Глава 12
На позициях пушек союзников творилось нечто странное.
В течение дня английские или французские орудия вдруг начинали как-то вяло обстреливать Камчатский люнет и редуты. Результаты не впечатляли. Каждый раз после выстрела пушка отпрыгивала назад, и прицеливаться приходилось наново. А дистанция была не из малых. В таких условиях ни о какой точности речи идти не могло.
— Выдохлись басурмане, — начали поговаривать на русских укреплениях. — Как дали им прикурить тогда, так боятся нашенских. Куда уж им!
Не только матросы и унтера, но и многие высшие чины прониклись этой атмосферой. Надобно, однако, заметить, что большинство офицеров не поддались разнеженности. К таким относился хорунжий Неболтай. С друзьями у него случился примерно такой разговор:
— Вот думай, как хочешь, Владим Николаич, а мне муторно внутри. Готовится там что-то.
— И что ж, Тихон Андропыч? Выяснять надо. Не мне тебя учить, как такое проворачивают. Скрасть кого из супротивников, да поспрашивать…
— Эх, Владим Николаич, если бы так-то! Непростое время для лихих дел: земля насквозь промоклая, ходить по ней трудно, бегать и вовсе нельзя, да еще сапоги чавкают — аж на версту слыхать. И слышно еще…
— Что слышно?
— Копают они там. Хорошо копают.
— Нам-то что с того?
— Опасаюсь, что устроят нам родителеву субботу.
— Это еще какую?
— Да каб я знал!
По всему было видно, что опытный казак на этот раз переоценил опасность. День так и прошел спокойно. А ночью прибыли слегка переделанные скорострелки.
Чуть ли не весь следующий день будущие стрелки (присутствовавший на учениях князь Мешков прозвал их «картечниками») пробовали на мишенях изделия маэрских оружейников.
Скорость перезарядки была одобрена, хотя Неболтай чуть поморщился, увидев, что не так уж быстро удается заменить три расстрелянных магазина сразу. Зато Желнов преисполнился восторженных чувств, увидя, как резво скорострелка оправдывает свое название. Он-то ничего в этом роде раньше не видывал.
Все стрелки дружно издырявили удаленные на четыреста сажен мишени, истратив при этом около сотни пуль на ствол. На поражение следующих мишеней оказались достаточными уже примерно двадцать пуль. Неугомонный хорунжий не преминул лично опробовать новое оружие и заметил, что берется стрелять даже на версту.
Семаков же, прикинув расход боеприпасов, заявил, что надолго имеющегося запаса не хватит (что было чистой правдой) и что сегодня же надобно подать запрос на присылку такового.
— И побольше, побольше, — согласился Неболтай.
Но когда разговор зашел о том, кому какое оружие дать, появились разногласия. Не нашлось претендентов на картечницу с тремя магазинами по двадцати пуль в каждом. В части двух оставшихся мнения разошлись. Неболтаю и Желнову больше понравилась скорострелка с круглым магазином. Бывший охотник предложил именовать этот тип магазина «лепеха», но хорунжий указал, что название того, что используют в бою, должно быть самое краткое, а потому вариант «блин» представляется наилучшим. Двое младших казаков предпочли коробчатый магазин.
Однако куда более актуальным был вопрос: где какую винтовку использовать. Выход нашел Семаков. Все же полноценное военное образование сказалось.
— Вот эту, с тремя магазинами, лучше отдать на Селенгинский редут. Трудами поручика Боголепова там вроде как налажен отпор. Может быть, она и вовсе не понадобится. Хотя и на Волынский можно.
— А эти две? — абсолютно невинным голосом поинтересовался Мешков.
— Ту, что с магазином на сто двадцать, надо на самое опасное направление.
— Тогда на Камчатский люнет, — сделал вывод князь.
— Это почему?
— Если у них кончатся гранаты, то картечница будет основной подмогой в обороне.
— А я думаю, что на Волынский редут лучше.
— У них-то гранат хватает.
— Все так, да только в отсутствие лейтенанта Беккера там за помощника Максимушкин. Комендор он хороший, даже отличный, но…
Продолжения не последовало. Казаки помалкивали, с очевидностью не желая влезать в чужую епархию.
— Коль скоро обе эти картечницы примерно равноценны, то, значит, не так уж важно, которую куда поставим.
— Добро, Михаил Григорьевич, тогда ту, что с круглым магазином, на Камчатский люнет. Все, выходит?
— Нет, не все, Владимир Николаевич. Кое-чего не хватает.
— ?
— Прислуги для картечницы.
Видя, что мысль поняли не все, Мешков торопливо продолжил:
— Ведь нужно, чтобы кто-то магазины подавал, а те, что пустые, пулями заряжал. Только что осторожность им придется блюсти. Я проверял: пружина в магазинах сильная, как даст по пальцам, так радости мало.
Неболтай ухватил мысль первым и энергично поддержал:
— Изрядно замечено, Михаил Григорьевич, сразу видно, что артиллерист. Найду и направлю этих… подносчиков и заряжающих.
— Только двоих и надо, Тихон Андропович, по одному на картечницу. А для тебя, Желнов, кого из матросов нарядим, из тех, у кого пальцы половчее.
— Марсового надо на такое, они к такелажу и узлам привычные.
Костя Киприанов был доволен. Да что там: просто гордился собой.
Он чувствовал себя прекрасно — как будто в него и не стреляли вовсе. И не просто сам так думал: госпожа доктор твердо заявила, что пациент (этим высокомудрым словом она назвала его, Костю) вполне здоров. А уж если Марья Захаровна говорит, то так оно и есть. А ежели человек здоров, то и в госпитале его держать незачем. И Костю выписали, дав на прощание луковку, порядочный кусок сыра и шмат хлеба.
Причина для гордости была также весомой: он не просто шел домой, прижимая к боку сумку с гостинцами — нет, его сопровождала добрая госпожа доктор. Разумеется, о ней чуть ли не всему Севастополю было известно. А те, кто не знал Марию Захаровну в лицо, вполне могли расслышать шепотки вроде:
— Смотри, смотри! Вон рядом с Костюнькой — знаешь, кто идет? Сама Марья Захаровна! Нет-нет, ты глянь!
И конечно же, такому эскорту, а значит, и знакомству бешено завидовали все окрестные мальчишки и девчонки. Сам Серега-длинный почтительно поклонился Марье Захаровне, ломая шапку. Он сделал вид, что не замечает Костю; это как раз и доказало, что Серега совершил второй смертный грех.
Косте, конечно же, и в голову не пришли возможные причины такого решения госпожи доктора. У нее же, сказать правду, резонов особых не было; скорее было отсутствие сверхсрочной работы. Кроме того, ей просто нравился пацаненок. К тому же у госпожи магистра имелся благовидный предлог.
В доме у Елены Киприановой случилось полное потрясение обитателей — примерно такое же, как если бы в скромный домик вдовы рыбака вдруг заглянул на огонек настоящий, живой капитан первого ранга. Дорогую гостью не знали, куда усадить и чем угостить. По правде говоря, угощать было нечем: имеющаяся еда была совершенно не праздничной, да и было ее только-только на семью. Но, видимо, Марья Захаровна предвидела эту ситуацию, поскольку тут же взяла инициативу на себя:
— Я вам сразу же скажу, Елена, ваш сын в полном порядке…
Хозяйка дома судорожно кивнула. Мальчишка ухитрился втиснуться в разговор:
— Марья Захаровна даже шрамов не оставила, вот! — И с этими словами он задрал рубашку на спине. Шрамов и вправду не было.
Тяжелый мамин взгляд пообещал сыну, самое меньшее, подзатыльник за то, что осмелился перебить взрослых. На свое счастье, малец стоял достаточно далеко.
— …а я хотела купить у вас кое-что. Тот моряк, с которым торговал ваш сын, — тут госпожа доктора коротко глянула на юного торговца сувенирами, — рассказал о фигурках, что делает ваша дочь.
— Наталья!!!
Возглас был достаточно выразителен и совершенно излишен: девушка сама зайчиком скакнула в угол комнаты и принесла оттуда в двух руках продукцию: целых три единицы. Важная гостья взяла фигурку человечка, повертела ее в руках, потом подняла к глазам ракушечного дракона — и совершенно несолидно разразилась хохотом. Единственным, кто от этого не впал в ступор, был Костя. Он хорошо помнил реакцию господина Таррота.
Отсмеявшись, Марья Захаровна решительно заявила:
— Беру! Все три беру! А еще есть?
Костина сестра залилась краской.
— Нет, госпожа доктор, пока не сделала. А какие вам нужны?
— И те, и другие. Я бы этих драконов семь штук купила, и человечков три — себе и друзьям. И наставнице. Вот, за эти три, — и в руки юной Наташи шлепнулся серебряный рубль.
Авторитет Марьи Захаровны и без того был на высоте. Но сейчас он скакнул до небес. За изделия предложили заоблачно высокую цену, а уж то, что они пойдут в подарок ее наставнице… Все трое Киприановых сделали правильный вывод: даже неведомая, но очень важная госпожа, которая знает и умеет еще больше, чем Марья Захаровна (хотя представить такое было куда как трудно), охотно примет в подарок ракушечные игрушки.
И тут в беседу снова встрял неугомонный Костя:
— А хотите, я вам нашего Тимку покажу?
Не дожидаясь согласия, мелкий позвал:
— Кис-кис!
Из-под лавки с огромным достоинством вышел кот — большой, пушистый, зеленоглазый, почти черный, если не считать лапок и грудки.
— Какой чудесный зверек! — произнесла гостья с таким восхищением, что у Елены Киприановой сразу же зародилось подозрение, что высокоученая госпожа доктор ни разу подобных не видела. Этот вывод тут же и подтвердился:
— У нас таких нет. А погладить можно?
Котофей чуть нервно двинул хвостом. Наташа смущенно промямлила:
— Марь Захарна, он чужих… того… не жалует…
— Мр-р-р!
К вящему потрясению женской половины семейства, Тимофей подошел к гостье, еще раз мурлыкнул, потерся о ее ноги и подставил голову под гладящую ладонь.
Деловая часть мальчишкиной натуры пошла вразнос. Он вдохновенно предложил:
— Марья Захаровна, я вам котеночка могу устроить, ежели хочете.
— Котеночка?
— Ну да, он маленький, только до Юрьева дня родился.
— А, понимаю… Нет, вот этого нельзя, — очень серьезно ответила та и, видя, что ее не понимают, уточнила, — у нас в домах живут другие зверьки, норки называются. Мышей ловят, с детьми играют. Боюсь, что котенка они не потерпят. Хотя… разве что попробовать.
На самом деле в силу специализации Мариэла прекрасно понимала, какие трудности могут быть связаны с интродукцией нового вида домашних животных.
Купленные фигурки госпожа доктор аккуратно уложила в небольшую сумочку. Наступило время прощания.
Мама была настолько переполнена впечатлениями, что по уходе гостьи даже забыла отвесить сыну заслуженный подзатыльник. Вместо этого она удивленно промолвила:
— Ведь Тимка-то обычно ни к кому не идет. Как же так?
Никто из семьи Киприановых, разумеется, не мог предположить, что Мариэла воспользовалась кое-чем из арсенала магии по своей специализации. Она слегка просканировала разум кота и самую малость подправила умонастроение этого хорошенького зверька. Конечно, подобные трюки с человеком были строжайше запрещены кодексом магов разума, если только не применялись в сугубо лечебных целях. Но ведь кот — это не человек, верно? И уж точно насчет этих симпатичнейших животных никаких запретов не было.
Костина старшая сестра удивилась другому:
— С чего бы Марью Захаровну так рассмешил мой дракон?
У мальчишки было на сей счет мнение, но он промолчал: вспомнилось предостережение относительно разговоров о моряке с крыльями.
Затишье царило на всех укреплениях — никто ни в кого не стрелял. Но это не значило, что военнослужащие с обеих сторон бездельничали. Отнюдь! Под руководством инженера-полковника Тотлебена и под присмотром контр-адмирала Истомина производились ремонт и усиление люнета и редутов. Эдуард Иванович не упустил возможности глянуть на новейшие образцы артиллерии — гранатометы; он даже задал несколько вопросов мичману Шёбергу касаемо дальнобойности и возможности прицеливания. Тот, конечно, не затруднился ответить. Инженер также отметил наличие следов от осколков на щитах и похвалил идею защищать орудийную прислугу толстой металлической броней. Но после Тотлебен спросил нечто, не связанное напрямую с артиллерией:
— Господин мичман, как понимаю, у вас гранаты снаряжены мощнейшим взрывчатым веществом, далеко превосходящим по силе черный порох.
Шёберг сразу догадался, куда ветер дует, но ответил строго по уставу:
— Так точно, господин инженер-полковник!
— Нельзя ли это вещество использовать в инженерном деле?
 - Не могу знать, господин инженер-полковник! За этим следует обращаться к нашим поставщикам через капитана второго ранга Семакова.
Полковник повернул голову к адъютанту. Тот понял правильно и выхватил лист бумаги и карандаш. Шёберг продиктовал адрес.
Контр-адмирал Истомин приказал устроить себе штаб-квартиру на Малаховом кургане и переселился туда. С этого времени он чуть ли не каждодневно появлялся на укреплениях. Разумеется, в строительные работы он не вмешивался, но деятельно занимался перестановкой пушек и распределением пехотного прикрытия. К сожалению, защитников было маловато: по пехотному батальону на каждое укрепление. Противник имел трехкратное превосходство в живой силе.
Меж тем Неболтай, в свою очередь, наблюдал за установкой свежеполученной картечницы. И не просто наблюдал, а покрикивал на будущего картечника, который, к слову сказать, приходился ему двоюродным племянником:
— Фролка, копай глубже еще на полштыка! Да не ленись! Чтоб твоя голова тока-тока над ямой приподнималася. А тулово никто видать не должен.
— Так ладно будет, дядька Тихон?
— Ладно, да не ладно. Еще стеночки с боков, так и этак. Да потолще их делай! И притопчи бабой. Хотя… стой, это мы с тобой вдвоем.
Хорунжий был прав: лежавшая неподалеку трамбовка была рассчитана на двоих человек, никак не на одного.
— Вот так-то оно получше будет… Да едрить твое корыто! Что ж ты полочку не сделал? Говорил же я тебе!
— Как же, дядька Тихон, вот она, полочка-та.
— Тютя-матютя! Сказано ж было: полочка для магазинов. Чтоб удобно класть! Да чтоб твоему напарнику ловко было заряжать пулями! Вот до сих ее дотяни, и то может оказаться мало. А вот сюда поставишь ихний ящик, оттуда заряжающий пули брать будет. Теперь ясно?
— Куда как ясно, дядька Тихон, даже оченно ясно. Вот так льзя ли?
— Ну… вроде как и ничего. Я буду рядом попервой, может, чем помогу. Только помни: в бою сопли узлом вязать некогда. Ежели пойдут в атаку даже пешие…
Неболтай промолчал о том, что по его мнению, местность совершенно не подходила для атаки в конном строю галопом.
— …то голову твою лишь быстрая стрельба спасти может. Да не только твою, но и товарищей тоже. Понял?!!
— Как нет, дядька Тихон! Все отменно понял.
— То-то же. После стрельбы ствол не позабудь вычистить.
— Дядь Тихон, так уж четвертый раз об этом…
В ответ прилетела чисто семейная (небольшая по масштабу) затрещина, сопровожденная ласковым словом:
— А если мало, то и пятый раз повторю.
Правила этикета племянник знал на «ять»:
— Благодарю за науку, дядя Тихон.
— И упаси тебя святые угодники чем-то помимо масла.
— Дядь Тихон, ить запомнил накрепко.
— А то я не видел, как ты на битый кирпич смотрел! Забудь о нем, твою натуру навыворот!
— Уже забыл и даже не помню…
Бывалый казак и на этот раз ошибся. Противник пока что не планировал пешую атаку.
Вместо этого англичане и французы подготавливали артиллерийский обстрел по всем правилам науки. Ну, почти по всем. Пушки были пусть и не новенькими, но уж точно не старье. Их лафеты тщательно укрепили в грунте, дабы прицел не сбивался при отдаче. Мало того: специальным винтом наводчик мог изменять угол возвышения. А то, что их было мало (меньше, чем раньше), также нашло очевидное объяснение среди офицеров и нижних чинов: нужное количество просто не успели доставить на позиции. Тем более, эти самые недостающие орудия и находились неподалеку — понятно, в походном положении.
Ничего этого мичман Шёберг не знал. Он лишь видел в подзорную трубу, одолженную у штабс-капитана Грайновского, что противник явно готовится к обстрелу. Да и то, правду сказать, видно было плохо: и расстояние составляло около шести кабельтовых, и сумерки еще не кончились.
Неожиданно для мичмана из-за спины послышался голос Неболтая:
— Иван Андреевич, а ведь мы можем попробовать пройтись по ихним артиллеристам из картечницы. Ей же, возьмем.
Командир гранатометчиков думал не более пары секунд.
— Нет уж, Тихон Андропович, мои молодцы сейчас пустят гранаты в ход, а твоя картечница будет такой неожиданной, как пистолет за пазухой. Прикажи Фролу не стрелять. А ну-ка, братцы комендоры, к бою товсь! Тароватов, целься по правому флангу! Дистанция — шесть кабельтовых. Плесов — целиться по тому орудию, что посередине между двумя холмиками, но палить только по команде. Тароватов, пали!
Оба комендора без суеты, но быстро начали двигать ползунками. Пока Плесов доворачивал ствол, Тароватов нажал на спуск.
— Недолет тридцать пять… нет, сорок сажен!
Поправку на дальность оба комендора сделали одновременно.
Но дело шло далеко не так быстро, как при прошлом обстреле. Тароватову удалось накрыть цель лишь с пятой гранаты. Плесов, который тщательно отслеживал дистанцию, ухмыльнулся: ему-то на накрытие неприятельской позиции хватило двух.
Французские артиллеристы добросовестно ответили огнем. Правда, у них случился казус, причина которого поначалу никто не понял: в тот момент, когда гранатометы еще только отыскивали стволами следующую цель, на неприятельских позициях грянул взрыв.
Тут же на люнете посыпались вопросы и комментарии от свидетелей:
— Это что там такое лопнуло?
— Не вижу ничего… никак пушка, в нее попало.
— Да из наших никто и не палил.
— Может, ихние вздумали табак курить у бочонка с порохом?
— Так он бы полыхнул скорее, чем взорвался.
— Не. Похоже, как пушку разорвало, видывал я такое издаля…
— С чего бы?
Неожиданное объяснение предложил опытный Грайновский:
— Я так думаю, что когда взрыв перед орудиями был, то земля в дуло попала, а пушка уж заряжена была, вот ее и разнесло. Тут много не надобно.
Слушатели уважительно кивнули. Объяснение показалось весьма правдоподобным.
Расход гранат оказался заметно больше, чем было раньше. В результате Шёберг скомандовал «Дробь!», когда взрывы прошлись не по всей линии неприятельских орудий. На случай неожиданностей он оставил запас: по пять выстрелов на гранатомет.
Возможно, он в конечном счете оказался прав. В этот день от противника не прилетело ни одного ядра сверх тех, которые были пущены утром. Вместо того парламентеры под белым флагом запросили перемирия для вывоза убитых и раненых.
Тем же вечером было созвано совещание для выработки совместных действий против русских укреплений.
Почти сразу же генерал Канробер выложил козырную карту:
— Господа, обращаю внимание: мне доложили, что на Камчатском люнете регулярно случается нехватка их новейших особо мощных бомб. Мои офицеры отметили, что стрельба прекратилась, когда еще не все наши пушечные позиции были поражены…
При этих словах представители английского экспедиционного корпуса переглянулись как-то очень многозначительно.
— …между тем, как на редутах таковая картина не наблюдалась. По этой причине мы предлагаем устроить вечернюю атаку на означенный люнет. Тогда их пушки не будут в состоянии губительным огнем сорвать эту атаку.
В дискуссию вмешался адмирал Гамелен. Как руководитель флота он вообще не должен был присутствовать, но напросился, обосновав свое желание необходимостью согласовать с армейским командованием график поставок.
— Подтверждаю это сообщение. Осмелюсь предположить: эту точку зрения разделяют наши английские союзники. Они также наблюдали при стычках в море случаи, когда после успешной атаки с применением мощных бомб русский корабль отказывался от ее повторения, и это они объяснили ограничениями по боеприпасам.
Англичане утвердительно наклонили головы.
— Я сам видел то же самое…
Эту фразу француз особо выделил интонацией.
— …и привожу еще один факт: вот уже десять дней, как прекратились нападения на наши корабли силами «Морского дракона», то есть единственного русского корабля, на котором имеются подобные пушки. Наши люди в порту наблюдали: орудия с него не сняты, они на палубе. Этот факт я также объясняю недостатком боеприпасов, которые полностью уходят на сухопутные укрепления.
В результате было предложено устроить массированную атаку на Камчатский люнет. Однако генерал лорд Раглан (несколькими днями раньше он получил звание генерал-фельдмаршала, но известие об этом еще не дошло до Крыма) выдвинул неожиданную идею:
— Почему бы не атаковать ночью? В темноте русские не смогут корректировать огонь своих новых пушек.
— Но как тогда отличить своих от чужих?
— Русские солдаты не говорят ни по-французски, ни по-английски, — усмехнулся уголками рта генерал.
Французские офицеры, не желая, чтобы за англичанином осталось последнее слово в тактике, чуть ли не тремя голосами сразу заявили:
— Необходима одновременная атака на редуты. И желательно начать наступление завтрашним вечером — тогда у противника не будет времени на усиление люнета и редутов.
Англичане тут же запротестовали, упирая на недостаточность подготовки. И предложили выход: не атаковать, а имитировать атаку, и тогда русские поопасаются прислать подмогу на Камчатский люнет.
Это предложение прошло.
Командир «Морского дракона» отправил матроса в знакомую лавку за фунтом печенья. Дракону предстояло получить очередную взятку.
Правду сказать, Семаков не был уверен, что Тарроту вообще понадобится что-то делать. Но уж проверка выглядела обязательной.
Пробираться в пещеру пришлось по суше. На то была причина: прошедший шторм вполне мог обрушить часть скалистого берега и тем самым сделать проход в грот опасным для корабля, а то и просто недоступным. На случай неожиданностей капитан второго ранга взял с собой пистолет и одолжил у Малаха винтовку. Впрочем, предосторожность оказалась излишней.
После надлежащих приветствий гость изложил хозяину пещеры суть просьбы, сопроводив ее заветным кулечком.
— Тогда зачем откладывать, Владимир Николаевич? Я сейчас же проверю… — и с этими словами дракон выбрался на площадку и без плеска нырнул в черную воду. Через минуту с небольшим он выскочил обратно.
— Вы были правы, из-за упавших камней глубина прохода немного уменьшилась.
Последовало еще два захода, после чего чешуйчатый взяточник объявил, что все препятствия убраны.
— И еще одно, Таррот Гарринович. Разведка над морем сегодня не нужна, нужно узнать, что творится вот здесь… — на стол легла карта, — ведь скопление войск вы видите?
— Не вполне так, Владимир Николаевич, в темноте я могу почувствовать массы людей… своими методами. Вообще-то зрительная оценка точнее. А в темноте… скажем так: десяток от сотни отличу без труда, сотню от тысячи тоже…
— …и так далее. Понимаю, прекрасно понимаю. А металл? — при этом Семаков подумал о пушках.
— Вот это только на свету.
Семаков поблагодарил, распрощался и поспешил обратно в порт. За ночь предстояло забрать многочисленные посылки из портала. А еще в голове прочно поселилась мысль, что для доставки боеприпасов нужен иной способ.
