Глава 21
Сентябрь 1963 г. Симеиз, Ялта
— А ведь он меня после войны в гости звал в Ленинград, — задумчиво проговорил Павел, сверля мрачным взглядом ковровую дорожку между кроватями. — А я вот не поехал. Поленился.
— Меня он тоже в гости звал. Про дворцы рассказывал, проспекты. Конечно, еще до того, как НКВД сдал. И я, как реабилитировался, деньжат скопил и поехал. Разыскал улицу, адрес-то он мне сто раз называл, я запомнил, он не думал, наверное, что доживу, надеялся, что сдохну в лагере или расстреляют. Да вот выжил я. Разыскал улицу, а вот дома не нашел. Разбомбили дом, — с сожалением проговорил Василий. — Но я мужик настырный. Дал запрос в справочное, пришлось подождать. Я в это время по музеям и дворцам гуляю, отдыхаю, значит, культурно, а сам жду не дождусь, когда же мне Ваньку Скороходова на блюдечке поднесут. И дождался. Иван, оказывается, в Москву перебрался. А у меня уже и отпуск заканчивается, и деньги. Пришлось возвращаться не солоно хлебавши. Вот думаю на следующий год попробовать его в столице отыскать.
— В Москве, говоришь? А ведь мне в Москве пересадку делать. Полдня между поездами…
— Не успеешь ты за полдня, — покачал головой Василий. — Я вот в Ленинграде был, большущий город, а Москва и того больше.
Но Павел это замечание мимо ушей пропустил. Василий ему не товарищ в этом деле, а конкурент. Зря он вообще при нем про Москву сболтнул, да теперь уж поздно.
Следующие дни Павел прожил на автомате. Ел, пил, гулял, посещал процедуры. А сам все про медальон думал, и о том, как он глупо Ваньке проболтался. И как тот слушал про медальон, и какой он подлец и вор, и где искать его теперь. И нужно ли его искать? Ведь живет он столько лет без этого медальона, и ничего. Вспоминает, конечно, но ведь не искал, как Курносов, жил себе спокойно. Нет, искать, обязательно искать! Найти и отобрать, а то еще и в милицию заявить. Впрочем, насчет милиции Павел уверен не был. Медальон Скороходов не у него отнял, а у Курносова. Тот еще ведь узнает и свидетелей приплетет, сам говорил, что у него медальон многие видели, а у Павла кто? Жена Маруся да теща-покойница? Нет. Тут иначе как-то надо. Хитро. Вот-вот, не силой, а хитростью. Павел приободрился. Хитрить он не очень умел, да и Скороходов не семи пядей во лбу, хоть и сволочь последняя. В общем, через три дня Павел как-то повеселел, преобразился.
А спустя два дня даже в Ялту выбрался за компанию со своим новым соседом, начальником леспромхоза из Вологды. После обеда сели на автобус и в город. Очень уж хотелось Игнату Романовичу Ялту посмотреть, к тому же у него с собой фотоаппарат был, так он обещал жене фотографии привезти с отдыха.
— Слышь, Терентич, давай по мороженому, а? — Увидев тележку под зонтиком, предложил Игнат Романович. — Я как в тридцать четвертом первый раз его попробовал, так с тех пор сам не свой до мороженого, особенно сахарные трубочки уважаю. Нету? Ну, тогда стаканчик сливочный.
— Вон лавочка. Давай присядем, а потом я тебя сниму на фоне набережной, фотографии дома напечатаю и тебе письмом вышлю. — Поправляя на груди фотоаппарат в кожаном чехле, уговаривал Игнат Романович. — Новенький, — пояснил, поглаживая его с любовью. —«Смена», последняя модель. Зять с дочкой перед отъездом подарили. Раньше-то у меня «Зенит» был, еще довоенный, на работе премировали. Тоже хороший, но этот ни в какое сравнение не идет, — лакомясь мороженым, рассказывал сосед.
Вот тут-то Павел его и увидел. Шел он, не спеша, по набережной с какой-то моложавой дамочкой под ручку. Дамочка была в модном платье с пышной юбкой и с зонтиком. И очень уж оценивающие взгляды на проходящих мимо мужчин бросала. А Иван вышагивал важно, по сторонам не глядел, словно павлин, грудь вперед, шляпа на макушке. Сам в белой пиджачной паре. Барин этакий.
В себя Павел пришел от потрясения, только когда почувствовал, что его кто-то за рукав трясет.
— Павел Терентьевич, да вы что, призрак, что ли, увидели? — Тряс его за рукав обиженный Игнат Романович. — Я уж зову, зову. Идемте фотографироваться, пока темнеть не начало.
— Я… я вроде знакомого одного увидел, думал, погиб он, а вот поди ж ты. — Поднимаясь со скамьи и стряхивая с себя руку Игната Романовича, торопливо говорил Павел. — Вы уж меня извините. Догнать мне его надо, а то опять потеряемся. — И он поспешил по набережной вслед за плавно удаляющейся парой.
Нет, Павел заговаривать со Скороходовым не собирался. Не такой дурак. Сперва надо проследить, где тот остановился, а уж потом не спеша, на досуге, решить, как быть дальше. Но это ж надо, какие судьба шутки с ними шутит, собрала всех троих в Ялте, как на заказ. Павел догнал пару и, пристроившись вслед, неторопливо двинулся за ними вдоль моря, а затем по аллее, на бульвар.
— Ваня, давай в ресторан зайдем, — услышал Павел капризный голос женщины, он уже достаточно долго шел за ними и понял, что это его жена. Что-то уж больно молодая, конечно, по Ванькиным рассказам, ей должно быть лет пятьдесят как минимум, а тут не больше сорока. Развелся со старой, что ли?
— Валя, давай закончим на сегодня, устал я, да и нога ноет, — пожаловался Иван, и Павел только тут заметил, что Скороходов едва заметно прихрамывает.
— Ну вот, всегда с тобой так, — рассердилась Валя. — Что это за отдых, каждый вечер в номере сидеть и на процедуры ходить. Ни на танцы тебя не вытащить, ни в кино. Все бы тебе на лавочке сидеть с газетой, а то еще «козла» в домино со старичьем забивать. Я с тобой отдыхать больше не поеду, мне этих удовольствий и дома хватает.
Павел усмехнулся. Ай да Иван, женился на молодухе, теперь давай отдувайся.
— Еще чего! — Тут же взвился Иван в ответ на угрозу жены. — Мне, как ответственному работнику, не солидно без жены на отдых ездить.
«Скажите, пожалуйста, ответственный работник, — фыркнул презрительно Павел. Опять небось по продовольственной части устроился, герой войны».
— Ерунда это все, — вильнула юбкой Валя. — Это опять твоя ревность глупая. Уж сколько вместе живем, а ты никак не успокоишься.
— Одна отдыхать не поедешь, и точка, — коротко обрубил ее Иван, и Валя лишь вздохнула, дернув плечиком.
— Ну, хоть в кино пошли, вон видишь афишу, картина новая идет. «Три плюс два».
— Ладно. Пошли в кино, — буркнул, сдаваясь, Иван, и Павлу ничего не оставалось, как отправиться следом.
А после сеанса Павел, уже порядком уставший, сел вместе с супругами на автобус и доехал до санатория «Нижняя Ореанда», дальше ворот его, понятно, не пустили. А потом пришлось еще с получаса следующего автобуса ждать, а потом в свой санаторий добираться. Вернулся в номер без сил, а там Игнат Романович с расспросами, пришлось отдуваться. Голова от усталости уже не соображала, и Павел, махнув рукой на конспирацию, поведал соседу по номеру, что встретил земляка, с которым после фронта так ни разу и не виделись, что стал земляк большим начальником и в Москву переехал. Фамилию, правда, называть не стал. Да и какое кому дело до фамилии?
Уснул Павел мгновенно, спал тревожно и проснулся не в настроении. Хорошо еще, Игнат Романович, неугомонная душа, с утра на море отправился, до завтрака морские ванны принимать.
— Доброе утро, — присаживаясь за стол, улыбнулся присутствующим Игнат Романович, Павел как раз завтрак заканчивал. — Ох и водица сегодня! Прямо лет на десять помолодел. А вы, дамы, не купаетесь по утрам?
— Ну что вы. Глупости и баловство это ваше утреннее купание, только мальчишкам впору, — отмахнулась Варвара Григорьевна. — Мне врачи не советуют, да и вам, кстати, тоже в вашем-то возрасте. И потом, сперва должен быть плотный завтрак, потом процедуры, вода и воздух как раз прогреваются до оптимальной температуры, и вот тут вот в самый раз, но все равно положено не больше чем два раза по пятнадцать минут принять морские ванны, перемежая их с солнечными.
Игнат Романович вежливо покивал и обернулся к другой соседке.
— А вы что скажете, Альбина Сергеевна? Не желаете составить мне компанию?
— Может быть, — кокетливо улыбнулась Альбина Сергеевна, чем тут же заслужила неодобрительный взгляд и суровое покашливание Варвары Григорьевны.
— Значит, завтра я за вами зайду часиков в восемь, а то Павел Терентьевич никак не желает мне компанию составить. Вчера вот вернулся ночь-полночь уставший, сегодня спал чуть не до самого завтрака. Я уж и будить не отважился.
— А где же это он так поздно загулялся? — с милой улыбкой спросила Альбина Сергеевна, поворачиваясь к насупленно молчавшему Павлу.
— Представьте, вчера, когда по набережной в Ялте гуляли, повстречал своего фронтового товарища. Да еще земляка к тому же…
— Земляка, говорите? Да еще и фронтового товарища? — раздался за спиной у Павла заинтересованный голос.
— Ой, познакомьтесь, пожалуйста, — поспешила представить Альбина Сергеевна. — Василий Петрович, а это вот Варвара Григорьевна, Игнат Романович и…
— А с Павлом Терентьевичем мы знакомы, мы ведь с ним тоже земляки и тоже ведь воевали вместе, — пододвигая себе из-за соседнего столика свободный стул, с бодрой улыбкой поведал Василий.
— Надо же! Вот это да! Да за это же выпить надо, эх, жаль за завтраком не подают! — Искренне огорчился Игнат Романович.
— А как звали того земляка, что Павел Терентьевич вчера в Ялте встретил? — Все тем же теплым дружеским тоном поинтересовался Курносов.
Павел на протяжении всего разговора досадливо молчал, но на него отчего-то никто не обращал внимания.
— Ох, я и не знаю. Но Павел Терентьевич сказал, что он нынче большим начальником стал и из Ленинграда в Москву переехал.
— Да что вы? — Наигранно удивился Курносов и на этот раз обернулся к Павлу. — Неужто судьба нас свела с Иваном Скороходовым, это ж какая удача, а мы-то буквально на днях о нем вспоминали, сожалели, что потерялись после войны, а тут вот ведь какая счастливая неожиданность, — всплеснул руками с наигранной радостью Курносов. — Альбина Сергеевна, вы уж не обижайтесь, но очень мне хочется новости о земляке послушать, идите пока на пляж одна, а я скоро буду.
— Конечно, конечно. Не торопитесь, я вязанье с собой взяла, а увидеться мы можем и после обеда. — И эта милая женщина, кивнув всем на прощание, покинула столовую.
— Ну надо же какая встреча, — дожевав сырник и с шумом его проглотив, включилась в беседу Варвара Григорьевна. — Вот у нас тоже случай был, у нашего мастера цеха…
Договорить ей не дал Курносов, он вообще умел с людьми не церемониться, но те отчего-то не обижались.
— Простите, что прерываю, многоуважаемая Варвара Григорьевна, но мы с Павлом Терентьевичем вас покинем, а вы уж Игнату Романовичу дорасскажите, — вставая и беря Павла под руку, распорядился Курносов. — Идем Павел, все расскажешь, просто не терпится узнать, как там наш дорогой друг Иван поживает.
Пришлось идти. А что делать? Бежать глупо, отпираться тоже. Да к тому же мелькнула у Павла мыслишка, что можно было бы Василия использовать для собственной выгоды. Он, конечно, не дурак, но сам говорил, что доверчивый слишком. Вот этим-то его качеством вполне можно воспользоваться.
— Ну, рассказывай, Павел, как это тебе так повезло несказанно, — выводя Павла на крыльцо санатория, велел Василий сухим, деловитым голосом. — Давай прогуляемся с тобой, чтобы на виду у всех не маячить, а то не дай бог соседка твоя по столовой нагрянет, не отвяжемся.
— Случайно я его увидел в Ялте на набережной, когда мы с Игнатом Романовичем на скамейке мороженое ели. Шел со своей женой, я даже не сразу узнал его, потом уж вдогонку побежал.
— И что же поведал наш дорогой друг Иван Скороходов? — закуривая папиросу, с едва уловимой язвительностью спросил Курносов.
— Да ничего. Не стал я к нему подходить, посмотрел издали, узнал, где живет, — пожал плечами Павел.
— Ай да хитрец! Ай да пройдоха! — неожиданно рассмеялся Василий. — Не ожидал, вот уж не ожидал!
— Хватит ржать-то, — одернул его Павел.
Ему отчего-то веселье Курносова было неприятно, особенно его похвала, точнее, насмешка. А что, он Павла законченным идиотом считал?
— Извини, — тут же остановился Василий. — Это я не над тобой, а так, от радости. Так где он остановился?
— В санатории «Новая Ореанда», чуть ближе к Ялте, чем мы, располагается. Но на территорию нас с тобой все равно не пустят, у них там строго, по пропускам.
— Везде строго и по пропускам, — задумчиво протянул Василий, усиленно дымя папиросой, и от его худого, скуластого лица тянуло ледяным холодом. — Завтра с утра поедем на разведку, осмотрим территорию, авось забор где-нибудь прохудился.
— Ты чего задумал, Василий? — с наигранной тревогой спросил Павел.
Павел хорошо помнил, как Курносов, вытащив его из окружения, двинул ему автоматом в висок и снял с беспомощного медальон. Пора бы накормить дорогого друга его собственной кашей.
— Для начала разузнаем, что к чему. А там попробуем подобру-поздорову побеседовать. Очень мне хочется в глаза ему заглянуть.
Про медальон Василий ни слова не сказал, а Павел решил не спрашивать. В конце концов, у Курносова к Скороходову свои счеты. Может, и разойдутся они по-хорошему. Павлу медальон, Ивану по морде, а Василию моральное удовлетворение. Ну а нет… там видно будет.
Утром они раненько позавтракали, автобусом добрались до Ореанды и уже в начале одиннадцатого были на месте.
— Уф, как жарко сегодня, — пыхтел Павел, стоя на солнцепеке. — И чего мы с самого утра поперлись, не могли вечером по холодку поехать, и процедуры пропустим.
— Экий ты нежный, — криво усмехнулся Курносов. — Лично я на всю жизнь в лагерях намерзся, на лесозаготовках в сорокаградусный мороз да на пустой желудок. И потом, с утра все проще, потому как на темные дела люди по ночам ходят, а если среди бела дня на чужую территорию заберемся, там и не дернется никто. К тому же отдыхающие сейчас или на пляже, или на процедурах, персонал весь занят, самое время. Никто к нам присматриваться не будет, а если и присмотрится, подумают, что новенькие. А санаторий-то у них небольшой и не для простых граждан. Мне сегодня с утра сестричка знакомая рассказала. Тут у них деятели искусств отдыхают заслуженные, ученые всякие и начальство, конечно. — Задумчиво протянул Василий, разглядывая территорию сквозь зеленые железные ворота. — Ладно, пойдем прогуляемся вдоль забора, пока нас не заметил никто.
И они пошли. Забор был высокий, добротный, и пока они шли вдоль дороги, никаких изъянов в нем не заметили, а вот когда он к морю свернул, тут пошли заросли цепкого колючего кустарника, и глазастый, юркий, словно угорь, Курносов очень скоро заприметил тропинку, а в конце нее и дырку в заборе.
— Ну вот, — вылезая по ту сторону забора и поправляя ремень на брюках, довольно улыбнулся Василий. — Полдела сделано, осталось Скороходова разыскать.
У Павла так и вертелось на языке: а может, ну эти розыски, залезть бы к нему в номер, разыскать медальон, да и ходу. Но, во-первых, медальон один, а их с Курносовым двое, а во-вторых, Ванька его наверняка с груди не снимает. «Интересно, что он молодой жене про фотографию княжны врет?» — зло подумал Павел и молча потопал вслед за Курносовым.
— Ты смотри, как у них тут славно, розами пахнет, скульптуры, девушка с веслом, беседка, — неспешно идя по дорожке, делился Василий. — Дорожки чистенькие, нигде ни травинки, в холле небось ковер, вот увидишь, и фонтанчик, например, наподобие Бахчисарайского. Не ездил в Бахчисарай на экскурсию? А зря, съезди. Красиво.
— Слушай, — не выдержал наконец этой пустой болтовни Павел, — может, хватит уже попусту балаболить? Давай Скороходова разыщем быстренько, пока нас с тобой не задержали.
— Вот-вот. Если мы с тобой будем, как две гончие с озабоченным видом по санаторию носиться, задержат непременно, — покивал головой Василий и любезно раскланялся с проходившей мимо дамочкой в пляжном халате. — А ты расслабься, дыши воздухом, он здесь целебный. А тем временем мы до главного корпуса дойдем, — крутя перед собственным носом какой-то пушистой розовой веточкой, которую он только что сорвал с дерева, наставлял его Курносов. — Давай лучше вот о чем подумаем: как мы дальше действовать будем?
— А как? — напрягся внутренне Павел.
Василий скосил на него глаза и криво усмехнулся.
— Ты ведь небось хочешь, прежде всего, медальончик свой вернуть?
Павел решительно кивнул, в конце концов, Курносов прав. Медальон именно его. Ему подарила медальон княжна. А все остальные просто воры.
— Ладно. Забирай. Твоя собственность, я уж и так был не прав тогда на фронте, просто перемкнуло от всех этих переживаний. Как наваждение вдруг нашло, — твердо сказал Василий, и Павел, удивляясь самому себе, взглянул на него с благодарностью. — А мне хотелось бы побеседовать с товарищем замполитом, в глаза ему заглянуть. А потому подождем его возле корпуса, когда Скороходов на обед пойдет, только постоим в сторонке, чтобы он заранее нас не заприметил и не сбежал. А при посторонних он скандалить не станет, не захочет шум поднимать.
И они не спеша дошли до главного корпуса, выяснили, во сколько обед, у одного отдыхающего и продолжили как ни в чем не бывало прогуливаться по парку.
— Сейчас они стекаться начнут в корпус, — взглянув на часы, собранно проговорил Василий. — Пойдем, встанем поближе к входу.
Ивана они едва не пропустили, Павел его только благодаря Вале и узнал.
— Смотри, вон, в темных очках и клетчатой голубой рубашке, — толкнул Курносова в бок Павел.
— Ты смотри, какой франт. А кто это с ним?
— Я же тебе говорил, жена, — шепнул Павел, явно нервничая.
Эх, надо было ему самому с Иваном… теперь добром не кончится, еще не дай бог в милицию сдадут за незаконное проникновение на территорию, и вообще.
— Иван Сидорович? — окликнул звучным голосом уже подходившего к дверям Скороходова Василий. — Скороходов?
Иван обернулся, беззаботно оглядываясь, очки он только что снял и зацепил дужкой за ворот рубашки, так что лицо его теперь было хорошо видно.
— Ну, здравствуй, фронтовой друг! — шагая ему навстречу с протянутой рукой, проговорил Курносов, и Павел увидел, как у Ивана лицо дрогнуло то ли от страха, то ли от неожиданности, но уж не от радости точно.
— Да ты что, Иван? — громко, весело говорил Василий, оглядываясь на собравшуюся возле входа небольшую толпу. — Не рад фронтовым товарищам? Ведь такая встреча! Или ты что, из-за того переживаешь, что бросил нас тогда в окружении, а сам деру? Да брось! Война все списала, а то, что там ребята из нашей роты полегли почти все до единого, ну что ж… война.
Павел недоуменно слушал Василия, пытаясь понять, о какой роте и каком окружении идет речь. Ему Курносов ничего такого не рассказывал. Да и Ванька Скороходов выглядел каким-то огорошенным, хотя лицо его и начинало наливаться нехорошей краснотой.
— Ваня, это кто? Это твои однополчане? — пытаясь понять, что происходит и почему муж молчит и краснеет, спрашивала Валя.
Выглядела она сегодня очень эффектно. В коротких шортиках, словно не взрослая женщина, а девчонка какая-нибудь. Кофточка на животе узлом завязана, на голове огромная шляпа.
Даже дочка его Людмилка так бы не вырядилась, не говоря уж о Марусе. Вот уж нашел себе Ванька вертихвостку!
— Василий, — наконец произнес ледяным голосом Иван, оглядывая со злостью собравшуюся на террасе перед корпусом небольшую толпу.
— Узнал наконец! — развел руками Василий, словно приглашая присутствующих порадоваться вместе с ними. — Эх, Иван, сколько лет-то прошло, а ведь как вчера было. Помнишь? — Теперь в голосе Василия прозвучали едва заметные угрожающие нотки, и Иван очнулся окончательно.
— Идем ко мне, такую встречу отметить надо, — вовсе нелюбезным тоном проговорил Скороходов. — Ах да. Ты, Валя, иди в столовую, я попозже подойду.
— Как же я пойду, мне же переодеться надо, — не уловила настроения мужа Валентина.
— Иди, — прошипел он и буквально подтолкнул ее к дверям, отдыхающие тем временем уже рассосались, и подходившие сейчас к корпусу уже не обращали на Ивана и его гостей внимания.
Василий был прав. Посреди холла лежал ковер, в глубине журчал фонтан, вокруг радовали глаз мраморные колонны. Иван с Василием шли к лифтам, Павел шагал сзади, чувствуя себя пятым колесом в телеге. Останься он сейчас на террасе, они бы и не заметили, вон идут, только что за горло друг друга не хватают.
Когда Скороходов открывал дверь номера, руки его ходили ходуном, едва ключом в скважину попал. Василий же только прожигал его ледяным взглядом, да желваки у него ходили так, что смотреть страшно. «Не поубивали бы друг друга», — испугался вдруг Павел.
В номер вошли молча, Иван первым, за ним Василий, Павел вошел последним, прикрыл плотно дверь. И тут случилось то, чего он больше всего боялся. Иван вдруг кинулся на Курносова, сжав зубы, бешено сверкая глазами, в полной, от того еще более жуткой, тишине. Павел схватился за косяк, не зная, что делать. Иван был крупнее и выше Курносова, но Василий не растерялся, он дал Ивану кулаком под дых, и тот, согнувшись, повалился на кровать. Странно было смотреть, как седые, солидные люди мутузят друг друга, как мальчишки.
— Что, Иван Сидорович, язва? Болезнь больших начальников и подлецов, — встряхивая руку, поинтересовался ровным голосом Василий.
— Сволочь, — едва переводя дыхание, прошипел Иван.
— Слышь, Павел, посмотри ему чего-нибудь из таблеток, — распорядился Курносов, присаживаясь на соседнюю кровать. — Вон таблетки на тумбочке.
— Что я должен смотреть? Я что, врач, что ли? — огрызнулся обиженно Павел.
Но Скороходов уже садился на кровати, хоть и бледный, однако же все еще злой.
— Что, Павлуха, переметнулся к этой сволочи, предал старого друга? — глядя на Павла исподлобья, презрительно спросил Иван. — Забыл, как он тебя чуть не убил в восемнадцатом, как он обокрал тебя два раза? А? Что молчишь?
Павел и правда молчал. Потому что в изложении Ивана его с Курносовым отношения выглядели совсем не так, как их представлял сам Курносов. Выходило, что он, старый дурень, предал давнего дружка-товарища, а ради кого? Ради несостоявшегося своего убийцы и дважды вора? И Павел почувствовал, как наливается злостью. Вот хитрая сволочь, как все повернул, как запутал! Он обернулся к Курносову, а тот спокойно сидел на кровати, положив ногу на ногу и криво усмехаясь, смотрел на Скороходова, словно Павла в комнате и вовсе не было. Павла аж затрясло от возмущения.
— Что ты, Лушин, вибрируешь и глазами меня грызешь? — Заметил его наконец Курносов. — Простая ты душа, даже стыдно, что я тогда тебя за врага трудового народа посчитал. Ты ведь не царскую дочку жалел, что на крови народной росла, а просто человека. Но тогда я был слишком молод, горяч, и было для меня только два цвета — красный и белый, а жизнь, она много сложнее оказалась. Вот ты, Скороходов, цвета серо-зеленого, как плесень. Потому что плесень и есть. — Он вздохнул, а Павел, так ни слова и не сказав, опять задумался.
— Ты мне тут про плесень не рассуждай, на тебе две судимости, и никакой ты не герой, а враг народа. А за то, что ты меня перед всеми отдыхающими сейчас опозорил, я тебя к ответственности за клевету привлеку и заставлю извиняться на собрании всего санатория! А то, может, еще и срок организую! Ты, гнида, еще не знаешь, с кем связался! — грозно рявкнул Иван Скороходов.
– Да нет, Вань. Все я о тебе знаю. И даже больше, чем ты себе вообразить можешь, — доставая из пачки новую папиросу и закуривая, проговорил Василий, выпуская в лицо Скороходову струю сизого едкого дыма, так что тот даже поморщился. — Извини, к дорогим сигаретам не привык. А что касается судимости, так меня полностью реабилитировали. Это раз. Доносик твой в моем деле до сих пор болтается. Это два. А еще, и это уже будет три, у тестя твоего, Николая Дмитриевича, — при этих словах Иван заметно побледнел и даже как-то дернулся, — брат был, кадровый военный, так вот его по доносу какой-то штабной сволочи, вроде политрука, в тридцать седьмом расстреляли. Если он, Ваня, о твоих старых делишках проведает, даст он тебе пинка не только из своей квартиры в многоэтажном Доме на набережной, но и из Москвы, и поедешь ты, Ваня, вторым секретарем горкома в какой-нибудь, скажем, Вышний Волочек, и это еще в лучшем случае, а то, может, и простым инструктором райкома. Жена твоя Валя с тобой, конечно, тут же разведется, потому что сытая жизнь у папочки под крылом ей дороже, чем старый неудачник. Дочь твоя старшая и так с тобой не разговаривает, осталась в Ленинграде и даже писем не пишет, не может забыть, как ты через три месяца после смерти ее матери второй раз женился. Сын тоже своей жизнью живет. Так что останешься ты один на старости лет в провинциальной глуши, пить начнешь, печень посадишь и загнешься года через два-три. А потому, Ваня, сиди тихо и не пыли, а то жена твоя Валя может случайно о чем-нибудь догадаться.
Видно, Курносов все правильно изложил, потому что у Ивана даже руки ходуном заходили.
— Ты как, гнида, все вынюхал? Ты что, следил за мной? Урка вонючая!
— Фу, какой слог, а еще партийный работник, — сморщился насмешливо Василий. — Ты вот что, Иван, чем гадать, что да как, верни для начала Павлу медальон, а уж потом мы продолжим нашу беседу, а то он, видишь ли, сильно по этому поводу переживает. А я ему обещал, что медальон к нему вернется, к законному владельцу.
Павел, который все это время хмуро слушал их беседу, пытаясь разобраться, кто из них прав и кто ему друг, встрепенулся и решительно шагнул вперед.
— Верни медальон, Иван.
— Медальон? — протянул Иван, издевательски тараща на него глаза.
Вот тут Павел ясно понял, кто ему друг.
— Верни, Иван. Она мне его подарила. Что бы ты себе ни придумывал. Так что верни, а то хуже будет. Я же и в милицию могу заявить, а Василий вот подтвердит, что ты его украл. — И он бросил короткий неуверенный взгляд на Курносова, но тот молча и твердо кивнул в ответ.
— Ах, вот как? Друга за золотую финтифлюшку продал? Дешево. А ведь ты небось коммунист? Интересно, как в твоей партячейке посмотрят на то, что ты столь самозабвенно хранишь царские побрякушки?
— А ты за мою партячейку не переживай, — осмелел Павел, чувствуя за спиной поддержку Курносова, все же, что ни говори, а мужик он был крутой, рисковый. Да и Скороходова совершенно не боялся. А вот тот — совсем наоборот.
— Нету у меня медальона, на, посмотри! — Неожиданно распахивая рубашку, воскликнул Иван. — Нету.
Павел как громом пораженный смотрел на его голую, покрытую седым волосом грудь.
— Как же… Куда?..
— Да никуда. А чтобы на пляже с вопросами не лезли, — с ленивым спокойствием проговорил Курносов, туша в красной стеклянной пепельнице окурок. — Ты, Паш, к нему в чемоданчик загляни, под подкладочку или в кармашек на молнии, если таковой имеется, — посоветовал он. — С такой вещицей надолго не расстанешься. Невозможно.
Павел полез под кровать.
— Да нет. Не там. — Остановил его Василий. — В коридоре, в шкафу посмотри. Или на шкафу.
Павел стащил со шкафа модный импортный чемодан на молнии и принес в комнату.
Дрожащими от счастья и волнения руками он достал из заколотого булавкой кармана медальон. Тяжелый, отливающий желтым матовым блеском, гладкий, как будто его все эти годы омывали морские волны. Не замечая выступивших на глазах слез и следящих за ним взглядами Курносова с Иваном, он надел цепочку на шею и, ощутив на груди давно забытую теплую тяжесть, прикрыл глаза, испытывая ни с чем не сравнимое чувство блаженства.
— Вернулся, — прошептал он, кладя руку на грудь. — Вернулся.
— Теперь, когда справедливость восстановлена, мы, пожалуй, пойдем, — вставая, проговорил Курносов.
— Что? — истерично воскликнул Иван. — Это все, зачем вы приходили? А как же «святая месть»? Что, карать подлеца и предателя никто не будет? Казнь не состоится? — Его вид был отвратителен и жалок, а эти крики были похожи на вопли юродивого или полоумного.
— Ну, почему же. Состоится. Но медленная, — останавливаясь в дверях, проговорил Василий. — Ты будешь жить и помнить, что я знаю о тебе все, что я в любой момент могу набрать телефонный номер Николая Дмитриевича и сообщить ему, кто же на самом деле его зять. И возможно, я вскоре это сделаю. Но сперва посмотрю, как тебе поживется без медальона. — Он нехорошо улыбнулся, глядя на Скороходова, и, не добавив больше ни слова, вышел из номера.
