ГЛАВА III Санкт-Петербург. Май 1914 г
1
Юнкер Аристарх Баташов, среднего роста, стройный юноша с яркими голубыми глазами, настойчиво пробивающимися рыжими усиками и светло-русой шевелюрой, всегда с огромным удовольствием облачался в свой парадный мундир. Но сегодня он одевался особенно тщательно, потому что предстояла встреча с таинственной незнакомкой – подругой сестры Лизоньки, с которой та училась в Смольном институте благородных девиц. Парадная форма юнкеров Николаевского кавалерийского училища, или, как любовно называли свою альма-матер николаевцы – Славной школы, была чрезвычайно нарядна и красочна. Надевая парадный мундир, который состоял из кивера драгунов наполеоновского времени, черного мундира с красными лацканами, красно-черного пояса и длинных брюк с красными лампасами при ботинках, Аристарх с замиранием сердца представлял себе, как будет купаться в восхищенных взглядах петербургских красавиц и как обязательно поразит в самое сердце прекрасную подругу Лизоньки. По тому, как он тщательно подгонял обмундирование, доводил до блеска обувь, к месту и не к месту щелкал каблуками, чтобы еще и еще раз услышать малиновый звон шпор, можно было догадаться, что юнкер собирается на свое первое и самое волнующее свидание.
Выйдя из ворот училища, Аристарх, прежде чем нанять извозчика, прошел несколько кварталов пешком, ловя на себе восхищенные взгляды изредка попадающихся на пути прохожих.
К Смоленскому собору, где договорился встретиться с сестрой и ее подругой, он подлетел на извозчике без четверти одиннадцать, немного пораньше, с тем чтобы заранее оценить обстановку и занять наиболее выгодную позицию. К его огорчению, у знаменитого храма уже околачивались юнкера других столичных военных училищ – два павловца и три михайловца.
Заметив юнкера Николаевского училища, все они поспешно отвернулись, с умным видом обсуждая достоинства и недостатки собора при организации круговой обороны. Больше всего усердствовали артиллеристы, которые утверждали, что пехота без пушек не продержится и часа. До Аристарха изредка долетали утверждения тех и других юнкеров, казалось, вот-вот готовых в споре схватиться друг с другом. Но неожиданно из храма вышел штаб-офицер, и юнкера, все как один став во фрунт, четко, каждый со своим училищным шиком, приветствовали его. Тем самым тема спора была исчерпана. Теперь военные, сплоченные нелюбовью к николаевцам, искоса поглядывали на Баташова, который, находясь на площади, оказался не только в центре внимания, но и в объятиях только что выглянувшего из-за туч не по-весеннему жаркого солнца. Видя, что наиболее удобные для свидания тенистые места у собора заняты явно агрессивно настроенными военными, ему ничего не оставалось делать, как со стойкостью оловянного солдатика стоять в ожидании девушек на самом солнцепеке. Пот градом выступил на лбу, заструился по спине, доставляя юнкеру, тщательно застегнутому на все пуговицы, неимоверные страдания.
Сестра с подругой явно запаздывали, и Аристарх, изнывая от жары, терпеливо стоял на одном месте, словно Симеон-столпник. Откровенно говоря, ему не позволяла гордость воспитанника Славной школы взять и расстегнуть ворот кителя, удавкой сжимающий горло, так, как это уже давно сделали «павлоны», или подозвать расторопного разносчика сельтерской и вдосталь напиться холодной, ледяной воды, так, как это делали михайловцы. Традиции Николаевского кавалерийского училища, являющегося в столице государства Российского одним из самых престижных учебных заведений, заставляла каждого юнкера, унтер-офицера и офицера держать свою марку достаточно высоко.
Аристарх даже не пытался вытереть обильно струящийся пот, стоически ловя исподтишка брошенные на него недоуменные и изумленные взгляды военных, которые, казалось, только и ждали, когда он, не выдержав испытания, позорно оставит «поле битвы».
Со стороны Петропавловской крепости донесся хлесткий пушечный выстрел, извещающий о наступлении полудня. Баташов, простояв на площади уже более часа, на чем свет корил необязательных девиц и намеревался уже покинуть свой пост, когда со стороны Смольного института показалась стайка одинаково одетых в белые платья и шляпки девушек.
– Это моя подруга Лара. Прошу любить и жаловать, – виновато пряча глаза, сказала Лиза, подталкивая вперед смущенную, вспыхнувшую алым маком девушку.
– Лара, – прозвучал ее тихий и настороженный голосок. Девушка чуть присела, изящно наклонив свою курчавую головку. С большим достоинством, непринужденно выполнив официальные экзерсисы, она протянула вперед свою маленькую ручку.
Аристарх, позабыв обо всем на свете, нежно взяв ее пышущие жаром пальцы, самозабвенно поцеловал их один за другим, чем вызвал у девушки еще большее смятение чувств.
Отступив на шаг, он лихо отрапортовал:
– Честь имею представиться, Аристарх Баташов, юнкер Славной школы гвардейских подпрапорщиков, – сделав ударение на слове «гвардейских».
В томных темно-голубых глазах Лары затеплился огонек искреннего любопытства.
Молодые люди, несколько минут не замечая никого вокруг, стояли и удивленно и в то же время восторженно рассматривали друг друга.
Под пристальным взглядом юнкера девушка неожиданно смутилась и опустила глаза долу.
Аристарх, пораженный стрелой амура в самое сердце, не зная, с чего начать разговор, напряженно топтался на месте.
– Я предлагаю прогуляться до Исаакия, – спасая брата, предложила Лиза.
Лара, мельком взглянув на юнкера, сразу же согласилась.
Провожаемый восхищенными взглядами институток и юнкеров, Аристарх в душе искренне ликовал. Все его мучения на площади не прошли даром. Он выдержал испытание солнечным огнем и в награду за это теперь купался в лучах обожания и славы дорогих ему женщин – сестры и, конечно же, новой своей знакомой – Лары.
Воздушная и вместе с тем неторопливая походка, спокойные и робкие движения новой знакомой, ее умные и добрые глаза, курносый носик и пухлые губки – все это вызвало в его сердце настоящий пожар. Как говорил на занятиях артиллерийский поручик Лиходеев, говоря о знакомстве со своей будущей супругой: «Ее трехдюймовые глазки путем меткого попадания в мое сердце зажгли в нем незатухаемый пожар, который горит до сих пор». А еще он, инструктируя юнкеров о том, как обращаться с девицами, говорил: «Чтобы добиться любви женщины, необходимо заворожить ее нежными и ласковыми словами о ее внешности. Как неустанно река точит нависший обрыв, так и льстивые слова о ее несравненной красоте пролагают кратчайший путь к сердцу чаровницы. Только не уставай восхвалять лицо ее, волосы, руки, ножки-малютки следок и, конечно же, ее стана тонкий изгиб. Слышать хвалу своей красоте и стыдливая рада, каждая собственный вид ценит превыше всего. Так говорил Овидий, а он был большим знатоком женского пола».
Вспоминая эти наставления, юнкер напряженно думал, какие же слова нужно сказать в первые минуты знакомства с понравившейся ему девушкой, чтобы вызвать у нее ответное чувство, но ничего путного в голову не приходило.
– Мой брат увлекается поэзией. Только самым близким читает стихи своего собственного сочинения, – вновь бросила брату «спасательный круг» Лиза.
– Неужели? – Глаза подруги загорелись. – Не прочтете ли вы нам свои стихи? – заинтересованно спросила она.
– Мои вирши личные уж очень, – смущенно пролепетал Аристарх. – Хотите, я продекламирую стихотворение моего любимого поэта, Михаила Юрьевича Лермонтова? – предложил он.
– Он, по-моему, тоже из военных, – неожиданно выпалила Лара, явно желая показать свою осведомленность, но, заметив на лице своего нового знакомого удивление, покраснела до корней волос.
– Вы правы. Юнкер Лермонтов учился в нашей Славной школе, – тоном знатока пояснил Аристарх, – здесь, в стенах училища и в кавалерии, уже став офицером, Михаил Юрьевич написал свои самые гениальные стихи о гусарах, о любви и еще много чего…
– …скажем так, не предназначенного для нежных женских ушек, – после небольшой паузы добавил он, чем окончательно заинтриговал девушек, которые не сговариваясь, в один голос воскликнули:
– Прочитайте нам про гусар!
Подойдя к Исаакиевскому собору, юнкер, картинно опершись о колоннаду, не замечая ничего вокруг, с чувством продекламировал:
Гусар! ты весел и беспечен,
Надев свой красный доломан;
Но знай – покой души не вечен,
И счастье на земле – обман.
Крутя лениво ус задорный,
Ты вспоминаешь шум пиров;
Но берегися думы черной,
Она черней твоих усов.
Пускай судьба тебя голубит,
И страсть безумная смешит;
Но и тебя никто не любит,
Никто тобой не дорожит.
Когда ты, ментиком блистая,
Торопишь серого коня,
Не мыслит дева молодая:
«Он здесь проехал для меня».
Когда ты вихрем на сраженье
Летишь, бесчувственный герой,
Ничье, ничье благословенье
Не улетает за тобой.
Гусар! ужель душа не слышит
В тебе желания любви?
Скажи мне, где твой ангел дышит?
Где очи милые твои?
Молчишь – и ум твой безнадежней,
Когда полнее твой бокал…
Увы – зачем от жизни прежней
Ты разом сердце оторвал!
Ты не всегда был тем, что ныне,
Ты жил, ты слишком много жил…
И лишь с последнею святыней
Ты пламень сердца схоронил.
Осененный гением великого поэта, а особенно восхищенными взглядами Лизы и Лары, Аристарх самозабвенно купался в лучах славы, когда неожиданно раздался высокий резкий голос:
– Юнкер, вы почему не приветствуете господина благородного офицера?
Баташов запоздало вытянулся в струнку и лихо повернулся на голос. Перед ним стоял не кто иной, как его давний недруг по училищу корнет Шварцман.
– Извините, господин корнет, я вас не заметил.
– Чтобы впредь замечали, я вас примерно накажу! Доложите своему командиру, что я сделал вам замечание! – и, не дожидаясь реакции юнкера, неторопливо скрылся за колоннами собора.
У Аристарха, ошарашенного полученной на виду у девушек явно несправедливой выволочкой, на глазах выступили слезы обиды. Но в следующее мгновение он, быстро придя в себя и стараясь выглядеть как можно более спокойным, сказал:
– Прошу прощения, mademoiselle, мне надо отлучиться на несколько минут.
– Я никуда тебя не отпущу! – заявила Лиза, поняв по лицу брата о его намерении. Одновременно она мертвой хваткой вцепилась в рукав мундира. – Ты забыл, что рара тебе перед поступлением в училище говорил?
Эти слова остановили оскорбленного юнкера. Он отчетливо вспомнил разговор с отцом о долге и чести русского офицера, который произошел между старшим и младшим Баташовыми перед выпуском из кадетки, и усилием воли сумел сдержать свой искренний порыв.
Прекрасно поняв, куда и зачем намеревался отлучиться Аристарх, Лара благожелательно окинула его своим лучезарным взглядом и тихим голосом заметила:
– Рара частенько говорил моему старшему брату Николя, погибшему два года назад на дуэли, что в вопросах чести нельзя опускаться до мелочей и при каждом косом взгляде хвататься за оружие. Но он так и не послушался его совета… – На глазах девушки выступили слезы.
– Об этом же мне постоянно напоминал и мой рара, – признался Аристарх, старясь успокоить Лару. Но девушка была безутешна и, извинившись, поспешно направилась к себе, в Смольный.
Проводив Лару в Смольный, Аристарх кликнул извозчика и вместе с сестрой направился домой, где его с нетерпением ждала маменька.
Расцеловав в обе щеки новоявленного юнкера, она первым делом спросила о Ларе, о свидании Аристарха с которой ей уже успела сообщить дочь.
– А кто ее родители? – поинтересовалась Варвара Петровна.
– Отец Лары – действительный статский советник Владислав Герасимович Лыков, предводитель дворянства Пензенской губернии, – словоохотливо доложила Лиза, – она очень рано потеряла свою мать: та умерла вскоре после ее рождения. Первые годы жизни Лара провела в Пензенской губернии, в родительском имении. У нее был старший брат, но он погиб. Первоначальное образование Лара получила дома, а затем была отдана учиться в Петербург, в Смольный институт благородных девиц, – вот и вся ее биография.
– Хотела бы я познакомиться с твоей избранницей поближе, – сказала мадам Баташова, взглянув на явно смутившегося сына, – мне интересно было бы с ней поговорить.
– Я постараюсь пригласить ее к нам после выпускного бала, – обрадовалась Лиза.
– Хорошо! Я с нетерпением буду ждать этой встречи…
– Я тоже, – возбужденно воскликнул Аристарх.
– Но тебе не придется ждать так долго, – загадочно промолвила Лиза, многозначительно взглянув на брата, – через неделю в Смольном состоится весенний бал, на который будут приглашены кавалеры – родственники курсисток. Так что я приглашаю тебя. С собою ты можешь пригласить кого-то из своих лучших друзей.
2
Сразу же после обеда юнкера, назначенные командиром эскадрона полковником Соколовским на бал, быстро облачились в отутюженные училищными лакеями мундиры, начищенные до зеркального блеска сапоги и в ожидании команды бесцельно слонялись по спальному помещению.
– Господа юнкера, «ваньки» поданы, – громко объявил дежурный офицер. – Желаю хорошенько повеселиться!
Надевая на ходу шинели, юнкера шумной толпой устремились к проходной, где их уже ждали заблаговременно созванные услужливым швейцаром лихачи. Где по трое, а где и по четверо запрыгнув в коляски, они, пообещав извозчикам по полтиннику сверх тарифа за скорость, громко выражая свои восторженные чувства, устремились к сказочному женскому царству под названием Смольный институт.
Коляска, в которую успел вскочить Аристарх, обгоняя остальные, уже начала настигать впереди идущий довольно богатый генеральский экипаж с гербами на дверцах.
– Эй, милейший, – тронул за плечо извозчика Аристарх, – не гони так быстро!
– А что, господа юнкера, небось разбиться боитесь? – обернулся словоохотливый «ванька».
– Ничего мы не боимся! – ответил юнкер Казакевич. – Просто существует субординация, согласно которой мы не имеем права обгонять экипаж старшего по званию, – объяснил он. Возница пожал плечами и услужливо придержал свою излишне резвую кобылу.
У входа в здание Смольного института благородных девиц всех прибывающих на бал встречал седовласый швейцар в парадной белоснежной ливрее. Он проверил у юнкеров пригласительные билеты и, окинув их пристальным взглядом, строго сказал:
– Подождите в сторонке, господа юнкера. Сначала пройдут господа офицеры, и только затем я пропущу вас!
Строгий швейцар, как и обещал, пропустил николаевцев в последнюю очередь, к самому открытию бала. Аристарх с товарищами, сдав шинели в гардеробную, только-только привели себя в порядок, когда в коридоре, ведущем в зал, показалась процессия, во главе которой шла директриса. За ней шествовали почетные гости – опекуны и попечители при лентах, орденах и звездах.
– Nous avons l’honneur de vous saluer! – дружно приседая классами, восклицали хором институтки, стоящие по обе стороны широкого коридора.
За начальством шли кавалеры: молодые офицеры и ученики лучших военных и гражданских учебных заведений столицы, прибывшие в Смольный по «наряду», в среду которых затесались и припоздавшие юнкера.
Под звуки марша институтки в белоснежных нарядах вошли в просторный, богато убранный зал и предводительствуемые танцмейстером, высоким, стройным и грациозным стариком с тщательно расчесанными бакенбардами, прошлись полонезом.
Директриса шла впереди, сияя радостной улыбкой, в обществе инспектора – маленького, толстенького человечка с лентой и звездой.
Мадам начальница вместе со своим кавалером заняли подобающие их рангу места среди попечителей и гостей.
Проходя мимо начальства, институтки останавливались парами, отвешивали низкий, почтительный поклон и лишь потом занимали предназначенные им места, расположенные по периметру зала.
Вскоре полонез сменился нежными, замирающими звуками ласкающего вальса. Кавалеры торопливо натягивали перчатки и спешили пригласить «дам» – из числа старших институток. Минута-другая – и десятки пар грациозно закружили в вальсе.
Вскоре все – институтки в белоснежных платьях, высокопоставленные чиновники с орденскими лентами, офицеры, пажи и юнкера – перемешались в одну огромную вальсирующую, праздную массу, которая уверенно и неотвратимо охватывала собой все вокруг.
Аристарх, ослепленный ярким светом многочисленных люстр, растерянно озирался по сторонам, горя желанием поскорее увидеть Лизу и, конечно же, ее удивительную и неповторимую подругу – Лару. Пристроившись подальше от вальсирующих, у колонны, он, стремясь унять волнение, в такт очередного исполняемого оркестром вальса, напевал про себя:
Этот юнкерский бал…
Он звенел и сверкал,
Он искрился, как брызги шампанского,
Этот танец полет,
Нас с собою зовет,
В бесконечную юность зовет, —
отбивая при этом такт носком сапога.
– Вот он где спрятался от нас! – донесся до Аристарха радостный голос сестры, стремительно выплывающей из-за колонны под руку со своей неразлучной подругой.
Аристарх, вытянувшись в струнку, сделал почтительный кивок головой и лихо щелкнул каблуками.
Девушки в ответ грациозно присели в глубоком реверансе.
После этого церемонного раскланивания юнкер поочередно коснулся губами нежных ручек сестры и ее раскрасневшейся подруги.
В это время зазвучали волнующие звуки вальса Штрауса «Сказки венского леса». К Лизе тут же подскочили юнкер Михайловского артиллерийского училища и паж, чтобы пригласить ее на танец. Артиллерист лишь на мгновение опередил пажа и, получив согласие Лизы на танец, закружил с ней в вальсе. Видя, что растерявшийся было паж перевел свой взгляд на Лару, Аристарх, переборов смущение, поспешно выпалил:
– Разрешите пригласить вас на тур вальса!
Лара вместо ответа, потупив взор, доверчиво вскинула ему на плечо руку и, обдав нежным ароматом духов, закружила с ним в танце, невесомая и пластичная, словно сказочная фея, неожиданно залетевшая на огонек.
– Merci, monsieur, – еле слышно пролепетала Лара, как только замолчал оркестр.
Аристарх, взяв девушку под руку, хотел отвести ее к креслам, где, часто обмахиваясь веером, стояла, озираясь по сторонам, Лиза, но Лара, смущаясь и краснея, неожиданно заявила:
– Классные дамы запрещают нам на балу ходить под руку с кавалерами и тем паче беседовать!
Она сделала едва заметное движение, чтобы высвободить свою руку, но не тут-то было. Аристарх лишь крепче сжал локоть.
– Вы делаете мне больно, – чуть слышно промолвила девушка.
– Я только провожу вас до Лизоньки, – уверенно сказал он. Лара молча кивнула головкой, и они, медленно пробираясь сквозь толпу возбужденных близостью юношей и девушек, направились к сестре. Неожиданно на их пути оказался Алексей Свиньин. Увидев, что Аристарх направляется куда-то с девушкой, он хотел пройти мимо, но юнкер жестом остановил его:
– Познакомьтесь, Лара, это мой друг Алексис Свиньин.
– Лара, – еще больше смущаясь, промолвила девушка и протянула для поцелуя руку.
Алексей прикоснулся к ее ручке губами и, улыбнувшись, сделал девушке комплимент:
– Вы прекрасно танцуете! Я с восхищением наблюдал за тем, как вы с Аристархом вальсируете. Да и не только я…
– Что вы! Что вы! – запротестовала девушка. – Это кавалер мой так прекрасно ведет! – При слове «мой» Лара неожиданно вспыхнула как маков цвет и, чтобы скрыть свое смущение, спряталась за спину вовремя подошедшей подруги.
– Лизонька, познакомься с моим лучшим другом, Алексеем Свиньиным! Прошу любить и жаловать!
– Это моя сестра Лиза, – добавил он, видя, как загорелись глаза Алексея.
– Очень приятно, – радостно произнес Свиньин, еще вначале бала приметивший тонкую и стройную черноглазую брюнетку, которая в паре с михайловцем несколько раз вихрем пронеслась мимо него.
– Какое счастье, наверное, иметь такую красавицу сестру? – неожиданно спросил он, обращаясь к Аристарху, не спуская взгляда с девушки.
Тут настала очередь вспыхнуть Лизе. Но ей тут же пришла на помощь Лара:
– Господа, вы не забыли о том, что мы на балу? За разговорами такой прекрасной музыки не слышите…
И в самом деле, за представлениями и комплиментами молодые люди и не слышали, что оркестр наигрывает знакомую, волнующую сердца молодежи мелодию. Ловкий, необычайно оживленный старичок-танцмейстер составлял пары для большой и малой кадрили. Пока они наблюдали за предкадрильной суетой, царящей в зале, к Лизоньке неожиданно подскочил юнкер, которому явно понравилось кружить в танце с черноглазой красавицей, на которую все обращали внимание.
– Mademoiselle, – произнес он шепелявя, – puis-je vous inviter à la quadrille?
Лиза, не зная, что ответить, вопросительно взглянула на брата, но Аристарх был так занят Ларой, что больше ни на кого не обращал внимания.
– Merci, monsieur, – покраснев, сказала она, – je promis quadrille à un autre gentleman!
Заметив, что настойчивый михайловец не собирается ретироваться, Аристарх, окинув его внимательным взглядом, примирительно промолвил:
– В самом деле, господин юнкер, моя сестра обещала танец Алексею Свиньину, – подтвердил слова Лизоньки Аристарх.
– Везет же вам, юнкер, – добродушно сказал артиллерист, недовольным взором окинув Алексея, и, щелкнув на прощание каблуками, направился к стайке институток, толпящихся у буфета.
– Mademoiselle, – срывающимся от волнения голосом промолвил Алексей, обращаясь к Лизоньке, – я приглашаю вас на кадриль и на все последующие туры.
– Bon, monsieur! – радостно пролепетала девушка и уверенно направилась к суетящемуся в центре зала танцмейстеру. Алексей, Лора и Аристарх немедленно последовали за ней.
За кадрилью последовал вальс, затем мазурка, полька и снова вальс, которые перемежались котильонами. Несмотря на духоту и усталость, ни Алексей, ни Аристарх не пропустили ни одного танцевального тура, чем доставили своим партнершам истинное и незабываемое удовольствие.
