серийных убийц становятся люди, с которыми они знакомы, часто кто-то из близких, так что, если Дарнел – Массовик-затейник, он мог начать с Шарлотты. После этого он должен был прийти к выводу, что выбирать жертв из своего круга общения и дальше опасно: его быстро вычислят. Или же у него не было возможности подобраться к другим своим знакомым девочкам, поэтому он начал действовать в других городах.

Разговор с Кики не рассеял подозрения относительно Дарнела и при этом ничего полезного не дал. Теперь нужно было как-то попасть в его дом, но Эвелин не могла придумать подходящего повода.

А у Бриттани Дуглас – если она еще была жива – оставалось все меньше времени.