Тяжкое счастье
Джордж Элиот и Мэри Энн Эванс на протяжении всей жизни страдали от болезней и приступов депрессии, но в целом были счастливы вместе. Их письма и дневники полны упоминаний о радости и любви. В 1859 году Льюис писал другу: «Я в долгу перед Спенсером еще и за другое. Благодаря ему я узнал Мэри Энн — а узнать ее означало полюбить ее — и с тех пор словно переродился. Ей я обязан всем своим благополучием и счастьем. Благослови ее Господь!»
Шесть лет спустя Мэри Энн писала: «Друг в друге мы нашли счастье еще выше прежнего. Я еще больше благодарна моему дорогому супругу за его совершенную любовь, которая поддерживает меня во всем добром и ограничивает во мне все дурное; я лучше сознаю, что в нем мое величайшее благословение».
Шедевр Джордж Элиот — роман «Мидлмарч» — в основном рассказывает о несчастливых браках, но в ее книгах встречаются и счастливые союзы, и супружеская дружба, как та, которую испытала она. «Ни на кого другого я не буду с таким удовольствием ворчать, а это не последнее дело, когда речь идет о муже», — говорит одна из ее героинь. Она писала подруге: «Нежность, уважение и интеллектуальная привязанность становятся глубже, и впервые в жизни я могу воззвать к мгновениям: “Пусть они продлятся, они столь прекрасны”».
Мэри Энн и Льюис были счастливы, но не довольны. Прежде всего, жизнь не остановилась. Один из сыновей Льюиса приехал к ним, смертельно больной, и они ухаживали за ним до самого конца. Частые недомогания и приступы депрессии сопровождались мигренями и головокружениями. Но несмотря на все, ими двигала потребность в нравственном развитии, они стремились стать глубже и мудрее. Это сочетание радости и устремлений Мэри Энн запечатлела в 1857 году: «Я очень счастлива — счастлива в величайшей благодати, какую может даровать жизнь, в совершенной любви и единении натур, которая стимулирует мою собственную здоровую деятельность. Я чувствую также, что все ужасные муки, которые я перенесла в прошлом, отчасти от недостатков собственной природы, отчасти из-за внешних причин, скорее всего, были подготовкой к некоторому особому делу, которое мне надлежит исполнить, пока я жива. Это благословенная надежда, и я с трепетом ей радуюсь. <…> Приключение совершается не вокруг человека, а внутри него».
С возрастом ее привязанности стали крепче и уже не были так подвержены юношескому эгоизму. Писательство оставалось для нее мучительным. Каждая книга пробуждала в ней тревогу и провоцировала приступ депрессии. Она отчаивалась. Снова надеялась. Потом снова отчаивалась. Ее гений как писателя подпитывался способностью к глубочайшим переживаниям и в то же время к рассудительному и дисциплинированному мышлению. Ей было необходимо все прочувствовать, все выстрадать. Это чувство она превращала в тщательно продуманное наблюдение. Ее книги появлялись на свет в муках и страданиях, как дети. Как и большинство пишущих людей, она осознавала главный парадокс литературного творчества: писатель изливает на бумагу самое сокровенное, но никогда не знает, какие чувства его слова пробудят в далеком читателе.
У Джордж Элиот не было системы — она была антисистемой. В «Мельнице на Флоссе» она писала, что презирает людей, «говорящих сентенциями», потому что «нашу жизнь, непостижимую в своей сложности, нельзя вместить в рамки словесных формул, что заключить свою душу в плен ходячих фраз значит подавить в себе все добрые чувства, которые внушаются нам свыше в минуты просветления, порожденного пониманием и сочувствием».
Она писала не столько для того, чтобы выражать свои взгляды или поучать, сколько для того, чтобы создавать мир, к которому читатель мог бы обращаться в разные периоды своей жизни и всякий раз извлекать из него новый урок. Журналист Ребекка Мид пишет: «Я считаю, что “Мидлмарч” меня воспитал. Я знаю, что этот роман стал частью моего жизненного опыта и частью моего послушания. “Мидлмарч” вдохновил меня в юности, когда я стремилась покинуть дом; сейчас, в середине жизни, он показывает мне, что еще может означать дом, кроме места, где ты растешь и из которого ты вырастаешь».
Джордж Элиот создает собственный внутренний ландшафт. Она была реалисткой. Ее не привлекали возвышенные и героические темы, она писала о повседневной жизни, полной труда. Ее персонажи обычно терпят неудачу, когда отвергают неприятные и сложные обстоятельства повседневной жизни ради абстрактных и радикальных идей. Они достигают успеха, когда заняты своим делом, привычной работой в своем городе и в кругу своей семьи. Сама Мэри Энн считала, что мудрость проистекает из беспристрастного и внимательного изучения современной действительности, вещи как таковой, человека как такового, когда восприятие не искажается абстрактными идеями, туманом чувств, полетом фантазии или религиозным уходом в другой мир.
В своем первом романе «Адам Бид» она пишет: «На свете мало пророков, мало высоко прекрасных женщин, мало героев. Я не могу посвятить всю мою любовь и все уважение таким редким явлениям: мне нужно много этих чувств для моих ближних, в особенности для тех немногих, кто находится на первом плане в большой толпе, лица которых я знаю, рук которых я касаюсь, для которых я должен посторониться с искренним сочувствием».
Более поздний и, возможно, самый значительный свой роман «Мидлмарч» она закончила виньеткой, прославляющей тех, кто ведет скромную жизнь: «Но ее воздействие на тех, кто находился рядом с ней, — огромно, ибо благоденствие нашего мира зависит не только от исторических, но и от житейских деяний; и, если ваши и мои дела обстоят не так скверно, как могли бы, мы во многом обязаны этим людям, которые жили рядом с нами, незаметно и честно, и покоятся в безвестных могилах».
Сочувствие находилось в центре нравственной позиции Джордж Элиот. После юности, прошедшей в сосредоточении на себе, она развила удивительную способность проникать в умы других и наблюдать их с разных сторон с сочувственным пониманием. Как она писала в «Мидлмарче», «любая доктрина может заглушить в нас нравственное чувство, если ему не сопутствует способность сопереживать своим ближним».
С возрастом Мэри Энн научилась внимательно слушать. Она настолько эмоционально сильно воспринимала других людей, обстоятельства их жизни и переживания, что все они оставляли глубокий отпечаток в ее памяти. Она была из тех людей, кто ничего не забывает. Пусть сама она жила в счастливом брачном союзе, самая великая из ее книг — о нескольких несчастных браках, которые она описывает изнутри с осязаемой яркостью.
«Всякий рубеж — это не только конец, но и начало», — пишет Джордж Элиот в «Мидлмарче». Она сочувствует даже самым неприятным своим персонажам, таким как мрачный, самовлюбленный педант Эдвард Кейсобон, который мнит себя чрезвычайно талантливым, но постепенно осознает, что это не так. Под ее чутким пером неспособность к сочувствию и общению, особенно в семье, проявляется во многих ее произведениях как главный нравственный грех.