Глава 10
Семаков принял решение лишь по долгом обдумывании.
В результате двое «гардемаринов» были вызваны пред начальственные очи.
— Федор Федорович, Петр Христианович, из того, что я слышал, следует, что дело на редутах жаркое. Вам бы еще поучиться не худо, но времени на то нет. Вам, Петр Христианович, отдам в подчинение Максимушкина. А вам, Федор Федорович — Патрушева. Это мои самые меткие и самые знающие комендоры. Для гранатометов выбирать не самую близкую, но самую высокую позицию, дабы иметь возможность поражения целей в любом направлении по всему фронту. Помните, господа: ваша задача елико возможно повыбить всю неприятельскую артиллерию. А если заодно пехоту потеребите, так я на это согласен. Да и ваши соседи-артиллеристы противуречить не станут. Но берегите гранаты! Подвоз состоится лишь следующей ночью. Обращаю внимание, господа: ни в коем случае не подпускать неприятеля ближе, чем на триста шагов — на этой дистанции их штуцеры дадут возможность расстреливать защитников редута. Было уж такое, как мне докладывали. Постараюсь прислать кого-то из моих офицеров в помощь, однако… сами понимаете.
Про себя капитан второго ранга твердо решил, что при малейшей возможности вернет обратно комендоров на борт своего корабля, ибо без них любая атака любой морской цели становится делом сомнительным, чтоб не сказать хуже. Мало того: только «Морской дракон» был в состоянии обеспечить снабжение гранатометов боеприпасами. А потому и перспектива налета на Балаклавскую бухту пока что оставалась неясной.
У магистра Тифора вдруг прибавилось количество неотложных дел. Для начала он помог собрать два гранатомета; на это понадобился час времени. Пока он магией трансформации делал из брусков металла полноценные щиты для гранатометов, пришел рассыльный с запиской от Мариэлы. Почему-то его услуги понадобились в госпитале. Работу по нейтрализации негополя с него тоже никто не снимал.
Рассудив, что в госпитале ждет неотложнейшая из всех задач, он поспешил туда. Экипаж с Мариэлой подъехал к дверям одновременно с магистром (тот прибыл верхом).
Маг жизни не была настроена на долгие предисловия:
— Тифор, насколько я помню, вам читали основы магии смерти?
— Конечно. Это обязательная часть магистерских спецкурсов.
— У нас тут возникла угроза эпидемии. Обеззараживать воду вас учили?
— Стандартная операция. В чем вода? — деловито спросил универсал.
— В здешних бочках.
— Если ничем другим не заниматься, то берусь обработать, скажем, восемь бочек в день. Примерно. А если нужно больше, тогда дайте хорошие кристаллы.
— Вам какие нужны?
Рыжий не задумался ни на секунду:
— Лучше всего специализированные. На магию смерти и на магию воды.
— ?
— Ну да, потоки смерти плохо проникают сквозь воду. Ее приходится перемешивать в бочках. Кстати, хороший универсальный тоже сгодится. Но на магию смерти нужно нечто поболее, чем на воду. Мне ведь придется еще гасить потоки.
— Насчет кристаллов постараюсь договориться. Но это завтра. А обработать воду нужно прямо сейчас
— Срочное дело, выходит?
— Как понимаю, очень даже.
— Вы меня только сведите с нужным человеком.
Мариэла без долгих раздумий велела позвать к себе доктора фон Каде. Тот выслушал, покивал и осведомился:
— Тифор Ахмедович, что вам нужно, чтобы начать работу?
— Сами бочки с водой и что-то, чем сделать на них надпись. Желательно, чтобы потом ее можно было стереть.
— Мелок подойдет?
— А что это?
Через четверть часа дело пошло. Рыжий глядел на поверхность воды, чуть двигал пальцами, отчего посторонним наблюдателям (почему-то таковые сразу же отыскались) казалось, что содержимое бочки кипит, хотя пара никто не видел. После этого магистр выжидал, рисовал мелом кружок на боковине бочки и со словами: «из этой можно пить» переходил к следующей.
Мариэла между делом договорилась с Пироговым, что, дескать, обеззараживание бочек с водой господин магистр может производить и впредь, но если потребуется больше восьми бочек, то придется раскошелиться на…
— Я подпишу распоряжение на выдачу.
— А я займусь вчерашним пациентом.
Дракон, разумеется, попробовал ловить рыбу с хорошим кристаллом воды. Про себя Таррот отметил, что возможности сильно возросли: настолько, что после часовой охоты попалась добыча весом фунтов семьдесят пять. Такие рыбы в родных местах дракона не встречалось. Выглядело это создание, по мнению охотника, на редкость дико и уродливо. Правда, местные утверждали, что ядовитые рыбы в этом море не водятся, но эрудированный рыболов знал, что люди иной раз проявляют необыкновенную разборчивость в еде. Вполне возможно, подобное чудище полагают за несъедобное.
Пока дракон раздумывал, в его пещеру спустился Семаков.
— Доброй ночи, Таррот Гарринович.
— И вам, Владимир Николаевич. Посмотрите, что я поймал. У вас таких едят?
Крылатый уже научился неплохо ориентироваться в человеческой мимике. Ошибиться было нельзя: гость явно удивился.
— Это осетр, Таррот Гарринович. Считается вкусной и дорогой рыбой, особенно в это время года. Поздравляю с удачей.
— Вы хотите сказать, такую добычу можно продать?
— Ну конечно же; рубля два, самое меньшее.
Неожиданно хозяин пещеры сменил тему:
— Как себя чувствует маленький Костя?
— Спасибо. Он должен быть на попечении госпожи Мариэлы. Она его вылечит.
— Не окажете ли вы мне услугу?
— Какую именно?
— Как я понял, семья Кости живет… — дракон запнулся, явно пытаясь подобрать нужное слово, — не сытно. Вы не могли бы передать эту рыбу его матери? Или продать?
— Разумеется, могу. Последнее, пожалуй, лучше. Только как бы сделать, чтобы осетр сохранился…
— Это как раз просто. Я могу охладить рыбу. А если нужно, даже заморозить.
— Я пошлю моих людей, они продадут вашу добычу. Но услуга за услугу. Нам нужны сведения о кораблях наших противников вот… — на плоском камне стола разлеглась карта, — в этих местах…
Матросы с «Морского дракона» с трудом восстанавливали дыхание. Никто этому не удивился бы: очень уж нелегкой выглядела работа. Затащить гранатомет было не столь уж трудным (он и четырех пудов не весил), зато щит для него тащили ввосьмером, да и то с помощью слов, услышав которые, Тифор мог на мгновение заподозрить произнесение неких заклинаний, облегчающих работу. Впрочем, магистр-универсал, вероятнее всего, тут же отверг бы сию мысль, поскольку заранее знал, что в этом мире магии нет и быть не может.
Ящики с гранатами, правда, весили по три с половиной пуда, но их и было много: двадцать семь по счету.
Лейтенант Беккер командовал:
— Еще повыше! Левее! Установить. Теперь закрепить щит! Обложить камнями станину, чтоб не двигалась!
Ни разу не прозвучало слово «хорошо».
Прислуга только-только успела вытереть пот, как прозвучало:
— Гранатомет к бою товсь! — и командир побежал на позицию, которую посчитал наилучшей для себя. Она и вправду была хороша в смысле обзора, хотя на взгляд Максимушкина опасна для наблюдателя.
Комендор даже не стал раздавать команды подносчикам. Те и так знали очередность. Тароватов и Плесов принялись грузить приемные лотки новыми гранатами.
Воспользовавшись отсутствием офицера в непосредственной близости, Максимушкин, в свою очередь, начал командовать:
— Смирнов, оботри ладони о штаны: неровен час, из потных рук граната выскочит. Всем, ребятушки, поглядеть под ноги, камни убрать, чтоб пальцы не зашибить и не споткнуться.
В рассветный час звуки разносятся прекрасно. Наверное, поэтому от Беккера прозвучало визгливое:
— Ма-а-алчать!! Не сметь командовать в присутствии офицера!
Тишина на Волынском редуте длилась недолго. Вдалеке (версты полторы, если не больше) один за другим прозвучали взрывы. Матросы переглянулись. Все подумали одно и то же: соседский гранатомет начал обстрел. По некотором колебании лейтенант все же скомандовал:
— Дистанция три с половиной кабельтова! По крайней левой позиции… пали!
Все опытные артиллеристы-гранатометчики — а даже командира нельзя было назвать совсем уж неопытным — отметили про себя, что и звук, и зрелище от разрыва новых боеприпасов намного слабее, чем от старых. Отдать справедливость Беккеру: дистанция оказалась нащупанной лишь с небольшим недолетом.
После двух поправок командир гранатомета с чистой совестью отдал приказ на то, что позднее назовут беглым огнем. Руки Максимушкина прямо-таки летали по маховичкам и ползункам. Он не хуже, а то и лучше лейтенанта понимал, что чем больше вражеских орудий попадет под разрывы гранат, тем меньше возможностей у противника для ответа ядрами и бомбами и потому покрикивал:
— А ну, ребята, подавай, подавай шустрее! Да не раскорячивайся, держись за щитом. Быстрее, братва, шевели грабками!
Неприятельские артиллеристы отличались не только расторопностью, но и сообразительностью. Появление на русском редуте щита с чем-то непонятным за ним сразу же связалось с умах с новыми сверхмощными бомбами. Плотные облака порохового дыма встали над правым флангом. Особо внимательный и необремененный другими делами наблюдатель мог бы невооруженным взглядом заметить несущиеся ядра.
Не стоило удивляться, что огонь сосредоточился именно по подозрительному месту. Комендор только-только успел выкрикнуть: «За щит!», как ядра ударили в редут. Земля дрогнула под ногами русских артиллеристов.
Дзак-к-к-к!
Каменные осколки хлестнули по металлу щита почти одновременно, но дюймовая броня устояла.
— Наддай, ребятушки! — взывал Масимушкин. — Щас я их достану!
Несомненно, Беккер находился в наиопаснейшей позиции. Осколки не пощадили его мундира, но сам лейтенант был как заговоренный. И голос его не утерял силы:
— Опять раскомандовался?!! Десять линьков после боя!
Пожалуй, комендор проявил неоправданный оптимизм: правый фланг линии неприятельских орудий утонул в дыму и облаках пыли, целиться было куда как трудно. Даже после того, как Максимушкин прошелся гранатами по всем противостоящим Волынскому редуту батареям, не вся артиллерия оказалась подавленной.
Лейтенант увидел неприятельских пушкарей, перезаряжающих орудия, и завопил:
— Мажешь, скотина! Куда целишься, распросукин сын!!!
В дополнение к сказанному Беккер не упустил случая поупражняться в тонкостях русского языка. Отдать справедливость этому офицеру Российского флота: сказано было длинно и умело, причем без применения немецких слов.
Комендор не успел совсем чуть-чуть. Целых три бомбы подняли фонтаны земли совсем близко от гранатометной позиции, коротко прошипели и рванули. Ответный взрыв грянул с небольшим перелетом, но как раз это заметить было трудновато: дым снова скрыл цели.
Ситуация разом изменилась. Когда пыль осела, то оказалось, что пренебрежение опасностью недешево обошлось Беккеру: тот сидел на земле, зажимая обеими руками рану около колена. От боли офицер жмурился и ругался сквозь зубы.
— Лейтенанта ранило!
Комендор не смог распознать голос, но отреагировал мгновенно:
— Самсонов, Писаренко — перетяните рану и везите офицера до госпиталя. Тароватов — становись комендором. Я буду давать цели.
Двое матросов подскочили к раненому и понесли к повозке. По пути они приговаривали: «Ничё, вашбродь, доставим до госпиталя, а там авось Марья Захаровна возьмется. Уж она дело разумеет».
Сам же Максимушкин проскочил на позицию наблюдателя, однако и не подумал встать во весь рост, а вместо того залег в неглубокую выемку, всмотрелся и поднял правую руку.
Большой палец указал назад, потом левая рука отметила кончик указательного пальца.
Тароватов немедленно доказал, что недаром был выбран на должность. Он сдвинул ползунок на четверть деления влево и нажал на спуск. Как раз в это время порыв ветра убрал дымовые клубы.
— Накры-ы-ы-ыл!!!
Но Максимушкин не радовался вместе со всеми. Через мгновения последовал очередной знак: большой палец указал направо, ладонь рубанула воздух.
С этого момента прошло не более пяти минут — а на неприятельской батарее отвечать было уже некому.
Максимушкин, слегка пошатываясь, подошел к товарищам. Те тоже с некоторым трудом держались на ногах. Матросы с радостью сели бы на землю, но она была очень уж холодной.
— Ладно ты придумал со знаками, Тима.
— Точно, по делу. А ну-ка, повтори для всех.
— Не до того, ребята; надо бы мне щит осмотреть.
— Чего смотреть, дырок нет.
— Ан есть же. Тута.
— И не дырка вовсе, просто промяло железо.
— Так как ты показываешь недолет?
— А вот как… если, к примеру, сместить ползунок на полделения, тогда отмеряешь полпальца…
На Селенгинском редуте дело пошло с самого начала по-другому, но причины этого так и остались невыявленными. То ли неприятельские пушкари не сразу отреагировали на разрывы открытием ответного огня, то ли удачно легли гранаты — как бы то ни было, ответ с вражеских позиций, можно считать, не прилетел.
Поручик Боголепов громогласно похвалил прислугу за быстроту действий и меткость пальбы. А дальше он сделал то, до чего не додумался флотский комендор: послал донесение командиру редута с предложением сделать вылазку, пообещав поддержать ее гранатами. Но это предложение наткнулось на стену. Капитан второго ранга Выжеватов наотрез отказался выделить людей, упирая на отсутствие должных приказов от начальства. А таковых не дождались вплоть до темноты, когда уже было поздно.
Но сразу же по окончании пальбы от комендора Патрушева последовало:
— Ваше благородие, разрешите обратиться.
Поручик Боголепов был само благодушие:
— Обращайся, братец.
— Так что, ваше благородие, не взорвались две гранаты.
Хорошее настроение артиллерийского офицера немедленно начало увядать.
— Почем знаешь?
— Так ить две гранаты что слева, ушли, а те, что справа, так и остались. Такое было уж на Камчатском.
— Хорошо, что заметил, Патрушев.
— Рад стараться!
Начальство самого разного калибра, от командиров пушечных батарей до генерала Хрулева включительно, отметило более чем положительный эффект от появления гранатометов. На следующий день парламентеры под белым флагом прибыли на позиции перед люнетами и запросили перемирия ради вывоза раненых и убитых, но попавшие под обстрел неприятельские пушки так и остались на своих бывших позициях. Новые же линии артиллерии соорудили на порядочном отдалении — более версты.
Сверх того, англичане, шарившие по разгромленным позициям, нашли два одинаковых, довольно тяжелых (фунтов десять) и совершенно непонятных предмета, напоминавших небольшую, очень толстую и короткую ракету. Разумеется, находки со всеми предосторожностями доставили начальству.
Костя Киприанов как-то незаметно и быстро сделался любимцем громадной (на пятьдесят человек) палаты госпиталя. Хотя опекавший его фельдфебель грозным рыком отгонял тех, кто пытался дать поручения шустрому мальцу: нечего, мол, нарушать марьзахарнины предписания, но мелкий ухитрился стать нужным в другой части. Он умел не только читать, но и писать, а такого рода нагрузка не запрещалась. Тут же создалась небольшая очередь из желающих написать весточку родным. В этом деле помог старый (ему было целых сорок два года) боцман Сергеич. Хотя ему разрешалось ходить лишь на костылях, однако он неким таинственным образом ухитрился раздобыть порядочную стопку бумаги, пучок перьев и чернильницу. Стол соорудили из двух чурбаков и широкой доски. Правда, малый писал медленно, но и того хватило для уважения.
Заодно Сергеич взялся показать Косте разные морские узлы, а мелкий, в свою очередь добросовестно внимал и пытался повторить. Боцману это пришлось по душе, и он неоднократно вслух авторитетно утверждал, что с таким усердием Константин Киприанов в два счета вырастет из юнги до матроса, а там, глядишь, и до унтера дослужится.
Дополнительный авторитет Косте придали посетители. Одним из них был капитан второго ранга Семаков (а о нем слыхали, хотя далеко не все знали в лицо), который пожелал мальчишке поправляться и небрежно заметил, что «тот самый моряк, с которым ты дружен, поймал большую рыбу, а мои матросы ее продали за два рубля, деньги же отослали твоей матушке». Эти слова услышали и запомнили.
Второй знак общественному мнению был подан лично Марьей Захаровной. Дело было не в том, что она навестила раненого: такой чести удостаивались все. Но она ласково погладила Костю по пушистым (голову ему вымыли щелоком) волосам, похвалила за примерное поведение — видимо, имелось в виду, что маленький пациент не носился бегом по коридорам госпиталя — и добавила слова, которые «опчество» также запомнило:
— Твой нос я обязательно вылечу, просто сейчас у меня много другой срочной работы.
Разумеется, по уходе госпожи доктора все взгляды обратились на мальчишеский нос, который, как уже говорилось, по виду ничем не отличался от носов у личностей того же возраста. Ну разве что веснушки на нем отсутствовали. Костя, заметив такое внимание, смутился, покраснел и невнятно объяснил, что, дескать, сейчас нос ничего не чует, а Марья Захаровна посулила исцелить.
Многоуважаемый Хорот прибыл на очередное совещание с чувством гордости и удовлетворения. Во всяком случае, выражение его лица именно об этом и говорило. Также вслед за ним четверо подмастерьев не без труда втащили тяжелый ящик.
На стол выложили продукцию. Первым были пистолет и винтовка. Для сравнения радом легли старые образцы. У новых образцов ствол быть чуть длиннее, а на конце их имелись поперечные вертикальные прорези — по пяти с каждой стороны.
— Вот, специально для приглушения звука, — небрежно заметил оружейник, — можно было отверстий насверлить, но прорези легче делать с помощью телепортации. Чуть удлинили стволы ради сохранения точности.
Разумеется, Хорота со всей учтивостью попросили продемонстрировать возможности. Тот, явно ожидая такую просьбу, подхватил пистолеты и винтовки (старые и новые), жестом пригласил участников совещания следовать за ним и вышел на открытое пространство.
В эффекте никто не усомнился. Вместо звонкого «чпок» оружие с прорезями издавало глухое «пхук», которое было едва ли не тише металлического лязга затворов.
По возвращении участников обратно в комнату Хорот продолжил с невыносимым самомнением на грани высокомерия:
— Как мне представляется, отсылать следует не оружие, а лишь стволы. Наши заказчики и сами сумеют заменить старые на новые.
По этому вопросу разногласий не было.
— Что же касается заказа на скорострелку, то мои подмастерья предложили три варианта конструкции. Вот они.
На вид это были те же самозарядные винтовки, но с увеличенной длиной ствола. Да еще казенная часть выглядела заметно толще.
Председательствующий не поставил себе в труд подняться, подойти, рассмотреть образцы как следует и даже повертеть их в руках. Увидя это, остальные также столпились вокруг винтовок.
— Они длиннее и тяжелее.
— Совершенно верно, более длинный ствол дает возможность лучше прицелиться. Так просил заказчик. Тяжесть не имеет значения: с этим оружием солдат бегать не будет. Тоже оговорено нашими партнерами. Мы поставили пирит большего размера, теперь ресурс по выстрелам составляет примерно восемнадцать тысяч пуль, а не полторы тысячи, как у самозарядных.
— Все три одинаковы, я вижу разницу лишь в магазинах.
— Совершенно верно, Сарат, механизм подачи пуль в ствол одинаков. Но, по моему мнению, лишь опыт применения может дать ответ: какой вариант более удобен. Инструкции к этим скорострелкам: вот, вот и вот. Да, и еще по три запасных магазина к каждой. Но это не все.
Подбородок у мастера задрался еще выше, хотя это предполагалось невозможным.
— Побочным результатом наших работ получился агрегат, который сам изготавливает пули. Без вмешательства человека!
Участники совещания переглянулись.
— Дорогой Хорот, будьте так добры, сообщите нам подробности, — совершенно невыразительным голосом произнес Шахур.
Сарат почти незаметно поморщился: старый товарищ чуть-чуть опередил с репликой. Высокопочтенный собирался спросить то же самое и, весьма вероятно, в тех же выражениях.
— Я с моими подмастерьями доказал, что возможно производство одинаковых деталей без участия человека. Для этого выбрали массовое производство — в данном случае изготовление пуль. Потребны всего лишь три кристалла и две оправы для управления. Кстати сказать, кристаллы подготовил и отладил почтенный Митен. Если потребуются тонкие детали конструкции, его можно вызвать.
— Пока в том нет нужды, дорогой Хорот.
— Принципы вот какие. От прутка свинца один кристалл отсекает кусок заранее заданного размера, второй кристалл формирует пулю, та падает в ящик для готовой продукции. Одновременно тот же кристалл дает сигнал на оправу. Та, в свою очередь, сигнализирует третьему кристаллу, что надо сдвинуть пруток и по завершении этого движения приводит в движение рычажок, который нажимает на вторую оправу, а это сигнализирует о повторении цикла. Кстати, предусмотрена остановка механизма, если свинец заканчивается. И вот результат: три тысячи пуль.
Оружейник с видимым усилием вытащил из ящика небольшой, но увесистый ларец и ткнул в него пальцем.
— И еще один вопрос, глубокоуважаемый: насколько быстро эта новая винтовка стреляет?
— Мы, разумеется, измерили: круглым счетом, четыреста пуль в минуту.
Шахур, как всегда, выступил с критикой:
— Ваш этот… ящичек или ларец, назовите, как хотите… он по размеру не пройдет в портал. И потом: он настолько тяжел, что к нему просто необходимо приделать ручки для переноски.
Самонадеянность Хорота не потускнела:
— Мы, разумеется, учтем ваше пожелание, но прошу принять во внимание: означенный ларец с самого начала предназначался лишь для демонстрации, не для отсылки заказчику.
Выступления были хотя и положительными, но осторожными: решительно все заметили, что лишь практика в состоянии дать окончательный ответ о степени пригодности разработки.
Сарат также восхвалил таланты механиков. Сам же он подумал о необходимости написать Малаху письмо со списком вопросов и предложений.
