…Боли опять не было — стабильное состояние. Червинская подумала: она уже начала привыкать к тому, что ее нет. Однако когда из твоего тела щипцами вытаскивают раздробленные кости — рассуждая логически, это должно быть больно. У нее сохранились смутные воспоминания о боли… наверное, что-то неприятное. Елена безучастно смотрела, как пахнущие специями черные руки старухи доставали из-под кожи осколки костей. Червинская терзалась необъяснимым чувством, сидя бок о бок с Мари-Клер — как ребенок, после долгого перерыва увидевший мать. Радость, восторг и желание ласки. Вероятно, так оно и есть. Старуха-негритянка — первое человеческое существо, которое она увидела, очнувшись от сна. Девушка испытывала к ней даже большее доверие, чем к связному — они с Мари-Клер связаны друг с другом невидимой нитью. Женщины общались на английском — французский старухи был похож на орлиный клекот, в нем присутствовала куча незнакомых и откровенно чужих слов.

Мари-Клер воткнула толстую иглу в кожу — она дернула нить, стягивая края разреза, смочила ее слюной. Грубо получается, но что поделаешь, раны зомби никогда не заживают… Деточка, ты уже никогда не будешь такой красивой, со стежками суровой нитки и грубыми шрамами на коже. Хорошо, что пули не задели твое лицо — на теле, покрытом одеждой, это незаметно. Раздеваться для любви вряд ли придется — из мирских радостей зомби интересует только еда: сладкий взбитый мусс из свежих мозгов и крови. Живым трупам знакомо возбуждение, но они не занимаются сексом — их туловище мертво, а лоа разврата предпочитают вселяться в живые тела. Исключение — барон Суббота… но он такой один.

Земля в хунфоре вся в брызгах алой крови — перед операцией она зарезала сразу двух кур, разломила на куски связку бананов. Согласно вуду, жизненная энергия есть не только у живых существ, но и у фруктов… хотя жертвоприношением огурцов от лоа вряд ли отделаешься. Они любят сладкое, то есть кровь. Старуха плеснула Червинской в стакан «барбанкур» — та послушно опрокинула в рот терпкую жидкость. Ром — это кровь зомби, содержание их жил, о чем молчат в фильмах ужасов. Без заговоренного «барбанкура», с заклятием от мамбо и жгучим красным перцем внутри — они почти не работают, передвигаются скучно, как осенние мухи… Лоа, упивающиеся алкоголем, — внутренний моторчик живых трупов. И не простые лоа, особенные… их зовут кальфу, страшные духи ночи, по сути своей — демоны… Отвечающие за злые помыслы в голове зомби, его вечный голод и жажду убийств. Новая кость, щелкнув, встала на место в спине девушки — Мари-Клер запела заклинание на тягучем, как мед, креольском диалекте, том, что смешал французские, испанские и африканские слова из языка йоруба. Червинская повернулась.

— Я видела бокора на кладбище, — сказала она. — Кто этот старик, мадам?

Старуха весело ощерилась черными зубами.

— У нас не встретишь молодого колдуна, — глаза Мари-Клер проливали на девушку зеленое пламя. — В жрецы посвящают после тридцати, а когда уж пройдешь все шесть уровней… Каждый жрец обязан знать черную магию, даже если он служит Бон Дье — доброму богу, отрицающему ритуалы конго. Это что-то вроде вашего Христа, и, возможно, образ повелителя добра подделан под него, заимствован у французов. Но служители Бон Дье изучают зло, чтобы сразиться с ним… таков стиль вуду. Странно, правда? Ведь вряд ли у католиков в церкви увидишь священника, способного служить черную мессу… Бокор — лучший специалист в магии, он один из тех, кому позволено обращаться на «ты» к барону… властителю загробного зла — бокору ведомо, как умаслить Самеди для помощи в своих делах. Ты увидела Люкнера, бывшего повелителя «дядюшек с мешком». Он передал мне вон тот череп, после пожара в Сахарном дворце… Впрочем, дальнейшее неважно, дорогое дитя. Знаешь, ты мне очень нравишься. Я вложила душу в твое создание, работала, как художник над картиной. Когда все закончится, я попрошу хозяина подарить тебя… он не откажет… мне обычно никто не отказывает.

Игла вновь проткнула омертвевшую кожу. Раздался треск, как от рвущейся материи. Углы разреза стянулись в единую линию, образуя толстый шрам.

Червинская расслабленно кивнула. О да, она не возражает. Может, Мари-Клер подарит другие задания? Тогда ей точно не придется скучать. Мертвая рука нащупала жбан с красной пузырчатой массой… она страшно голодна… хорошо, что еду можно найти везде, расколов черепа врагов. Облив губы, девушка глотнула жидкость, похожую на густой кисель, — глаза засветились сумрачным блеском. Старуха мельком посмотрела на нее.

Мыслящие зомби — особые существа. Для разума им необходимо ежедневное горячее питание из чужих мозгов… иначе они вырубятся, превратятся в тупых исполнителей. У нее полно таких слуг — безголовые в прямом смысле слова, глупые создания, по интеллекту вроде коров. А в сарайчике, позади хунфора, среди деревьев, на чьих ветвях живут лоа, хранятся головы… тех зомби, что отслужили свой век и просто интересные экземпляры гостей доктора. Любопытная, но несколько своеобразная коллекция — впрочем, у мамбо редко бывают обычные посетители. В сарае же — склад отборных костей с ближайших захоронений… Если, как сейчас, понадобится лопатка или ребра, не тащиться же за ними на кладбище? Все должно быть под рукой. Костная мука для церемоний — и вовсе требуется каждую ночь. Огоньки свечей по периметру меловой черты задрожали — лоа услышали ее зов и явились, они подарят энергию мертвому телу.

Мари-Клер властно вынула жбан из руки зомби — в девичью ладонь втиснулась чаша с напитком. Специальное зелье конго, сваренное колдуном, чтобы подкрепить истощенные силы живого трупа. Тушится шесть часов в большом котле, среди основных компонентов — ядовитые железы жабы буга… сушеная человеческая плоть, ноги пауков, змеиный яд… и пузыри ядовитых рыб. Это средство позволяет долго контролировать мозг зомби… существует лишь одно средство, позволяющее вывести мертвеца из-под контроля создателя… но на деле-то, как помнит Мари-Клер, его почти никто не применял. Люди любят сложности, не верят, что все может быть так просто. Червинская безропотно глотнула зелья. Яд сразу подействовал — ее глаза остекленели, затуманившись… Зомби быстро погружалась в подобие летаргического сна. Вот и замечательно. Нужно, чтобы кости, пусть и мертвые, прижились в теле, встали на место прежних, закрепившись, как детали. Пришло время заняться той парой… медноволосой и ее приятелем — со шрамом на груди…

…Оставив Червинскую на полу, мамбо приблизилась к митану, где покоились две куклы. Их материя уже побурела, лоснилась от жира и крови… Рядом с игрушками лежала подушечка, утыканная серебряными иглами — как дикобраз-мутант. Взявшись за иглу, колдунья увидела неясные очертания своих врагов… они, кажется, спали… Невесомое движение костлявых пальцев — кончик иглы вошел прямо в глаз кукле… Старуха дернулась, физически ощутив ее боль. Взяв в другую ладонь сморщенный кусочек человеческой кожи, Мари-Клер положила его в рот, притиснула зубами… В ритуалах конго все средства хороши, и мамбо не чураются людоедства. Старуха не питала пристрастий к сладкому мясу, но для хорошего колдовства оно необходимо… плоть во рту колдуна усилит мучения через куклу. Еще раз остается пожалеть, что у нее нет обрезков ногтей… так и сломала бы каждую кость в теле преследователей. Вчера вечером она изготовила отличный амулет — да-да, он окажет помощь, накалив как следует иглы. Странно, что после мучений мапе пара не прекратила своих поисков… но ощущение опасности, исходящей от них, вдруг исчезло.

Значит, надо продолжать.

В ушах Мари-Клер тихим рокотом застучали барабаны. Она запела — негромко и неразборчиво, кусочек скальпа все еще находился во рту. Тени безголовых слуг окружили ее, раскачиваясь в такт песне — она смотрела на них сквозь полуприкрытые глаза. Отработанный материал, существа, годные для рыхления огорода. Она состарилась, а кому-то надо делать домашнюю работу и помогать в колдовстве. Мозга, само собой, у них нет — но если организм зомби уже отравлен специальным ядом, простейшие задания он выполняет на уровне инстинктов: разрыхлить землю у корней дерева, подать хозяйке чашку кофе, подмести двор. Старуха поочередно втыкала иглы в кукол, стараясь поворачивать острия — так, чтобы тела врагов терзались болью изнутри. Амулет ангве, подвешенный к митану, мерно раскачивался… Его нутро содержало обломки ручки, слюну и кровь Мари-Клер, стенки сделаны из женских губ — от юной покойницы из Гонаива, умершей пять дней назад… На амулеты должны идти ТОЛЬКО свежие останки. Сильнейший эффект усиления боли — пускай и не до смерти, но гарантированно впечатлит.

Зашипев по-змеиному, мамбо выплюнула сгусток слов на креольском… Удар мачете пригвоздил амулет к митану. Тот издал жалобный вой, подобно раненой волчице. Несмотря на жару, от верхушки митана поползли прожилки льда — столб затрясся, как под порывами урагана, вниз лезли десятки, если не сотни злобных и голодных лоа. Плошки с печатью veve, полные дробленых костей, начали пустеть, помещение хунфора наполнил хруст. Ангве потемнел. Середина прорвалась, словно вскрытая рана, наружу потекла кровь — черная, но при этом густая и липкая.

Да… сейчас им, должно быть, очень плохо. Пусть поймут — им не следует идти за ней, так, как это давно поняли жители деревень вокруг Гонаива.

Червинская начала отходить от транса — она дернула головой, глядя на Мари-Клер отсутствующими глазами. Старуха радостно улыбнулась в ответ.

Хорошая девочка, даже очень. Пусть остается у нее навсегда. Мамбо подмигнула барону Субботе на стене, и… ее сердце вдруг залило холодом.

…Мари-Клер отчетливо, до стука зубов поняла — они уже здесь.