Запись одиннадцатая — рукой учителя на полях
Мрамор пола давно потрескался, оставаясь таким же гладким и отражающим, он был похож на мозаичное панно, выложенное под ногами одним из мастеров древности, что почти соответствовало действительности. Отражающиеся в нем колонны, казались опутанными паутиной. Их было много, они уходили вдоль стен вытянутого зала насколько хватало глаз. Здесь вполне можно было проводить парады и смотры войск, но те двое, что сидели прямо на полу, вряд ли думали о чем-то подобном.
Молодой и старый. Они сидели в пыли рядом с вычурным каменным креслом, которое вполне уместно было бы назвать троном. Из-за спинки выглядывала голова змеи, что по задумке скульптора должна была возвышаться над сидящим и смотреть на посетителей сверху вниз.
— Итак, — протянул тот, что сидел ближе к трону, — Они все еще живы, — пальцы с золотыми перстнями коснулись когтей каменного орла сидевшего на правом подлокотнике.
— Живы, — ответил второй, он был гораздо старше собеседника с седыми давно нечесаными волосами, мундир гвардейца, местами покрывала грязь, когда-то белоснежные манжеты обтрепались, кружева потемнели и разорвались, — Со змеей мы ничего не можем поделать, — он поднял голову и посмотрел на каменное тело оскалившейся рептилии.
— Змей был умен, он был… — молодой замялся и повернулся к старому. Его лицо было лишено каких бы то ни было эмоций, словно живому человеку приставили голову мраморной статуи. Точеные черты, бледная кожа, остановившийся взгляд. Наверное, он был красив, но вряд ли бы кто-то смог восхититься этой мертвой красотой, — Змей был змеем. Знаешь, я даже почти скучаю по нему.
— А я нет, — старый гвардеец встряхнулся, словно пес, попавший под струю воды, — Он был непредсказуем, а значит опасен.
— Они все опасны, — протянул молодой, — Змей, орел, сова…
Мужчина посмотрел на левый подлокотник, где был вырезан короткий каменный кинжал, так и не покинувший ножен, на них, расправив широкие крылья, сидела безглазая мраморная сова.
— И если они найдут полуночного зверя… — он не договорил, опустив голову, там у подножия трона в каменном крошеве лишь слегка угадывался силуэт какого-то животного, раньше должно быть лежащего у ног правителя, массивное поджарое тело, вытянутые лапы и пустота. Там, где должна быть голова, словно кто-то одним ударом снес ее и растоптал каменные обломки в пыль.
— Не найдут, — уверил седовласый солдат, — Зверь сам не знает своей сути. И не узнает.
— И тем не менее лучше бы их не было, лучше бы некому было искать, — молодой, поскреб пальцами по затылку, поддел криво висящий на золотистых волосах обруч из тусклого желтого металла, с минуту рассматривал его, а потом небрежно катнул по полу, словно ребенок игрушку.
— Их и так считай, что нет. Род орла обеднел и почти иссяк, сова… — седовласый проследил взглядом за катившимся обручем, — Его ненавидит собственный отец, хотя в роду есть еще один наследник, вернее, даже бастард.
— С которым вы тоже потерпели неудачу. Почему бы просто не прирезать их всех?
— Я хотел, но… — старый покачал головой, обруч с дребезжанием упал на потрескавшийся мрамор и замер, — Их кровь может понадобиться и нам.
— Такой исход маловероятен.
— Но не невозможен, мы проредили рода настолько насколько возможно, оставляя в каждом поколении не больше одного наследника, — возразил старый гвардеец, — Мы убрали слишком многих, маги Академикума и Серые начали задавать вопросы, о том что произошло в небе над Эренсталем десять лет назад, даже начали вскрывать старые могилы. Меня, — он указал рукой на лицо, — уже опознали. Убрать ключевые фигуры сейчас означает, самими указать им путь к правде. Без нее они всего лишь дети.
— Без нее… — протянул молодой поднимаясь.
— Но если кто-то всерьез начнет копать в этом направлении, кто-то более опытный, кто-то старший… — гвардеец покачал головой, — Самое разумное сейчас затаиться.
— Не уверен, что готов позволить себе такую роскошь, — молодой наклонился, поднял обруч и, не отряхивая от пыли, надел обратно на голову, седая нить паутины запуталась в чуть волнистых волосах, — Я бы предпочел сделать нечто совершенно противоположное.
— Что?
— Посмотреть на них.
— За ними и так хорошо присматривают, в том числе и на этой каменной глыбе, что по недоразумению продолжает портить небо.
— Они хоть сами-то помнят, кто и для чего поднял этот кусок навоза в воздух?
— Не думаю.
— Мне уже почти жаль их, — молодой человек усмехнулся, губы изогнулись, но остальное лицо осталось неподвижным, а в глазах отражался холод мрамора, — Распорядись, чтобы этих «наследников» доставили сюда.
— Я против.
— Почему? Ты сам сказал, что это просто дети, а детей можно попытаться перевоспитать, — пожал плечами молодой, шагнув к трону и усаживаясь на каменное сиденье, — Как говорят люди, врагов надо держать ближе, чем друзей.
— Но… — попытался возразить седовласый, поднимаясь следом.
— Никаких но, это приказ, тем более они дали нам такой прекрасный повод, — молодой мечтательно улыбнулся и, задрав голову к каменной пасти змеи, вполголоса добавил, — Хотел бы я увидеть тебя снова, старый враг. Или того в ком проснулась твоя сила, того, кто сможет противостоять мне. Хотя бы увидеть…
* * *
Чужой взгляд я почувствовала еще на подходе к воздушной пристани, и несколько раз обернулась, но понять, кому вдруг понадобилась так и не смогла. Вон тому мужчине с мятой бумагой, в которую было завернуто что-то масляное? Или сгорбленная старушка с корзиной мороженых яблок? А может…
— Вы кого-то ищите, леди Ивидель? — спросил Мердок.
— Нет, — ответила я, отворачиваясь от сокурсника и задирая голову, к далекому, едва различимому из-за метели Академикуму.
— Считаю, нам повезло, что остров проходил мимо Коре, не придется два дня трястись в поезде.
— Поблагодарите Дев, — я передернула плечами, и сокурсник замолчал.
Сквозь снежную пелену, к нам спускалась миниатюрная гондола Магиуса, я вцепилась в поручень, наблюдая, как ветер швыряет маленькую лодочку из стороны в сторону, несмотря на все усилия рулевого. Лучше бы поезд, лучше бы два дня там, да и лучше бы я была одна…
— Вы злитесь из-за помолвки? — спросил сокурсник.
Я не ответила, продолжая наблюдать, как швартуется дирижабль, как ветер уносит в небо крики матросов.
В злости не было ни малейшего смысла, поэтому я не злилась. Отец оставил помолвку в силе.
— Прошу прощения, но у меня не было выхода, — чопорно проговорил сокурсник, прикасаясь пальцами к шляпе и кивком приветствуя даму в меховом манто.
Так вот, что не давало ему покоя. Старая Грэ назвала его хорошим и наивным. Эпитеты, которыми, я вряд ли могла наградить Хоторна до этой поездки.
— И вы решили найти его за мой счет, — не удержалась от колкости я и тут же пожалела об этом.
Дело было не в нем.
Я вспомнила последний разговор с отцом, по иронии судьбы он состоялся в первом доме Астеров, завалы продолжали разбирать, брат уже пару раз вставал с кровати, к вящему неудовольствию матушки, и явно не собирался умирать к ее несказанной радости…
Илистая нора — стара как стара сама Аэра. Она скрипит и разговаривает разными голосами, надо только уметь слушать. Ее темные панели, смотрят на тебя глазами-сучками, провожая каждый шаг, каждое твое движение. И к этому вниманию надо привыкнуть, надо научиться с этим жить. Или сбежать отсюда.
Вечер перед отъездом мы провели в отцовском кабинете, слушая, как за окном воет ветер, как иногда срываются на лай собаки, как где-то в горах кричат птицы, а дерево иногда скрипит, словно выжидая….
На зеленых шелковых обоях вились вычурные лианы, они поднимались к самому потолку, и где-то там, в вышине расцветали пышными алыми цветами. Массивный стол, заваленный бумагами, за которым сидел усталый отец и потирал переносицу. Маменька в кресле, руки с тонкими пальцами то и дело касались ткани платья, иногда взлетали к лицу и поправляли локоны, иногда теребили обручальный браслет на запястье. Наверное, именно это беспокоило больше всего. Оттого я все никак не решалась начать разговор, а все разглядывала и разглядывала стены знакомого кабинета, полки с книгами, пузатый, словно бочонок, сейф, картины, не портреты, как в большинстве кабинетов, а пейзажи — поле Мертвецов, раздваивающаяся Иллия, Чирийский хребет, Последний перевал, какая-то пещера…
Черная доска на треноге, именно на ней я делала первые рисунки, цветными мелками, что лежали на поддоне, именно здесь наш сосед-астроном рисовал карту звездного неба и рассказывал от трех лунах Эры. Сейчас на черной поверхности отцовой рукой были выписана ровные столбики цифр, когда внимания графа Астера требовали восточные шахты, он предпочитал кабинет в Илистой норе, большому рабочему залу Кленового сада.
Над головой отца висел выжженный на старом деревянном панно девиз рода.
«Я умею предавать» — слова первого Змея.
Поговаривают, что они выбиты на каждом камне фундамента Илистой норы. Я как-то спросила отца, почему он не снимет эту деревяшку и не забудет их, ведь здесь не чем гордиться, скорее уж наоборот. А он ответил, что иногда предательство — это все, что нам остается.
— Ивидель, — позвал отец, и я поняла, что он делает это не в первый раз, — Мы ждем.
— И очень хотим спать, — добавила матушка.
— Когда вы пропали в шахте, — я посмотрела на пустое кресло, что обычно занимал Илберт, — Мистер Роук, опекун Мердока, сказал одну вещь, которую, я никак не могу забыть.
— Что он тебе наговорил? — отец сложил руки на столешнице, пламя в лампе чуть заметно танцевало, касаясь стенок из магического стекла.
— Он ходил по этому дому, и говорил, что очень бы неплохо включить его в приданое, а когда я…
— Вспылила? — спросила матушка.
— Отказала, — поправила я, — Сказал, что, возможно, с моим братом будет проще договориться. И пояснил, что имеет в виду вовсе не Ильберта.
Отец шумно выдохнул, а я старалась смотреть куда угодно только не на матушку.
— И это все, что он тебе сказал? — уточнил отец, поднимаясь.
— Больше ничего не успел, я пообещала спустить на него собак.
Он подошел к жене, взял ее за руку, мне показалось, что она раздумывает не вырвать ли ее. Или мне показалось… Прикоснулся губами к тыльной стороне ладони и произнес:
— У меня нет, и не будет иных детей, кроме тех, что подарили мне вы.
Не знаю, как она, а я ему сразу поверила. Потому что очень хотела.
Граф Астер выпрямился, вернулся к столу и, взяв ключ, отпер один из ящиков конторки за спиной.
— Чуть больше месяца назад, я получил от мистера Грена Роука письмо…
* * *
— Прошу, — Мердок протянул мне руку и помог взойти на покачивающуюся от ветра палубу.
— Благодарю.
Наш разговор напоминал беседу двух незнакомцев, что волею судьбы оказались рядом, и через несколько минут, разойдутся вновь, но на этот раз навсегда. Короткие ни к чему не обязывающие фразы.
— Отдать швартовы, — скомандовал офицер.
Пол под ногами качнулся, и я едва не вскрикнула. Мердок вопросительно поднял брови, а я торопливо спросила первое, что пришло в голову:
— Как ваш опекун? Добрался… — я проглотила слово «живым», — до Эрнесталя?
Да, это было невежливо, но… как же я ненавидела летать, особенно вот на таких юрких суденышках.
— Благодарю, — холодно ответил Хоторн, — Он будет рад узнать, что вы беспокоились.
Земля ушла из-под ног, и я позволила себе на миг закрыть глаза, представлять себя дома, было намного приятнее…
* * *
Отец передал письмо матушке.
— Где выразил желание встретиться, ибо у него на руках была некая бумага, согласно которой, мой покойный брат Витольд признал своего внебрачного сына наследником, — граф Астер развел руками.
Я выдохнула, чувствуя, как с воздухом тело покидает тяжесть, которая казалось, поселилась внутри, и не давала покоя несколько дней. Тяжесть знания и незнания. Сын был не у отца, сын был у дяди Витольда.
— И ты поверил? — спросила матушка, быстро пробегая глазами письмо.
— Не сразу, хотя… — отец вернулся за стол, покосился на кипу бумаг, и сложил руки на гладкой коричневой поверхности, — У него ведь действительно была женщина из простых, ты должна ее помнить, — матушка не ответила, — Она умерла от болотной лихорадки. Но остался сын, его отдали на воспитание тетке, старшей сестре той женщины. Витольд ведь собирался жениться на дочери виконта, и чтобы быть спокойным за судьбу бастарда, действительно хотел это сделать, признать пацана Астером до свадьбы и выделить содержание. Он говорил мне об этом перед отъездом, я только не знал, дошел ли он в столице до нотариуса или нет.
— Так вот почему ты согласился на помолвку, — тут же поняла матушка.
— Я видел эту бумагу, но подтвердить ее подлинность мог только эксперт, я хотел выиграть время, и когда этот Грэн предложил породниться… — отец посмотрел на меня.
— И что изменилось? — спросила я, — Бумага по-прежнему у него и в любой момент сюда могут явиться приставы!
— Не все так просто Иви, — отец посмотрел на выжженный на дереве девиз рода, — Нельзя просто так прийти к судье и сказать: Я наследник Астеров, признайте за мной право на титул и состояние.
— А как можно? — поинтересовалась я.
— По-разному, — уклончиво заявил отец, — Но без поддержки вряд ли у пацана что-то получится.
— Чьей поддержки? — подняла брови матушка.
— Князя, аристократов, советника, Серых, Магиуса, в конце концов. Никто не поверит человеку с улицы, какими бы бумажками он ни махал. Поэтому я решил выиграть время. Время, чтобы найти его.
— А когда найдешь, что ты сделаешь? Убьешь? — спросила графиня Астер.
— Убивать его надо было десять лет назад, сейчас уже поздно. Но тогда я позволил им с теткой уехать.
— Почему? — не выдержала я.
— Не знаю, — он пожал плечами, — Тогда на меня столько всего свалилось, смерть брата, титул, земли. Я даже не представлял себе во что, это может вылиться, да и жалко было. Тощий белый, словно простыня, калека с рукой на перевязи, как же его звали? Албьер? Аберон? Алсон?
Я медленно выпрямилась в кресле. Я только что вспомнила. Глаза в темноте. Я вспомнила, где видела их раньше…
* * *
Снова ощутив чужой взгляд в спину, я обернулась. И снова никого не увидела, лишь стюард стоял у запертой двери и крепко держался за поручень. Кроме нас, на дирижабль до Академикума сел только один пассажир. Высокий мужчина в черном плаще, нижняя часть лица пассажира была несколько раз обернула клетчатым шарфом, он иногда сухо покашливал, словно был простужен, но устроившись на корме, ни мной ни Мердоком не интересовался.
— Ваш отец действительно думает, что это был он? Что его слуга подложил заряд, а эта… — он запнулся, — Тень демона его покарала?
— Почему вы не спросили его об этом, когда подписывали брачный контракт?
На этот раз настала очередь сокурсника промолчать. Контракт был подписан, и теперь из него нельзя было выкинуть ни строчки.
— К тому же невиновный не убегает.
— Я бы не спешил осуждать старого человека, на глазах которого зарезали его слугу, — сухо ответил Мердок.
— Теперь вы можете его успокоить, — проговорила я, стараясь не смотреть на снежную кутерьму за окном, — Больше никто его обвинять точно не будет, ведь если что-то случиться с моим отцом, братом или…
— Вами, — закончил Хоторн, — Помолвка будет считаться расторгнутой, а все мои и ваши деньги уйдут в трастовый фонд. Я правильно понял условия вашего батюшки.
— Правильно, — ответила я, мысленно возвращаясь в предыдущий вечер…
* * *
— Не правильно, — прошептала я, — Его зовут Альберт.
Глаза в темноте, светлые узкие, обрамленные белесыми ресницами, я видела их раньше. Видела, но забыла.
Дядю Витольда я помнила плохо. Он был массивный, как и отец, но выше его на голову. Когда граф Астер приезжал в Илистую нору, его громкий голос разносился по темным коридорам, вспугивая притаившиеся там тени. Он обладал удивительной способностью, заполнять любое помещение, в котором находился. Иногда он подхватывал меня на руки, говоря о том, какая я хорошенькая, иногда даже обещал князя на белом коне и розовое платье из муслина. Он поднимал меня в воздух, подносил к широкому лицу и целовал в лоб. А его глаза… его глаза были точно таким же, как у железнорукого, что едва не убил меня на празднике в честь Рождения Дев.
Но ведь не убил же, хотя мог сделать это множество раз. Мог, но не сделал.
— Ивидель, — позвал отец, но я, вскочив, схватила первый попавшийся листок со стола, посмотрела на желтоватую бумагу и отбросила.
— Ивидель, что ты, — на этот раз матушка повысила голос, — делаешь?
Я подскочила к черной доске, схватила кусок белого мела, второй стирая часть цифр.
— Иви, — снова позвала матушка.
— Подожди, Сибил, — остановил ее отец, а я уже торопливо рисовала на гладкой черной поверхности.
Одна белая линия соединялась со второй, и они сливались и пересекали третью. Одни резкие и толстые, другие тонкие едва различимые, но все без исключения белые. Он весь был такой, как сказал отец, словно простыня и рисовать его на белом листке было бы неправильным. Последними я подвела глаза, чуть прищуренные, дерзкие, в глубине которых притаился страх. С минуту я рассматривала написанный мелом портрет, а потом отступила.
— Похож, — сказал папенька. — Бесцветный, как их называют, таким же был и первый Змей.
— Рисунок — это не доказательство, мало ли кто на кого похож, как мы можем быть уверены, что это он? — фыркнула матушка.
— Рассказывай, Ивидель Астер, — остановив на мне тяжелый взгляд, приказал отец, — Рассказывай все, если не хочешь под замок до самого замужества.
* * *
— Позволено ли мне спросить, почему вы согласились на эту помолвку? — снова повернулся ко мне Мердок.
— Думаете, моим мнением интересовались?
— Думаю, — не стал юлить сокурсник. — Так почему? В чем ваша выгода?
— В том… — я сжала и разжала руку в перчатке.
Точек больше не было видно, и мало того, я совсем их не ощущала, а вот когда отец задал самый важный вопрос, когда я уже готова была открыть рот и отказаться от ярма помолвки… Ладонь прострелило болью, словно в нее вогнали сразу три горячие спицы. Я просто задохнулась от неожиданности и не смогла произнести ни слова.
— В том, что пока я помолвлена с вами, мне не станут искать другого жениха, — озвучила я часть правды. Рассказывать частями всегда сложнее, чем обрисовать картину целиком…
* * *
Мой рассказ в отцовском кабинете больше напоминал проход через комнату, на пол которой вывалили ящик заряженных огнем сфер, заденешь одну, и вспыхнут все. Я перебиралась от воспоминания, к воспоминанию, острожными шагами-словами. Начала с покупки инструментариума и закончила праздником Дев, опустила вояж в тюрьму и мое нападение на учителя, не рассказала про укол Криса и про то, чем рисковала, сделав его. Жаль, что совсем не упоминать барона Оуэна не получилось, хотя произносить его имя при родителях оказало необъяснимо приятным.
И все-таки стоило мне замолчать, как матушка пораженно воскликнула:
— Ивидель! — и повернувшись к отцу, выкрикнула, — Кто-то пытается убить наших детей! Она не вернется в Академикум, Максаим, и мне все равно, сколько ты заплатил за ее обучение.
— Отец… — начала я, вставая с кресла.
Граф Астер поднял руку, призывая к тишине, и мы с матушкой замолчали. Решение было принято, я видела это по его глазам и каким бы оно ни было оспорить его уже не удаться.
— Она вернется, Сибил.
Я облегченно выдохнула и упала обратно.
— Но… — протянула беспомощно матушка.
— Вернется хотя бы потому, что здесь ей совсем не гарантирована безопасность, — я вспомнила взрыв в шахте, уверена, что и он тоже, — Только месть, — глаза матери заблестели от слез, и я невольно почувствовала себя виноватой, — Вернется, для того, чтобы тот, кто придумал это, не понял, что все изменилось.
— Я бесконечно уважаю тебя, Максаим, но кто-то пытается расчистить дорогу к наследству Астеров то ли этому бастарду, то ли женишку ценой жизни наших детей, а ты еще рассуждаешь о чем-то? Найди его! И сверни шею! Но не рискуй нашей дочерью!
— Даю слово, ни тот ни другой ничего не получат, — пообещал отец, поднимаясь и делая шаг к пузатому железному сейфу, — О женихе, я позаботился. А Альберту, если это он, конечно, вряд ли теперь будет до наследства отца, — он стал крутить железную ручку сперва в одну сторону, потом в другую, колесо замка вращалось с едва слышным треском, — И если дело в титуле и деньгах, то на этом все и кончится.
— Почему? — не поняла матушка.
— Потому что его обвиняют в заговоре против Князя, потому что он особо опасный убийца с железной рукой, нарушивший завет богинь, — замок громко щелкнул, — Помните, что я говорил про поддержку? Один бы он такое не осилил, я не знаю, где и как он обзавелся механической рукой вместо искалеченной, и для чего придумал все это, но, — отец распахнул дверцу, — теперь все кончено, даже если его поддержат аристократы, из тех, кому наши деньги поперек горла, то вмешаются Жрицы и Серые псы. Отступник никогда не унаследует титула, и все, включая его, это понимают.
— Ты хочешь сказать, что все позади? А взрыв на шахте? — не сдавалась матушка. — Это тоже часть заговора против Князя?
— Вряд ли, — не стал успокаивать ее отец, доставая из сейфа, резную шкатулку, — Расследовать заговоры — это удел Серых, а мы посмотрим поближе, — он поставил ее на стол и откинул крышку, — Посмотрим, кто из тех, что улыбается нам в глаза, держит за спиной нож.
С этими словами папенька начал выкладывать на столешницу разноцветные камешки, один за другим, они были похожи на округлые леденцы из жестяной коробки, что частенько покупала нам матушка. Вот только это были не конфеты.
— Альвоны?
На стол упал прозрачный, как слеза, камешек, а я сразу вспомнила Джиннет.
— Эстоки?
Зеленый. Первый советник и его дочь Алисия.
— Виттерны?
Темно-фиолетовый. Перед мысленным взором появилось изуродованное лицо милорда Йена.
— Лимеры?
Оранжевый. Я нахмурилась и бросила взгляд на матушку, урожденную Сибил Олие Лимер. Ее род, главой которого сейчас был ее двоюродный брат и наш дядя Ксьян.
— Или это Миэер? Нувориш без титула и без связей? Он вынырнул десять лет назад, словно из ниоткуда и поговаривают, что с такой хваткой, он приберет к рукам даже концу Князя еще до конца года.
В ушах раздался жизнерадостный смех Гэли.
Папенька помедлил.
— А может, это один из тех, кто давно отошел от большой политики, но собирается в нее вернуться? Хоторны?
На столешницу упал коричневый, словно глина, «леденец». Мердок.
— Стентоны?
Желтый. И я вспомнила Серую жрицу и ее маленький домик в Льеже.
— Вири?
Камень был голубым, словно небо. Мирьем, что всегда ходит хвостиком за Джиннет.
— Оуэны?
Белый и непрозрачный, словно галька. Крис…
— Или Астеры?
Вместо того чтобы уронить на стол очередной леденец, отец вдруг вытянул руку и легко перебросил его мне. Я поймала округлый камешек, и в тот момент, когда его теплая поверхность коснулась моей кожи, тот вспыхнул алым, будто внутри танцевал маленький язычок пламени.
— Откуда ты их взял? — охнула маменька, подаваясь вперед.
А я все смотрела и смотрела на живой и подвижный огонь, что кто-то давным-давно запер в камешке.
Не в камешке. В артефакте крови. Коснись я любого другого и тот останется равнодушным, но, взяв руки камень Астеров, я пробудила его к жизни. Кровь Змея пробудила. Говорят, эти артефакты создали давно, на заре образования Разлома, когда шли сражения с демонами, с магами — отступниками и просто с разбойниками с большой дороги, когда никто не знал друг стоит за спиной или враг. Когда подтвердить происхождение без прикосновения к артефакту рода было невозможно. И не только подтвердить, но и позвать на помощь.
Отец, словно услышав мои мысли, вытащил из ящика стола сафьяновый мешочек и широкий массивный браслет.
— Я долго их собирал, — ответил он матушке, — Считай это причудой богатого старика.
Та фыркнула и легонько коснулась оранжевого леденца, внутри которого тут же зажглось яркое, так похожее на фрукт солнышко. Родовая магия ответила на ее прикосновение.
Отец нажал на середину браслета. Раздался щелчок, и в сторону отошла миниатюрная крышечка из магического стекла, за которой прятался кармашек, в который так удобно хранить нюхательную соль. Или яд.
— Ты вернешься в Академикум, Ивидель, — он достал из шкатулки еще один горящий от прикосновения леденец, вставил в оправу браслета, закрыл крышку и надел на свое запястье, — Но с условиями. Первое, ты больше не шатаешься по модным лавкам городов и сел, если что-то надо заказывай с посыльным или проси подруг. С территории острова ни ногой. Ясно?
Я кивнула, наблюдая, как отец развязывает тесемки сафьянового мешочка.
— И второе, — он протянул мешочек, и я уронила туда леденец, что все еще держала в ладони, — Если камень загорится, я буду знать, что дела плохи, и тогда ни Девы, ни магия, ни Разлом меня не остановят, — папенька протянул мне мешочек, и, откинув крышечку, демонстративно коснулся своего камня. Даже сквозь плотную ткань было видно, как зажегся мой.
Связанные кровью артефакты. Ты берешь в руки один, а вспыхивают все. Граф Астер убрал руку, камни погасли, я тут же развязала мешочек и коснулась своего, тот, что был в браслете ответил мне таким же алым сиянием.
— Это понятно? — спросил отец, я кивнула.
— И еще Ивидель, мы должны получать от тебя весточку не реже раза в неделю, в противном случае, мы делаем те же самые выводы. Мы решаем, что ты в беде.
Я в третий раз кивнула. Слов не было.
— И что же нам просто сидеть и ждать, Максаим? Что изменилось?
— Нет, ждать мы не будем, — улыбнулся папенька, — Как только Илберт встанет, собирайтесь в Эрнестать, а потом в Льеж. Надо потрясти кошельками и узнать, кого мы настолько вывели из себя, что он расщедрился на магические заряды.
* * *
— Я не настолько вам неприятен? — спросил Хоторн и пусть тон оставался ровным, я видела, как важен ответ на этот вопрос.
— Нет, — я машинально опустила руку в карман и коснулась сафьянного мешочка, с которым не расставалась теперь ни на минуту, — Мне просто все равно.
— Все равно? Но все изменилось! Мы помолвлены, леди! И как прикажете мне себя вести с вами и дальше?
— Официально о помолвке не объявлялось. Если вы сами не будете кричать об этом на всех углах, у нас будет очень хороший шанс продолжить учебу холостяком.
— Вы говорите, как старая компаньонка, — не выдержал он.
— А вы говорите так, будто это плохо, — ответила я, — Напомнить, кто добивался этой помолвки?
Хоторн сжал зубы так, что на скулах заходили желваки. С минуту мне казалось, что лед внешнего спокойствия сейчас треснет, и я увижу, наконец, его настоящее лицо, то, которое проглядывает за точеными чертами в моменты волнения. Но, увы, Мердок справился с собой, выдохнул и аккуратно поправил манжеты…
* * *
Я вышла из кабинета, на ходу расправляя юбку, где-то в глубине души зрело предвкушение или предчувствие. Оно казалось первым дрожащим лучом солнца, что выглядывает из-за горизонта по утру. Что изменилось? Все и ничего, потому что…
Следующие слова матушки, раздавшиеся сквозь приоткрытую дверь, заставили меня замереть на месте. А ведь леди не подслушивают. Никогда, и, тем не менее, я не могла сдвинуться с места.
— Что мы будем делать, Максаим? Что мы на самом деле будем делать?
— Я вот думаю, что погреба неприлично опустели, и надо бы закупить вина.
— Ты все шутишь.
— Ни в малейшей степени, — уверил отец, — Хотелось бы взглянуть на этого барона Оуэна и его наследника.
— Ты видел, как сверкали ее глаза, когда она о нем рассказывала? Это неприлично Максаим, на мальчишку Хоторна она так не смотрит.
Я прижала ладони к вспыхнувшим щекам. Матушка всегда была наблюдательной, иногда даже излишне.
— Не волнуйся Сибил, — я услышала, как снова защелкал замок запираемого сейфа, — Я найду того, кто за ней присмотрит, даже на этом острове есть те, кто очень любит деньги.
Все-таки права была моя гувернантка, подслушивать не только нехорошо, но и чревато…
* * *
Гондолу тряхнуло и я, в очередной раз подавив приступ паники, поняла, что мы уже причалили. Стюарды засуетились, привязывая воздушное судно к каменному «языку» Академикума. Господин с замотанным лицом нетерпеливо переминался у выхода, явно намереваясь сойти на остров первым.
— Значит, все по-старому? — спросил Хоторн, — Мы просто ученики? Просто сокурсники? Именно этого вы хотите?
— Да, — ответила я, — Считайте это процентной платой за тот капитал, что вы заработаете на проекте Астеров.
— Свадьба еще может состояться, — сокурсник впервые позволил себе насмешливость.
— Все в руках богинь.
Я сжала и разжала ладонь.
— Как будет угодно, леди, — Мердок коснулся шляпы и быстрым шагом направился к выходу. Он злился. Он спас моего отца и брата, пошел на унизительные условия брачного контракта, он был графом, в конце концов… А Ивидель Астер все еще воротила от него нос. Сокурсника можно было понять. Можно было бы, если бы на моем месте находился кто-то другой.
Академикум встретил меня солнцем, что продолжало светить выше уровня облаков, ясным небом, веселым шумом и теплым почти весенним перестуком капели с крыш. Внизу меля метель и дули озлобленные северные ветра, а здесь в вышине потеплело, и снег под ногами превратился в кашу. Слышались отрывистые команды рыцарей, на верхнем этаже учебной башни Магиуса вспыхнул и тут же потух зеленоватый огонь, над Отречением трепетали флаги.
Что изменилось? — в который раз повторила я вопрос матушки, и поняла, что знаю ответ на этот вопрос.
Камешек в кармане согласно согрел руку. Раньше Ивидель Астер была одна. Теперь же за ее спиной стоял род Астеров. Вот что изменилось. И осознание этого наполняло меня уверенностью и теплом. Теперь мы посмотрим кто кого.
— Ивидель, — закричали сбоку, я повернулась и тут же попали в объятия Гэли, как всегда неожиданные и очень приятные, — Ты вернулась! — констатировала очевидное подруга, — Я все сдала. А Вьер снова провалился, магистры в недоумении, его магия словно куда-то исчезла. Но его не отчисляют, представляешь? Он уговорил перевести его в Орден, и если рыцари не прибьют его в первую неделю… — и, глядя мне в лицо, подруга расхохоталась, — Здорово, что ты вернулась. И даже без брачных браслетов, — она кивнула на мои руки.
— А я то уж как рада. Что вы делаете здесь? Я имею в виду Академикум и Корэ, забытый Девами городок на севере?
— Представляешь, — она взяла меня под руку и понизила голос, — Мы специально сюда прилетели. Магистры темнят, но ходят слухи, что нужно было забрать очень важную персону, — Гэли хихикнула, — Чувствуешь себя большой и важной?
— О, да, — я улыбнулась, невольно вспоминая господина с замотанным лицом.
Земля под ногами вздрогнула, загудела. Две девушки, что проходили мимо, подхватив юбки, бросились к атриуму. Остров стал медленно поворачиваться, выбрасывая голубые струи огня.
— А теперь куда? Или вам не сообщили?
— Конечно, не сообщили, — подруга сделала большие глаза, — Поэтому всем известно, что мы идем в Запретный город. Говорят, приказ самого Князя. Ну, разве не здорово?
Конец первой книги
Сентябрь 2017. Ярославль.