Глава 5
За Ростов!

Снова, как и в случае со Сталино, повторялась та же самая тяжелейшая ситуация. Сейчас, в конце ноября 1941 года, Красная Армия вела упорные оборонительные бои уже за Ростов-на-Дону. К городу рвалась Первая танковая армия генерал-лейтенанта Эвальда фон Клейста. Ростов был не просто крупным городом с полумиллионным населением, он открывал путь на Кубань, к нефтяным полям Кавказа и далее в Закавказье и Иран. Это понимали и советские защитники города, и гитлеровские оккупанты.

Красная Армия зарывалась в землю, в непролазную осеннюю грязь. К счастью, первые морозы в конце октября несколько подсушили грунт. Потому копать траншеи, устраивать дерево-земляные огневые точки, блиндажи и землянки было более-менее сподручно. Перед окопами по фронту устанавливали противотанковые ежи и устраивали противопехотные заграждения из кольев и колючей проволоки. По внешнему обводу Ростова сооружались полевые укрепления. Не хватало буквально всего, но выручала солдатская смекалка. Противотанковых «сорокапяток» катастрофически недоставало. Выходили из положения бутылками с зажигательной смесью и связками гранат. Было мало и противотанковых, и противопехотных мин. Обходились все теми же бутылками с «коктейлем Молотова» – устраивали так называемые «огневые фугасы» и «огневые поля». Зарывали сотни бутылок в землю и устанавливали вместе с ними подрывные заряды. Земля горела – в буквальном смысле слова – под ногами гитлеровских оккупантов!

Ростов-на-Дону постоянно находился под обстрелом немецких гаубиц, из низких облаков валились с жутким воем страшные пикировщики «Юнкерсы-87». «Лаптежники», как их называли советские солдаты, пользовались превосходством в воздухе гитлеровских стервятников, сыпали бомбы и расстреливали все в городе из пулеметов. Днем красноармейцы постоянно отражали атаки танков и моторизованной пехоты противника. А ночью приходилось сражаться с еще более жестоким и хитрым врагом – немецкими парашютистами, «просочившимися» в город диверсионно-разведывательными группами гитлеровцев и их пособниками. Хотя и существовала линия фронта, но в городе, особенно ночью, неизвестно откуда могла прилететь отнюдь не случайная пуля.

Подразделение, в котором сейчас воевал Виктор Ракитин, именовалось сводным мотострелковым батальоном особого назначения. «Сводный батальон» – две роты общей численностью чуть более двухсот человек. Люди вымотаны донельзя, много раненых. Пулеметный взвод с четырьмя «максимами» и пятком «дегтяревых» – «ДП-27». А еще – полтора десятка человек автоматчиков, которыми и командовал старшина Ракитин.

Виктор получил по четвертому треугольнику на петлицы, а вдобавок – немерено проблем. Его взвод автоматчиков, те самые полтора десятка красноармейцев, отбирались по единственному принципу: наличию пистолета-пулемета Шпагина или Дегтярева. Были среди них и пограничники, и солдаты линейных частей, и даже моряк Азовской военной флотилии. Его тральщик был уничтожен немецкими пикировщиками, а команда направлена на сушу – для поддержки войск.

Наспех сформированный сводный батальон особого назначения хоть и носил наименование «мотострелковый», но подчинялся не армейскому командованию, а войскам НКВД.

Командиры же армейских соединений были заинтересованы в боевом использовании войск НКВД и направляли их на самые опасные участки, поручали труднейшие боевые задачи. Такому отношению служило, во-первых, прежде всего, то, что войска Госбезопасности по своей боевой выучке, моральной стойкости были способны выполнить самые сложные и ответственные операции. К тому же для армейцев это были не свои части, и за потери в их личном составе войсковое командование ответственность не несло, отчетность в Генеральный штаб о безвозвратных потерях по линии НКВД не представляло.

Злую шутку с пограничниками, конвойными и охранными подразделениями НКВД сыграл еще и опыт советско-финской «Зимней войны». Тогда пограничные и оперативные части НКВД первыми совершали прорыв обороны противника, а не решали свою основную задачу – прикрытие тыла фронта

.

Взвод автоматчиков устроился в наспех отрытом блиндаже. Из снарядных ящиков сколотили примитивные нары, укрыли их старыми одеялами и шинелями. У входа поставили печку-буржуйку, вход занавесили плащ-палаткой. В углу над сколоченным из все тех же снарядных ящиков столом висела керосиновая лампа «летучая мышь».

Кстати, такое необычное название «керосинка» получила от немецкой компании «Fledermaus», которая в XIX веке создала ветроустойчивый фонарь с керосиновой лампой. Позже так стали называть все подобные светильники.

На столе стоял полевой телефон и невесть откуда взявшийся на передовой массивный чернильный прибор. Табуретами служили напиленные чурбаки или все те же пустые снарядные или патронные ящики – универсальный «строительный материал» на фронте.

Разместив бойцов, взводный, старшина Ракитин, договорился и о горячем питании из полевой кухни. Учитывая исключительно тяжелое положение со снабжением, это был почти подвиг. Виктору пришлось немало поругаться с тыловиками, чтобы «выбить» хоть немного продуктов.

После обеда солдаты вымыли котелки и попадали на дощатые нары, забывшись крепким фронтовым сном. Близкое уханье минометов, громовые раскаты взрывов… А треск пулеметных очередей и резкие хлопки винтовочных выстрелов вообще воспринимались как стрекотание сверчков или кузнечиков. Под обстрелами быстро учишься воспринимать войну на слух: различать «прилеты» и «отлеты», чувствовать по едва заметным признакам, далеко ли протрещала автоматная очередь. А услышав пронзительный вой минометной мины, уже четко понимать, что в твоем распоряжении есть от шести до десяти секунд, чтобы прижаться всем телом к земле и тем спасти свою жизнь.

– Командира взвода срочно вызывают до комбата, – заглянул в блиндаж вестовой.

– Сейчас иду. – Ракитин поднялся с жесткой фронтовой постели, намотал портянки, сунул ноги в сапоги.

Вспоминая о своем «прошлом-будущем», Виктор Ракитин, конечно же, не обходил стороной и мелкие, на первый взгляд, казалось бы, незначительные бытовые мелочи. Взять хотя бы обувь. Как и всякий спецназовец, он привык носить тяжелые шнурованные ботинки с высоким берцем и рифленой подошвой. Но здесь, в 1941 году, из обуви были либо башмаки с обмотками, либо сапоги с портянками. На первый взгляд – архаизм. Но вот если подумать… Портянка туго обматывала стопу и предохраняла кожу от потертостей. Распустил на полосы полотно – и пожалуйста – все готово! В отличие от носков портянки быстро стирались и сохли, солдаты вообще сушили их даже на марше, обматывая вокруг голеней. К примеру, попал ты в болото, промочил ноги. И тут же – на берег вылез, снял сапоги, вылил из них воду, перемотал сухие портянки, и готово! Тем более что в 1941 году бездорожье было нормой отнюдь не только для России. Практически все страны только начинали переходить от аграрного устройства к современной технологической цивилизации. Даже в моторизованном и мобильном Вермахте частенько использовали гужевой транспорт. Так что сапоги и портянки были весьма удобными. Зимой же вместо холщовых портянок использовались более теплые, полушерстяные или байковые.

Сначала Виктор не умел правильно их наматывать, недобрым словом вспоминая комедийный фильм «ДМБ» режиссера Ивана Качанова и эпизод, связанный с обучением новобранцев мудреному искусству наматывания портянок. Но потом Ракитин привык и освоился.

Перематывая портянки, он вдруг задумался о совсем постороннем. В свое время Виктор увлекался фантастикой и знал, что в произведении писателя в данном жанре важную роль играет так называемое фантастическое допущение. А вот в ситуации с ним самим – Ракитин как бы и сам являлся таким вот «ходячим фантастическим допущением». Ведь окружающий мир Великой Отечественной войны он воспринимал сквозь призму своего «прошлого-современного» опыта. Потому и мог рассчитывать применить свои не в пример более современные знания и навыки в 1941 году. То есть – заниматься «прогрессорством»!

Виктор хмыкнул, – определенно, такая незатейливая мелочь армейского быта, как перематывание портянок, настроила его на философский лад.

На столбе, который подпирал крышу блиндажа, было укреплено зеркальце заднего вида с какого-то автомобиля. Даже и непонятно, нашего или немецкого. Ракитин посмотрелся в покрытое серебристой амальгамой мутное растрескавшееся стекло, пригладил волосы, одернул гимнастерку под ремнем. Надел шинель и шапку, привычно повесил на плечо пистолет-пулемет Дегтярева.

В штабном блиндаже собрались командиры рот и взводные. Комбриг майор Кочетков разложил на столе карту их участка ответственности в системе обороны города.

– По данным нашей разведки, ночью ожидается массированная атака гитлеровцев при поддержке танков и бронетранспортеров.

– А я-то все гадаю, чего это «фрицы» с самого утра попритихли… – хмыкнул лейтенант Тарасов, невысокий круглолицый крепыш со светлыми – то ли выгоревшими, то ли рано поседевшими волосами. Он командовал первой ротой.

– Да, но если будут танки, то одними бутылками с бензином мы не отобьемся, – заявил командир второй роты, смуглый седоусый молдаванин Волонтир.

– Обещали подвезти еще бутылок с зажигательной смесью и гранаты. Кроме того, в наше распоряжение поступает взвод истребителей танков.

– «Сорокапятки»?

– Точно так, они, родимые…

– А что «соседи» по флангам?

– Обещали поддержать огнем 82-миллиметровых минометов. Это все, что у них осталось. С другой стороны, у нас вообще – Ростовский стрелковый полк народного ополчения. У них из оружия только «мосинки» и «манлихеры» старые.

– И на том спасибо…

У входа в штабной блиндаж послышалась возня и чей-то раздраженный голос, спорящий с часовым. Майор Кочетков прошел вперед и отдернул плащ-палатку, занавешивавшую вход.

– Послушай, дурья твоя башка, мне к комбату твоему надо! Мы ж с дороги, – втолковывал часовому высокий худощавый лейтенант. На плече стволом вниз висел автомат, за плечами – вещмешок. – О, товарищ командир? Разрешите? Лейтенант Сухомлинов, командир истребительно-противотанковой батареи. Восемь «сорокапяток», вот только снарядов к ним – не густо…

– Ну, проходите, лейтенант Сухомлинов, мы тут как раз совет держим, как вместе «фрица» одолеть.

Лейтенант опытным взглядом бывалого вояки сразу же опознал в майоре Кочеткове главного. Взгляд с прищуром, черная стрелка усов, выбритые до синевы щеки – по виду интеллигент. Но в то же время чувствовался в этом офицере стальной характер. Когда он снял ватник, на груди блеснул орден Боевого Красного Знамени. Такая награда в 1941 году вручалась исключительно за личную храбрость.

Лейтенант-артиллерист всмотрелся в расстеленную на столе карту, внимательно слушая пояснения майора. Задал несколько уточняющих вопросов.

– Я со своими пушками выдвинусь на фланги. Немецкие танки будем бить в борт. Оборудуем основные и запасные позиции, замаскируем орудия. С кем я взаимодействую?

– Лейтенант Сергей Чернецких, командир пулеметного взвода.

– Твоя задача, лейтенант, дать мне целеуказание трассерами и отсечь пехоту от немецких «коробочек». Тогда мы их живо в оборот возьмем.

Присутствующих абсолютно не смутило то, как запросто едва знакомый лейтенант общается с другими офицерами, в том числе – и выше по званию. Сейчас решался важнейший вопрос выполнения боевой задачи в сложных условиях. Значит – на первый план выходил драгоценный боевой опыт, крупицы которого щедро сдобрены кровью солдат. А отнюдь не субординация и количество ромбов или треугольников на петлицах.

– Как только немцы обнаружат мои «сорокапятки», то сразу же натравят на них свою мотопехоту.

– Вас прикроют автоматчики старшины Ракитина, – решил командир батальона.

– Разрешите, товарищ майор? Думаю, нам тоже следует выдвинуться вместе с истребителями танков. Чтобы не терять времени и людей под обстрелом, – внес предложение Виктор.

– Разумно, конечно, но рискованно… Хорошо, так и сделаете, товарищ Ракитин.

– А ты не промах, «погранец»! – оценил смелость замысла лейтенант Сухомлинов. – Сколько у нас времени, товарищ командир?

– До семнадцати-тридцати. А теперь – всем отдыхать и готовиться к бою.

Перед боем солдату никак нельзя оставаться наедине с самим собой. В голову лезут темные мысли, вспоминаются погибшие товарищи. Кто знает, не ляжешь ли так же – от вражеской пули или же шального осколка?.. Хватит ли мужества преодолеть этот навязчивый страх, который знаком каждому бойцу на передовой. Он то отпустит, то усилится, но никогда не покидает насовсем, пока ты «на передке».

Виктор тщательно почистил и смазал пистолет-пулемет Дегтярева, проверил, надежно ли вставляется запасной диск с патронами. Что у «ППШ», что у «ППД» была одна серьезная проблема: патронные диски приходилось подгонять под конкретный образец оружия. Остальные солдаты занимались тем же – чистили и проверяли оружие, снаряжали диски новенькими, масляно блестящими латунью патронами, рассовывали гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Ракитин сунул за пояс две ручные гранаты, а в карман шинели – бутылку с «коктейлем Молотова».

Эти бутылки были другой системы, более надежной. Вместо терочного запала, примотанного к горлышку, внутри самой бутылки была стеклянная ампула со смесью серной кислоты, сахара и бертолетовой соли. Когда она разбивалась внутри «огненного сосуда» от удара, горючая смесь мгновенно вспыхивала.

За голенище сапога Ракитин сунул финку – нож лишним никогда не будет. Если дойдет до рукопашной…

– Ну, что, братья-славяне, готовы?

– Так точно, командир.

– Выдвигаемся.

В ранних ноябрьских сумерках Виктор, пригибаясь, пробирался по извилистому ходу сообщения в передовые окопы. Зима уже вовсю вошла в свои права в ноябре 1941 года. Он осторожно придерживал автомат, чтобы в затвор не набилась грязь вместе со снегом, иначе оружие заклинит. Время было как раз такое, что еще видно в последних отблесках неяркого студеного солнца, но вечер еще не наступил. Не повисли еще над линией фронта «люстры» осветительных ракет, не прошивают тьму яркие трассера. А вот глаза наблюдателей у стереотруб «замыливаются», и разглядеть что-либо становится весьма затруднительно.

Впереди мелькали спины артиллеристов, они тащили ящики со снарядами. Лейтенант, даром что интеллигент, свое дело знал крепко. От других солдат Виктор успел узнать, что Сухомлинов начинал войну на западной границе, в треугольнике Луцк – Дубно – Броды, где в первые недели войны разгорелось самое масштабное приграничное танковое сражение. Лейтенант успел лично подбить в этих боях три немецких танка и был ранен. Так что свой орден Боевого Красного Знамени он получал уже в госпитале. Откуда впоследствии сбежал в родную часть, чтобы продолжать бить фашистов.

Позиции заняли скрытно, и потянулись тягучие часы и минуты ожидания. Виктор Ракитин нервничал, но виду не подавал. Все же он, «провалившись» в эти времена и этот мир, привык к иной войне – к штурмовым действиям в городе, огневой «зачистке» зданий. А вот так сидеть в промерзшем окопе и ждать было для него просто невыносимым. А еще его мучили сомнения, сможет ли он выстоять вот так – в открытом бою, лицом к лицу с врагом. Не замешкается ли?..

Ровно в двадцать-тридцать послышался гул моторов. На оборонительные рубежи красноармейцев из тьмы, в бензиновом чаде, лязгая стальными траками гусениц, накатывала смерть.

Где-то за линией немецких траншей глухими раскатами ударили гаубицы. Фонтаны мерзлой земли взметнулись над окопами и пулеметными гнездами красноармейцев. Артподготовка была недолгой, и на поле выкатилось с десяток немецких танков. В основном это были «легкие-средние» «Panzerkampfwagen-III» с довольно слабыми 50-миллиметровыми пушками. Их усиливало несколько более тяжелых танков «Panzerkampfwagen-IV» весом около 25 тонн. Вооружены они были короткоствольными 75-миллиметровыми пушками, за свой характерный вид прозванными «окурками». Вот эти «окурки» и «выплюнули» в сторону советских окопов раскаленную смертоносную сталь. Снова загремели взрывы, перепахивая позиции советских солдат.

Виктор Ракитин весь сжался в комок. Своей «памятью попаданца» он прекрасно знал, что эти танки отнюдь не самые мощные и даже проигрывают нашим «тридцатьчетверкам». Вот только где эти самые «тридцатьчетверки»? Если даже противотанковых «сорокапяток» на этом рубеже обороны было всего восемь штук?! А когда именно на тебя накатывается скрежещущий стальными траками гусениц и ревущий-грохочущий двигателем бронированный монстр, то в голове вообще уже ничего не остается, кроме дремучих инстинктов где-то в подкорке головного мозга и всеохватывающего животного ужаса. Самое страшное – то неотвратимое равнодушие, с которым наползает на тебя стальной динозавр в панцире из клепаной брони. Но чтобы воевать и выстоять – нужно преодолеть липкий страх и встать лицом к лицу с механической смертью.

Вслед за угловатыми «панцерами» медленно продвигались похожие на стальные гробы полугусеничные бронетранспортеры, за которыми, пригибаясь, перебегали немецкие пехотинцы.

Над полем повисли «люстры» осветительных ракет, призрачным светом вырывая из тьмы бронированную массу гитлеровских оккупантов. Бронетехника с тевтонскими крестами на крупповской стали накатывала в полной уверенности в своей безнаказанности. Светящиеся плети пулеметных трасс били по нашим окопам, поднимая фонтанчики мерзлой земли.

Ракитин, укрывшись за бруствером окопа, выжидал, когда ударят пулеметы. А они все молчали – неужели всех «накрыло» немецким артобстрелом?! Ладони, держащие пистолет-пулемет, вспотели от нервного напряжения, к горлу подкатил тугой ком, воздуха не хватало. Вокруг плавали клубы пороховой гари, смешанной с едкими бензиновыми выхлопами немецких танков.

Советские пулеметчики ударили плотно – трассирующими очередями давая целеуказание бронебойщикам. А заодно – и выкашивая немецкую пехоту. Ракитин со своими автоматчиками тоже «присоединился к веселью»! Советские пистолеты-пулеметы «ППД» и «ППШ» обладали огромными преимуществами перед немецкими «MP-40» в скорострельности и емкости дисковых магазинов. Ракитин бил короткими очередями – по три-четыре патрона, при общем темпе стрельбы тысяча выстрелов в минуту сделать это было весьма непросто. Но Виктор приноровился. Гораздо хуже было то, что отблески дульного пламени слепили стрелка, затрудняя прицеливание.

Лейтенант-артиллерист не подкачал. Укрытые на флангах «сорокапятки» ударили в борта немецких танков! Сразу же один угловатый «панцер» замер на поле боя. Его моторный отсек был пробит метким попаданием, над решеткой двигателя позади башни разгоралось пламя. Второй танк «расстелил гусеницу» и завертелся на одном месте. Он развернулся бортом к русским позициям, и артиллеристы расстреляли его, как на полигоне, вогнав парочку бронебойных снарядов. «Панцер» полыхнул, как сухая копна сена.

Немногие уцелевшие танкисты Панцерваффе выбирались из боковых башенных люков. Пытались отползти назад, огрызаясь из пистолетов-пулеметов. Но гибли под плотным огнем советских пехотинцев. Вовсю работали «максимы», сея свинцовую смерть со скоростью 800 выстрелов в минуту. Отрывисто тарахтели «ручники» – «Дегтярев-пехотные». Отрывисто хлопали винтовки Мосина в руках красноармейцев.

Автоматчики старшины Ракитина «косили» гитлеровцев плотным огнем. Пистолеты-пулеметы отрывисто трещали, выплевывая раскаленный свинец. Мощные «тетешные» патроны позволяли свободно поражать цели и на двух сотнях метров, и даже дальше.

Между тем и артиллеристы истребительно-противотанковой батареи не мешкали. Квадратная башня танка «Panzerkampfwagen-IV» с характерными скосами внизу была пробита в районе бортовых люков. В ярких сполохах пламени Ракитин четко увидел, как от прямого попадания приоткрытый люк попросту сорвало. Виктор никогда не понимал, зачем вообще вводить такое «новшество» в конструкцию, ведь любой проем ослабляет борт башни, делая его уязвимым.

Еще один танк «Panzerkampfwagen-III» дополз до советских окопов. Ему навстречу поднялся один из бойцов, швырнув бутылку с зажигательной смесью. Трассирующая очередь прошила тело шагнувшего в бессмертие русского солдата.

Жидкое пламя растеклось по стылой броне, щедро плеснув прямо в смотровую щель механика-водителя. Истошный вопль заметался в тесноте внутренних отсеков немецкого танка, «мехвод» схватился ладонями за обожженное лицо с выгоревшими глазницами, полными запекшейся крови. Горящая жидкость мгновенно затекла сквозь лючки и добралась до укладки боекомплекта. Гигантский огненный фонтан взрыва от детонации снарядов сорвал башню танка, подбросил вверх и отшвырнул куда-то во тьму.

Атака с ходу на советские позиции захлебнулась огнем и раскаленным свинцом. Гитлеровцы откатились на исходные рубежи, но только затем, чтобы перегруппироваться.

Следующая атака началась всего через четверть часа – с мощной артподготовки. Земля ходила ходуном, обгорелые остовы немецких танков мелко дрожали, ночной воздух вибрировал от ударных волн, прошитый острыми горячими осколками. Крупповские орудия с беспощадной немецкой методичностью перепахивали советские окопы. Только клубился дым, подсвеченный все новыми и новыми вспышками взрывов.

А потом снова пошли танки с паучьими крестами на башнях. В этот раз гитлеровская пехота изменила тактику и шла перед «панцерами». Пехотинцы Вермахта в подсвеченном ракетами полумраке двигались быстро, перебегая от укрытия к укрытию. Под прикрывающим огнем пушек и пулеметов немецких танков им удалось практически вплотную приблизиться к советским окопам.

Другая группа гитлеровцев при поддержке легкого танка и двух полугусеничных броневиков начала обход позиций с фланга. Они рассчитывали обрушиться на красноармейцев внезапно и смять боевые порядки оборонявшихся. А вот это – зря…

Солдат в окопе по приказу командира замкнул контакты электрической подрывной машинки. Справа и слева перед окопами полыхнули яростные фонтаны пламени. Это сработали «огневые фугасы» – бутылки с горючей смесью, переложенные взрывчаткой. Легкий немецкий танк полыхнул гигантским факелом.

В такие же «временно живые» факелы превратились и немецкие пехотинцы. Одни в ужасе бежали и напарывались на безжалостные кинжальные очереди советских автоматчиков. Другие клубками вопящего пламени катались по земле, пока огонь не выжигал их легкие.

Артиллеристы истребительно-противотанковой батареи продолжали методично выбивать немецкие броневики и танки. «Сорокапятки» били, не переставая, низкий силуэт пушки, маскировка и темнота были на руку «богам войны». Обнаружить из немецкого танка через узкие смотровые щели и прицелы с довольно ограниченным углом обзора позиции советских «бронебоек» было почти невозможно. Надо сказать, что после первой атаки немецкие танкисты стали осторожнее. Стали больше маневрировать, принимая выстрелы крупнокалиберных ружей на лобовую броню. А сами «фрицы» вели заградительный огонь из пушек и пулеметов.

Те немецкие танки, которые все же подходили к нашим траншеям вплотную, жгли бутылками с «коктейлями Молотова». Пылающие обломки немецкой бронетехники подсвечивали огненными сполохами эту адову ночь.

Виктор сменил опустевший патронный диск в пистолете-пулемете и снова открыл огонь по темным мельтешащим силуэтам. Они извивались и прыгали в огненном ореоле, словно черти в пекле.

Но вот один из немецких танков все же переполз огневую завесу. Развернувшись рывками, он стал крушить пулеметы в лобовом бронелисте и башенный, спаренный с пушкой, плевались светящимися малиновыми трассерами. Угловатый «панцер» заходил во фланг позиции «сорокапяток» лейтенанта Сухомлинова. На такой дистанции даже легкую пушку быстро развернуть не получится. Всего лишь мгновения отделяли артиллерийский расчет от смерти…

Сложно сказать, сам ли Ракитин встал на пути немецкого танка, или же «панцер» оказался перед советским солдатом. Виктор сидел на дне окопа и пытался нащупать в кармане шинели гладкий стеклянный бок бутылки с зажигательной смесью. Проклятая «стеклотара» норовила выскользнуть из пальцев.

Крушащие мерзлый бруствер окопа стальные гусеницы немецкого танка все приближались. Над головой Ракитина мелькали малиновые вспышки трассеров.

Внезапно Виктор рывком выпрямился и швырнул бутылку с горючей смесью в немецкий танк. И тут же рухнул на дно окопа. Падая, он успел заметить яркий огненный сполох. «Панцер» превратился в клубок огня. Он еще прополз по инерции несколько метров, пока левая гусеница не соскользнула с мерзлой кромки окопа. Стальная громадина с тяжким скрежетом завалилась на бок.

А в это время Ракитин, подхватив свой автомат, на карачках улепетывал по окопу. Он даже и не подозревал, что человек может так быстро бегать на четвереньках!

Опомнился Виктор только тогда, когда его кто-то резко дернул за плечо. В полуметре от себя он увидел чумазое от пороховой гари лицо лейтенанта Сухомлинова. В самый напряженный момент боя он сам встал к прицельной панораме. А сейчас наклонился к уху Ракитина и прокричал:

– Здорово ты его бутылкой шарахнул! Я оглянулся, смотрю – немецкий танк ползет. Подумал, все – отвоевался… А тут ты…

Виктор только рукой махнул. Гораздо больше его сейчас заботило, хватит ли патронов в автомате. Он уже сменил опустошенный диск в «дегтяреве», но успел отстрелять из него примерно треть.

Внезапно Виктор запрокинул голову и заливисто расхохотался в голос. На мгновение он представил всех этих «знатоков-википедов» из своего «прошлого-будущего». Все-то они знали – и толщину брони, и количество лошадиных сил двигателей «панцеров». Но вот почему-то самому Ракитину и в голову не пришло пересчитывать количество опорных катков на борт немецкого танка, который пер именно на него. Пер с безжалостным равнодушием, перемалывая гусеницами плоть и кости его же, Виктора, боевых товарищей. Да ну его на хрен!!!

Увесистая оплеуха от лейтенанта-артиллериста привела Виктора в чувство.

– На, вот, браток, хлебни. Специально заначил…

Огненный глоток неразбавленного спирта обжег горло и привел в чувство. Ракитин огляделся. Ночной бой затихал. Перед нашими окопами чадно горели остовы восьми немецких танков. Столько же полугусеничных бронетранспортеров стали, в прямом смысле – гробами для своих экипажей. Повсюду – на поле и в окопах лежали тела убитых гитлеровцев.

Но и наших солдат погибло немало. Из пятнадцати автоматчиков во взводе старшины Ракитина осталось семеро, из них – трое были ранены. В других взводах и ротах батальона и в подразделениях «соседей» также были серьезные потери. И все же – они выстояли. Наступление танковых и механизированных подразделений Клейста забуксовало. Ночная атака Вермахта на этом участке фронта захлебнулась.

Но сил у гитлеровцев было просто немерено. К утру появились пикировщики с паучьими крестами на крыльях. Проклятые «лаптежники» обрушивали удар за ударом на наши позиции. Краснозвездные «ястребки» крутились с ними в смертельной карусели воздушного боя, но побеждали далеко не всегда. Да и мало их было осенью 1941 года – лобастых «ишачков»…

Зениток было примерно столько же. К тому же 37-миллиметровые скорострельные пушки привлекались и к противотанковой обороне. Потому и эффективного противовоздушного прикрытия создать не получилось. В самом Ростове на крышах домов устанавливались счетверенные зенитные «максимы» и крупнокалиберные пулеметы «ДШК», но и этого вооружения катастрофически не хватало.

К вечеру откуда-то из ближнего тыла советской обороны ударили гаубицы. Под прикрытием артиллерийского огня измотанные в боях части начали планомерно оставлять позиции. Бои разгорались уже на самих улицах Ростова. Красная Армия покидала город.