Глава 17,
в которой я принимаю бой
Отроков я поднял по тревоге. Узнав, кто собирается напасть на Новгород, эти юные герои не испугались, а обрадовались. Наконец-то враг настоящий возник на горизонте! Будет, с кем сразиться!
Я всем строго-настрого наказал, чтобы не болтали лишнего. Незачем городских беспокоить, панику поднимать.
Тысяча викингов – это страшная сила. Если их самих не вырезать, они резко сократят число населения и Городища, и Новгорода.
Конечно, ополчение я поднял. Опять-таки шепотом, на цыпочках… Вои-ополченцы, бывало, что и сникали при вести о набеге, но сразу бодрости прибавляли, когда я им растолковывал суть. Биться будут отроки, задача ополчения – город удержать, если мы не свяжем боем все урманские отряды.
И пожарные тоже бдели, и стражи с исправником. Даже медслужбу наскоро организовали – в пустующей усадьбе светлого боярина Олдамы. Сам-то Олдама с Олегом отъехал, вот мы и расположились в его хоромах. А что? Просторно, тепло. Темновато, правда, но и светлица была – я ее приказал своей «продукцией» застеклить. А остальным пускай интерн занимается, мне уже некогда. Война!
* * *
На военный совет я собрал всех сотников. Они стояли вокруг большого стола и тихо переговаривались. «Дядьки» хмуро молчали, морщились только и воздыхали.
– Слушаем тебя, командир, – молвил Воист, и я приступил к изложению плана.
Нарочито спокойно оглядев собравшихся, я рукою сгреб наскоро напиленные плашки.
– Взгляните сюда, – сказал я, расставляя квадратики и прямоугольнички, – и представьте, что стол – поле боя, а эти дощечки – войска. Эти вот – наши, а эти – наших врагов. Да! Знает кто, как орел черепахой закусывает?
– Хаживал я по степи, хаживал… – усмехнулся Крут. – Орелик тую черепаху закогтит – и в небо. И оттуда на камни бросает. Панцирь у черепахи – крак! – и птичка лакомится вкусным мясцом…
– А лиса как с ежом управляется? – подхватил Мал. – Тот в колобок свернется, а она его лапкой, лапкой, да и в воду! А там, хошь не хошь, развернешься! Тут-то лисонька и цап ежика за брюшко!
Смешки прошли по гриднице.
– То же самое, – громко сказал я, – и с урманами будет! Надо только с умом подойти, как тот орел. Глядите, – я выстроил синие плашки в угол, – урмане пойдут «свиньей», таким вот клином. А мы… – выставив три красных плашки поперек, я повторил расположение карфагенян в битве при Каннах, – вот так вот станем. Середка большого полка – наружу, а его фланги выстроим глубокими колоннами. Куда ударит урманский клин?
– В середину! – уверенно сказал Крут. – Она ж выдвинута, стало быть, ближе всего выкажется!
– Да кто ж их знает?.. – засомневался Рулав. – Могут и по краю ударить…
– А мы им поможем выбрать направление удара! – весело сказал я. – Сотни на флангах выставим с большими прямоугольными щитами, а по центру – с круглыми! Куда ударят урмане?
– Тогда в середку! – сказал Рулав. – Где щиты поменьше! Им будет казаться, что в том слабина.
– Правильно! А теперь – самое главное. Те, кто примут на себя этот удар, не должны биться.
– Как это?! – зашумела гридница.
– Им нужно будет отступить! Даже бежать, теряя щиты!
– Так строй же будет прорван! – завопил Лидул, сотский из новичков. – Ты что, командир?!
– В том-то и дело! – с жаром сказал я. – Викинги ворвутся в брешь – и попадут в ловушку! И вот эти, которые были посередке и побежали, оборотятся и примут бой, а те сотни с большими щитами, что будут держать оборону по краю «полка чело», ударят с флангов. Получится так, что мы окружим урман! Вернее, они сами попадут в окружение! И мы будем долбать викингов, пока не раздолбаем, как орел черепаху!
Поднялся шум.
– А выдержит ли середка удар? – выкрикнул Идан. – Это ж какая сила накатит!
– А пороки на что? – парировал я. – Мы их поставим позади «большого полка», вот так, – я выложил две дощечки за теми плашками, которые изображали колонны, – чтоб били наперекрест! Приблизились урмане на триста шагов – мы их встретим ядрами из катапульт. Осталось до них шагов сто или полтораста – в дело пойдут пучки дротиков или копий из баллист. И вся их мертвечина создаст такую кучу малу, такую кровавую кашу, что урмане завязнут в ней и растеряют весь свой разбег…
– А нам что делать? – спросил Булан, возглавлявший «полк левой руки».
– Задача конников – зайти урманам в тыл и довершить окружение, но строго вовремя! Вопросы есть? Вопросов нет.
* * *
В разведку я послал Линду и Сулева, весина и чудина. Эти могли даже в частом подлеске незамеченными проскользнуть, как бесплотные духи.
Они уже сами подыскали себе соратников и ночью отправились в рейд. Когда рассвело, из лесу показался Линду.
Он быстро скользил на лыжах, а подъехав, доложил:
– Просыпаются урмане! На ночь они шатры расставили, костры большие палили. Пару лосей завалили – сожрали. С ними целый обоз идет, причем половина саней – пустые. Видать, добычу пихать надумали.
– Мы им напихаем, – процедил я. – Кто их ведет, выяснили?
– Не поверишь! Старый Эйрик Энундсон, прозванный Бескостным!
– Это не тот ли Эйрик, что Ладогу пожег лет двадцать назад?
– Он самый, командир!
– Так это ж сколько ему?
– Да зим пятьдесят, точно. Но крепкий, злой только.
– А почему Бескостный?
Линду захихикал:
– А ему, говорят, одна девка из наших, когда он еще только на Ладогу шел, член свернула! Наверное, без колдовства не обошлось – после того случая у Эйрика ни разу не встал!
– Ну так ему и надо. Наверное, потому и злой, что «без кости»!
– Ага! Так точно!
– Да ладно… Их точно тысяча?
– Даже больше, но самих урман – сотен шесть или семь. Свеи в основном да даны. А остальные – эсты. Это они урман провели мимо Плескова[12], лесами да местами укромными, и прямо сюда.
– Суки… Ладно, отдохни, поешь…
– Да я на ходу! А то эти двинутся скоро. Успеть надо!
– Ну, давай…
А вот я позавтракал. Неизвестно, сколько нам биться, можно и не дождаться «обеда по расписанию».
Вся моя рать расположилась в лесу, в большой роще, где елки перемежались с березами. Отроки сидели вокруг костров, грелись, жевали, болтали, смеялись и даже пели.
Правда, иногда и у самых разбитных тень на чело наползала – смертушка-то рядом ходит. И тогда бойцы занимались делом – мечи острили да секиры, набивали тулы стрелами, чинили щиты, за лошадьми ухаживали.
Скрип снега под тысячами сапог, звяканье тысяч клинков делали воздух густым и вязким, но вот вернулась тишина, и даже треск догоравших костров не перебивало иным звуком.
Как я ни старался устав соблюсти, не все у меня получалось. Кафтаны-то у всех были обшиты тканиной защитного цвета, и шлемы удалось всем однотипные выдать, и щиты. А вот лошадей одинаковых… Где их взять?
Половина животин была местной породы – крепкой, хоть и не шибко грациозной, а другая половина – чистокровные степняки. Кони очень выносливые, резвые, но не смотрелись они даже рядом с тутошними сивками-бурками. Коротконогие, лохматые…
Ну хорошо, хоть эти есть!
Нервно-зябко я потер ладони. Было не холодно, день обещал быть теплым, просто тревога доставала. Давнишний мой рейд, когда мы хазар почикали, виделся сейчас как прогулка.
Викинги – это вам не хазары. Северяне – настоящие воины. Правда, меня утешало отсутствие норегов – вот те действительно норманны! Даны, правда, тоже ничего бойцы, а вот свеи мелковаты, до норегов им далеко, да и в походы дальние никогда не хаживали.
Даны с норегами Париж брали под водительством Рагнара Меховые Штаны, а свеи так, по побережью озоруют. То на деревню тех же эстов навалятся, то пруссов заденут или с карел мзду возьмут…
– Команди-ир!
Я встрепенулся. Мал, который удерживал стяг, картинно выставив ногу, указывал на дальний лес – над деревьями взмыла сигнальная стрела. Ее наконечник был извалян в смоле и подожжен, в полете стрела оставляла по себе дымный след.
– Идут урмане… – проворчал Крут.
Похлопав по шее своего воронка, он легко вскочил в седло.
– Боевая тревога! – рявкнул я. – Строиться!
Протяжно взвыли трубы, и все сразу пришло в движение. Заскрипел снег под множеством ног и копыт. Выехали конники, постепенно занимая свои места в строю и образуя более-менее четкие квадраты, приятные начальственному глазу. Строй – это порядок, это структура, придающая форму первобытному хаосу, свойственному варварам. О, с этого и начну.
– Братие! – гаркнул я, поднимаясь на стременах. – Держите строй! Помните: урмане – это дикари, не придумавшие ничего лучшего, чем наступать «свиньей»! И не считайте их число! Пока мы в строю, мы сильнее! Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!
Воинственные возгласы разошлись по строю, колыша копья – словно ветер тростник клонил.
Долго стоять, теряя запал, нам не пришлось – показалась вражья сила. Обтекая небольшую рощу справа и слева, потянулись лыжники, увешанные оружием.
Скидывая свои «скидх», они деловито проверяли доспех и оружие, собираясь в толпу, кое-как организованную в «свинью» – так наши неблагозвучно, но точно прозывали урманский «фюлькинг», то бишь «клин».
Впереди, на острие, составляя «рыло», шагали самые сильные и умелые. Шли такие и по бокам, загораживая основную массу – легкую пехоту и лучников.
Казалось бы, тоже строй, но было одно важное отличие – групповщина. Мои отроки были едины, а вот Эйрик собрал вместе мелкие хирды, то есть гриди всяких ярлов да херсиров, каждый из которых был наособицу. На нас наступала толпа бойцов, чужих друг другу, умеющих знатно биться один на один, но вся эта «свинья» годилась лишь для одной тактики – тупо переть в лоб.
Не слезая с коня, я двинулся в самую середку большого полка. Рядом со мной ехал Мал, чрезвычайно гордый своим званием знаменосца-стяговника. А сказать, какой у нас был стяг?
Флаг СССР!
Красное полотнище, а в углу серп и молот, да красная звезда. Отрокам знамя очень понравилось, а подтекста они не ведали.
Меня обступили «преторианцы», моя гвардия – Рулав, Воист, Идан, Фолар, Лют, и еще, и еще. Будут охранять мою драгоценную особу.
Я подал знак, и Мал воздел стяг повыше. Сигнал тут же озвучили медноголосые трубы и хриплые рога. Словно по эстафете, передалась дробь, отбитая в бубны.
И все мое войско разом двинулось. «Большой полк» тяжело печатал шаг, конница на флангах не опережала пеших.
Я махнул рукой, и катапультщики завопили: «Пуск!»
Слитный стук спускных рычагов онагров ударил сухим частым грохотом, да с завизгом. Десятки каменных и чугунных ядер ударили по викингам «тупыми предметами», напрочь отрывая головы, переламывая тулова, а на излете калеча.
– Заряжа-ай! Толка-ай!
Еще одна стая убийственных глыбок перелетела меньшавшую нейтральную полосу.
Шагов двести оставалось до оголовья нурманского клина, когда заговорили карробаллисты.
Тяжелые дротики провыли над полем, уносясь навстречу урманам. И поразили цели, накалывая викингов, как жуков на булавки, подчас и пару нанизывая на общий вертел.
Десятки валящихся мертвецов создавали заторы, викинги пихались, роняя оружие, порой и сами не удерживаясь на ногах.
– Пошли-и!
Вперед вылетели лучники на конях. Это была легкая кавалерия, но вот луки у них были весьма убойные. Конных стрелков я тренировал особо, в расчете на будущие сражения с хазарами, и действовали они в обычае кочевников – затеяли «карусель».
То есть носились перед викингами и обстреливали их на скаку. Пока один спускал тетиву, другой накладывал стрелу, третий доставал ее из колчана – и по кругу, по кругу.
А стрелы с жалами бронебойными, гранеными да калеными…
Особой меткости добиться за месяц сложно, да и вообще, стрелять с седла, бросив поводья, удерживаясь одними ногами, когда конь мчится галопом, – архитрудно. Однако и мишень у лучников была большая – ни одна стрела даром не пропала, все нашли свою цель. Урман сносило с ног, отбрасывало на задний ряд, они никли и падали под ноги соратникам.
Викинги взревели и кинулись в атаку. Лучники тут же развернули коней и поскакали к нам – отроки четко раздвинулись, пропуская стрелков, и вновь сомкнули щиты.
Первый ряд выставил копья, копейщики второго ряда уложили свое оружие на плечи впереди стоящих. Напряглись, уперлись…
И вся орущая, размахивавшая холодным оружием, вонючая и свирепая масса вражья нахлынула, ударила с треском и лязгом, с хрустом костей, со звоном мечей и глухим перестуком щитов…
