ГЛАВА ХVIII Северо-Западный фронт. Сентябрь 1914 г

1

Прибыв в Белосток, в штаб Северо-Западного фронта, Баташов, представившись командующему генералу Рузскому и генерал-квартирмейстеру Бонч-Бруевичу, вплотную занялся формированием и организацией работы КРО. Приходилось все начинать с нуля. Единственно, что без всякой волокиты предоставил для контрразведывательной службы Бонч-Бруевич, был небольшой двухэтажный особняк, принадлежавший перед войной городскому чиновнику, сбежавшему в Восточную Пруссию. Пройдясь по немногочисленным пустующим комнатам, Баташов нашел на втором этаже небольшую, но уютную комнату, выходящую окнами в небольшой скверик.

«Вот здесь и устрою себе кабинет, – удовлетворенно подумал он, – надо лишь переставить в угол стол да выписать у интендантов сейф».

Засучив рукава, генерал с трудом приподнял массивный дубовый стол и, крякнув, поставил его в углу. Перебрав несколько кресел, он выбрал себе одно, поудобнее, а остальные вместе со стульями придвинул к стенке…

– Ваше превосходительство! – раздался от двери чей-то удивленный и очень знакомый голос. – Зачем же вы утруждаете себя? Если надо здесь кое-что переставить, я тотчас солдат для этого пришлю.

Баташов поправил китель и только после этого обернулся.

В дверях стоял не кто иной, как Алексей Свиньин.

– Ваше превосходительство, поручик Свиньин представлен к вам генералом Бонч-Бруевичем в качестве адъютанта.

– Алеша, как я рад тебя видеть, – обрадованно воскликнул Баташов, направляясь к офицеру.

Трижды облобызав явно смутившегося поручика, генерал отстранил его от себя на длину вытянутой руки.

– Дай-ка я погляжу на тебя. Года еще не минуло с того знаменательного дня, как ты обручился с Лизонькой, а кажется, что прошла целая вечность. Да-а. Возмужал ты, братец, заматерел на войне. Вижу, поручика досрочно получил и Георгия успел заслужить. Молодец. Жаль только, что дочери об этом не написал, она бы за тебя порадовалась. Небось в Галиции отличился?

– В боях под Гнилой Липой, – коротко доложил Алексей, все еще стоя по стойке смирно.

– Что же мы стоим, – благодушно воскликнул Баташов, – присаживайся, – указал он все еще смущенному встречей офицеру на кресло, стоящее у стены, рядом со столом, – как говорится, садись рядком, да потолкуем ладком.

– А как же ты попал к генерал-квартирмейстеру? – дождавшись, пока поручик устроится в кресле, спросил он.

– После ранения под Гнилой Липой. Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич был в свите командующего, когда тот в госпитале под Львовом вручал награды. Вот он и предложил мне профессионально заняться разведкой. Я согласился. – Алексей, как всегда, был немногословен.

– По себе знаю, что в генерал-квартирмейстерскую службу так просто не берут, – пожал плечами Баташов, – что же ты такое успел за это время совершить?

– Да обычное дело, – нехотя промолвил Свиньин, – команда охотников под моим руководством взяла в плен штаб австро-венгерской дивизии в полном составе, со всеми штабными документами и картами. А до этого мы добыли в глубоком тылу врага схему обороны Львова…

– А ранило-то тебя как? – словно клещами вытягивал из поручика сведения Баташов.

– По глупости, – откровенно признался Алексей, – понадеялся на порядочность австрийского полковника, захваченного нами в плен, не стал его как положено обыскивать, а он возьми да и выстрели в меня из своего крошечного браунинга, спрятанного в сапоге.

– Куда? – спросил, озабоченно осматривая Свиньина, генерал.

– Да так, пустяки, – нехотя промолвил Алексей, – целился в голову, да, видно, рука дрогнула, попал в левое плечо.

– Не беспокоит? – перевел взгляд на левую руку поручика Баташов.

– Терпимо, – равнодушно ответил офицер и тут же, желая показать, что здоров, резко взмахнув раненой рукой, скривился от боли, – побаливает, – сконфуженно добавил он, – но на выполнение моих служебных обязанностей это не влияет. Разрешите распорядиться насчет совещания? – деловито предложил Алексей, вставая. – Господа офицеры, состоящие в распоряжении начальника Генерального штаба, прибывшие к нам накануне, с нетерпением ждут встречи с вами.

– Распорядитесь подготовить каминный зал, – сказал, вставая Баташов, – совещание начнем в полдень.

– Будет исполнено, ваше превосходительство, – стал по стойке «смирно» поручик и, повернувшись кругом, привычным кавалерийским шагом в раскачку вышел из кабинета.

«Прекрасным будет супругом для моей Лизоньки, – удовлетворенно подумал генерал, глядя вслед удаляющемуся офицеру, – достойная карьера разведчика ему обеспечена. Для этого у него есть все: и наблюдательность, и смелость, и отвага. Иначе, как бы сумел за столь короткое время совершить во имя Отечества столько важных дел. Что и говорить, Аристарх выбрал не только достойного друга, но и прекрасного жениха для своей сестры…»

С этими мыслями Баташов подошел к окну и с удовольствием взглянул на радующий глаз по осеннему пестроцветный сквер. Яркие, пурпурные и ярко-оранжевые листья кленов прекрасно гармонировали с нежно-изумрудной кроной развесистых дубов и усыпанных живым червонным золотом листьев берез, создавая неповторимую картину увядающей жизни, которая вот-вот должна коснуться и неувядающей зелени вековечных дубов.

«Так и человеческая жизнь, – с грустью подумал Баташов, – вот так осчастливит она зеленью детства, полыхнет ярким пламенем отрочества, кратковременно осыплет золотом зрелости, чтобы потом накрыть все снежно-белой сединой старости. А там и до полного забвения недалеко…»

«Что это меня на минорные тона потянуло, – вдруг прервал свои грустные размышления он, – ведь у меня еще столько дел впереди. Формирование аппарата, создание агентурной сети в тылу противника и поиск шпионов в своем тылу, да мало ли что еще подкинет бог войны кровавый Марс. Кого из прежних агентов я могу использовать в своей работе здесь и сейчас?» – задался Баташов самым насущным на этот момент вопросом.

Неожиданно он вспомнил германского офицера, с которым с самого начала войны не имел никакой связи, представил его острое, бледное лицо, источавшее страх и покорность.

«Перед войной он неплохо поработал, представив мне важнейшие секретнейшие документы германской армии и 1-го прусского армейского корпуса, в котором он был тогда адъютантом, – обрадованно подумал Баташов, – сейчас, по данным разведки, 1-й прусский армейский корпус входит в состав 8-й армии, воюющей против нас».

За два года до начала войны Баташов сумел завербовать немецкого офицера, однажды проигравшегося в пух и прах в казино «Баден-Баден». В это самое время в Баден-Бадене по чистой случайности Генерального штаба полковник Баташов отдыхал на водах со всей своей семьей. Неожиданную весть о том, что один проигравшийся офицер пытался покончить жизнь самоубийством, принес Аристарх, который втайне от родителей с нескрываемым любопытством знакомился со злачными местами курорта. Он успел побывать в нескольких кафешантанах, прежде чем перед его взором возникло казино «Баден-Баден». Аристарх видел, как полисмен вовремя отвел руку с пистолетом от виска отчаявшегося игрока, по всей видимости, адъютанта (он приметил на груди офицера серебряные адъютантские аксельбанты), и отвел его в гостиницу, находящуюся в двух шагах от их пансионата.

Баташов сделал вид, что это сообщение его мало интересует, и перевел разговор на более приличествующую обеду тему о том, чем порадует их хозяйка на этот раз. Но в глубине его памяти уже осталась важная зарубка. Необходимо было додумать, как новость, неожиданно преподнесенную сыном, использовать в своих целях. Так уж повелось с самого начала его секретной службы, что где бы он ни находился, чем бы ни занимался, память фиксировала все, что могло принести хоть какую-то пользу его Отечеству. Вот и тогда у него возникла мысль помочь офицеру, выручить его из беды. Авось и тот будет чем-то ему полезен. Любезно отсчитав офицеру необходимую для оплаты долга тысячу швейцарских франков, Баташов даже не потребовал от незнакомца расписки. Для него достаточно было узнать, что офицер был адъютантом командующего прусским армейским корпусом, расквартированным в Кенигсберге. Не прошло и полгода, как этот офицер, которого Баташов про себя назвал Везунчиком, появился в Варшаве в свите германского кайзера, которого император Николай II пригласил на охоту в свое имение в Скерневицы. В то время в ближайших к Варшаве лесах еще водились зубры, олени, кабаны и другая более мелкая дичь. Государь и его гости разместились в мрачном и скучном деревянном дворце «Спале». Император с семьей на втором этаже, а гости со своей свитой на первом.

Баташов сопровождал генерал-губернатора, который присоединился к царской свите перед самой охотой, в цивильном костюме и потому не вызвал у немцев к себе никакого интереса. Только Везунчик, заметив Баташова, сразу помрачнел и всячески старался не попасться ему на глаза. Но это было нелегко сделать, так как на следующий день была назначена царская охота на оленей, в которой должны были принять участие не только высокопоставленные охотники, но и вся их свита. Здесь, как никогда, пригодилась Баташову кавалерийская выучка. Он, заметив германского капитана, поскакал вслед за ним, и, как тот, используя буреломы и густые заросли, ни пытался оторваться, вскоре его настиг. Конь немца при преодолении очередного препятствия повредил об острый сучок ногу и захромал. Остановив своего скакуна на пути немца, Баташов, решительно взглянув в его побледневшее лицо, сказал:

– Долг платежом красен, господин капитан. Извольте сойти с лошади, – тоном, не терпящим возражения, приказал он.

Холеная, подтянутая фигура прусского офицера в одно мгновение обмякла, всем своим видом выражая покорность.

– Я ждал этой встречи, – глухо промолвил он медленно, явно не по-кавалерийски сползая с лошади на землю.

– Зачем же тогда вы пытались скрыться от меня? Неужели думали, что русские офицеры такие плохие кавалеристы? Ошибаетесь. В ваши годы на скачках я среди первых был!

– Я ждал и боялся этой встречи, – заикаясь от волнения, промолвил офицер, прислоняясь к крупу своего разгоряченного бегом коня.

– Да перестаньте вы причитать, как баба, – прикрикнул на капитана Баташов, – давайте поговорим, пока нас не хватились, как офицер с офицером.

– Что вам от меня надо? – удрученно спросил немец.

– Долг чести обязывает вас оказать мне услугу за то, что я спас вас от скандала или, чего хуже, самоубийства.

– Я искренне благодарен вам за оказанную мне услугу и готов вернуть вам ваши деньги золотом, с процентами…

– Я не ростовщик, а вы не мой клиент, чтобы говорить здесь о презренном металле, – прервал капитана Баташов, – если вы не были достаточно щепетильны, принимая деньги от незнакомого вам человека, то будьте добры и в дальнейшем принимать мою помощь в обмен на мелкие услуги.

– А если я откажусь?

– Не откажетесь! – уверенно сказал Баташов. – За прошедшее с первой нашей встречи время я узнал о вас достаточно, для того чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Как видите, я говорю вам прямо и открыто, не требуя от вас никаких обещаний и ненужных клятв. Насколько я знаю, ваша очередная любовница стоит больших денег, и я готов вам их предоставить в обмен на нужную мне информацию.

– Что вас интересует? – встрепенулся, словно петух, капитан, наливаясь краской и в то же время постепенно принимая свой обычный холено-угодливый адъютантский вид.

– Вот это по-нашему! – удовлетворенно произнес Баташов. – Меня интересуют прежде всего мобилизационный план развертывания вашего приграничного округа, планы крепостей и оборонительных сооружений, а также все, что связано с германской и австрийской разведкой в царстве Польском. Я заметил, что вы в довольно дружеских отношениях с австрийским военным агентом…

– Мне все понятно, – сухо сказал немец, – сколько я буду получать за информацию? – деловым тоном добавил он.

– Не меньше того, что я вам субсидировал в Баден-Бадене, – ответил Баташов, – связь с вами я буду осуществлять лично. В случае оперативной необходимости вы можете позвонить на мой варшавский телефон. Он запоминается просто – «1234», скажете: «Срочно требуется ветеринар», услышав в ответ: «Ветеринар делает операцию», положите трубку и ждите меня в парке у Лазенкловского дворца. Прогуливайтесь по боковой аллее. Рекомендую завести знакомство с офицерами кайзеровской свиты, которые там проживают. До скорой встречи, господин капитан! – сказал Баташов.

Ловко взлетев в седло, он вскоре скрылся в тени густого леса.

Когда Баташов выехал на поляну, где еще дрыгали ногами несколько добытых царственными охотниками оленей и кабанов, навстречу ему вышел генерал-губернатор.

– Как охота, Евгений Евграфович? – задал он приличествующий времени и месту вопрос.

– Охота была успешной. Да уж больно матерый попался зверь. Пришлось немного повозиться, – словоохотливо отозвался Баташов, намекая на то, что после этой удачной охоты обязательно явится в канцелярию генерал-губернаторства за деньгами, так необходимыми в его секретной работе.

Губернатор понятливо кивнул головой и тут же заторопился на зов императора, который созывал высокопоставленных охотников сфотографироваться у богатых охотничьих трофеев.

После обильного и сытного обеда при свете факелов государь с кайзером вышли на площадку перед дворцом, где егерями были разложены убитые олени, кабаны и косули. Под звуки охотничьих рожков и труб все с удовольствием осматривали загубленную дичь, восхищаясь искусством и удачей охотников. На следующий день в просторных коридорах, в каминном зале дворца, на лестнице, красовались ветвистые оленьи рога с надписями, кто именно завалил того или иного лесного красавца.

Прошло несколько месяцев. Однажды по телефону Баташов услышал долгожданные слова пароля и сразу же поспешил к месту встречи.

Лазенкловский дворец встретил Баташова привычной суетой своих временных жителей и постояльцев. Направляясь к своему давнему и хорошему знакомому, свитскому офицеру двора его императорского величества Семену Калязину, который квартировал здесь вот уже второй месяц, Баташов проходил целую анфиладу комнат, обставленных тяжелой мебелью, сохранившейся, наверное, еще с прошлого века. От этакой мебели, старинных каминов и печей, от каких-то коридорчиков и переходов, которыми был так богат дворец, отдавало уютом старинных помещичьих усадеб. Апартаменты Калязина выходили окнами в парк, и потому после обмена приветствиями Баташов сразу же, придвинув кресло к открытой двери, выходящей на балкон, стал любоваться окрестностями, сосредоточив все внимание на центральной аллее. Вскоре заметив там напряженно вышагивающего капитана-пруссака, он извинился перед хозяином за столь короткий визит, быстро выскользнул из дворца, одному ему известными темными коридорчиками и лесенками. Догнав Везунчика в самом конце тенистой, безлюдной аллеи, Баташов негромко промолвил:

– День добрый, господин капитан!

Офицер вздрогнул, как от электрического разряда, и тут же резко обернулся. Увидев Баташова, австриец несколько успокоился. Ни слова не говоря, он протянул пакет.

Баташов молча протянул ему плотный конверт с ассигнациями. И их пути тут же разошлись.

Запершись в своем кабинете, Баташов с истинным азартом охотника, поймавшего диковинную дичь, раскрыл пакет. Расправил на столе хрустящий лист кальки и с нескрываемой радостью обнаружил, что перед ним подробный план Перемышльской крепости.

Потом были и другие, менее запоминающиеся встречи с его германским агентом, в другое время и в других местах, но ту молчаливую встречу в дворцовом парке он запомнил на всю жизнь.

«Как же теперь наладить с ним связь? – напряженно думал Баташов, шагая по комнате из угла в угол. – Но прежде всего необходимо узнать, жив ли он. Ведь на войне как на войне, все может случиться». – С этой мыслью он вынул из кармана серебряный брегет. Часы показывали без четверти полдень.

«На нашей первой встрече с офицерами надо сказать им что-то очень важное и запоминающееся», – подумал Баташов, хотя уже заранее продумал свою краткую, но емкую речь перед подчиненными, доминантой в которой должна была пройти линия на формирование не просто очередной военной структуры, а дружного воинского коллектива, в котором каждый сотрудник мог трудиться в атмосфере доброжелательности и взаимозаменяемости. Только в таких условиях контрразведчики могли работать достаточно активно и результативно.

2

Направляясь в каминный зал, Баташов уже заранее был настроен на то, что все его задумки обязательно найдут отклик в душах сотрудников, независимо от их прежней принадлежности к Генеральному штабу, корпусу жандармов или действующей армии.

– Господа офицеры! – прозвучала команда, как только Баташов вошел в зал. – Ваше превосходительство, офицеры, прибывшие в ваше распоряжение, для совещания собраны! Докладывает Генерального штаба полковник Шмелев.

– Здравствуйте, господа офицеры, – приветствовал собравшихся Баташов, а затем поздоровался с каждым за руку.

Офицеров было не много, всего семь человек, но это был костяк будущего разведочного отдела, и потому каждый из них должен был с первого дня знать основные принципы, которые он хотел заложить в основу взаимоотношений своих сотрудников в их дальнейшей деятельности.

– Господа, – начал генерал, как только офицеры расселись вокруг пылающего жаром камина, – я прекрасно знаю, что большинство из вас ранее вплотную не занимались контршпионской деятельностью, и потому прошу внимательно меня выслушать. – Видя, что кто-то из офицеров, достав записные книжки, приготовился записывать, Баташов решил преподать им первый урок. – Запомните раз и навсегда, – строго сказал он, – контрразведчик не должен вести записи в неучтенных блокнотах и тетрадях. Впредь на совещание являться со специально подготовленными в секретном делопроизводстве тетрадями. Хотя я считаю, что лучше всяких секретных тетрадей и несгораемых сейфов секреты сохраняет память.

Сконфуженные замечанием генерала офицеры спрятали свои записные книжки и приготовились внимательно слушать.

– Я не буду сегодня учить вас контразведывательной работе, ибо после того как мы ближе познакомимся, каждый из вас будет заниматься своим конкретным делом, в котором больше всего преуспел. Я хочу, чтобы вы на практике познали теорию контрразведки и внесли свой вклад в ее дальнейшее развитие, потому что сегодня основные принципы и методы нашей деятельности только формируются. По сути дела, все мы стоим в самом начале большого и сложного пути, конечной задачей которого является оперативное и повсеместное выявление вражеских шпионов и диверсантов в тылу наших войск. На наших глазах происходит зарождение не только идеологии контрразведки, но и нравственной культуры нашей секретной деятельности. Это тоже немаловажный фактор в формировании КРО. На смену кастовости, процветающей среди офицеров императорской армии, непременно должно прийти боевое товарищество, независящее от сословной принадлежности и вида войск. Пора взглянуть на нынешнею действительность незашоренным глазом, потому что современная война в отличие от предыдущих – это война не только моторов и тяжелой артиллерии, но и война нервов. От стойкости и мужества каждого солдата и офицера подчас зависит успех даже самой незначительной операции. Когда это всей душой поймет каждый командир, мы будем непобедимы. Чтобы успешно действовать на фронте борьбы с вражескими шпионами и диверсантами, нам всем вместе необходимо создать сплоченный коллектив единомышленников, на который я в полной мере мог бы положиться. Я должен быть уверен в каждом из вас, так же как и в себе…

После совещания Баташов пригласил в кабинет своего помощника полковника Шмелева, которого знал по работе в Генеральном штабе, и ротмистра Телегина, который до войны возглавлял в жандармском управлении Варшавы отдел наружного наблюдения и у которого он не раз занимал опытных филёров для слежки за австрийскими и немецкими агентами.

– Господа, я знаю вас как настоящих профессионалов и мужественных воинов и потому надеюсь на вашу помощь в обучении и воспитании офицеров отдела. Вы видите, что прибывшие в наш штат офицеры в основном еще молоды, но, несмотря на это, каждый из них уже имеет боевой и служебный опыт. Наша задача не только научить их нашему делу, но и, несмотря на различия, сплотить их в один дружный и работоспособный коллектив. Скажу откровенно, начинать надо с себя. Пусть молодежь знает, что старая гвардия не только умеет достойно держать себя в обществе, но и самозабвенно трудиться на благо Отечества.

– Все понятно, Евгений Евграфович, – согласно кивнул головой полковник.

– Будет исполнено, ваше превосходительство, – вскочил с места ротмистр, подобострастно щелкнув каблуками.

При виде услужливой бравады, с шиком исполненной жандармским ротмистром, Баташов невольно поморщился, словно от зубной боли, но замечания делать не стал, потому что знал Телегина не только как опытного сыскаря, но и как довольно обидчивого человека.

– Прежде чем начать свою работу, я хотел бы узнать, сохранились ли у вас старые связи, которые мы могли бы использовать в своих целях здесь, в прифронтовой полосе?

Офицеры задумались.

– Я думаю, что у меня остались еще по прежней службе в жандармском управлении контакты среди русинов в Галиции и лояльных к нам поляков здесь, – радостно воскликнул, вскакивая с места, ротмистр, – только надо время, чтобы восстановить с ними связи.

– Хорошо! – поощрительно взглянул генерал на довольного собой жандарма и тут же перевел взгляд на полковника.

– Думаю, что мне нечем вас порадовать, Евгений Евграфович, последнее время я занимался нашей турецкой резидентурой…

– Кстати, о Турции, – прервал Баташов Шмелева, – верно, что там перед войной хорошо поработала германская разведка?

– Да! – уверенно промолвил полковник. – Чтобы сделать Турцию своей верной союзницей, Германия не жалела ни денег, ни советников. Там перед самой войной кого только не было. Совершил кратковременный визит даже шеф германской разведки подполковник Вальтер Николаи…

– Наслышан я о работе этого подполковника. Коллеги в Ставке рассказывали мне о том, что он вместе с Гинденбургом и Людендорфом принимал непосредственное участие в разведывательном и контрразведывательном обеспечении Таннебергской операции по охвату 2-й армии. Да-а, тогда Николаи переиграл нас по всем параметрам. Интересно, где он сейчас может быть?

– Наш военный агент в Париже недавно прислал сообщение, – отозвался Шмелев, – в котором, кроме всего прочего, говорилось и о том, что в настоящее время подполковник Николаи развернул активную деятельность на Западном фронте против французов и англичан, используя для приема их шифротелеграмм и радиосообщений новейшее оборудование и мобильную технику, а для расшифровки сообщений он широко привлекает университетских профессоров и опытных криптографов.

– Это и неудивительно, – удрученно промолвил Баташов, – ведь шеф германской разведки, будучи здесь, читал все телеграммы Самсонова и Ренненкампфа буквально через несколько часов после радиоперехвата. К сожалению, наши «полководцы» до сих пор не понимают всей важности и перспективности радиоперехвата, а также насущной необходимости своевременной и надежной защиты наших шифротелеграмм и радиосообщений от противника. Как всегда, надеются на авось.

– Что говорить, если этого не понимают даже в Генштабе, – поддержал Баташова полковник, – и, чтобы вновь не попасть впросак, нам надо вплотную заняться не только радиоперехватом, но и радиопеленгацией, а здесь без новейшей радиотехники и опытных специалистов просто не обойтись.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно потер руки генерал, – вы и будете впредь заниматься всеми вопросами, связанными с радиоперехватом и пеленгацией. При этом я не снимаю с вас вашей основной задачи – формирования КРО согласно штатного расписания. Генерал-квартирмейстер Ставки Данилов дал мне полный кадровый карт-бланш.

– Я уже решаю эти вопросы. А что касается радиоразведки, то я никогда этим не занимался, – смущенно промолвил Шмелев, – да и с радиотехникой я знаком лишь на бытовом уровне…

– Лиха беда начало, – воскликнул Баташов, – нам всем надо с чего-то начинать, поэтому будем учиться на практике. А на первое время подыщите себе хорошего специалиста.

– Ну, если так, то я, помолившись Богу, возьмусь за это большое и важное дело, – с некоторым пафосом в голосе согласился Шмелев.

Поставив задачи штаб-офицерам, Баташов перешел к следующему вопросу.

– Петр Ильич, – обратился он к своему помощнику, – вы здесь уже не первый день и, наверное, знаете, как обстоят дела в фильтрационном лагере и лагере для военнопленных?

– По распоряжению Михаила Дмитриевича я как раз и занимался этими лагерями, – ответил Шмелев. – Евгений Евграфович, скажите, кто вас там конкретно интересует?

– Меня интересует любая информация, будь то от сбежавших от немцев солдат и офицеров или от самих пленных пруссаков, о прусском армейском корпусе, который перед войной дислоцировался в Кенигсберге.

– Среди военнопленных есть прусский штаб-офицер, захваченный нашими охотниками, – уверенно сказал полковник, – уж он-то наверняка должен хоть что-то знать об этом армейском корпусе. Но хочу заранее предупредить, пруссачок этот непростой. Я вытягивал из него нужные сведения в час по чайной ложке…

– Ничего, мне он скажет все, как на духу, – вмешался в разговор ротмистр Телегин, – на свете нет еще таких людей, которых я не заставил бы заговорить!

– Благодарю покорно, – отказался от услуг жандармского офицера Баташов, – я достаточно наслышан о ваших методах работы. Тем паче что у меня свои виды на этого прусского офицера. – Заметив, как сник при его словах ротмистр, он благодушно добавил: – Оставьте это дело мне, Вениамин Петрович, у вас ведь своих забот хватает.

Услышав из уст генерала свое уважительно произнесенное имя, ротмистр примирительно крякнул и радостно, во весь рот улыбнулся, выражая этим свое полное согласие мудрым словам начальника.

3

– Генерал-майор Баташов, – представился контрразведчик, как только остался наедине с германским майором.

Немец, верный прусским традициям чинопочитания, вытянулся во фрунт и громким командирским голосом четко доложил:

– Майор Клюге, офицер оперативного отдела Восьмой армии.

– Как вы попали к нам?

Майор замялся, словно соображая, стоит ли излагать легенду, которую он озвучил на первом допросе и которой старался придерживаться, или выложить все без утайки, прекрасно понимая, что от этого генерала, возможно, зависит его жизнь.

– Захвачен русскими казаками на пути к станции радиоперехвата.

– С какой целью вы направлялись на объект?

– Начальник разведывательного бюро армии майор Айсман хотел ознакомить меня с последними перехваченными и расшифрованными русскими телеграммами, прежде чем передавать их в руки генерала Людендорфа…

При упоминании имени шефа армейской разведки у Баташова екнуло сердце.

«Вот повезло так повезло, – не показывая виду, внутренне обрадовался он, – значит, мой Везунчик уже майор и к тому же возглавляет армейскую разведку. Такое счастье выпадает только раз в жизни. Верно в Писании говорится: «Ищущий да обрящет». Да и в самом деле, должно же настоящему разведчику хоть раз в жизни крупно повезти. Так же, как когда-то случилось у Константина Павловича Пустошина, завербовавшего Редля».

Все еще боясь поверить в неожиданно выпавшую на его долю удачу, Баташов, стараясь сдержать нахлынувшую на него радость, равнодушно сказал:

– У нас руководитель армейской разведки напрямую докладывает полученную информацию начальнику штаба. Неужели у вас другие порядки?

– Майор Айсман только недавно утвержден в этой должности по личной рекомендации подполковника Николаи, который знал его еще по совместной службе в Кенигсберге, – словоохотливо доложил пленный, – после того как он положил на стол начальника штаба несколько второстепенных перехваченных и расшифрованных телеграмм русских, генерал Людендорф распорядился впредь пропускать всю развединформацию через оперативный отдел, чтобы его не отрывали от важных дел пустяковыми вопросами.

– Вы можете показать мне на карте, где находятся станции радиоперехвата? – Баташов достал из портфеля карту, одну из тех, что были захвачены в штабе немецкой дивизии во время очередного наступления русских войск.

– В тылу нашей армии находится семь станций, – склонившись над картой, угодливо продолжал майор Клюге, – вот здесь, здесь и здесь, – обвел он кружочками места расположения трех основных базовых станций радиоперехвата, – остальные находятся в движении в зависимости от передислокации ваших войск.

– И как часто вам приходилось разъезжать между этими станциями?

– Обычно я забирал расшифрованные телеграммы на базовой станции, которую указал на карте.

– А куда вы направлялись в тот день, когда вас задержали наши казаки?

– На дальнюю, вот сюда, – указал он на точку, находящуюся в глубоком тылу, на стыке между двумя германскими армейскими корпусами, – там у майора Айсмана штаб-квартира. Здесь же у него находятся и самые опытные криптографы и радиоспециалисты. Насколько я знаю, вся информация с остальных станций стекается именно сюда…

– Я признателен вам, господин майор, за полученную от вас информацию и думаю, что в ваших интересах держать все, о чем мы здесь говорили, в секрете. Если после проверки все, о чем вы мне поведали, будет соответствовать действительности, я обещаю отправить вас подальше от фронта, вглубь России…

– Только не в Сибирь, господин генерал, только не в Сибирь! – испуганно воскликнул майор. – Ведь все, о чем я вам говорил, чистая правда.

– Если вы оправдаете мои надежды, господин майор, то я отправлю вас в сытное и спокойное Поволжье, где квартируют уже несколько тысяч ваших соотечественников.

Отправив германского майора обратно в лагерь для военнопленных и наказав сопровождающему пленного фельдфебелю, чтобы для него были обеспечены лучшие условия существования, Баташов вызвал к себе поручика Свиньина.

– Ваше превосходительство, поручик Свиньин по вашему приказанию прибыл, – доложил Алексей, войдя в кабинет.

– Присаживайся, голубчик. Я вызвал тебя для того, чтобы совместно решить одну достаточно сложную задачу, которая по плечу только настоящему армейскому охотнику.

Баташов расстелил перед поручиком немецкую карту, на которой сделал свои пометки пленный штаб-офицер, и, указав карандашом на нужный ему объект, задумчиво промолвил:

– Мне необходимо восстановить связь с прусским офицером, который до войны довольно успешно работал на нашу разведку. Так получилось, что с началом войны я потерял с ним всякую связь. И вот неожиданно обнаружилось, что этот пруссак, проходящий у меня под именем Везунчик, находится в пятидесяти верстах от меня, да мало того, он еще, оказывается, возглавляет в настоящее время разведку 8-й германской армии.

– А вы уверены, что он, как и прежде, станет работать на нас? – задал Алексей резонный вопрос.

– Вот то-то и оно, что я в этом не уверен, – помрачнел Баташов, – боюсь, что отправленного мной связного он может попросту пристрелить. Ему ни к чему свидетель. Что же делать? Не пробираться же мне к нему для личной аудиенции?

– А зачем? Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе, – загадочно промолвил поручик. – Прикажите, и я в два счета доставлю его к вам!

– Но это слишком рискованно, – пытался возразить Баташов.

– Никакого риска, Евгений Евграфович, я со своими охотниками совершал рейды в тылу врага много далее и всегда возвращался с трофеями. Мне же это не впервой. Разрешите совершить рейд? – загорелся довольно рискованной затеей Свиньин. – Я вас не подведу!

– Знаю, что не подведешь, – согласился генерал, – но это дело надо провернуть так, чтобы Везунчика свои не хватились, в противном случае вся наша операция и ломаного гроша не будет стоить.

– Я уже подумал об этом, – уверенно сказал поручик, – используя стык между германскими армейскими корпусами, который проходит по лесисто-болотистой местности, я с отрядом охотников выйду к объекту. Замаскируюсь и стану ждать вашего Везунчика. Не будет же он в своем глубоком тылу с охраной от станции к станции перебираться. В глухом местечке я его и спеленаю в казацкую бурку, да так, что он и пикнуть не успеет. Обратно будем возвращаться в версте левее, там лес погуще да болот поменьше. К тому же у меня привычка по пройденному пути обратно не возвращаться. Так мне удалось избежать не одну вражескую засаду. Но как я узнаю нужного вам пруссака?

Баташов вынул из нагрудного кармана кожаный блокнот, в котором лежала фотография Везунчика, и положил ее на стол.

– Вот он. Мне удалось сфотографировать его тайно, в дворцовом парке.

– Хоть фотография не очень четкая, черты лица у него довольно запоминающиеся, особенно усищи, как у таракана, – удовлетворенно промолвил Свиньин, возвращая фото.

– Запомни хорошенько, это майор Фриц Айсман. Об этом знаем только я и ты!

– Все понятно, Евгений Евграфович, – понятливо кивнул головой поручик, – я навсегда запомнил поучения нашего училищного комэска о том, что для военного человека «молчание – это оружие, которое иногда стоит выигранного сражения»!

– Мудрый человек ваш комэск, – удовлетворенно промолвил Баташов, – я бы с удовольствием взял его к себе. Но ближе к делу. Кого ты собираешься взять с собой в рейд?

– Казаков-пластунов, тех самых, которые под самым носом у охраны недавно немецкого штабного офицера в плен взяли.

– Хорошо, Бог тебе в помощь, – торжественно промолвил Баташов и, подойдя к Алексею, крепко его обнял. – Казацкой удачи тебе, сынок!

Несмотря на протесты поручика Свиньина, генерал лично проследил за подготовкой команды пластунов к рейду, сам проводил до передовых траншей конный отряд, который мгновенно растворился в тишине наступающей ночи.

Потом, находясь в доме, где размещался штаб казачьей бригады, он всю ночь не мог сомкнуть глаз, постоянно прислушиваясь к редким разрывам артиллерийских снарядов и пулеметной трескотне, периодически раздающейся то из немецких, то из казацких траншей.

Только под самое утро сморил генерала сон, но и он был непродолжительным. Разбудила артиллерийская канонада, от которой в окнах задребезжали стекла. Вскочив с дивана, Баташов быстро привел себя в порядок и торопливо направился в другой конец просторного, явно купеческого дома, где казачий полковник уже отдавал распоряжение командирам на отражение атаки противника.

– Что, ваше превосходительство, не дали вам немцы поспать? – заметив Баташова, воскликнул полковник. – Ну мы им сейчас покажем, где раки зимуют!

– Неужели в кавалерийскую атаку пойдете против пушек? – недоуменно воскликнул генерал. – Людей-то положите сколько.

– Ни в коем случае, ваше превосходительство, – словоохотливо ответил казак, – у нас против их батарей другая тактика. Сейчас два спешенных эскадрона, находящихся в окопах, откроют по противнику массированный огонь, в это время еще два эскадрона обойдут немцев со стороны леса и с ходу всей кавалерийской лавой ударят по артиллеристам с тыла.

Не прошло и четверти часа, как вражеская батарея захлебнулась, а затем и вовсе перестала стрелять.

«Молодцы, казаки, научились воевать по-суворовски, не числом, а умением, – удовлетворенно подумал Баташов, слушая бравые доклады возвратившихся с дела есаулов, – дай бог, чтобы и моих охотников не покинуло казацкое счастье».

В мелких стычках, внезапно возникающих то на одном, то на другом участке фронта, который обороняла казацкая бригада, прошел день. С наступлением темноты Баташов, несмотря на уговоры казачьего полковника подождать прибытия пластунов в штабе, направился на передовую, к месту, где поручик Свиньин планировал выйти со своими людьми.

Поверх шинели генерал накинул просторную казацкую бурку, предложенную штабным офицером, и теперь чувствовал себя в окопе довольно комфортно, словно у бога за пазухой. Даже мелкий, противно моросящий дождь не досаждал ему, а, кроме того, от него уже не шарахались, как прежде, в разные стороны служивые, завидев генеральские погоны. Казаки, для которых окоп стал домом родным, не обращали на него особого внимания, балагурили, не стесняясь, и несколько раз предлагали закурить.

Баташов с большим интересом слушал казацкие байки, то и дело прерываемые гортанным смехом и криками «любо». Видя, что он с интересом прислушивается к болтовне очередного балагура, к нему подошел рыжебородый, заляпанный грязью кривоногий вахмистр и радушно предложил:

– Сидайте, ваше благородие, ближче до нас, вижу, вам интересны наши козацьки сказания, – и указал на своевременно освобожденное кем-то сухое еще место, – сидайте, ваше благородие, – настойчиво повторил вахмистр, заметив нерешительность офицера.

Баташов подсел в казачий круг и нисколько не пожалел об этом. Когда вахмистр, поглаживая свою пышную бороду, уселся напротив, к нему, как к самому старшему и уважаемому в кругу человеку, обратился казак, у которого только-только начали пробиваться жиденькие усики, который неожиданно спросил:

– Ви, дяденько, багато прожили на цьому свити, багато чого побачили. Скажить мени, а чому люди таки ризни?

– Ты правильно заметил, сынку, что люди бывают разные. Одни добрые, другие почему-то всегда злые. А все это происходит от того, что в каждом казаке, в душе его, Богом данной, два волка живут, – ненадолго задумавшись, ответил вахмистр, – сызмальства живут. Один волк – смелый и бесстрашный, за добро бьется, зло побеждая. Стережет он душу казака от напастей, кои людей губят: от жадности, от кривды, от злобы на людей. То – добрый волк. Он Богом для защиты души казацкой дан. А другой волк – злобен и дик. Нет ничего, что остановило бы его от злых дел. Рвет он душу казацкую, на дела злые толкая. На пьянство, на разбой, на воровство, на прелюбодейство. Ну, про то тебе еще рано знать. Вот так и живут они, друг на дружку зубами щелкая, не давая покоя душе казацкой…

– Та що ж, пане вахмистре, який вовк переможе? Який з них верх над душею козацькой визьме – злий чи добрий?

– А тот, сынку, волк победит, коего ты кормить лучше будешь…

– Тоди нехай злий вовк в мойой души з голоду помре! – воскликнул казак и топнул ногой так, что расплескал грязь по всему кругу. Но казаки, привычные в походной жизни ко всему, даже не обратили на это внимания. Каждый из них, было видно, задумался, чего в его душе больше – злого или доброго.

«Удивительно, подумал про себя Баташов, кругом война, кровь, грязь, а эти, наполовину дикие, безграмотные люди говорят и думают о душе. Как же велика у них любовь к Богу, если и перед смертью они заботятся о чистоте своей бессмертной души. С такими воинами да при опытных и решительных полководцах мы бы никаких поражений не ведали. Только где эти нынешние Суворовы и Кутузовы, днем с огнем не сыщешь. Вот и получается то, что получается, – с сожалением подумал он, – топчемся на месте, сидим в грязи вместо того, чтобы победно маршировать по улицам и площадям Берлина».

На смену философской притче вахмистра пришли злободневные байки, то и дело обрывающиеся смехом и криками «любо», а им на смену пришли заунывные и тягучие казацкие песни, под которые генерал неожиданно вспомнил свою докадетскую юность, проведенную в родной Белгородщине, на берегу плавно несущего свои чистые воды Оскола. Вспомнил незабываемые «ночные» посиделки у костра с деревенскими парубками, которые так же протяжно и душещипательно выводили русские и малорусские песни.

Неожиданно со стороны немецких окопов в небо взлетели осветительные ракеты, вслед за которыми ночную тишину огласили длинные пулеметные очереди и частые винтовочные выстрелы.

«Неужели немцы обнаружили возвращающихся охотников? – заволновался Баташов. – Господи, спаси и сохрани раба твоего Алексея и воинство его», – взмолился он про себя.

– Не спится немцу чегой-то, – сказал беззлобно вахмистр, приподымаясь в траншее ровно настолько, чтобы можно было заглянуть за бруствер, – да там кто-то прямо на нас скачет, – воскликнул он и тут же скомандовал: – К бою!

– Отставить, – крикнул, подбегая, есаул. Увидав генерала, он наклонился к нему и негромко, но внятно доложил: – Ваше превосходительство, дозорный с передовой линии только что сообщил о том, что пластуны прорвались через немецкую оборону и приближаются к нашему переднему краю.

Вскоре послышалось чавканье по грязи лошадиных копыт, и в ложбину за окопами на полном скаку выскочили из темноты казаки.

Баташов, сбросив бурку, кинулся в самую гущу спешивающихся с коней пластунов. Заметив прихрамывающего поручика Свиньина, он кинулся к нему и, крепко обняв, трижды расцеловал.

– Ну, спасибо, сынок, что жив-здоров вернулся, – обрадованно воскликнул он, – с ногой-то что?

– Да оступился, спрыгивая с коня, – успокоил он Баташова, – а пруссачка вашего я доставил, как и обещал, без единой царапины, – задорно добавил он, указывая на сверток из двух бурок, лежащий неподвижно на земле.

– Я влил в него целую бутылку шнапса, так что теперь он только к утру проспится, – объяснил поручик, заметив явное недоумение на лице генерала при виде неподвижно лежащего тела.

После того как спящего крепким сном немецкого майора загрузили в автомобиль, Баташов скомандовал:

– Вперед!

Утром, когда Айсман открыл глаза, перед ним собственной персоной предстал его давний спаситель и работодатель Баташов. Не веря своим глазам, он несколько раз помахал перед ними руками, думая, что этот кошмар просто ему приснился, но сухощавое лицо русского офицера, с маленькими, проницательными глазками, продолжало маячить перед ним. Только тогда он все понял. Схватившись за голову, Везунчик несколько минут раскачивался из стороны в сторону, шепча себе под нос ругательства, а затем резко вскочил с дивана, на который его уложили по приезде в Белосток, и, вытянувшись перед генералом в струнку, доложил:

– Господин генерал, майор Айсман по вашему приказанию прибыл.

Эти сказанные явно в запале слова немецкого офицера вызвали у Баташова искреннюю улыбку.

– Ну зачем же так официально, – доброжелательно промолвил он, – останемся, как и раньше, хорошими товарищами, готовыми оказывать друг другу самые разные услуги.

– Да, господин генерал. Я готов, господин генерал, – подобострастно повторял немец, понемногу успокаиваясь. – Что вы намерены со мной делать? – уже более спокойно спросил он.

– Сейчас мы позавтракаем, – промолвил Баташов, – кстати, что вы предпочитаете на завтрак, яичницу или сардельки?

– Мне все равно, – равнодушно сказал Айсман, думая о чем-то своем.

– Степан, организуй, пожалуйста, доставку из ресторана, яичницу и сардельки, – обратился генерал к своему ординарцу, вахмистру Калуцкому, стоявшему в ожидании приказания у двери.

Лихо щелкнув шпорами, вахмистр скрылся за дверью.

– А пока не хотите ли поправить здоровье коньячком? – доброжелательно предложил Баташов, доставая из буфета графин и пару хрустальных бокалов.

– Не откажусь, – с деланым равнодушием промолвил майор.

– За наше долгосрочное, тесное и плодотворное сотрудничество, – провозгласил тост Баташов, – прозит.

– Яволь, господин генерал! – откликнулся Айсман, после чего с удовольствием опустошил бокал. – Только я не понимаю, чем могу быть вам полезным, находясь здесь?

– А мы вас ночью возвратим обратно, туда, где взяли, – ответил Баташов, – я думаю, это непродолжительное ваше отсутствие не повлияет на вашу дальнейшую службу.

– Надеюсь, господин генерал. В штабе знают, что я собирался выехать на несколько дней в Кенигсберг для инспектирования школы. Я только-только заехал на своем мотоцикле в лес, когда ваши люди схватили меня и вылили в рот целую бутылку шнапса, которую я приготовил для своей городской подружки.

– Не тужите, майор, мы вам с лихвой все возвратим. Я даже тысячу марок выдам вам в придачу за причиненные неудобства. – Видя, как при этих словах загорелись глаза Айсмана, Баташов добавил: – За это вы должны будете снабжать меня самой свежей информацией из штаба армии. Я был бы вам очень признательным, если бы вы так же своевременно оповещали о заброске в наш тыл диверсионно-разведывательных групп и агентов, в том числе и тех, кто обучается в вашей Кенигсбергской разведшколе.

– Вы знаете о нашей секретной школе, – искренне удивился майор, – значит, вы знаете обо мне все…

– Ну, все не все, а кое-что знаем, – многозначительно промолвил генерал, разливая по бокалам коньяк, – прежде чем мы вновь поднимем бокалы, – деловым тоном добавил он, – я хочу обсудить с вами порядок связи и расчета за предоставленную мне информацию. У вас есть какие-то соображения на этот счет?

– Я думал, что у вас этот вопрос уже отработан до мелочей, – с сожалением промолвил Айсман.

– Но не буду же я отправлять с вами связиста, да еще с довольно громоздкой радиостанцией, – резонно заметил Баташов, – ведь у вас под боком есть своя, необходимая радиоаппаратура. Думаю, что обучать работе на ней вас не надо?

– Не надо, – подтвердил майор, – в Кенигсбергской школе я прошел полный курс работы на радиостанциях и радиопеленгаторах.

– Вот и прекрасно, – удовлетворенно воскликнул Баташов, – я передам вам шифроблокнот, с помощью которого вы будете шифровать телеграммы и передавать их с любого из семи ваших передатчиков, которые рассредоточены вдоль всего нашего фронта…

– О-о! – удивленно воскликнул Айсман. – Вы и об этом знаете?

– Не удивляйтесь, господин майор, русская разведка работает не по распорядку, как у вас, а круглосуточно. Но меня больше всего волнует вопрос расчета с вами.

– Может быть, через венский почтамт, до востребования? Я в Вене периодически бываю, обмениваюсь с австрийскими коллегами разведывательной информацией…

– Это опасно, – задумчиво промолвил Баташов, – насколько я знаю, «Черный кабинет» Ронге перлюстрирует всю заграничную корреспонденцию. Может быть, у вас есть надежный человек в Кенигсберге?

– Есть! – обрадованно воскликнул Айсман. – Моя несравненная Эльза.

– Женщина – это ненадежно, – покачал головой Баташов, – при первой же размолвке может все выболтать. Предлагаю: накануне поездки в Кенигсберг вы телеграфируете нам набором четных чисел (сколько чисел, столько дней вы собираетесь провести в городе). А я найду возможность рассчитаться с вами. В вашей городской квартире есть телефон?

– Да! Номер 756.

– Вам позвонят и спросят цирюльника Станкевича. Скажите, что абонент явно ошибся номером. После этого пройдитесь по парку, что возле вашего дома. Связной будет знать вас в лицо.

Раздался стук в дверь.

– Входи, Степан, нам как раз закуски не хватает, – радостно воскликнул Баташов.

Плотно притворив за собой дверь, вахмистр, словно опытный официант, быстро накрыл стол белоснежной скатертью, выставив на него заказанные яичницу и сардельки с капустой, а к ним банку паюсной икры, балыки, мелко нарезанную брауншвейгскую колбаску и свежий хлеб.

– Прошу, – радушно предложил генерал, присаживаясь к столу.

Явно проголодавшийся Айсман не заставил себя долго ждать.

– Даже на приеме у кайзера я не видал такого богатого стола, – удивленно воскликнул майор, налегая на балыки.

После третьего бокала у Айсмана прошла скованность, он стал разговорчивее и даже поведал Баташову о своей нелегкой службе, о притеснениях со стороны Людендорфа, который лишил его надежды на получение очередной заслуженной награды кайзера.

Вскоре от пережитого волнения, усталости и обильного насыщения Айсмана потянуло на сон, и он, извинившись, направился к дивану.

В полдень поручик Свиньин разбудил майора и передал ему шифроблокнот, устно объяснив, как им пользоваться и в какое время выходить на связь. Дав майору время, чтобы привести себя в порядок, он пригласил его в авто. К вечеру, прибыв к месту дислокации казачьей бригады, закутанного до глаз немецкого офицера переправили на передовую. С наступлением ночи пластуны, возглавляемые Свиньиным, незаметно проскочили в стыке двух германских корпусов и доставили Айсмана к тому месту, где накануне и взяли. Освободив от еловых лап мотоцикл, замаскированный в глубине леса, поручик пожелал майору удачи и этой же ночью возвратился восвояси.

Первую радиограмму от Айсмана поручик Свиньин, постоянно дежуривший на станции радиоперехвата, получил через две недели. Майор сообщал маршрут движения, состав и задачи диверсионно-разведывательной группы, засланной в тыл Северо-Западного фронта на дирижабле. Еще через день вся эта группа была окружена и после короткого боя, лишившись командира, сдалась в плен.

С этого дня Баташов начал периодически получать ценную информацию о передвижениях частей 8-й германской армии, засланных агентах и диверсантах из первых рук. Лишь излишняя осторожность, неоперативность и неповоротливость командования частей, приданных КРО для борьбы со шпионами и диверсантами, не позволяли в полной мере реализовать всю ценнейшую информацию, поступающую от Айсмана. Но в этом не было вины генерала Баташова, а была беда всей русской армии.